Влюбиться в смерть

но из всех пришедших и всех ушедших

всех богов, мужчин и женщин

и серийных убийц

по дороге к аду, по дороге к раю

я выбираю не торопиться

♫ Немного Нервно — Другие песни

      Бывают дни, когда все с самого утра идет наперекосяк, включая само существование необходимости просыпаться так рано и тащиться невесть куда и невесть зачем вместо того, чтобы продолжать смотреть сны в уютной постели.       Если вдобавок за окном отвратительная погода, это добавляет настроению паршивости, если погода, наоборот, хорошая, то находится другая причина для недовольства: в столь чудесный день я вынужден терпеть все это — работу, надоедливых знакомых, коллег, друзей и родственников, а хотелось бы… после «хотелось бы» обычно сложно подобрать что-то определенное. Каникулы в Ташере? Подвал, полный золотых корон? Особую Королевскую Благодарность? Власть над Миром? У Хельны никогда не получалось выбрать формулировку, целиком и полностью согласованную ее разумом, сердцем и вдохновением; среди всех обычных среднестатистических обывателей принято считать, что человек принимает решения в основном с помощью разума и сердца. Есть еще интуиция, но она относится к сердцу. Поэты же, помимо прочего, обладают еще и вдохновением, а вдохновение способно победить и разум, и сердце. Что угодно.       Бывают иные дни — когда с утра все, наоборот, складывается совершенно прекрасно, и к погоде это снова не имеет никакого отношения: самый серый и промозглый дождь покажется очаровательным, а мелкие неприятности — забавными приключениями. И камра на вкус будет превосходной, и самые противные коллеги покажутся милейшими людьми, и собственная работа пойдет на лад так хорошо, что примиришься с самым противным человеком в коллективе — сам с собой.       Уже две дюжины дней леди Хельна Кутыка жила в состоянии легкой эйфории и не веря в свою удачу — только удаче было все равно, во что верит ее счастливая избранница. Она была, и все. Почему-то на стороне Хельны — с тех самых пор, как леди переехала в Ехо, устав от вечных семейных ссор, закончив Университет и устроившись на работу в «Королевский Голос».       Ей нравилось здесь все — от разноцветных мостовых до непосредственного начальника; Рогро был таким забавным и обаятельным, что Хельна влюбилась в него на целую неделю, побив свой предыдущий рекорд. О влюбленности леди Рогро, естественно, ничего не узнал, а на свет плодом этой краткой любви появились стихи о страданиях несчастной девушки — очередные.       Хельна обожала драму. Ее стихотворения всегда были либо о безответно любящих (и всегда женщинах), либо о смерти, либо о том и другом одновременно. Незнакомый человек непременно подумал бы, что у леди в жизни был ужасный опыт отношений, а тот, кто читал стихи, не видя лица поэтессы, крайне удивился бы, узнав, что эта рыжая смешливая красавица и есть их автор.       Дилетанты уверены, что писать о чувствах нужно только по собственному опыту. Чужого недостаточно. По той же логике, чтобы написать о смерти — нужно умереть или убить. Хельна не собиралась делать ни первого, ни второго, ни третьего — ни умирать, ни убивать, ни влюбляться. Все это только лишняя трата времени и нервов, а свои нервы, как всякая хрупкая творческая личность, Хельна берегла даже больше прочего организма.       Сегодня день с самого утра был хорошим. Солнечная теплая погода, вкусная камра, отсутствие необходимости идти на работу — от любимой работы тоже иногда нужен отдых, и целые сутки впереди были в полном распоряжении Хельны. Она ужаснулась и восхитилась такому всемогуществу: решить за человека все, что угодно!       Ну и что, что человек этот — она сама.       Вдоволь наплескавшись в своих пяти бассейнах, поговорив с домашними растениями и набросав короткий, но неплохой стих, Хельна хотела улечься в спальне с книгами, чтобы читать и дремать поочередно, но в ее голове раздался голос леди Тиффи Архит, одной из репортерок «Королевского Голоса» и по совместительству ее хорошей подруги. Переехав в Ехо, Хельна прежде всего обзавелась друзьями — даже раньше, чем домом и работой. Не только удача благоволила в этом леди, но сама судьба, создавшая ее привлекательной: поговорив с Хельной, всем непременно хотелось повторить этот опыт, ее улыбка согревала души, и неизбежно новый знакомый становился по меньшей мере хорошим приятелем. Коллег в «Королевском Голосе» постигла та же участь, включая сэра Рогро.       «Хороший день, Хельна! — прочирикала Тиффи, одновременно здороваясь и описывая происходящее. — Хочешь на ужин к вурдалаку?»       «Хочу! — ответила Хельна прежде, чем задумалась. — Где ты нашла вурдалака? Кто будет ужином? Если я — то нет, я передумала».       Тиффи рассмеялась. В Безмолвной речи это не было слышно, но Хельна успела хорошо ее изучить.       «На самом деле я преступно тебя обманываю, пользуясь преимуществом уроженки Ехо, — покаялась она. — Никаких вурдалаков здесь нет. Как и ужина — в такое-то время суток! Но поздний завтрак есть. В трактире, у хозяина которого потрясающее воображение. Зайдешь? Бренни угощает.»       Бренни Кума была такой же хорошей подругой Хельны, как и Тиффи, поэтому она не колебалась ни секунды. Тиффи продиктовала адрес эксцентричного трактира.

***

      Вурдалаков здесь не было, но хозяин походил на классический образ восставшего мертвеца, а интерьер — на его обиталище. Искусственная кровь на столах, кое-где искусственные кости и приятный, практически интимный полумрак, который должен был нагонять жуть на всех, кроме поэтов.       — А вот и ты! — обрадовалась Бренни при виде Хельны. — Где тебя так долго носит, когда я решила раскошелиться и угостить друзей обедом? Учти, оправдание — только бурная ночь с прекрасным мужчиной и ее продолжение после пробуждения!       У Бренни были такие ярко-голубые глаза, что их цвет невольно привлекал внимание, заметный даже при свечах, и темные вьющиеся волосы длиной выше плеч, обычно скрытые тюрбаном. Лицо ее обладало совершенством черт и нежностью цветка. Вдобавок Бренни плавно двигалась и пахла сладким миндалем. Сегодня она выбрала светлый лоохи, подчеркивающий бледность ее кожи.       Тиффи, наоборот, носила длинные волосы, собранные в хвост, и была блондинкой — даже ресницы у нее были белые. Если бы Хельна не присмотрелась к цвету ее глаз, то и не поняла бы, что они серые. Красота Тиффи была менее яркой, чем у Бренни, однако ничуть от того не проигрывала.       Обе леди были счастливо замужними — Тиффи за сэром Бандо, их общим коллегой, а Бренни — за служащим Городской Полиции, чем ужасно гордилась, утверждая, что благодаря своему Шимхе получает известия о происшествиях в Ехо из первых рук. С их мужьями Хельна тоже имела удовольствие познакомиться и подружиться, но собственным обзаводиться не спешила.       — Сожалею, но оправдания мне нет, — картинно вздохнула она, опускаясь за стол и беря в руки меню. — Никаких мужчин, ни прекрасных, ни уродливых. Даже во сне не снились.       — Тогда в наказание слопаешь дополнительную порцию! — вынесла приговор Бренни. — Чего-то, что сама выберешь. Здесь очень забавная кухня.       Хельна углубилась в изучение меню — вправду, в других трактирах она таких блюд не встречала; может, под иными названиями. Но в разнообразных трактирах леди тоже не бывала часто — ей хватало знакомых мест. «Сытый скелет» полностью отвечал ее требованиям вкуса, атмосфера в меру старинной легенды и присутствие мертвеца добавляло пищи воображению, и кроме «Скелетов» да «Трехрогой Луны», трактиров Хельна практически не посещала. Вопиющая консервативность для газетчика и еще худшая для поэта. Она пообещала себе исправиться.       Выбрав, что хочет съесть, Хельна послала Зов вурдалаку за стойкой. Тот быстро справился с заказом; хатта по-лохрийски оказалась удивительно вкусной — нежная рыба в соусе, немного сладковатом, что могло смутить вкусовые рецепторы непосвященных, но Хельна к их числу не принадлежала. Тиффи и Бренни выбрали более привычную пищу.       — Представляете, говорят, что леди Шенна рассталась с сэром Улли! — защебетала Тиффи, и разговор наконец перетек в любимую и привычную для Хельны плоскость городских сплетен. Кто с кем расстался, кто с кем сошелся, кто с кем в ссоре и кто кому изменил, периодически — кто кого и зачем убил или ограбил, как изменилась мода, какие интриги плетут в разнообразных учреждениях… переезжать в столицу стоило хотя бы только ради этого. Хельна блаженно сощурилась, участвуя в беседе временно лишь как слушатель — вот дожует кусочек и выскажет свое мнение, а пока можно наслаждаться одновременно вкусом еды и увлекательностью сплетни.       Внезапно Тиффи замолкла на полуслове, шокированно уставившись перед собой. Бренни последовала ее примеру. Хельна сидела лицом к ним и спиной ко входу, поэтому не поняла причины такого поведения, пока Тиффи не шепнула:       — Надо же, Смерть!       — Кто?       Хельна проявила чудеса мужества — не подавилась и не обернулась. Тиффи с Бренни тоже прекратили таращиться на вошедшего, с преувеличенным вниманием занимаясь пирожками. Бренни объяснила, переходя на Безмолвную речь: «Смерть на Королевской Службе. Мастер Пресекающий ненужные жизни из Малого Тайного Сыскного Войска. Сэр Шурф Лонли-Локли. Ох, сколько же Шимха мне о нем рассказывал!»       Хельна уже и сама увидела предмет восхищения подруг — к соседнему столику прошествовал высокий мужчина в черной мантии с золотыми узорами и совершенно непроницаемым лицом. Его сопровождала пожилая леди, на вид — то ли его мать, то ли тетка, то ли бабушка, которую он галантно вел, держа под руку, и помог ей сесть, прежде чем уселся сам. Протянув меню спутнице и дождавшись, когда им подадут заказ, мужчина вынул из-за пазухи чашку без донышка, щедро наполняя ее камрой до краев.       — Надеюсь, теперь вы расскажете, зачем мы здесь? — спросил Шурф.       Сэр Кофа Йох под личиной пожилой леди сосредоточенно изучал меню, хмуря густые брови.       — Я намерен открыть тебе свою страшную тайну, — сказал он. Шурф отнесся к этому в высшей степени равнодушно. Страшные тайны открывались ему слишком часто, чтобы стать чем-то особенным.       — Я должен принести Клятву?       — Ни в коем случае! — Кофа наконец определился с выбором блюда, отложив меню и послав зов трактирщику. — Но ты должен заказать хатту по-лохрийски. Я слышал, здесь она великолепна.       — Хатту по-лохрийски? — Шурф приподнял бровь. — Вы считаете это вкусным? По-моему… хм…       — Совсем не гадость, — угадал Кофа замалчиваемую невежливость. — Эксцентрично, верно, но в том и заключается особая прелесть. Погляди, та милая леди считает так же.       За столиком чуть впереди от них сидели три девушки-репортерки из «Королевского Голоса». Рыжая с удовольствием уплетала гадкую рыбу — никогда Шурф не видел, чтобы с таким наслаждением ели такую мерзость. По виду леди можно было решить, что на ее тарелке пирог Чаккатта.       — Вы знаете ее? — спросил Лонли-Локли у Кофы, который по долгу службы должен был быть информирован о жителях Ехо лишь немногим хуже буривуха. Кофе не понадобилось оборачиваться, чтобы понять, о ком речь. Хатта по-лохрийски была подана только одной леди, что он заметил по пути к столику.       — С каких пор тебя интересуют служащие газет? Интересуют больше моей страшной тайны? — пожурил его Кофа. — Впрочем, ты прав — я тебя надул, никаких тайн у меня нет. Если не считать того, что я всеми силами пытаюсь привить коллегам вкус в еде. Джуффин — безнадежный случай, но у вас с Мелифаро и Меламори еще есть шансы.       — М-м… — неопределенно протянул Шурф. Думал он не о Кофе, заранее зная, что ничего важного и ужасного тот ему не поведает. Зато рыжая леди, расправившись с хаттой, заказала трактирщику не менее возмутительно невкусное блюдо и принялась за него с таким же энтузиазмом.       — Ты — сноб, Лонли-Локли, — укоризненно сказал Кофа. — Уж не думаешь ли ты, что во всем многообразии Мира прав только ты и больше никто?       — Нет, — возразил Шурф. — Я часто бываю прав, однако если бы мое возмущение вызывала разница во вкусах, то мне бы было крайне затруднительно взаимодействовать с сэром Мелифаро, и все же, как вы знаете, мы сотрудничаем не так плохо, как это порой выглядит со стороны. Но меня поражает другое. Поверить не могу, что на свете может быть еще один человек, настолько от меня отличающийся. Я не думаю, что все должны разделять мои вкусовые пристрастия, наоборот, случись так, и жить станет чуточку сложнее, но все, что она заказала, я съел бы только под чудовищным давлением обстоятельств. Под страхом смерти или из боязни обидеть хозяев, будучи гостем. И если Рыбник под настроение мог напялить яркое лоохи, то даже он ни за что не съел бы… да хотя бы это!       Хельна безмятежно и с тем же аппетитом поедала заказанный десерт — вафли с мятной подливкой и дольками груши. Кофа тяжело вздохнул, отправляя в рот кусочек хатты.       — Кажется, я ее вспомнил. Она не из Ехо, приезжая. С начала прошлого года пишет статьи для «Королевского Голоса». Я бы о ней и не знал, сколько таких леди… но мы с сэром Рогро недавно имели удовольствие зайти на поэтический вечер в «Трехрогую Луну». Среди авторов, читающих стихи, была она. Хельна Кутыка. К концу ее выступления в зале рыдали. Рогро с гордостью заявил мне, что это его питомица. Поверить не могу, что тебя там не оказалось! Думал, ты любишь поэзию.       — Времени не было, — коротко ответил Шурф. Кофа сощурился. Он знал, что причина состояла в другом, а Лонли-Локли не хотел рассказывать кому-то, что чувствует и почему с момента назначения Смертью только читает стихи, а не слушает на вечерах.       Интересно, что писала эта рыжая красавица? Почему зал рыдал? Почему Шурфу хочется снова и снова смотреть на нее?       «Он на тебя посмотрел! — Тиффи заерзала на месте от переизбытка эмоций. — Уже седьмой раз! Надо же!»              Бренни, напротив, восторг Тиффи не разделяла. С другой стороны в голове Хельны раздался другой голос:       «Ты же не сделала ничего противозаконного? Хотя, если бы так, он бы немедленно тебя испепелил. Шимха однажды видел, как он это делает. Его перчатки выпускают смертоносные лучи. Надеюсь, ты не вздумаешь с ним кокетничать?»       Перчатки Смерти были воистину поразительны и выбивались из общего образа несочетаемой с черным и золотым белизной, но руки мужчины представляли даже больший интерес — длинные тонкие пальцы, широкие ладони правильной формы, наверняка аккуратные ногти, хотя под перчатками Хельна не видела, но весь облик Смерти не предполагал изъянов. Она вдруг отчаянно захотела увидеть его без перчаток.       «А если он захочет с тобой познакомиться?» — не успокаивалась Тиффи.       «Хельна, умоляю, не пытайся с ним флиртовать, это слишком даже для тебя!» — не успокаивалась Бренни.       Устав от частых взглядов Смерти и настырной Безмолвной речи подруг, Хельна бросила вилку и звон железа о стекло тарелки неожиданно раздался громче, чем она планировала, но ее это не смутило.       — Моя жизнь —       не пророчество,       не тайна,       не книга,       моя жизнь —       это игра с судьбой в карты,       и, пока она улыбается мне,       я спокойна,       даже наедине со смертью! — выпалила Хельна. Стихи слетели с ее губ прежде, чем она подумала. Тиффи и Бренни растерянно затихли и переглянулись, понимая, что обе только что использовали Безмолвную речь, и что последняя строчка стихотворения — ответ Хельны им обеим.       Шурф сдержался титаническим усилием воли, чтобы не воззриться на леди, как на некое чудо природы, но ей вновь удалось его удивить: она сочинила не шедевр, а довольно слабенький стих, но сделала это так же легко и естественно, как вдох. Как если бы накричала на своих спутниц обычной прозой. Для нее это было так же обыденно. Оставалось лишь восхищенно покачать головой.       «Какие страсти, — зазвучал в его сознании голос Кофы. — Я уверен, леди имела в виду тебя»       «О чем ты?» — Шурф воззрился на друга. Несмотря на его образ бабушки, Лонли-Локли удавалось при общении с ним представлять знакомого ему Кофу, разделяя внешность и суть.       «А ты не заметил, как они на тебя смотрели?»       «На меня так всегда смотрят. Моя мантия вызывает у людей не самые приятные ассоциации, и, думаю, так должно быть… Но я не понимаю, из-за чего они поссорились».       «И я не понимаю, — признал Кофа. — Женщины — тайна за семью печатями. Сколько лет ни проживи, а они найдут, чем тебя удивить.»       — О да, — сказал Шурф вслух. Кофа приподнял бровь.       — Поверить не могу. Ты удивлен? До сих пор в подобное состояние тебя вводило… не припомню, что. Я имею в виду, теперешнего тебя, а не Рыбника.       — Я тоже не припомню, — признался Лонли-Локли. — Сказал бы, что инцидент с Мелифаро, но нет, тогда я скорее рассердился. Немножко. Совсем чуть-чуть. Но не удивился. Подумаешь, трактир в щепки… И не такое случалось. А вот хатту с таким удовольствием у меня на глазах еще ни разу не ели.       — Стихи леди тоже сочиняет весьма недурные, — заметил Кофа. — Сходу, без подготовки…

***

      Выбежав из «Ужина вурдалака», Хельна отправилась бродить по улицам, что всегда ее успокаивало. Записала пришедшие в голову и слетевшие с губ строки на ходу, вынув тетрадь и перо, которые всегда носила с собой, выпила еще немного камры в одном из множества «Скелетов», и принялась анализировать произошедшее: почему она рассердилась? Что пялилась на Смерть — понятно, кто бы на ее месте не пялился. Он, может, потому на нее и смотрел, что заметил. Но когда подруги начали ее дразнить, с какого вурдалака она так завелась?       Дойдя до моста через Хурон, Хельна оперлась на перила, любуясь рекой. Вокруг нее кипела жизнь, люди ходили туда-сюда, среди них иногда мерцали силуэты сновидцев. Где-то орал генерал Бубута, в который раз чем-то недовольный — то ли подчиненными, то ли работой, то ли неисправностью унитазов. День, начавшийся самым прекрасным образом, медленно приобретал черные краски — как будто на акварель капнули чернилами.       Симпатичный он все-таки, этот Смерть. И не злой. Скорее серьезный, спокойный и очень-очень уставший, не физически, морально. Неудивительно, работы у него должно быть очень много…       В водах Хурона отражались дома. Хельна закрыла глаза.       — Река отражает смерть,       река отрицает смерть, — пробормотала она.       Не целостные стихи пока, набросок. Эскиз, как на картине художника. Потом нужно доработать, прочитать в «Трехрогой Луне»… что за толк жить в столице и не быть знаменитой? Что ей даст простая служба у Рогро? А стихи… поэтов здесь было много. По мнению Хельны, даже слишком, и среди них было много бездарностей, но были и равные ей таланты. У нее не получалось создать вещь, способную их переплюнуть, перепрыгнуть сразу на пару ступеней вверх, и не ради интереса публики — нет, интерес публики не самое важное, ради чего нужно писать. Хельна была недовольна собой, и это бы не изменилось, даже если бы за ней ходили толпы преданных поклонников, вручая ей мешок золотых корон за каждое слово. Ее слова переставали цеплять ее саму.       Она становилась… обычной.       Ей было срочно нужно вдохновение. Настоящая встряска. Переворот Мира с ног на голову. Впечатление, сравнимое с Эпохой Орденов. Что-то одновременно жуткое, волнующее и воодушевляющее.       Уплыть в Арварох. Попробовать что-то, приготовленное с использованием магии сотой ступени. Влюбиться в Смерть.       Влюбиться в Смерть?       Это выглядело самым реальным. Влюбиться в Смерть на Королевской Службе, причем безответно, как же иначе? Страдать от этого, тоску утолять стихами, и тогда… Хельна чуть не подпрыгнула, радуясь своему озарению. Тогда она сможет найти слова, цепляющие за душу.       «Бренни! — незамедлительно послала Хельна зов подруге. — Расскажи мне о Смерти!»       «Сомневаюсь, что достаточно компетентна в этом вопросе, — отозвалась Бренни. — Но могу помочь тебе найти призрака. Насколько я знаю, в порту…»       «Да не о той смерти, — перебила ее Хельна. — О том парне, который был в трактире. Я хочу знать о нем больше».       «Все же решила флиртовать, — Бренни тяжко вздохнула. — Дело твое, но я бы все равно не рекомендовала».       «Бренни!»       «Ладно-ладно. Тебе повезло, я как раз рядом с Шимхой. Как ты уже знаешь, зовут Смерть Шурф Лонли-Локли, он работает в Тайном Сыске, в Доме у Моста. Часто бывает в «Обжоре Бунбе», там любят собираться его коллеги. Спокоен и флегматичен, думаю, полная твоя противоположность, хотя не берусь утверждать — может, когда никто не видит, он ведет себя по-другому, но публично эмоций почти не выражает. О, тебе повезло, он любит поэзию! А остальное… то ли правда, то ли слухи. Но тебе же нужна правда?»       «Спасибо, — искренне поблагодарила Хельна. — Я узнала более чем достаточно».       «Тогда строй свою личную жизнь и не мешай чужой», — посоветовала Бренни, прервав связь.       Хельна отстранилась от перил, медленно зашагав по направлению к своему дому. Сотрудник Тайного Сыска. Любит поэзию. Она могла бы и не дергать Бренни, ей сразу сказали про Сыск. Это же так просто: дождаться, когда что-то случится и появиться на месте происшествия, как сотрудница газеты. Поговорить, попытаться узнать его чуточку лучше, ей же нужно не влюбить его в себя, а влюбиться самой. Может, он придет в Трехрогую Луну… тогда Хельна найдет предлог, чтобы он ее проводил. Главное, чтобы при этом сам Шурф не начал испытывать к Хельне чувства — что бы ни говорила Бренни, а для нее это все-таки действительно слишком. Своя любовь проще. Но если Лонли-Локли безэмоционален, то это вдвойне хорошо, это добавит ему, как герою ее стихов, нотку бессердечия, столь необходимую для безответности.       — Я хотела подарить тебе свою жизнь,       но ты бы предпочел мою смерть, — пробормотала Хельна, довольно щурясь. Быстро вынула блокнот с пером…       «Река отражает смерть,       когда ты смотришь в нее,       я так люблю тебя,       что хотела бы       подарить тебе жизнь,       свою, чужую,       птичью,       жизнь цветка, распустившегося на рассвете,       жизнь стихотворения, тающего на губах,       вокруг столько жизни.       Река отрицает смерть,       когда я смотрю в нее.       Я правда могу и хочу подарить тебе все,       что имею,       но ты предпочитаешь смотреть не в мои глаза,       а в речные воды,       и ничего в них не видеть».       Пока еще не то самое, но, перечитав написанное, Хельна осталась более чем довольна. Если у нее рождаются такие стихи лишь от мыслей о предстоящей любви, то что же получится потом?