Здесь обитают драконы

      Ради этого разговора Яна пошла на беспрецедентные меры, в текущих условиях равносильные подвигу — вымыла голову. Сомнительно, конечно, что Бард вообще это заметил и, тем более, оценил, но по опыту из родного мира Яна знала, на важных встречах со властьимущими следует выглядеть прилично. Если и не ради того, чтобы произвести впечатление, то хотя бы для уверенности в себе.       Бард охотно ее принял, внимательно выслушал и, тщательно все обдумав, уверенно сказал:       — Нет.       Яна в принципе не ожидала, что он согласится сразу, но все равно было немного обидно. Мог хотя бы ради приличия поколебаться… Но, впрочем, это было бы не в стиле Барда — он явно не был испорчен властью и оставался человеком честным, прямолинейным и начисто лишенным какого-либо лицемерия. Яне он, в целом, нравился.       Она терпеливо вздохнула. Ладно. Попробуем еще раз. И еще, если потребуется. И так до тех пор, пока правитель Дейла не выйдет из себя и не велит выкинуть медика из ратуши. Все-таки были в этом средневековом мире и положительные стороны: в родном мире столь высокое начальство Яну выпроводило бы сразу, отмазавшись формальным «мы рассмотрим вашу инициативу». Здесь можно было все-таки попытаться договориться.       — Ты ведь знаешь, что госпиталь нужен городу, — возразила она. — Ты сам говорил, что должен заботиться о своих подданных, так неужели можешь позволить им страдать и умирать от болезней, которые можно успешно излечивать или предотвращать? Мы ведь уже неплохо показали себя, выхаживая раненых — ни один из них не умер от горячки, и большинство вернется к обычной жизни. А без нашего вмешательства многие скончались бы или остались калеками. Так что ты знаешь, на что мы способны.       Бард кивнул.       — Я благодарен тебе за твою службу, — проговорил он, но по его тону Яна догадалась, что мнения своего Бард не переменил. — И я не запрещаю тебе открывать твой… госпиталь. Но сомневаюсь, что смогу его содержать.       — Медицина требует денег, — тут же отчеканила Яна, припомнив любимую присказку своей предыдущей начальницы. — И чем этих денег больше, тем она лучше. Без государственной поддержки мне не обойтись.       — Целители всегда брали плату за свои услуги, — после короткого раздумья сказал Бард. — Ты могла бы делать так же.       Яна невесело рассмеялась. Уж конечно, она могла бы открыть частную практику — и при определенных условиях озолотилась бы, но смысл-то был не в этом.       — Плату? Ты серьезно? — она иронично фыркнула, всплеснув руками. — Такая схема либо не покроет наши расходы, либо цена за наши услуги будет неподъемна для большинства. Так что это полная чепуха! Городской госпиталь должен быть бесплатным для населения. Никто не должен болеть и страдать только потому, что у него нет денег, чтобы заплатить лекарю. Обеспечить адекватную и доступную медицину для народа — долг любого правителя цивилизованного государства.       Бард болезненно скривился.       — Боюсь, сейчас мы далеки от цивилизованного государства, — кисло отозвался он. — Я не спорю с тобой, госпожа — ты, конечно, права. Это хорошая идея, и мне она искренне нравится. Но как ты себе это представляешь?       Честно говоря, представляла Яна весьма смутно. Финансовый вопрос был самым слабым местом в ее планах, даже не оттого, что финансы надо было где-то добыть, а потому, что ими нужно было как-то распоряжаться. Довольно нетривиальная задача для того, чьи экономические успехи сводились к отсутствию кредитов. Впрочем, в современном ей мире это тоже можно было считать своеобразным достижением.       Но, если («когда», упрямо поправила себя Яна) Бард согласится, нужно будет найти человека, который в этом разбирается. Нанять бухгалтера, иными словами. Хотя сначала деньги на все это надо все-таки получить.       — В будущем клинический госпиталь можно было бы содержать за счет налогов и благотворительных пожертвований, — ответила она. До понятия «медицинской страховки» этот мир, пожалуй, еще не дорос…       Бард ненадолго задумался. Разглядывая его хмурое сосредоточенное лицо Яна начала подозревать, что бухгалтер в будущем понадобится не только госпиталю — Бард, очевидно, тоже в этом совершенно не разбирался… Он, в конце концов, до всей этой ерунды с драконом, орками и сокровищами, был простым лодочником, и Дейлу в целом повезло, что будущий король хотя бы умеет читать и писать. И, предположительно, считать. Впрочем, общая финансовая безграмотность странным образом сближала: Яна прониклась к Барду еще большей симпатией. И с иронией подумала о том, что когда в следующий раз ей доведется вести прогрессорскую деятельность в отсталом мире, надо будет прихватить с собой какого-нибудь экономиста.       — Хорошо, — наконец сказал Бард, — Я только за. Но пока у нас нет налогов и благотворительных пожертвований. Грубо говоря, у нас нет вообще ничего, кроме надежд. Боюсь, тебе придется подождать.       Яна вздохнула, покачав головой.       — Я не могу подождать, — заявила она, поднимаясь со своего места и нервно прохаживаясь по комнате. — Допустим, сейчас мы еще как-нибудь протянем на помощи от Даина, но он не будет содержать нас вечно. А впереди зима, холодная и долгая… Нас почти наверняка ждет вспышка респираторных инфекций из-за холода и грязи, а, учитывая текущий уровень жизни, к ним добавятся и кишечные хвори, обморожения и травмы. В конце концов, в городе есть беременные женщины и маленькие дети, которым адекватная медпомощь понадобится не «может быть», а «наверняка». Если я закрою госпиталь, они эту помощь получить не смогут.       …А еще потому, что второй раз запустить эту госпитальную машину будет уже гораздо сложнее. Сейчас, воодушевленные благодарностью за помощь раненым, люди смотрели на Яну и ее «бригаду» с восхищением. Но пройдет время и эта эйфория поуляжется, уступив сомнениям и недоверию к новому. И теперь-то иных нелегко убедить в необходимости делать что-то именно так, а не как «велели предки» — да хотя бы в необходимости мытья рук. А что будет через полгода?       Не говоря уж о том, что через полгода здесь может не быть уже самой Яны.       Нет, железо надо ковать, пока горячо. Воспользоваться инерцией, чтобы не заглохнуть перед подъемом. Разогнать этот чертов паровоз так, что уже ничто не сможет его остановить…       — Прежде повитухи и знахари обходились без госпиталей, — заметил Бард, следя за Яной обеспокоенным взглядом — она только сейчас поняла, что, охваченная своими размышлениями, нервно мечется по комнате, измеряя широкими шагами расстояние от стены до стены.       — Ага. И работали в полной антисанитарии, не заботясь о выхаживании пациентов, которое, между прочим, серьезно влияет на выживаемость, — медик резко остановилась, развернувшись на каблуках. — Не говоря уж о том, что многие из этих твоих знахарей и повитух были шарлатанами. А вот официальное медучреждение — совсем другое дело. Это условия. Квалифицированный персонал, обучением которого буду заниматься лично я. Нормальная еда и чистая вода. Постоянный присмотр и возможность осуществить экстренное вмешательство. Это совсем другой уровень. Лучший.       Перечисляя, она наглядно загибала пальцы, а, замолчав, экспрессивно потрясла сжатым кулаком, но вовремя спохватилась, это что, пожалуй, слишком. И смущенно опустила руку.       — Эсгарот прекрасно обходился и без этих мер, — Бард тоже встал и прошелся по комнате — правда, в противоположную сторону.       Яна глубоко вдохнула и резко выдохнула, выпустив воздух через стиснутые зубы.       Ей казалось, что в глубине души он уже с ней согласился. По крайней мере, все его возражения звучали не так уверенно, как если бы Бард хотел однозначно «зарезать» эту инициативу. В конце концов, он мог бы просто выставить назойливую и упрямую просительницу, не желая напрягать себя всей этой странной чепухой о бесплатной медицине.       Но он слушал. Слышал. Спорил. Колебался. Как будто что-то удерживало его от принятия окончательного решения, но вот только непонятно — какого.       И Яна пошла ва-банк. — От чего умерла твоя жена, Бард? — нарочито-негромко спросила она.       Грубо говоря, вопрос был риторическим. Яна много общалась с Сигритт, а Сигритт была рада поделиться этой застарелой болью — и о том, как потеряла мать, и о том, как горевал по супруге ее отец.       Мужчина вздрогнул. Она попала в «яблочко».       Это было не очень-то честно. Прямо сказать, грязный прием. И Яне было за него очень стыдно — и перед Сигритт, и перед Бардом, и перед собственной совестью.       Но ведь даже благородный эльфийский король опускается до откровенных манипуляций на личном, не так ли? Цель оправдывает средства…       Только во рту от этих слов все равно остался мерзкий привкус.       — Дай-ка угадаю? В родах? Или от осложнений? — продолжила Яна торопливо, пока ей еще хватало запасов коварства. — Или, может, от болезни, которую ни один лекарь не смог исцелить? Но если бы в Озерном Городе была бы нормальная больница, доступная для всех — ее можно было бы спасти. Разве ты не хотел бы, чтобы больше ни с кем не случилось то, что было с тобой? Я могу это изменить. Мы можем. Да, это дорого обойдется — но разве оно того не стоит?       Бард молчал. Молчал долго. На Яну он не смотрел, но медик видела, как напряженно сжались его кулаки, как напряглись мышцы на обнаженных закатанными рукавами предплечьях, словно он жаждал сдавить шею врага. Но этот конкретный враг когда-то нанес ему неисцелимую рану. И против него Бард оказался бессилен…       «Прости. Ради бога, прости».       — Стоит, — наконец проговорил он, и напряжение покинуло его вместе с тяжелым вздохом — руки разжались, плечи поникли. — Но я все равно не могу тебе помочь. Денег у нас нет. Я рассчитываю на сокровища Горы, но их судьба еще не определена. С этим, как ты знаешь, возникли некоторые… трудности. Торин не намерен отдать нам обещанное.       Яна кивнула и поморщилась.       Да уж. Что там Гендальф говорил про камень и реку?.. Что вода все равно найдет свой путь к конечной цели? Но этот лежачий валун, пожалуй, придется подмывать долго. И, что самое неприятное, поместила его туда она сама, когда спасла одну обреченную жизнь.       Но кто же знал?..       — Этот все из-за его драконьего психоза? — негромко спросила медик. У нее еще оставалось несколько «чудесных» таблеточек, которыми она в свое время покормила Алфрида. Вот с Торином, как она начала догадываться, они бы не помогли. Он же не псих. К сожалению.       — Дело не в… психозе, — пробормотал Бард, запнувшись на незнакомом слове и нахмурившись. — Аркенстон все еще у меня.       — Так верни его, — тут же отозвалась Яна.       — Не могу, — он устало вздохнул, задрав голову к потолку. — Помнишь, мы уже говорили с тобой о претензиях Трандуила? Так вот, ты оказалась права.       Яна попыталась припомнить тот разговор, а, припомнив, мысленно выругалась.       — Он начал давить?       — Да, — Бард сокрушенно покачал головой. — Мы все сейчас очень зависим от эльфов и их продовольственной помощи. Трандуил очень рекомендует не возвращать Торину камень, пока тот не выполнит свои обязательства. Все обязательства. В том числе и те, которые перешли ему в наследство от деда. А я не могу пойти против воли владыки Лихолесья. Если я это сделаю, он прекратит поддержку города, начнется голод. А Торин и слышать не хочет о разделении сокровищ, пока не получит желаемого. И якобы украденное у владыки Трандуила тоже не вернет.       Яна хмуро сдвинула брови. Про «якобы украденное» она уже слышала от самого Трандуила, а еще раньше — от Мелла. Кажется, это была какая-то цацка, то ли ожерелье, то ли колье… Надо будет уточнить.       — Замкнутый круг, — заключила она. — А почему ты думаешь, что Торин это «украденное» не вернет? Ради этой штуки Трандуил пригнал многотысячное войско. Я бы на месте Его Величества как минимум задумалась бы.       — Потому что не считает себя «вором», — ответил Бард с таким выражением лица, что Яна с уверенностью готова была диагностировать у него начало мигрени. — Я плохо знаю эту историю, но, кажется, все началось из-за того, что эльфы и гномы не смогли договориться об оплате.       — Но разве Торин не понимает, что эта побрякушка — ключевой узел проблем? — пробормотала Яна, скорее рассуждая вслух, чем ожидая ответа. Вопрос, по сути, был почти риторическим. — У него же буквально целая гора сокровищ. Одним больше, одним меньше…       Бард натянуто улыбнулся и медленно замотал головой.       — Боюсь, дело тут далеко не в побрякушке. У Торина к Трандуилу есть личные счеты. И он из принципа ничего ему не отдаст.       Да уж… Интересно, почему кашу эту заварили благородные короли, а стукнуться головой о стену хочется Яне?..       — Ладно, — сказала она, решив, что разбираться в глубоких отношениях монарших особ ей сейчас не хочется. — А что, если Торин все-таки получит Аркенстон? Бард снова задумался. Яна сокрушенно отметила, что с дипломатией тут дела обстоят еще хуже, чем с экономической грамотностью. Иной опытный переговорщик давно бы уже взял гномьего короля за… ну, в общем, в оборот, и, воспользовавшись его положением и поддержкой эльфов, выторговал бы у него половину золота.       — Мы могли бы обменяться, — по-простому пожал плечами правитель Дейла.       — Понятно, — хмыкнула Яна. — И тогда ты дашь мне денег на госпиталь?..       Бард посмотрел на нее с искренней мукой во взгляде, но в конце концов заставил себя вежливо улыбнуться. И кивнул.       Видимо, счел этот вариант маловероятным. ***       Когда Яна вернулась в госпиталь, ее ждало две новости. При том, по-классике: хорошая и плохая.       Хорошая заключалась в том, что водопровод в доме все-таки был. Хороший такой водопровод, с приличным напором и чистой и ключевой водой — давно сгинувшие хозяева особняка не пожалели средств для своего комфорта. И гномы во главе с Балином таки смогли все починить.       Но плохую новость Яна узнала раньше — едва переступив порог и наткнувшись на мокрого до нитки и крайне задумчивого Мелледана, который, сохраняя абсолютно невозмутимое выражение лица, сообщил, что система водоснабжения, мягко говоря, имеет изъяны. Судя по доносившимся из погреба воплям и ругательствам на двух языках — довольно существенные.       Выругавшись, Яна торопливо сбежала по ведущей в погреб лестнице, намереваясь высказать невольным сантехникам некоторые претензии к качеству их работы. И замерла, завороженно уставившись на происходящее.       Гномьи лампы были воистину надежными и качественными, поскольку умудрялись гореть даже теперь, заливая помещение зловещим желтым светом. Вышеупомянутая ключевая вода толчками била из дыры в стене, затопив подпол уже по колено и останавливаться на этом, естественно, не собиралась. А еще она была холодной, как сволочь, и, несмотря на очевидный локальный источник, почему-то капала даже с потолка. Через полторы минуты Яна поняла, что голову она могла бы сегодня и не мыть.       Главные исполнители, Балин и Двалин, стояли перед медиком мокрые, грязные и гордые собой. Но при этом злые как черти. Их кармический долг был оплачен, но удовлетворения это, очевидно, не принесло.       — А нельзя ли это как-то… ну, ликвидировать? — растерянно проговорила медик, провожая взглядом содержимое опрокинутой корзины с только с утра выстиранным бельем. Бинты и салфетки неровным косяком неслись в бурлящем потоке мимо лестницы, за ними следом величественно плыла, вздуваясь пузырями, льняная простыня.       Гномы мрачно переглянулись и Яна поняла, что этот вопрос тоже из разряда риторических.       — Нужно заменить кусок трубы, — прорычал Двалин, раздраженно проведя своей лапищей по бороде.       Яна скорбно поджала губы. Звучало как-то не очень перспективно. Тут, увы, в «Леруа» по-быстрому не сгоняешь, и где эту трубу брать — не понятно.       — А перекрыть воду? — предложила она, пытаясь прикинуть, сколько времени пройдет прежде, чем потоп поглотит погреб целиком и начнет примериваться к холлу. — Может, там какой-нибудь вентиль есть?..       — Нет, — покачал головой Балин.       — А вы хорошо посмотрели? — с надеждой спросила Яна.       — Да чтоб вас! Вентиль! — неожиданно взорвался Двалин, патетически взмахнув руками. — Радуйся, что эта клятая труба вообще не лопнула к балрожьей матери! Я-то лично знал парня, который наладил это все ставил, и, клянусь бородой Махала, вам повезло, что оно вообще работает!       Кажется, это была самая длинная фраза, которую Яна от него слышала. Возможно, даже самая длинная из тех, что Двалин когда-либо произносил.       — Лично?.. — непонимающе повторила медик. Да этим трубам никак не может быть меньше шестидесяти лет, а на деле наверняка и все восемьдесят наберется! Но объяснения не последовало — гном уже махнул на нее рукой и с уверенной обреченностью побрел к месту катастрофы, бормоча себе под нос нечто нечленораздельное.       В итоге бедствие ликвидировали, заткнув утратившую целостность трубу ветошью. Следующие два часа весь персонал госпиталя, включая главврача, был занят устранением последствий: воду по-простому вычерпывали ведрами и котелками, и, передавая их по цепочке, выплескивали в сугроб. Сначала в один, потом в другой, так что к вечеру площадь перед домом украсила серия абстрактных ледяных скульптур.       К исходному, сухому и чистому состоянию погреб привести так и не удалось, и, скрепя сердце, Яна махнула рукой, велев перенести прачечную в какое-нибудь более-менее приличное помещение на первом этаже.       Когда госпиталь вернулся к более-менее привычному существованию, Яна отыскала Мелледана. Эльф выжимал свою куртку, по-крестьянски закатав рукава рубахи до локтя. Вид у него был довольно затрапезный, но все еще невозмутимый.       — Ты случайно не знаешь, сколько живут гномы? — спросила медик, наблюдая, как ее фельдшер сосредоточенно выкручивает одежку.       Мелл задумчиво хмыкнул, расправил и встряхнул куртку, и, критически ее осмотрев, пожал плечами.       — Гораздо меньше, чем эльфы. Не больше трехсот лет. Яна присвистнула. Похоже, Двалин не врал насчет личного знакомства с неведомым сантехником, хотя сам выглядел максимум годов на сорок. По человеческим меркам.       Так-то он вполне мог бы застать в пеленках еще Янину прабабушку.       — А сколько же лет Торину? — пробормотала медик.       Эльф задумчиво поднял глаза к небу и зашевелил губами, что-то подсчитывая, словно и сам застал рождение нынешнего Короля под Горой. Впрочем, не исключено, что так оно и было.       — Примерно двести, — наконец, ответил он.       — Ясненько… — пораженно выдохнула Яна. Ей-то казалось, что гном ненамного старше ее самой, но правда была несколько… шокирующей. Двести лет!.. А Балину, наверное, и того больше… С ума сойти можно! Да при всех возможностях современной медицины человеку столько не прожить. Но, с другой стороны, они и не люди…       …оставшееся до вечернего обхода время Яна старательно и скрупулезно обдумывала полученную от Барда информацию.       Главная точка напряжения, из-за которой все три расы застряли в дипломатическом тупике — Торин. Без его воли никто здесь ничего не получит. А он, надо сказать, весьма остро реагирует на попытки посягнуть на сокровища Горы. Попробуй только заикнись… Барда вон вообще по его указке чуть с лестницы не спустили, и даже присутствие волшебника мало на что повлияло. Притом, кстати, остальные гномы куда как более адекватны — Даин честно выполнял принятые обязательства, Двалин и Балин часами ковырялись в трубах, а остальные, подвернувшись под руку, без вопросов готовы были выполнить любое поручение. И все это — на основании одной только устной договоренности. Вероятно, если ты достаточно изворотлив и упорен, чтобы уболтать и развести гнома на какое-нибудь обещание — то можешь не сомневаться, что оно будет выполнено. Людей это, кстати, тоже касается. Как, вероятно, и эльфов.       Похоже, в этом мире данное слово обладало вполне реальным весом. Наверное, это хорошо. Избавляет от кучи ненужных формальностей.       С другой стороны, в этой системе был и изъян: она ничем, кроме эфемерного и довольно сомнительного для Яны понятия о личной чести, не регулировалась. То есть честь, это, конечно, хорошо, но как-то уж очень… ненадежно. Торин вон вроде как вообще о ней позабыл, хотя похищение Аркенстона дало ему формальный повод выкатить обманутым беженцам встречные претензии. Которые, кстати, прочие участники конфликта вполне себе признавали валидными, хотя по логике вещей после всей этой истории «активы доверия» Короля под Горой должны были истаять. Тут, кажется, имели место какие-то тонкие нюансы, разобраться в которых бесполезно даже пытаться.       Яна тягостно вздохнула. Слишком много переменных, слишком много личных интересов и обид… Слишком многое принято на веру или зависит от субъективных суждений. Кажется, эти люди и нелюди сами запутались в этой хитрой схеме, и выпутаться уже не в состоянии. Пожалуй, «в следующий раз» в команду стоит взять еще и юриста…       Короче, все печально. Эльфы обвиняли гномов в краже, гномы эльфов — в удержании платежа, а больше всех в итоге досталось людям… Да уж. Прямо-таки сказочный мир мечты, ничего не скажешь.       Между тем, наступил вечер. Закончился ужин, подошел к концу обход, и Яна, прихватив чемоданчик, поплелась наверх.       Торин, как ни странно, пребывал в непривычно приподнятом настроении. Смятого пергамента вокруг него валялось еще больше, чем вчера, некоторые комочки лежали аж на другом конце комнаты, словно их в сердцах зашвырнули в стену. Но, кому бы гномий король не писал это письмо, сегодня его творческие потуги все-таки увенчались успехом — в руках он держал длинный развернутый свиток, который как раз перечитывал, когда Яна вошла. Чернила еще не успели просохнуть, глянцево поблескивая в свете лампы. Незнакомые угловатые руны выстроились ровными, точно выверенными по линеечке, строчками. Торин писал с аккуратностью печатной машинки, умудрившись не поставить ни единой кляксы.       — Добрый вечер, — проговорила медик, застыв на пороге и некоторое время изучая Торина настороженным взглядом, вполне обоснованно ожидая подвоха.       — Опять ты, ведьма? — фыркнул гномий король, едва удостоив ее взглядом поверх края пергаментного листа. В голосе его, впрочем, не было слышно привычной враждебности. — Что ж, проходи. Я тебя ждал.       Ого. Что, в ближайшем лесу ночью передохли все медведи?.. То есть, конечно, приятно, когда на тебя не огрызаются с порога, но как-то уж очень это подозрительно. Или их вчерашняя ссора все-таки что-то сдвинула в его голове?..       Яна несмело вошла. Торин даже не повернул головы. Он как будто не на больничной койке лежал, а принимал посетителей в личном кабинете. Несмотря на худобу, бледность и убогую, второпях пошитую из старой простыни сорочку, вид у него был довольно солидный.       — Оина, как я понимаю, вы отослали, — пробормотала она, присаживаясь на обычное место и, опасливо косясь на пациента, осторожно собрала клочки испорченного пергамента. Но Торин вчерашних фокусов повторять не стал — то ли и правда был слишком увлечен перечитыванием письма и ничего не заметил, то ли окончательно успокоился и смирился с присутствием медика в своей жизни.       — Мне больше не нужны надсмотрщики, — презрительно фыркнул он. — Я не собираюсь умирать.       — А собирались? — с неподдельным интересом спросила Яна, стряхивая шуршащий мусор на пол.       Торин, наконец, отложил письмо, медленно повернув голову. На пару секунд в его глазах полыхнули знакомые ледяные огоньки, отчего Яне стало не по себе. Словно очередной кусочек головоломки занял свое место — но, увы, запоздало.       А могла бы и сама догадаться… Он ведь говорил. Но тогда казалось, что слова сказаны в пику, не серьезно.       Гном отвел взгляд и криво ухмыльнулся.       — Не был уверен, что хочу жить дальше, — насмешливо ответил он.       Яна покорно растянула губы в вежливой улыбке, сделав вид, что поверила в то, что это была всего лишь шутка.       — Любопытно. Суицидальные мысли могут быть симптомом скрытой патологии, — проговорила она таким же несерьезным тоном. — Но, если их больше нет, полагаю, вам стало лучше.       Выражение королевского лица стало чуть более натянутым.       — Ты вряд ли поймешь. Но не вижу смысла тебя разубеждать.       Яна иронично кивнула. Ладно, будем считать, что вопрос закрыт. Пока что.       — Как вы себя чувствуете? — прочистив горло, спросила она, исключительно для того, чтобы сменить тему — Торин на этот вопрос все равно никогда не отвечал. — Боли, одышка, озноб?       Но гном, видимо, решил-таки сменить гнев на милость, ибо почти тут же отозвался:       — Швы зудят.       Надо же. Прямо почти настоящий комплаенс!       — Потому что заживают, — проговорила Яна, и в качестве ответной любезности включила светский тон. — Позволите вас осмотреть, Ваше Величество?       Вышло довольно фальшиво. По крайней мере, сама Яна сомневалась, что рискнет доверится такой слащавой тетке, но Торину эта игра, очевидно, понравилась,       — Чуть позже, — чопорно проговорил он. — Подай мне тот сверток.       Если бы он сказал «пожалуйста» Яна, не сдержавшись, ущипнула бы себя.       Торин небрежно развязал бечевку и извлек из холщовой тряпицы маленький глянцево-красный брусочек с торчавшим промасляным фитильком. Грани его покрывал затейливый узор в «гномьем» стиле, этакий геометричный вариант кельтской вязи. Яне он уже успел примелькаться — подобным орнаментом гномы украшали все, что только могли: от одежды и рукоятей ножей до ремней и мундштуков трубок.       — Открой лампу, — велел гном. Яна, поколебавшись, подчинилась — ей не слишком нравилось, что вместе с внезапно проклюнувшимися манерами появился и приказной тон, но было все-таки любопытно. Прежде она видела настоящий сургуч только в музеях, но поблекшие, оплывшие от времени древние печати особого восторга не вызывали. То ли дело сам процесс…       С лампой пришлось повозиться — в отличие от маленького светильника Аарны с открытым всем ветрам огоньком, пламя в ней было укрыто шестиугольным колпаком из плоских прозрачных пластин, как у старинных фонарей, и Яна не сразу разобралась, как его снять. Торин тем временем последний раз дунул на чернила, критически рассмотрел свиток под разными углами, и, решив, что больше ничего не размажется, свернул его в аккуратную тонкую трубку, обернув сверху другим листом — желтым и уже порядком потрепанным.       Яна, опасаясь, как бы он не устроил пожар, предупредительно поднесла ему лампу. Гном зажег от нее фитиль и, дождавшись, когда свеча начнет плавится, с великой аккуратностью капнул вязкой смолой на свиток, склеивая «упаковку» и, сунув брусок Яне, торопливо приложил к идеально-круглой печати один из своих перстней. Снять их, кстати, в свое время Яне и Сигритт не удалось. Может, это и к лучшему, а то обвинили бы еще в покушении на королевскую печать.       — Это все? — спросила Яна, задув сургучовую свечу. Это, конечно, очень мило, но ждать, пока он разберется со всеми своими делами, она все-таки не собиралась.       — Почти. Открой окно.       Яна удивленно вскинула брови. Он что, собрался выкинуть письмо в сугроб? Или рассчитывал забросить его прямо до адресата? Во всяком случае, самолетик из него сложить бы уже не получилось…       Снедаемая любопытством, Яна встала и осторожно откинула засов на единственных не заколоченных ставнях. В створки упруго ткнулась ночная метель, и пришлось их придержать, чтобы не сорвало с петель ветром. Едва она приоткрыла из на полторы ладони, ночная тьма шевельнулась, недовольно хлопнула крыльями и, глухо каркнув, стрелой устремилась в палату, скользнув под Яниной рукой…       От неожиданности медик вскрикнула и поспешно захлопнула ставни. Впорхнувшую в комнату черную тень она толком не разглядела, но подстегнутая испугом фантазия успела нарисовать целую орду жутких монстров. Дрожащей рукой задвинув засов, она обернулась, судорожно соображая, чем бы таким тяжелым запустить в успевшую прорваться внутрь тварь…       Торин, наблюдая за ней, откровенно посмеивался. На его плече сидел крупный ворон, черный, как сама адская бездна, притом взгляд у птицы был такой же насмешливый и ехидный.       — Вы вообще знаете, что такое орнитоз?! — выпалила Яна первое, что пришло в голову, от потрясения и возмущения даже забыв выругаться.       Гном блаженно улыбнулся, почесав встопорщенные перья под вороньим клювом.       — Это Роак, сын Карка, — негромко проговорил он. — Его семейство уже много поколений служит моему роду. Он не опасен.       — Могли бы и предупредить, — сквозь зубы процедила Яна, успев мимолетно подивиться, что даже у чертовых птиц тут есть родословная. Ей было досадно за свой испуг, а, главное, за то, что Торин все видел и явно получал от этого удовольствие. Исправился он, как же! Все так же издевается, только теперь куда более тонко. Разыграл ее, как первоклашку!       Торин протянул руку и ворон охотно на нее перебрался, сомкнув когтистые лапы на его пальцах. Рука гнома задрожала, и он вынужденно ссадил птицу на одеяло, где Роак продолжил послушно сидеть, с неодобрением зыркая по сторонам.       — Что, даже не попросишь погладить? — насмешливо поинтересовался гномий король. — Я думал, ведьмы вроде тебя обожают воронов.       — Жареных, — проворчала Яна, скрестив руки на груди.       Она всегда считала воронов помойными птицами и, честно говоря, к своему позору весьма неуверенно отличала их от галок, но Роак, надо признать, был не лишен некоторого мрачного очарования. Ворон был крупным, мощным, но на удивление изящным. Блестящее черное оперение отливало сапфировой синевой и казалось жестким, словно отчеканенным из темного никеля. Выглядел он грозно и величественно, но при этом казался абсолютно ручным.       Яна вздохнула, скрестив руки на груди и стараясь вообще в эту сторону не смотреть, чтобы не видеть столь вопиющего нарушения больничных правил. По-хорошему птицу следовало выгнать — даже если она выглядит чистой и ухоженной, кто знает, какую заразу она может принести? Вороны ведь, кажется, падальщики… А с разлагающейся плоти можно цепануть такое, что никакие антибиотики не помогут.       Но, впрочем, теперь гнать ворона поздно — все микробы, которые могли попасть к Торину, уже к нему попали. Да и сам гном, общаясь со своей птицей, выглядел настолько довольным жизнью, что мешать ему было прямо-таки грешно.       — Он тебя не укусит, — проговорил гном, насмешливо наблюдая за медиком.       — Да? И зачем вы тогда настаиваете? - фыркнула Яна, отвернувшись, ибо солазн поддаться на провокацию был слишком велик. — И вообще, вороны ведь не кусаются. Они, кажется, выклевывают глаза.       — Только покойникам, — заметил Торин. — Неужели ты боишься, ведьма?       — Нет, — соврала Яна.       — Так докажи. Подойди ближе.       Медик фыркнула, собираясь заверить, что не собирается ему ничего доказывать, но любопытство в итоге все-таки пересилило. Да и вообще — проще сейчас сделать, как он хочет. Руки потом и помыть можно.       Да-да. И желание точно так же, как и Торин, погладить красивые антрацитовые перья тут, конечно же, совершенно ни при чем…       Осторожно приблизившись, Яна села на край кровати и боязливо протянула к птице руку. Ворон беспокойно дернул головой, но клеваться все-таки не стал, милостиво позволив себя коснуться.       В общем-то, не так это оказалось и страшно, хотя злоупотреблять терпением Роака, пожалуй, не стоило. Яна почтительно пригладила мягкие перья на его спине, стараясь при этом даже случайно не дотронуться до пальцев Торина, после чего, вздохнув, достала из чемоданчика пузырек с бренди и, засучив рукава, щедро плеснула «антисептик» на ладони, тщательно размазав его по коже.       — Это сделал я? — неожиданно спросил Торин.       Яна недоуменно повернула голову, обнаружив, что он с каким-то неприятным напряжением смотрит на ее руки. Точнее, на правое запястье, которое причудливым браслетом охватывали свежие синяки, за день успевшие почернеть.       Глупо говорить, что нет. На руке четко отпечатались следы его пальцев.       — Ерунда, — поморщилась она, не желая ни вспоминать, ни обсуждать вчерашнее, и поспешно спрятала запястье под рукавом.       — Все же я должен извиниться, — задумчиво хмыкнул Торин. — Я был… излишне жесток.       — Вы уже извинились, — пробормотала Яна, с удивлением отметив эту странную словесную конструкцию. «Излишне жесток», ха. Как будто можно быть жестоким «недостаточно» или «в самый раз». Чушь это — любая жестокость априори излишня.       — Ты все еще злишься, — заметил гном.       — Вовсе нет.       — Ты не умеешь врать.       …Конечно, она злилась. Это вообще довольно здоровая реакция — злиться на того, кто наградил тебя гематомой. Яна подозревала, что в тот момент Торин себя не контролировал, но это не шибко его оправдывало. Все-таки взрослый двухсотлетний мужик, мог бы уже и научиться сдерживать свой гнев.       — А почему вас это так волнует? — спросила Яна, чтобы намекнуть, что вообще-то это не его дело. В конце концов, она — живой человек, и после всех этих выкрутасов имеет полное право его ненавидеть, но никогда и ни при каких обстоятельствах эмоции не должны влиять на взаимодействие врача и пациента. И пациенту о них знать вовсе ни к чему.       — Потому, что я желаю мира, — ответил Торин, глядя ей в глаза, а после, чуть отодвинувшись, снова подобрал забытое было письмо. — Но довольно. Пора заканчивать с этим.       Он протянул свиток ворону и вежливо поклонился. Ни капли иронии не было в этом жесте, а Торин был так серьезен и собран, точно перед ним сидела не птица, а посол какой-нибудь союзной страны. Но больше всего Яну удивило то, что Роак ответил — каким-то совершенно не птичьим движением отставил правую лапу назад и грациозно опустил голову. Торин шепнул ему что-то, и ворон, подпрыгнув, цапнул письмо обеими лапами, еще в прыжке взмахнул крыльями и взмыл к потолку.       — Выпусти его, — проговорил гном.       Медик снова открыла окно, осторожно придерживая створку. Роак завершил один круг по комнате, вроде бы начал заходить на второй, но неожиданно прижал крылья к телу и стрелой метнулся в проем, так резко, что Яна даже не успела испугаться, когда он черной тенью пронесся в двух сантиметрах от ее лица, громко каркнув на прощанье.       Она закрыла ставню, и, оглянувшись, увидела, что Торин снова насмешливо улыбается. Снова стало почти по-детски обидно, как будто гном нарочно это подстроил, чтобы в очередной раз развлечься за ее счет. Как дурной первоклашка, ей-богу!       — Мне нужно осмотреть швы, — строго напомнила Яна, возвращаясь к кровати и искренне надеясь, что охватившее ее раздражение никак не отразилось на ее лице.       — Конечно, — согласился Торин, осторожно укладываясь — теперь он мог ложиться и садиться сам, но рана явно все еще беспокоила его.       Все было в порядке. Пока Яна молча меняла повязки, гном лежал, прикрыв глаза — настолько неподвижно, что можно было решить, будто он уснул. Но когда Яна занялась швом на его лбу, все же выдал себя дрожащими веками, ибо все же трудно притворяться спящим, когда кто-то махает руками у лица. Рефлекс все-таки. А нитки, пожалуй, скоро пора будет вытащить — рана почти затянулась.       — Знаешь, ведьма, — задумчиво проговорил гномий король, привычно морщась от запаха эльфийской мази, но глаз не открывая. — Я полагаю, ты все-таки заслужила мою благодарность. Я был неправ и хотел бы… это компенсировать.       Яна с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть, но, раз он не видел, закатила глаза. Нет, конечно, хорошо, что он все-таки сменил гнев на милость, но медик уже начала склоняться в мысли, что лучшей благодарностью с его стороны будет выписаться и благополучно покинуть госпиталь.       — Я подумаю над этим, — отозвалась она, осторожно размазывая пахучую массу вдоль шва.       — Подумай, — Торин открыл глаза, умудрившись почти сразу поймать ее взгляд, и Яна чуть было снова не закричала от неожиданности. — Можешь попросить что угодно.       — Кроме сокровищ Горы? — догадалась она, криво усмехнувшись.       Торин рассмеялся.       — У меня никаких других нет, — проговорил он. — Но прояви умеренность и не наглей.       — Обязательно, — Яна натянуто улыбнулась, завернув крышку склянки с мазью. — А теперь я займусь вашей ногой — и закончим на этом… ***       Во сне Яна снова ехала на пассажирском сидении служебной «Газели» сквозь ночную Москву. Из стареньких хрипящих колонок тараторил не в меру бодрый голос радиоведущего, а потом заиграла музыка. Звонкий голосок еще молодой Аллы Борисовны весело напевал: Все могут короли! Все могут короли! И судьбы всей земли вершат они порой…       Мимо проплывали нервно мигающие фонари и красочные рекламные билборды, которые Яна рассматривала от нечего делать. Предлагали они, правда, странное:       «Эребор-ЛЮКС! Лучше масляные лампы в Средиземье!»       «Ювелирный салон «Лихолесье». Бессмертные ценности на все времена» (и улыбающееся во все тридцать два зуба лицо Трандуила…)       «Летайте орлами Средиземья! Гваихир-эир: мы рады видеть вас на борту!»       «Лучшая кальянная в городе «у Смауга». Спеши испытать вкус драконьего огня!»       Увидев на очередном щите мрачное лицо Торина, предлагавшего взять выгодный кредит в «Сбере», Яна чуть не расплакалась.       — Виталик, — проникновенно проговорила она. — Пожалуйста, скажи, что мне это все приснилось…       — Да что ты мутишь-то, Янка! — беспечно расхохотался водитель, привычно сплюнув в окно докуренный до фильтра бычок неизменной «Явы». — Приснилось, приснилось… В отпуск тебе пора. Отдохнуть, развеяться, места новые повидать… Мы вон с моей бабкой прошлым летом в Харад ездили, у моря косточки погреть…       Яна испустила полный страдания стон и проснулась.       Кажется, была глубокая ночь. В каминном зале горела только одна лампа, и ее неяркий свет желтым пятном мерцал сквозь кисейный полог. Медик вздохнула и раздраженно повернулась к нему спиной.       Чертово Средиземье! Теперь оно прокралось даже в ее сны… Как будто эта реальность постепенно пропитывала ее, подобно дыму от костра. Или, скорее, трупному запаху, который черта с два потом отмоешь.       Странный сон оставил мерзкое послевкусие: как будто намек, что никуда ей отсюда теперь не деться, не сбежать и не забыть… Яна запоздало открыла для себя неприятный факт: не только она меняла этот мир, он тоже менял ее. Интересно, чем это в конце концов закончится? И закончится ли?..       Она перевернулась на живот, уткнувшись носом в подложенную вместо подушки куртку. Закрыла глаза, досчитала до ста, пытаясь заснуть, но тщетно. В конце концов Яна сдалась, легла на спину и, бесцельно разглядывая складки на пологе, начала размышлять.       И где-то через час ее осенило.