День 109 (198). Пятница. Утро и день.
19 февраля 2024 г. в 12:35
На следующий день пол редакции, можно сказать, забивает на работу. До обеда Егоров собирает в зале заседаний нашу команду дать ЦУ перед игрой, но меня, увы, туда не приглашают. Люся говорит, позвали Зимовского, Кривошеина, Пчелкина и Лазарева. Калугин с утра на фотосессии и потому в накрутке не участвует. А после обеда вообще разъезжаемся кто куда, оставляя одну Людмилу дожидаться шефа – Любимову посылают на фирму за формой, Эльвира вроде бы по делам, ну а я еду домой переодеться, а оттуда в Сокольники, там футбольный манеж «Спартак».
До игры времени еще завались и я, обвязав куртку вокруг пояса, оставшись в красной майке и джинсах, брожу по кромке поля - пытаюсь ответить на рабочие звонки и что-то порешать по мелочи. Надежда умирает последней, поэтому у меня в одежде строго функциональный стиль, волосы собраны в тугой хвост и есть полная готовность за пару минут переодеться в форму и броситься в бой. Когда наши, наконец, подтягиваются: и игроки, и зрители, типографские уже бегают в форме по полю, перекидывая туда-сюда мячик.
Пока из главных болельщиц только Люся в синем платье, под цвет команды, да Наташа, как всегда, с пальцем во рту, остальной народ, свой и чужой, сидит группками прямо на газоне. Пересчитываю наши ряды – Кривошеин, Калугин, Пчелкин и Зимовский в центре площадки, здороваются с типографскими. Еще какой-то незнакомый мужик в синем болтается с мячиком у ворот. Итого пятеро. А где Лазарев?
Звоню Галке узнать, где застряла и ее ответ меня не радует – торчит в пробке. Когда снова гляжу на поле, Валик с Андреем уже тренируют лысого в воротах, обстреливая ударами, а Антон, вместе с Пчелкиным, топчутся отдельно, что-то обсуждая. Наконец, Зимовский хлопает в ладоши и свистит остальным:
- Эй, народ, сюда!
Ребята подтягиваются к нему, и я тоже подбегаю послушать. Люся с Наташей сначала держатся в сторонке, но потом подходят ближе. Антон, выставив ладони лодочкой, рубит ими воздух, поворачиваясь от одного к другому и раскладывая все по полочкам:
- Самое главное мужики, работаем в пас! Все время в пас.
Стою, позади, сложив руки на груди и подняв глаза к высокому потолку - все правильно, я тоже всегда говорю об этом. Андрюха возбужденно крутит головой и кивает соглашаясь. Зимовский заканчивает:
- Эти лоси быстро сдохнут, поверьте мне. Так, всем все ясно?
Валик рапортует:
- Ясно, ясно.
Антон оглядывается на Наталью:
- Так, где форма?
- У Любимовой.
- А Любимова, где?
Мне поперек горла этот его командный тон, но я, опустив глаза в пол, сообщаю:
- Сейчас придет.
- Что, значит, сейчас придет, мы не на свидании!
Приходится оправдываться и махать перед носом мобилой:
- Галя звонила. Она в пробке стоит.
Отворачиваюсь – капец, из-за этой клуши, приходится терпеть наезды. Как я и думала, Антон орет:
- Что, значит, в пробке?! Блин... Пускай бросает свое корыто и бежит сюда!
Щаз! Порываюсь ответить, но, спохватившись, захлопываю рот - лучше сейчас не перечить. Поджав губы, только смотрю исподлобья - я тебе не секретарша, чтобы всех обзванивать. Но молчу – спорить и злить не хочу, мне уломать его надо, а не в пику вставать. Антон ворчит, чисто ради процесса:
- Понакупают машины, ни пройти, ни проехать.
В наличии пятеро вместо шести, а Лазарева нет. Поэтому пытаюсь канючить:
- Антон.
- Что?
- Может, все-таки, я…
Не договорив, сглатываю, и Зимовский морщится:
- Слушай, Марго… Если тебе очень хочется потрогать мячик, то так и быть, я разрешаю…
Подняв руки вверх, он демонстрирует бросок из-за головы:
- Будешь нам мячики подавать, ясно?
Валик с Колей ухмыляются, а я молчу, проглатывая обиду. Вот, сволочь! Единственно, что позволяю себе – сморщить нос, оскалившись и сдерживая рычание, а еще облить этого урода ненавистью с ног до головы, и цыкнуть сквозь зубы. Дальше вывести меня из себя Зимовскому не удается - к нам подходит шеф, разговаривая по телефону:
- Я все понял. Давай бегом, бегом, бегом!
Он уже где-то оставил свой пиджак и сразу вклинивается между мной и Антоном:
- Значит так, марксисты – ленинисты, Галя уже на подходе!
Делая знаки глазами, Наумыч пытается подбодрить народ:
- Давайте сейчас все в раздевалочку, потому что еще размяться надо, масло погреть. Давайте, вперед!
Мужики гурьбой отправляются переодеваться, и я с отчаянием смотрю им вслед - ну, что за несправедливость-то такая! Мне хочется туда, к ним, быть с командой. Я их капитан, кого бы Зима, не строил из себя! С кислым лицом отворачиваюсь, оставаясь на месте и лишь подкидывая мобильник в руке. Сзади раздается топот, сбившееся дыхание и сип - к нам спешит Любимова, с большим синим пакетом в руке и спортивной сумкой. Наташа тут же на нее наезжает:
- О, явилась красавица. Где ты ходишь?
Галя растерянно крутит головой:
- Там, знаешь, какие пробки! А где все?
Егорова выхватывает у нее пакет:
- А все решают - им голыми по полю бегать или вообще в раздевалке сидеть!
Галя, вцепившись двумя руками в спортивную сумку, смотрит на меня и, показывая на свою ношу, оправдывается:
- Так вот же форма!
Наталья не может без воплей:
- Так что ты мне ее показываешь?!
Мои мысли все об одном, и решение приходит быстро – выхватываю у них и сумку, и пакет:
- Давайте мне!
И несусь в мужскую раздевалку. Толкнув сумкой дверь, врываюсь внутрь – мужики крутятся возле своих шкафчиков, Коля уже голый по пояс, а Зима еще только снял пиджак и расстегивает манжеты на рубашке. Егоров и здесь продолжает всех накручивать:
- Побольше пасов в штрафной!
Бросаю сумки в ногах начальника. Антон тут же пытается наехать, хотя прекрасно видел мой заход:
- Я не понял, а ты что здесь делаешь, а?
Огрызаюсь:
- Вообще-то, форму принесла.
- Молодец, только бегаешь медленно!
Засранец. Еще неизвестно кто из нас как бегает. Егоров вмешивается в пикировку:
- Так ребятушки: давайте в темпе, в темпе! Слушаем меня внимательно.
Народ кидается разбирать форму из сумки и пакета, а я остаюсь стоять возле шефа. Уходить не собираюсь, если только силой вытолкают. Начальник снова дает ЦУ:
- Я посмотрел соперника - ходить пешком и бегать это для них приблизительно одно и тоже, так что в пас, пас, пас!
Вся подавшись к Наумычу, жалобно пытаюсь поймать его взгляд – ведь одного же игрока не хватает, Лазарева нет! Но Наумыч не обращает на меня никакого внимания:
- И двигаемся, двигаемся, двигаемся!
Новоиспеченный капитан недовольно тянет:
– Борис Наумыч, я уже им это говорил.
Егоров, с мячом подмышкой, нисколько не впечатляется отповедью – Зима не Гоша и капитанство еще не доказал делом:
- А, знаешь, что? Практика показывает, что марксистам - ленинистам второй раз повторить не вредно, даже в третий!
Антон призывает отстающих:
- Мужики разбираем форму, ну чего стоим, ну?
Он хватает мою майку с десятым номером и прикладывает к себе. При такой наглости я уже не могу удержаться, чтобы не завопить:
- Так, секундочку, Зимовский - это вообще Гошина майка!
Этот укурок тут же набрасывается в ответ:
- Серьезно? А что сегодня Гоша выйдет на поле или как?
В бессилии пошлепав губами, кидаюсь за помощью к шефу:
- Борис Наумыч!
Он не реагирует и я, обежав вокруг, дергаю за руку шефа с другой стороны. Зимовский пытается кардинально обрубить мои метания и взывания к совести:
- Так, слушай, Марго, покинь, пожалуйста, мужскую раздевалку! Здесь дяденьки в трусах бегают.
Ну и что? Блин, видела я вас всех и в трусах и без трусов. Сморщившись, и чуть не плача дергаюсь туда-сюда, не зная, что еще сделать и как убедить:
- Борис Наумыч, можно я, все-таки, выйду, а?
Тот отворачивается, лишь отмахиваясь:
- Дай мне с командой поговорить.
Обиженно разворачиваюсь спиной, сложив руки на груди – все равно не уйду!
- Еще раз повторяю - не поддаваться на провокации. Они будут пихать, цепляться – нельзя отвечать! Понятно?
За спиной слышится дружный хор:
- Понятно.
- Мы кто?
- Команда!
- Что мы с ними сделаем?
Все уже переоделись в синюю форму с эмблемой «МЖ» и дружно вскидывают руки со сжатыми кулаками:
- Порвем, порвем, порвем!
***
Время поджимает, и шеф гонит мужиков из раздевалки. Уныло плетусь в хвосте до самой боковой линии поля, чтобы там присоединиться к девчонкам и остаться вне игры. Но свистка судьи еще нет, и я топчусь возле Наумыча, слушая финальный наказ. Он не отличается оригинальностью, но эмоционален:
- Ну, братцы, вы главное помните, что я вам говорил.
Раскрасневшись, он орет, дергая руками и чуть подпрыгивая:
- Все, все разорвите их! С богом, с богом!
Парни соединяют руки горкой и качают ее вверх-вниз – наш талисманный жест:
- Раз! Два! Три….
Я буквально подпрыгиваю при каждом возгласе, мысленно повторяя за всеми и всей душой участвуя в процессе.
- Пошла!
Руки взмываются вверх… Столько раз этот ритуал воодушевлял нас на победу… Между прочим, я придумал! И вот теперь подавать мячики… Обиженно отворачиваюсь. И все из-за бабского туловища! Блин, встречу эту заразу Карину – убью! Игроки бегут в центр, а мне приходится убираться в другую сторону, к теткам, с их воплями и плакатами. Похоже, договорились играть пятеро на пятеро, и Лазарев им не нужен. Как и я. Сзади слышится рев Егорова:
- Вы что стоите?
Откликается Наташа:
- А что нам делать?
- Как что? Давайте, давайте болеть!
На пару с Людмилой они подхватывают, подскакивая на месте:
- Оле, оле, оле, оле-е-е-е…
Уперев ладони в поясницу, стою на линии поля и никак не могу смириться со своей неудачей. Но делать нечего – покусав ноготь, присоединяюсь с несчастным видом подпрыгивать тоже:
- «МЖ» - чемпио-о-он!
Судья подкидывает монетку, распределяя, кто начинает, дает свисток и игра стартует. Мяч то у одной команды, то у другой. У кого-то из издательских мелькают заготовленные плакаты, краской от руки: «МЖ-вперед», «МЖ - чемпион» и «МЖ – жми». Интересно, какой отдел накреативил? Подозреваю, что Андрюхин. Но вот атака красных, противник распасовывает в нашей штрафной, Кривошеин остается в стороне и после меткого удара мяч влетает в ворота лысого новичка, найденного Зимой. Капец! Ноль-один… Вижу, как Калугин разводит руками, ругаясь на Валика, Наумыч тоже орет:
- Ты что ему бить даешь, а?
И он прав! Нам с такой защитой еще десять банок накидают. Обегаю сгрудившихся болельщиц, чтобы снова начать теребить Егорова. Всплеснув руками, трясу ладошкой у него перед носом:
- Борис Наумыч, Кривошеина надо убирать! Он слишком медленно соображает.
Шеф лишь отмахивается:
- Не мешай.
Звучит свисток к продолжению игры и карусель снова начинает вращаться, набирая темп. Егоров оживает:
- Да, да, да! Убейте, их!
В очередной атаке синих мяч попадает к Андрюхе, и он бьет прямо в девятку. Гол!!! Один-один!
Вскинув победно руки, вопим с Егоровым во все горло. Умница! Я готова выскочить на поле и повиснуть у Калугина на шее, целуя во все места! Девчонки визжат от восторга, меня переполняют эмоции, и я приседаю к полу, чтобы снова вскочить, подпрыгнуть, извиваясь, и заорать еще громче.
Шеф крутится на месте, бросаясь то к одной из нас, то к другой:
- Видели? Вы, видели?
Все обнимают Калугу, спешат на свою половину поля, а пробегая мимо болельщиков, успевают хлопнуть ладонью по подставленной ладони шефа. У меня от таких прыжков и встрясок даже часы слетают c руки, и я судорожно застегиваю ремешок, прилаживая их обратно. Егоров снова кричит:
– Молодцы!
Мяч в центре, судья свистит, игра продолжается. Атакует то одна команда, то другая. Блин, ну кто так играет?! Наша оборона буквально рассыпается при очередном прорыве по флангу. Шеф орет Кривошеину:
– В ноги падай, в ноги!
Да куда ему падать, он и так еле ползает. Удар! Мяч снова в наших воротах… Один-два. Над соседней группой болельщиков и болельшиц взмывает плакат «Типография давай!» и. Наумыч сникает, буквально сгибается, обвисая вниз всем телом. Блин, нужно же что-то делать, что-то менять, а не изображать трагедию Шекспира! Скачу вокруг Егорова и отчаянно пытаюсь достучаться до его упрямой башки:
- Борис Наумыч, ну Кривошеин никакой!
Тычу и тычу рукой в поле. Раскрасневшийся шеф упрямо талдычит:
- Извини Марго, другого Кривошеина у нас нет.
Но я то, есть! Вот, упертый. Вся изведясь и извертевшись, отворачиваюсь, беззвучно ругаясь.
***
Второй тайм. Мяч снова в центре и теперь красные разыгрывают его. Атака туда, атака сюда, снова свисток и типографские болельщики показывают знак - большим пальцем вниз, как на арене цирка в древнем Риме призывая своих добить соперников. На нашей зрительской стороне, увы, полное уныние и тишина – Люся даже зажала рот рукой… Мяч снова мечется от одной половины поля к другой, и я непроизвольно дергаюсь вместе с ним, мысленно давая команды игрокам и подсказывая, что делать. Жаль, что они меня не слышат. Егоров резюмирует:
– Да попили виски…
Неожиданно на краю сбивают Пчелкина, и я вижу, как он корчится на траве. Свисток останавливает игру и даже сюда доносится ор Зимовского:
- Блин, куда ты бьешь ну?!
- Да не было ничего!
Зима все равно лезет выяснять отношения, но красные толпой его оттесняют в сторону. Сгрудившись вокруг пострадавшего, наши мужики что-то активно обсуждают, а потом Зима бежит к нам. Егоров весь в тревоге:
- Ну, что там?
Запыхавшийся Антон упирает руки в колени и стоит, согнувшись, опустив голову вниз:
- Все, курьер отбегался походу. Судья спрашивает: замена будет у нас или нет?
Шеф срывается, раскрасневшись как рак, размахивая руками и брызгая слюной:
- Ты чего говоришь?! У нас что, сто человек на скамье, что ли?
- Евпатий - коловратий!
Я на скамье, я! Стоя рядом, грызу ноготь и умоляюще гляжу на него. Сейчас или никогда! Срываюсь с места, подаваясь всем телом и наскакивая на начальника, буквально умоляя его:
- Меня, меня, Борис Наумыч, возьмите меня! Пожалуйста, ну, дайте мне выйти, Борис Наумыч!
Всю аж трясет от нетерпения. Что-то в лице Егорова меняется, скользит сомнение:
- Антон, пять на четыре, они нас точно задавят.
Зимовский, видя слабинку начальника, сопротивляется:
- А, то есть вы хотите, чтобы у нас было оправдание, да?
Гаденыш, наверняка поставил в тотализатор на наше поражение. Егоров орет в ответ:
- Какое еще оправдание?!
- Ну, что за нас играла баба, потому и проиграли, да?
С ненавистью смотрю на этого упыря. Сам ты баба, причем подлая! Шефу слова Зимовского не нравятся:
- Так отставить все эти упаднические настроения. Имей в виду - на ящик виски у меня денег нет!
- Борис Наумыч!
- Подожди, дай подумать…
Прищурившись, он смотрит на поле:
- Марго.
Уже почти потеряв надежду, уныло смотрю на него, и Егоров кивает в сторону раздевалки:
- Переодевайся!
Уау! Внутри меня словно все взлетает, и я победно вскидываю руки вверх, готовая сорваться и бежать:
- Yes!
Зимовский, уперев руки в бока, тут же с недовольной мордой противится:
- Что, yes?
Пришибленно опускаю руки – вот капитан, блин, недоделанный, но Наумыч, глядя на Зиму в упор, повторяет:
-Yes.
Зимовсий сдается, презрительно кидая в мою сторону:
- Ладно, иди, переодевайся.
Опрометью кидаюсь в мужскую раздевалку за формой. Меня провожают визги чужих болельщиц и плакат в стане соперников «Печатники, мы в вас верим!», "Типография, давай гол!".
Выпотрошив у мужиков Галкины сумки, прямо на скамейку возле шкафчиков, выбираю себе самое малоразмерное - футболку с восьмеркой на спине, трусы покороче, гетры. Вернее гольфы, только они остались. Беленькие кроссовки у меня свои, тридцать девятый размер, слава богу, догадалась надеть, подготовилась. Прямо у мужиков и облачаюсь в синие одежды, сунув, снятое с себя барахло в ближайший пустой шкафчик – терять время на поиски женской раздевалки некогда.
***
Спустя пять минут выбегаю на поле, вернее позади наших ворот – выход из раздевалки там. Меня приветствует рев стадиона и я, полная восторга, делаю колесо, демонстрируя ловкость и физическую подготовку. Андрей, бросив перевязывать шнурки на своих бутсах, вскакивает и бежит меня встречать. Он чуть касается моих рук, что-то говорит бодрящее и напутственное, но я от радости и шума вокруг почти не слышу его. С улыбкой до ушей, размахивая хвостом и хлопая в ладоши, бегу занять место Николая.
Уж не знаю, что расслабило наших соперников – непредвиденный перерыв или появление девушки в рядах синих, зато уверена, что наших-то точно воодушевила! Первая же атака заканчивается распасовкой, получаю мяч от Зимы и, опережая Андрея, точно бью в ближний угол – го-о-о-о-ол!!! Два-два!
Взрыв эмоций! Скачу, как коза, вскинув руки вверх – восторг и счастье. Как же я соскучилась по игре! По голам! И со мной празднуют все! Успеваю заметить, как Егоров за кромкой, весь светясь, высоко задирая коленки и сжав кулаки перед собой, демонстрирует бег на месте, Наташа кидается обниматься с Галей, и даже Пчелкин, лежа на земле, поднимает вверх руку, приветствуя успех.
Совершаю победный круг, хлопая ладошкой по подставленным ладоням встречающихся по пути, и Зимовского тоже, кстати, а потом запрыгиваю на Андрюшку, обхватив его за шею руками и обвив ногами. Он прижимает меня к себе, и мы кружимся с ним в победном танце. С импровизированных трибун слышится голос Людмилы:
- Марго, молодец!
Но ее перебивают выкрики Наумыча:
- Это не Марго молодец, это тренер молодец! Вовремя проведенная замена - это вообще на вес золота.
Игра снова начинается с центра и теперь все вперед, теперь можно бороться за выигрыш. Снова начинаются перепасовки то одной команды, то другой, но теперь здесь есть я, опыт и класс. Главное, чтобы дыхалка позволила – она же у меня в этой тушке нетренированная. И времени, чтобы хватило, а его не так много осталось до финального свистка… Отдав пас, бегу в штрафную красных и жду ответного мяча. Увлекшись, пропускаю подножку и лечу на искусственный газон, обдирая колено. Капец… Больно-то как! Скрючившись, лежу на газоне, сжав зубы– походу, ноге досталось крепко. Андрей, присев рядом, пытается меня перевернуть вверх лицом и помочь встать. Подхватив с обеих сторон под руки, мужики меня, все-таки, поднимают и я, прихрамывая, отхожу в сторону. Слышится вопль Егорова:
- Штрафной!
Да тут не штрафной надо бить, пенальти. Время игры практически вышло, и судья устанавливает мяч на отметку. Сама заработала, сама и пробью. Разбежавшись, шарахаю со всей дури точно в угол и вратарь даже не успевает среагировать: три-два! Победа! Повисаю на Калугине, радостно вопя! Гол! Гол! Гол! Восторгу трибун тоже нет предела. Над головами прыгающих и визжащих зрительниц гордо реет плакат «МЖ чемпион!!!».
Не начав игру, судья дает финальный свисток, и мы спешим к Егорову, Люсе, Наташе, Гале, вовлекая их в свой хоровод - обнявшись за плечи и сблизив наши головы, мы кружим и кружим, возбужденно вопя и распевая «МЖ чемпио-о-он»!
***
Наконец, первая эйфория проходит, и ребята идут переодеваться. Жду у дверей, когда Калугин вынесет мои вещи и поможет доковылять до женской раздевалки. Здесь никого нет, пусто и тихо, Андрей осторожно пристраивает меня на скамейку, вешает шмотки на крючок, а потом выходит назад, на минутку. Мокрая футболка липнет к телу и я, прихватив отворот двумя пальцами, пытаюсь придать ей колыхательные движения и видимость ветерка. На коленку не смотрю – такая она страшная, ободранная и синяя. Андрей действительно возвращается быстро – присев рядом, он откручивает крышку с бутылки с водой и протягивает мне:
- На, попей.
Во рту действительно пересохло, и я благодарно прикладываюсь губами к живительной влаге:
- Спасибо.
Пока пью, Калугин нагибается, аккуратно берет меня за лодыжку и поднимает ногу себе на колени. Все равно больно и я морщусь, чуть не подавившись водой. Андрей уговаривает лишний раз не дергаться:
- Тихо! Тише, тише.
Булькнув, сглатываю, чтобы не пискнуть, потом отвожу бутылку в сторону и терпеливо жду, что Андрюшка еще придумал. Он предупреждает, берясь за кроссовку:
- Снимаю?
Молча, киваю. Мой эскулап, осторожно придерживая стопу, стаскивает ботинок и опускает его на пол. Потом пытается аккуратно подвигать моей ногой и согнуть ее в колене:
- Чуть-чуть упри… Вот так вот, повыше... Во-о-от.
Слушаю команды и стараюсь их выполнить как могу, вцепившись напряженными пальцами в скамейку. Вода во рту мешает корчить болезненные рожи, и я проглатываю ее, а бутылку отставляю в сторону:
- М-м-м…
- Тихо!
Сейчас, когда игра закончилась, и возбуждение ушло, нога с каждой минутой болит все сильнее и сильнее. Калугин осторожно спускает вниз с поврежденной ноги гольф, а потом, вытянув руку в сторону, стаскивает его совсем, выворачивая наизнанку и засовывая себе за спину:
- Во-о-от так вот. Все.
Мой доктор начинает ощупывать ступню, и я снова морщу нос от боли – здесь тоже болит, наверно подвернула или ушибла. Андрей с осторожностью смотрит на меня:
- Давай, я буду нажимать, а ты будешь говорить, где больно, да?
- Ага.
Экзекуция начинается с голени:
- Здесь?
Морщусь:
- Чуть-чуть.
Пальцы поднимаются выше к синяку и жмут под коленкой и сбоку:
- А здесь?
Меня аж сгибает от резкой боли. Капец, не пальцы, а клещи!
- О-о-у!
- Ага…, надо в больницу, к врачу.
Ага, как же… Если бы после каждой игры в больницу, Игорьку и на работу ходить было бы некогда. Недовольно сдвинув брови, отнекиваюсь:
- Не надо, ну! Нога сгибается и все нормально.
Андрей настаивает, удерживая за лодыжку:
- Марго, коленная чашечка это не шутки.
Шутки, не шутки – мне лучше знать. Терпеливо поднимаю глаза к потолку, потом снова гляжу на Калугина:
- Да Андрей, ну господи, сколько раз такое было и ничего заживало!
Но тот не верит и в его голосе безапелляционная уверенность:
- Когда у тебя такое было?!
Черт! Приходится, запинаясь, сочинять на ходу:
- Я…, до десятого класса…, с пацанами в футбол играла.
Хотя, конечно, отмазка дохлая - когда этот десятый класс был… Сто лет назад.
Калугин недоверчиво смотрит:
- С пацанами?
- Ну да, а что?
Андрей хмыкает:
- Да нет, ничего… Просто хорошо играешь.
Остается лишь улыбаться – типа сплошные спортивные вундеркинды, а мастерство не пропьешь и через десять лет без всяких тренировок.
- Спасибо, ты тоже, кстати, классный мяч забил.
- Спасибо большое.
Взяв мою кроссовку в руку, он расслабляет на ней шнуровку.
- Надо зайти в аптеку, купить, я не знаю… Йод, зеленку, мазь?
Зеленку отказать. Про остальное киваю, кривясь:
- Ну, мазь… Мазь, в принципе можно, да.
Какой-нибудь индовазин. Калугин, поддерживая ногу за стопу, снимает ее с коленей на пол, и я ему в этом помогаю - морщась и подхватив обеими руками под коленкой.
- О-э...
И стараясь избежать резких движений.
- Так, аккуратно.