Знаешь, так будет всегда

      Шагай по узкой тропинке на «Столбах», вслушивайся в свист и пение синиц и поползней, корми их семечками, наблюдай за белками, следи за дятлами, стучащими по коре сосен, ходи по мосту через речку, по обеим сторонам которой навалено столько снега, что в нём могла бы спрятаться лиса. Делай всё это с полной отдачей, но ни за что, ни за что не вспоминай вчерашнее! Так я говорила себе, следуя за Никитой, который останавливался чуть ли не у каждого кривого дерева, чтобы сфотографировать пейзаж. Солнце выглядывало из-за гор, и его яркий, но холодный свет растекался по голым веткам.       — В моей стране почти не бывает таких холодов. Да и лесов мало, больше полей.       — А у вас красиво?       — Красиво. Хочешь, потом покажу фотки?       Вот так мы и перешли на ты. Так было даже лучше, тем более, после того, как он помог мне успокоиться.       — Ага, только давай помедленнее? — спросила я, когда дыхание участилось, а стопы начали побаливать.       — Ладно, — согласился Никита и смёл снег с ближайшей скамейки.       Он сел на один край, а я на другой. Меня продолжал мучить вопрос, что за существо я встретила в ресторане. В памяти то и дело всплывал образ крысы в шубе, пришитой к коже. Я поёжилась и укрыла кончик носа варежками.       — Замёрзла?       — Чуть-чуть.       — Ничего страшного, если я всё-таки спрошу, что случилось? Ты боялась.       — Это был один из посетителей. От него исходила неприятная энергия. Я столкнулась с ним на выходе из туалета, а он…       По телу прокатилась дрожь. От навернувшихся слёз к ресницам прилипало что-то, похожее на ледяной снег. Никита молча ждал, когда я снова заговорю.       — Он оказался крысой! — воскликнула я, благо поблизости не было людей.       Последние женщины в шаркающих штанах проходили мимо нас минут пять назад.       — Значит, крысой, — мрачно сказал он.       Я уже подумала, что он убежит от меня, но он не убежал. Вместо этого Никита поднялся и заявил:       — На свете существует много чего. И прекрасного, и ужасного поровну.       — Считаешь, это была часть чего-то ужасного?       — Я считаю, что то, что тебя испугало, ещё легко отделалось. Ты могла бы и закричать.       — У меня не настолько громкий голос.       — Нет, я про то, что его бы сразу остановили, — объяснил он.       — Наверное, он успел скрыться.       — Главное, что он тебя не обидел.       — Вообще-то обидел. Я до сих пор обижаюсь, — призналась я и вытерла слипшиеся ресницы.       — Обычно когда меня что-то обижает, я делаю вот так, — сказал Никита, отыскал на земле палочки и ударил по стволу берёзы, на которой была написана какая-то дата.       Он ударил ещё раз, только более весело, на что я заметила, что если так продолжится и дальше, мне придётся занести его в список вредителей природы.       — Кажется, я поняла, к чему ты клонишь. Это музыка?       — И не просто музыка. Это музыка, которая забирает обиду.       — Да ладно?       — Проверь сама. Вот, — ответил он и протянул палочку. — Ударь по берёзе.       — Не буду я над ней издеваться. Для таких экспериментов сгодится и пень.       — Окей. Начинай, — попросил он.       Конечно, это была игра, но, по крайней мере, теперь я не чувствовала себя настолько обиженной. Скорее, растерянной. Я легонько била по пню, а Никита по берёзе, когда к нам присоединились птицы. Воробьи и синицы покинули дома, наполненные семечками, чтобы оказаться на нашем концерте. Кто-то из них опустился Никите на шапку, кто-то на плечо. Они облепили его, как пчёлы цветок, несмотря на то, что мы оба сочиняли музыку.       Парочка синиц летала надо мной со звуком вертолёта, поэтому я не сразу заметила, как импровизированные удары в барабаны превратились в настоящие. Да, это точно была она, живая мелодия, хоть и не очень стройная.       Я любила музыку, но придумывала её всего пару раз в жизни. Хотя это и придумкой было назвать сложно, так, баловалась на пианино в школьной библиотеке и дома нажимала на игрушечные кнопки. Ах да, ещё не стоит забывать про треугольник на уроках музыки. Из-за того, что он был таким простым, на него всегда находились желающие, поэтому мне он доставался редко. О барабане я вообще молчу.       А теперь он был здесь, со мной, невидимый, но звучащий так же замечательно, как и любой другой барабан, купленный в магазине. Вместе с пением и ударами палочки о пень, всю мою злость и страх уносил ветер. В какой-то момент я даже представила, что нахожусь в другой стране, может, в стране Никиты, где круглый год тепло и мало снега. На совершенно другой, далёкой от Земли планете, где всё становится таким, как пожелаешь, стоит только в это поверить.       — Слушай, — прервалась я, — а ты не будешь против, если я о тебе напишу?       — Книгу?       — Ну, хотя бы рассказ. Сказку.       — Обо мне ещё никто не писал, — серьёзно произнёс Никита и тоже остановился. — Это интересно.       — Ты не подумай, я просто возьму твой образ. И свой. Получится уютная, романтичная история с вкраплениями мистики.       — Потом дашь почитать? — спросил он, прислонившись к берёзе. — Чтобы настроение поднималось даже, когда праздники закончатся.       — А у тебя нет настроения без праздников?       — Почти не бывает, — ответил Никита. — Настроение не появляется, когда его не с кем разделить.