***
Выйдя из ванной, Павлова направилась в сторону кухни, надеясь застать там Геннадия, но услышала его голос из совсем другой комнаты. Дверь в нее оказалась приоткрыта и Ирина Алексеевна задержалась у порога исключительно из любопытства: очень уж хотелось узнать, о чем говорили Кривицкие. — В который раз нам отказывают? — возмущался Геннадий Ильич. — Пап, успокойся. Они не отказывают, а возвращают на доработку. Неполный пакет документов собрал, — устало парировал сын. От утренней бодрости не осталось и следа. — Ух, евреи!.. Кто-то прыснул, вероятнее всего Алекс, еще мгновение — и зашумела копировальная машина. Прекрасно понимая, что ей не следовало бы стоять здесь, Ирина все равно не могла сдвинуться с места, женщину словно пригвоздило к полу. Сквозь мягкий стук клавиш и клики мыши до нее донеслось робкое предложение старшего Кривицкого: — Тогда, может быть, позвоним матери? Она с кем угодно может договориться. — Ага! Чтобы мама все бросила и сорвалась сюда, в Москву? Вот еще! Не вздумай, па, — взмолился Алексей. Вся обратившись в слух, Павлова не сразу заметила, как гулко забилось собственное сердце. У нее даже создалось ложное впечатление, что Кривицкие могут его услышать, поэтому женщина поспешила ретироваться — подождет Гену в кухне. Стоило ей сделать шаг в сторону, как Алексей снова оживился: — А Ирина Алексеевна ничего такая! Кажется, с юмором, в отличие от Светланы. До сих пор не могу простить… — Леша! — в голосе Геннадия прозвучали металлические нотки. — Ты от темы не отходи. Позвони мне сегодня после приема, я должен знать. Обсуждение завершилось. Раздался шелест бумаг, будто кто-то принялся за их подсчет, и в этот раз Ирина прекратила искушать себя не принадлежавшими ей тайнами и бесшумно отправилась завтракать.***
Для Павловой было очевидно, что Геннадий Ильич совсем не прислушивался к новостям, начавшимся на радиоволне. Он молча вел автомобиль, мча их на очередную смену в Склиф, и ни на что, кроме дороги, не отвлекался. Ирина уменьшила громкость динамика, чтобы завести с Кривицким непринужденный разговор. — Ген, а почему твой сын в такую рань приехал? Что-то срочное? Настраиваясь на беседу, Кривицкий со свистом втянул ноздрями воздух и задумчиво протянул: — Видишь ли, в девять у него встреча, где понадобятся копии некоторых документов. Я сам часто с бумагами вожусь, завел себе принтер «три в одном». Вот Лешка и пользуется время от времени. — Вы давно раздельно живете? Павлова закинула ногу на ногу, с интересом уставившись на своего водителя. На несколько минут Геннадий Ильич погрузил ее в прошлое, и эпизоды его жизни замелькали один ярче другого в фантазии женщины. Кривицкий развелся с женой Маргаритой в 2005 году. Как следствие, дети остались с матерью, но всегда беспрепятственно общались с отцом. Спустя время совершеннолетняя дочь переехала в Штаты; Рита, как истинная еврейка, «вернулась на историческую Родину»; и только Алексей предпочел жизнь в Москве. — Я, кстати, тоже еврей, — гордо добавил Гена. — Об этом я еще в институте слышала. Потому и не удивилась, что ты меня в ресторан еврейской кухни привез тогда, — Ирина улыбнулась, оглядывая его лицо, и Кривицкий поспешил вернуть ей улыбку. — Гена, а после Маргариты ты с кем-то жил? Мужчина отозвался не сразу, обратив все внимание на пересечение перекрестка, но интуиция красноречиво подсказывала Павловой, что Кривицкий тянул с ответом намеренно, чтобы хорошо его продумать. — Ты в самом деле хочешь знать? — вздохнул он и, почти не делая паузы между фразами, продолжил: — Мне скрывать нечего. Геннадий Ильич поведал еще одну историю. Три года назад Кривицкий, числясь в рядах лучших сотрудников московской клиники пластической хирургии, познакомился с пациенткой Светланой. Закрутился роман, набирая сумасшедшие обороты. Света переехала к нему и они жили вместе около полугода, вполне себе душа в душу, как полагал Геннадий. Но однажды, вернувшись с работы, он не застал женщину дома. Не было ни ее самой, ни личных вещей, ни записки. Света исчезла без комментариев — она всегда была замкнутой, и о том, что ее не устраивало, не говорила. Геннадий Ильич, как водится, обивал порог ее квартиры, умолял объясниться, вернуться, в конце концов, но Светлана лишь повторяла: «Я больше не могу с тобой быть. Пожалуйста, оставь меня». Он и оставил, несмотря на боль и обиду. — Вот так, Ира. За окном прямо на глазах вырастали знакомые здания, в поле зрения появилась грозная многоэтажная постройка института Склифосовского — пара подъезжала к работе. — Странно, но Лешке моему Света никогда не нравилась, хотя он — мировой парень и со всеми ладит, — пожал плечами Кривицкий. — Эх, ну все это не важно. Ты лучше скажи мне, когда разведешься? Павлова оживилась, радостно потерла руки: — 12 ноября. В честь этого грандиозного события хочу пригласить тебя в ресторан, пойдешь? — Конечно, пойду, напьемся с тобой! — хохотнул мужчина. — А вообще, Ира, как ты? Все еще переживаешь из-за расставания? Ирина перевела на него полный удивления взгляд. — С ума сошел? Да я счастлива. Нет, правда, Ген, мне очень спокойно. Ты рядом, — она опустила ладонь на его бедро и нежно погладила. Геннадий вмиг сплел их пальцы свободной от руля рукой. — Заботишься, как… никто и никогда. Ты даже контейнер с едой мне положил! Женские пальцы, вырвавшись из плена мужских, накрыли тонкую переносицу, и Ирина зажмурила глаза. Ей не хотелось плакать, просто горло схватил непроизвольный спазм и Павлова немедля сконцентрировалась на внутренних ощущениях, блокируя другие органы чувств. Кривицкий потянулся к ее плечу: — Ну, тише-тише. Неужели так растрогана? Ира, это сущие пустяки. — Никакие это не пустяки, — сердито, почти капризно возразила Павлова. Когда они подъезжали к остановке, на которой Геннадий обыкновенно высаживал Ирину по ее просьбе, он вдруг спросил: — А ты бы вышла замуж еще раз? — Почему ты спрашиваешь? — Мм… просто интересуюсь, — Гена смотрел на женщину с точно таким же пытливым выражением лица, как полутора часами ранее его сын. — Ну если интересуешься, то знай, что вышла бы. Только за любимого, понимаешь? Ее уточнение, сказанное серьезным тоном, сбило Кривицкого с толку. Он медленно кивнул, потому что Ирина ожидала от него хоть какой-нибудь реакции. Геннадий Ильич искренне недоумевал: как вообще можно вступать в брак с нелюбимым человеком — что за мазохизм такой? Павлова видела легкое замешательство хирурга, но времени до начала рабочего дня оставалось все меньше, и она заторопилась. Чувственно прикоснулась к губам Кривицкого на прощание. Поняв, что для нее самой этого мало, поцеловала его в щеку, задерживаясь на коже дольше положенного. Гена определенно не был против. — Увидимся на работе! — пробормотала Ирина, выпорхнув из машины. Тронувшись с места, Кривицкий успел заметить в боковое зеркало, как Ирина, остановившись посреди тротуара, запрокинула счастливое лицо к серому небу.***
Сбросив звонок сына, Геннадий Ильич в изнеможении присел на лавочку для пациентов. Опять не получилось… Ну что же, попробуют вновь. Не шевелясь, просидел еще минут десять. Врачам засиживаться не принято, не та профессия, поэтому с трудом поднявшись, Кривицкий взял курс на ординаторскую. После обеда он снова должен быть у Нарочинской — Геннадий теперь заходил к ней раз в три дня и как минимум на полчаса. Его с самого начала восхищала энергичность Марины Владимировны. Ведь ей удавалось и управлять, и активно оперировать, и посещать заседания. Главврач даже нашла время на него, Кривицкого, чтобы он изложил ей свою затею, и воодушевленно принялась работать с ним в паре. Ровно у поста регистратора мужчину перехватила Нина и попросила проследовать в противошоковый, где Куликов занимался экстренным пациентом. Невзлюбивший Геннадия Ильича с момента первой встречи, Сергей Анатольевич оттараторил диагноз и устно набросал план операции. Челюстно-лицевой смирно кивал, во всем соглашаясь с коллегой. Врачи дали отмашку медсестрам готовить пациентку к хирургическому вмешательству, а сами направились к оперблоку. По дороге Кривицкий внес предложение: — Нос обязательно нужно поправить как можно скорее. Я сделаю это, как закончим с брюшной полостью и рукой, согласны? — Давайте вы не будете экспериментировать с моей больной? Я против любых дополнительных вмешательств, — отрезал травматолог. — Но она же молодая девушка, это необходимо… — Геннадий Ильич, — бесцеремонно перебил его Куликов, — может быть, вы и не плохой челюстно-лицевой хирург, но пластический из вас не ахти. Такого Геннадий никак не ожидал услышать в свой адрес на просторах Склифа. Внутри все будто оборвалось. Врач замедлил шаг, отчаянно хватая носом воздух. — Что, простите? — Носы — не ваша стезя. Обойдемся без жертв. Шокированный Кривицкий остановился посреди коридора и развел руками. Его губы скривились в нервной усмешке, ладони сжались в кулаки. — Стойте! — Куликов послушался. — О чем вы говорите, Сергей Анатольевич? — О вашей неудачной операции пациентке Анне Ханиной, помните такую? — Понятия не имею, о ком вы! — искренне ответил Геннадий. — Вот и настал мой час, видимо, — Сергей Анатольевич извлек телефон из кармана мятого халата и принялся искать нужную фотографию. — У меня есть только одно фото Ани, еще до пластики. Узнаете? — он сократил расстояние между ними и протянул коллеге мобильное устройство. Геннадий Ильич долго вглядывался в экран. Нет, женщину он угадал сразу. Скандал с ее участием вспыхнул умопомрачительный, разрушающий любую репутацию без шансов на спасение. Однако Кривицкому помог сгладить конфликт влиятельный знакомый из Минздрава. Чиновник, бывший приятель по институту, был у Геннадия в долгу и потому оказал всевозможное содействие в вопросе. — У вас ошибочные сведения. Мы разошлись с пациенткой полюбовно, — сухо пояснил Кривицкий. — Если вы, Сергей Анатольевич, продолжите общаться со мной в подобном ключе — у нас с вами дела не получится. Челюстно-лицевой хирург двинулся к операционной, оставив Куликова позади. Внезапно сердце мужчины пронзила острая боль. Надо же, скандал словно тень пришел за ним и на новую работу. Геннадия охватило смутное, недоброе предчувствие, будто эта «история с носом» еще сыграет свою подлую роль… Он потряс головой, отгоняя негативные мысли и настраиваясь на предстоящую операцию, как настоящий профессионал.