***
Больница всегда пахнет хлоркой и отчаянием, в особенности, когда ты находишься напротив входа в реанимацию. Этот запах невозможно выветрить, он преследует тебя повсюду, въедается в твою кожу словно грязь, и смыть её с себя бывает невозможно. – Суна, я прошу тебя, живи, – прошептал Кайя, уперевшись в стекло палаты, которое было закрыто непроницаемой шторой. Хотелось выть, биться головой или лезть на стену, но забрать всю ту боль, что сейчас чувствует его жена. – Ты сильная, я знаю это, ты сможешь... – Сынок, есть новости? – Нюкхет ханым бесшумно подошла сзади к сыну и положила руку на его плечо. – Внучка родилась? – Нет, мама, новостей нет, – Кайя посмотрел на свою мать заплаканными глазами, как смотрел на неё в самом далёком детстве, когда был в отчаянии. – А если они обе не выживут?***
У Суны подходил срок по родам, и она счастливо улыбалась, собирая первую сумку для Бонджук в роддом. Его жена ходила и размышляла о том, кто именно нашепчет их солнышку первую молитву на ухо: её отец или передаст всё же разрешение тёте Хаттуч, как самой старшей в роду? Как Сейран увидит племянницу, улыбнётся своей красивой улыбкой, прокричав, что теперь она тётя маленькой бусинки, и, может быть, тогда они помирятся окончательно? А её мама будет сидеть у изголовья кровати и гладить Суну по волосам, как когда-то она делала в далёком детстве. Муж станет, наконец-то, папой и будет на больших сильных руках укачивать свою маленькую девочку, одетую как принцесса во всё розовое, не подпуская Ферита к ней ни на шаг, потому что она только его дочь и точка. Только мечтам Суны не суждено было сбыться. Зная, что ей рожать со дня на день, вся семья Шанлы вместе с Сейран, куда тащили и упирающегося Ферита, решила поехать на лечение в один из целебных курортов Турции. Сейран проходила обследование для планирование своей беременности. Эсме немного сдала, да и тёте требовалось поддержка здоровья, поэтому на семейном совете, куда не входила старшая дочь, было принято решение, что лучше отправиться на отдых сейчас. Суне же ставят срок родов через десять дней, и они как раз успеют вернуться. Отец хотел было что-то возразить, но в последние годы он не смел перечить своей младшей дочери, которая занимала теперь главенствующую позицию в семье Шанлы. Иногда Казыму казалось, что Сейран стала один в один как он в свои молодые годы, поэтому он только украдкой вздыхал, думая, что, если бы воспитывал их иначе, всё было бы по-другому. Суна узнала об их поездке случайно, когда позвонила тёте посоветоваться, какое количество пелёнок лучше брать с собой в больницу. Напоследок будничным тоном тётя Хаттуч озвучила, чтобы Суна не торопилась, так как они уезжают всего лишь на десять дней, и если её старшая племянница будет вести себя правильно, питаться специальными продуктами, то сможет спокойно проносит ребёнка все эти дни. Суна должна войти в положение своей сестры, ей же так плохо! Кайя в последние дни всё время работал из дома, так как приглядывал за своей женой, ведь нужно быть всегда наготове. Находясь в кабинете и разбирая кипу бумаг, которую ему зачем-то подсунул Ферит, он услышал громкий плач и какой-то нечленораздельный вой. И когда быстром шагом он добрался до Суны, то увидел свою жену, которая рыдала навзрыд, сидя на своём любимом белом диване. Кайе пришлось успокаивать её полтора часа, отпаивая ромашковым чаем и аккуратно гладить по спине и по большому животу, покрывая небольшими горячими поцелуями её лоб и волосы. – Почему, Кайя, почему Сейран меня так ненавидит? Почему моя семья меня не любит? – Я уверен, что это не так, Суна, – сквозь зубы проговорил Кайя, сжимая её сильнее в охапку. Если бы у него была возможность, он разорвал все бы отношения с её так называемой семьёй, но Суна так хочет быть их частью. Кайя же не может ей этого запретить. – Я тебя люблю, наша дочь тебя любит. – Но не мама с папой. Не тётя. Не сестра! – Она сильнее вцепилась в футболку Кайи, размазывая мокрые горячие слезы по его чёрной хлопковой ткани. – Они променяли меня с Бонджук на отдых. Моя дочь останется без благословения!! Кайя был не настолько верующим человеком, чтобы придавать для этого такое сильное значение, но раз для Суны это настолько важно, то он обязательно что-то придумает или решит. – Не будет такого, мы попросим мою маму или дядю Шехмуза, кто-то из них прочтёт молитву, и Бонджук будет защищена с первой минуты рождения. – Но я хотела, чтобы это сделал мой отец! Рыдания Суны стали ещё громче, она никак не могла остановиться, выплёскивая через слёзы всю свою боль недолюбленности и ненужности. – Суна, значит молитва моего отчима будет сильнее. Аллах не делает ничего просто так, ты сама всегда говоришь об этом. Суна ещё долго не могла успокоиться. Она то тихонько всхлипывала, то начинала ещё громче плакать, прибавляя Кайе седых волос. Его жене нельзя было волноваться, так как её здоровье сейчас – очень хрупкая вещь. Он еле смог увести её на второй этаж и уложить в постель. Гладил Суне волосы под мелкие всхлипы, рассказывая несуразные истории из своего детства, как в первый раз он упал с велосипеда и рассёк себе бровь, или как воровал яблоки с соседнего сада и получил солью по пятой точке, до сих пор шрам остался. Суна, вцепившись в Кайю как в спасательный круг, перед тем как провалиться куда-то, смогла лишь попросить, чтобы он никогда не оставлял их дочь одну. Предчувствие преследовало Суну не просто так. В два часа ночи девушка проснулась от того, что услышала шорохи на первом этаже. Неудобная поза не придавала радости в жизни: всё тело ломило, живот тянуло, ещё очень хотелось пить, а рука Кайи тяжело лежала на её груди, и от неё было очень жарко. – Кайя, у нас воры, – спохватилась Суна, услышав громкие звуки с первого этажа. Был какой-то звук, похожий на звон бьющейся тарелки и жуткое шуршание в тишине дома. Она начала тормошить мужа, пытаясь подняться, но с таким большим животом это было не так легко сделать. – Это точно воры, слышишь? – А… Что… – Кайя резко вскочил с постели, путаясь в простыне и падая около кровати. – Рожаешь? – Нет, воры, Кайя. Слышишь, там кто-то есть. Кайя, ещё не проснувшись и не осознавая, что происходит, взял бейсбольную битву и аккуратно пошёл спускаться на первый этаж, запретив Суне выходить из комнаты. Резко включив свет на кухне, он увидел вора, что копошился в холодильнике и воровал... Еду? Ноутбук, который Кайя оставил ещё вечером, так и лежал в гостиной на диване, а его телефон последней модели валялся на кухонном столе, где рядом лежала гора бутербродов, а на плите кипел чайник. Странный какой-то вор. – Ооо, братец, а у Вас что, поесть нечего. Ты не готовил что ли? – Проговорил Ферит Корхан собственной персоной с набитым ртом. – Я такой голодный, что готов съесть целого барашка. – Ферит, ты что тут делаешь? – Бутерброды готовлю. Будешь? У Кайи просто не было слов, чтобы сказать о том, насколько Ферит придурошный, что напугал Суну, которая проснулась из-за его тихого набега на их холодильник. Надо пойти успокоить её, но зачем, если его жена уже вразвалочку спускалась по лестнице на первый этаж, потому что, как обычно, не смогла пропустить всю гущу событий. А ведь обещала же сидеть тихо. – Ферит, – Суна неверяще смотрела на зятя, переводя свой взгляд с чайника на гору бутербродов и обратно. – Ты что тут делаешь? Разве ты не должен лететь сейчас с Сейран и моими родителями на лечение? – Ну я не слишком люблю эти процедуры, – смутился Ферит, запустив ладонь в свои волосы. Этот жест он перенял от Кайи, который прятал свою неловкость именно так. – Я не готов пропустить рождение племянницы ни под каким предлогом, Суна. И не готов оставить Вас двоих без помощи. Решил, что лучше побуду со своей настоящей семьёй. – А как же Сейран? – А Сейран больше не моя семья, Суна, – Ферит быстро перевёл тему, чтобы его невестка не смогла спросить с него большее. – Кстати, почему Вы трубки не брали, я раз пятьдесят звонил Вам каждому на телефон, а когда пришёл, увидел их валяющимися по дому. Подглядел в Вашу спальню – Вы спите без задних ног, – Ферит подмигнул Кайе, который уже подумывал использовать биту по назначению и настучать всё-таки своему младшему братцу по голове. – А я так проголодался, Вы бы знали. Собирать вещи в сумку – это утомительное занятие, – младший Корхан похлопал себя по выпирающему животу, который он набивал уже третьим бутербродом только при чете Сомнез. Они не знали, что до этого он слопал ещё четыре, обжора. – Кстати, я теперь поживу у Вас пару месяцев? Не привык я жить один, а в особняке обосновались твои родственники, Суна. Их не выгонишь, сама знаешь. – Ферит, я тебя так люблю, – на глазах Суны навернулись слёзы счастья и радости, что хотя бы Фериту из всей семьи она была нужна. – Ты мой старший брат, я так рада, что ты у меня есть! Суна, весело рассмеявшись, хотела подойти и обнять Ферита, но на третьем шаге резко ёкнула от того, что живот слишком сильно закололо. В глазах потемнело, и, если бы не Кайя, она бы упала. – Суна, вот теперь точно всё, мы едем в больницу, – Кайя побледнел, аккуратно усаживая жену на диван. До рождения дочери он точно станет седым. – И слышать не хочу никаких отговорок, поняла. – Хорошо, – проговорила девушка, пытаясь восстановить дыхание, но острая боль не проходила. – Только возьмите сумку на всякий случай, я её собрала. – Я взял, выходим! – Прокричал Ферит, засовывая в свой рот несколько бутербродов. – Телефоны не забудьте только.***
Врач, который встретил их на каталке, лишь только бросив взгляд на Суну, сказал срочно вести её в палату и переодевать. Бледная, на лбу выступили капельки пота, она смотрела куда-то в одну точку, нервно сжимая холодными пальцами ладонь Кайи. Суна пыталась дышать правильно, но у неё это не получалось, так как от боли сосредоточиться было невозможно. Во время осмотра врача, его лицо из приветливого превращалось в хмурое и тяжёлое. – У Вашей жены есть проблемы, мы срочно везём её в операционную и вызываем роды. Кесарево сейчас сделать не можем, нет возможности для этого. Ребёнок и мама могут не выжить, дорога каждая минута. – Ребёнок может не выжить, Суна может не выжить? – Кайя непонимающе посмотрел на доктора, пытаясь осознать его слова. – Что Вы такое говорите, доктор? Вы в своём уме? – Господин Кайя, я хочу предупредить, что... Обязан буду спросить у Вашей жены, если придётся делать выбор... Ну, если у нас не будет выхода и придётся спасть кого-то одного. – Что? Спасать кого-то одного? Да как ты смеешь спрашивать у неё такое? – Фериту приходится оттаскивать Кайю от врача, который пытается броситься на него, чтобы заткнуть его поганый рот. Он впервые видит своего брата настолько сумасшедшим и напряжённым, потому что обычно Кайя всегда останавливал и тушил пожар Ферита. – Нужно спасти их обоих. Я Вам заплачу, всё для Вас сделаю. Но спасите их двоих! – Кайя, – Суна осторожно взяла его за руку, когда медсестра подвезла её к мужу. Её сильный муж, не выдерживая всего того, что происходит, ломаясь, падает перед Суной на колени, загребая своими огромными ручищами её такую маленькую, хрупкую, с таким огромным животом, пытаясь уместить свою голову на её коленях и показывая всем видом и телом, что не отдаст он свою жену и дочь просто так. Суна сама запускает пальцы в его нечёсаную шевелюру, аккуратно тонкими пальчиками пытаясь распутать его космы. – Не смей думать, что с нами двумя что-то случится. Всё будет хорошо, мы сильные, я собралась! – Суна жёстко взяла своего мужа за его небритые щёки, пытаясь привести в чувства. Она подняла его лицо, чтобы Кайя посмотрел ей в глаза. – Ради тебя и Бонджук я выдержу всё, понял? Мы втроём выйдем отсюда через пару дней счастливыми, здоровыми и поедем домой. Хорошо? – Её взгляд, полный силы, любви и уверенности, которым Суна пыталась приободрить своего мужа, который разрушался на её глазах, должен был стать той отправной точкой. И только после того, как Кайя неуверенно кивнул, она продолжила. – И ещё, я запрещаю тебе звонить моим родителям, тёте или сестре. Они не должны знать ни о чём, – Суна аккуратно попыталась разгладить большую складку между бровей Кайи, чтобы как-то облегчить его боль, хотя сама внутри разрывалась из-за неё. – Позвони лучше маме Нюкхет и дяде Шехмузу, пусть приедут, ведь им скоро нужно будет нашёптывать молитву Бонджук на ухо, мы же хотели, помнишь? Кайе ничего не оставалось делать, как аккуратно поцеловать Суну в её холодную ладошку и на негнущихся ногах пойти к небольшому диванчику, где он оставил свою куртку, в кармане которой находился мобильный телефон. Нужно быть сильным, нужно верить в лучшее, всё будет хорошо же, да? – Ферит, – Суна крепко схватила за ладонь своего зятя, заставляя его опуститься на корточки. – Если со мной что-то случится, не смей бросать Кайю. Ты будешь его опорой и поддержкой на протяжении всей жизни, я завещаю тебе это, понял? – Суна, ты совсем что ли, – в глазах Ферита стояли слёзы. – Да всё будет хорошо! – Не будет, Ферит, – грубо проговорила Суна, пытаясь дышать правильно. – Я слышала доктора, что в моём случае в таких вопросах спасают или мать, или ребёнка. Вы обязаны спасти Бонджук! – Суна до боли сжала ладонь Ферита, оставляя на ней красные отметины, заставляя через боль согласиться с ней. – Моя жизнь не такая ценная, как жизнь моей дочери, понял? От меня даже отказались собственные родители с сестрой, выбрав поездку на курорт, чем поддержку меня, так о чём мы говорим? Младший Корхан ничего не ответил, просто кивнул в ответ. Безысходность, вот что заполонило его тело. Какие слова поддержки, да вообще, что тут можно сказать, если его невестка права? – Ферит, последнее, дай свой телефон, я запишу голосовое сообщение Кайе, – Суна, сжимая до белого цвета ладони, пыталась таким образом облегчить свою внутреннюю боль. Каждое слово отнимало кучу сил, но она справится. – Отдашь ему прослушать только тогда, когда будет уже всё... Если я не выживу. Что будет, если Суна правда не выживет. Как будет жить Кайя, он же сломается без неё навсегда! Утопиться в алкоголе или ещё чем-нибудь более запрещённом. Ну почему все происходит именно так? ПОЧЕМУ?? Суна записала это сообщение ровно за три минуты, на большее у неё просто не хватило сил, ведь они её покидали с каждой минутой. Даже сидеть в кресле было очень сложно и утомительно, тело разрывалось изнутри и снаружи. Суна придерживала свой живот, стараясь таким образом облегчить и своё состояние, но она уже проваливалась в какую-то агонию. Глаза сами закрывались, в темноте было легче существовать. В своём последнем послании Кайе она пыталась передать всю ту любовь и благодарность, которую испытывала к собственному мужу. И самое главное, что попросила его несмотря ни на что жить дальше долго и счастливо, воспитывая их малышку с любовью к свободе и знаниям, чтобы они оба радовались приходу каждого нового дня вместе, как отец и дочь. – Везите, пока меня не увидел Кайя. Тогда я точно не смогу... – Суна передала телефон Фериту, не сдерживая слёз. – Помни, что ты мне обещал, не бросай их, Ферит, я доверяю тебе это, – подняв на него глаза, в которых застыла боль и отчаяние вперемешку со страхом, Суна продолжила. – И знаешь, сегодня я окончательно потеряла свою младшую сестру, но очень рада, что обрела такого старшего брата, как ты. Аллах ко мне милостив. Твою мать, что происходит... Да почему всё так несправедливо в этом мире? Хочется выть, швырять стулья об стенку и кричать, кричать, кричать... – Мама с дядей Шехмузом сейчас приедут, – Кайя неровной походкой дошёл до своего младшего брата, держа в правой руке мобильный телефон. – Где Суна? Ферит, где моя жена? Почему... Что случилось? – Её увезли, Кайя. Увезли. В глазах Ферита стояли слёзы. Он пытался отвернуться от старшего брата, чтобы не показывать, насколько всё плохо, но не смог. Сейчас дело не в его чувствах, нужно поддерживать Кайю, он обещал Суне, он обязательно выполнит своё обещание! Поэтому единственное, что он мог сделать, обнять его и прижать так крепко, насколько это возможно, пытаясь разделить с ним пополам всю ту боль, которая разрывала Кайю изнутри и снаружи. – Не попрощавшись со мной... – Кайя стоял, навалившись на Ферита. Руки его находились по швам, в глазах стояли слёзы, а внутренний ступор начал выливаться во внешнюю неконтролируемую истерику, так как пришло осознание, что Суну увезли и он не рядом, её нет с ним... – Суна сама попросила, так как боялась, что не сможет с тобой расстаться. Нет, нет, нет! Его крик отчаяния, который молнией прокатился по всему отделению, заморозил все чувства и эмоции Кайи. Он обессилено сполз по этой голубой стенке, раздирая ладони в кровь, прося у всевышнего, чтобы с Суной и дочерью всё было хорошо. Больница всегда пахнет хлоркой, отчаянием и глубокой верой в чудо. Надежда – это то, что остаётся на поверхности, за то, что можно цепляться несмотря ни на что. Прошло уже пару часов, но от Суны и доктора не было никаких вестей. Были слышны только громкие крики его жены, которые или стихали, или снова с огромной болью прорывались через эти тонкие больничные стены. Госпожа Нюхкет ходила из стороны в сторону, дядя Шехмуз сидел, уперевшись взглядом в идеально вычищенный пол. Ферит, как и Кайя, ходил из стороны в сторону мимо палаты, читая про себя все молитвы, которые он знал, чтобы всё закончилось хорошо, чтобы Суна и его маленькая племянница чувствовали себя хорошо. Вдруг дверь резко открылась и вышел доктор. Выглядел он очень уставшим, да и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. – Мне очень жаль, но плод застрял в выходных путях. Если в течении получаса мы не сможем его протолкнуть, то будем спасать ребёнка. Ваша жена подписала все необходимые бумаги перед операцией. Эта тишина, которая резко умертвила всё вокруг себя. Слишком громкое тикание часов, которое выбивало из колеи, напоминая, что осталось совсем немного времени и всё может закончиться не в их пользу. Ну как же так... – Что? Как это спасать только дочь? А как же моя жена... Она же... Нет, нет, нет, – Кайя с ошарашенным взглядом посмотрел на врача, кусая свои губы до крови. И снова эта тишина, которая уничтожала. – Ферит, ты слышал, Суна... Не может быть. Я должен быть рядом, я должен уговорить, спасти. Моя жена сильная, она сможет... Кайя, не осознавая, что делает, через долгие мгновения, которые на самом деле длились всего минуту, решил прорваться в операционную, чтобы выменять свою жизнь на жизни своих девочек. Смысла жить без неё не было, смысла быть тут на земле без них нет вообще! Хорошо, что Шехмуз подоспел вовремя и скрутил Кайю, отволакивая его в сторону небольших диванов. – Пасынок, тебе туда нельзя. Нельзя!! Суна сделала свой выбор, но надежда есть всегда, она ещё жива. Жи–ва! А ты хоронишь её заживо, очнись уже. В этот момент мама Кайи, которая смотрела на всё со стороны и качала головой от несогласия того, что происходит, резко подлетела к Кайе и влепила такую звонкую пощёчину, которая должна была привести её сына в чувства. Но его бледное лицо и стеклянный взгляд не предвещали ничего хорошо, Кайя не слышал и не видел никого вокруг. Поэтому Нюкхет не придумала ничего лучше старого проверенного способа: она со всей силой сжала подбородок своего сына, заставляя смотреть его глаза в глаза, и с остервенелой злостью прошипела: – Вытер слёзы и перестал быть мямлей, Кайя! Твоя жена ещё жива, и твоё каждое неправильное слово, неверный шаг или действие вместо того, чтобы помогать Суне справляться и держаться за тебя, сильнее отпугивают и уводят дальше от тебя в мир иной. Соберись, ты же мужчина!! – Последние слова Нюкхет ханым просто выплёвывает на своего сына, зная, насколько они его сейчас как сломают, так и соберут. Прищурившись, до красных отметин сжимая его подбородок, со всей затаённой ненавистью продолжила. – Или ты хочешь быть как твой отец... На слове отец в глазах её сына вспыхивает такой огонёк неудержимого гнева, который не просто может, а уже начинает сжигать всё на своём пути, разрастаясь до самого пожара. Кайя резко убирает руку матери от себя, подходя почти вплотную и нависая над ней настолько грозно и ненавистно, насколько вообще возможно. – Я. НЕ МОЙ. ОТЕЦ. ПОНЯТНО? Я никогда не оставлю свою жену в одиночестве в больнице, пропивая последние деньги и снимая на них шлюх. Я буду бороться за неё до конца, мама, – каждое слово тягучей волной отдаётся в стенах этой больницы, прожигая и растворяя всё хорошее вокруг. В глазах Кайи истинный гнев, когда тело уже готово к прыжку, чтобы показать, доказать, что он не такой. Надвигается, разрастаясь в ширине, поглощая своей темнотой всё в округе, где Кайя от своей внутренней безысходности и пустоты не контролирует себя. – Понимаешь меня, понимаешь? – Так, а ну-ка хватит орать на мать, – Шехмуз решил вмешаться, разводя свою жену и пасынка по разным углам больничного коридора. – Держи себя в руках, она твоя мама и женщина. Ферит ошарашенно смотрел на то, что тут происходит. Он знал в общих чертах, что с отцом у Кайи были не самые лучшие отношения, ведь он их бросил, когда ему было пятнадцать, и это был один из самых лучших дней его жизни. Но никогда не думал о том, что там всё было настолько плохо, даже не интересовался. Почему он не узнавал подробности прошлого у своего старшего брата? – Кайя, Кайя, услышь меня, – произнёс Ферит, подходя к своему брату и кладя руки на его плечи. Вот как сейчас вообще можно будет сказать, что его жена записала прощальную исповедь? – Суна записала для тебя сообщение, давай, послушай. Может хотя бы это приведёт тебя в чувство? Мобильный телефон, который Ферит включил на полную громкость, разорвал эту гнетущую больничную тишину, которая уже пропиталась безысходностью. – Кайя, я так благодарна тебе за то, что в тот страшный и тёмный для меня год ты появился в моей жизни. Тот поцелуй, который перевернул всё с ног на голову. Наша странная свадьба, притирки, ссоры, разговоры до утра – всё это привело нас к большой любви и помогло мне осознать кто я на самом деле, – небольшая пауза, которую сделала Суна, чтобы перевести дух, была слышна даже на записи. – Ты всегда давал мне выбор, поддерживал в изучении себя. Защищал от всех и всего. Я много раз тебе говорила и хочу ещё раз повторить, для меня это так ценно! И именно сейчас, сидя в этой каталке, я осознала, что самые главные мои роли – это то, что я твоя жена, и я мама нашей прекрасной дочки!! – По её голосу было слышно, что из её глаз текут слёзы, а голос дрожит, признавая очевидное. – Не знаю, смогу ли я сказать тебе эти слова когда-нибудь ещё, но я тебя очень люблю, Кайя. Ты моя душа! Я буду бороться до конца за нас и наше счастье втроём, но, если выбор всё-таки придётся сделать, я выбрала нашу Бонджук, ведь в ней есть продолжение нас двоих. Люби её, воспитай хорошим человеком с любовью к свободе и знаниям. А я всегда Вас буду защищать с неба. Люблю тебя, Кайя, надеюсь, что мы встретимся с тобой очень скоро. Твоя Фея из сказки. – Нет, нет, нет, это невозможно... – Услышав последние слова своей жены, Кайя валом опустился на пол, снова начиная биться головой об стену. Неконтролируемая истерика подчинила его тело. Громкие всхлипы, душные слёзы, горе – всё резко обратилось против него. – Брат, отчим, мама... Это же плохой сон, да? Это выше моих сил, я не могу! Я не смогу без Суны, я не смогу... Даже такого крепкого мужчину, как Шехмуз, пробило на слезу. Красивое и искреннее признание в любви, столь чистая любовь между ними, и что? Чёрная полоса в жизни, которая может закончиться трауром. Шехмуз перед тем, как спуститься на этот этаж в реанимацию, зашёл к главному врачу, чтобы поговорить о докторах и их количестве. Да, их выделили больше, чем должно было быть на смене. Да, вызвали даже самых лучших из дома. И плевать, что большая сумма денег осела в кармане главврача, главное – здоровье ребёнка. Но, к сожалению, не всё могут решить зелёные бумажки. Почти три года назад в автомобильной аварии погибла его собственная дочь Пырыл. Её машину снесло в кювет, не справилась с управлением на заснеженной дороге. Если бы не Нюкхет и маленький Керем, сын его племянницы Пелин, то он точно бы не пережил это. И тут снова потеря ребёнка, нет, он не готов к этому, Аллах будь милостив. Обведя глазами коридор полный скорби и плача, Нюкхет ханым номер два, которая всегда боролась и была против всех, в том числе не соглашаясь с предписанной судьбой, не привыкла так решать проблемы. Зло посмотрев на сына, который из мужественного красивого парня превратился в безвольного червя и плаксу, она цепко и с такой необъятной силой взяла Кайю за подбородок, словно выворачивая его наизнанку, чтобы он посмотрел в её глаза. – Не смей, сын, быть нюней. Ты нужен жене, ты нужен дочери. И если ты перестанешь в них верить, то тогда внучке незачем приходить в этот мир, а Суне лучше уйти из него окончательно, – каждое слово его матери было пропитано дерзостью и ядом, которые должны были пробудить в Кайе силы для борьбы. – От твоей жены отказались родители, тётя и младшая сестра. И если ты ещё откажешься от надежды в них, то ты предашь Суну окончательно и бесповоротно, ей не будет смысла возвращаться в этот мир, понял? И не получив ответа от сына, Нюхкет ханым, в своём любимом розовом костюме, отправилась по коридору прямо, потому что лично она не готова была сидеть и подпирать стенку, рыдая от горя и не делая никаких шагов. Ей срочно нужно было переодеться в стерильную одежду и найти маску для лица, ведь у будущей бабушки появился план по спасению собственной внучки и жены для сына. В больнице пахнет хлоркой, отчаяньем и невыносимой болью. Ферит смотрел на своего брата и такое чувство, что Кайя постарел на пару лет за последние тридцать минут. Его глаза осунулись, скулы слишком сильно выделялись на бледном лице, а в глазах сияла пугающая пустота. Телефон завибрировал, показав на дисплее имя Сейран. Вот что его сумасшедшей пока ещё жёнушке понадобилось, неужели вспомнила про сестру? – Чего тебе, Сейран? – Бесцветным голосом произнёс Ферит, поднимаясь и отходя в сторону от Кайи, который, не моргая, смотрел в какую-то пустую точку на той стороне голубой стены. – Я хотела сказать, что если ты прилетишь завтра к десяти утра, к моменту, когда нас должен принять доктор, то тогда я тебя прощу. – Какой, блядь, доктор, Сейран? Ты знаешь, где я? Я в больнице. Суна рожает!! – Ну поздравляю, – на том конце провода Сейран грубо усмехнулась. – Надеюсь роды будут лёгкими. Но ты должен успеть к нашему доктору. – Какому, блядь, доктору, Сейран? Какому доктору? – Нервы Ферита не выдержали, и он разорался на всю мощь, наплевав на то, что это больница. – Суна умирает!! Она не может родить тебе племянницу, Кайя почти не дышит от горя. А ты мне, блядь, про какого-то доктора говоришь! – Младший Корхан никак не мог поверить в то, что происходит. Может всё-таки его жена шутит, это же всё не взаправду? – Сейран, скажи, ты адекватная, у тебя сестра умирает, а тебе совсем на неё плевать!? – На все воля Аллаха, Ферит, – холодно ответила ему жена, поёжившись от ора своего мужа. Как он вообще смеет повышать на неё голос, бесстыдник. – Я сейчас обязательно помолюсь за неё. – Помолишься ты за неё, как же, – прошептал Ферит в ответ, принимая для себя уже точное и взвешенное решение. – Сейран, ответь мне на один вопрос, всего лишь один: почему ты зная, что Суна должна родить со дня на день, увезла от неё всех её родных: мать, отца, тётю, себя? Почему? – Ферит, не будь таким эгоистом, им нужно срочное лечение. – А что с ними будет, когда они узнают, что вместо того, чтобы быть поддержкой своей старшей дочери, они ублажали младшую с её заскоками, а от старшой могут получить бездыханное тело! – Бешенство Ферита не выдерживало, поэтому установка для кулера, которая попалась ему на пути, полетела куда-то по коридору вперёд, потому что была сбита его ногой. – Они сами приняли этот выбор, я тут ни причём, – сепокойным голосом проговорила Сейран, пожимая плечами. Никаких моментов переживаний по поводу сестры, только тотальное принятие себя и своей позиции. Всё правильно, именно так и должно быть. – Так ты приедешь завтра? – Сейран, ты такая сука! Вот, блядь, просто не могу!! Твоя сестра с минуты на минуту может Аллаху душу отдать, твоя племянница может не родиться, а ты все выспрашиваешь меня на тему приеду ли я к тебе или нет. Нет, довольна, НЕТ!! – Значит ты сделал свой выбор, мне тебя не ждать завтра. – Сейран, тебе больше не ждать меня никогда, – в один момент ор Ферита резко превратился в тихий, но стальной голос. – Ты знаешь, Аллах милостив, он нам с тобой столько времени не даёт ребёнка не просто так. Таким как ты, завистливым, дети точно не нужны. Вместо помощи, твоя сестра сейчас лежит одна в холодной палате на хирургическом столе, мечтая о том, чтобы её родители и младшая сестрёнка были с ней рядом, поддерживали и вселяли в неё уверенность и силу, а ты рассуждаешь снова о себе любимой. Так было всегда, ты всегда думала только о себе, прикрываясь Суной только тогда, когда тебе было выгодно! С меня хватит, я подаю на развод. Это окончательный вариант, больше я назад не сдам. – Что значит подаёшь на развод? – К такому точно Сейран не была готова. Жалела ли она Суну? Ну, может быть, где-то глубоко в душе, потому что по большей части она ей завидовала. Их счастливым отношениям с Кайёй, которые много раз сама пыталась расстроить, чтобы снова получить обратно свою жилетку в виде сестры. Завидовала тому, что у них скоро будет ребёнок, есть свой дом и тихое уютное счастье, которое Суна своими руками создала для себя и мужа. У Сейран этого ничего не было, поэтому она отняла у сестры родителей и тётю, чтобы хотя бы так ей было больно, и Суна страдала так же, как страдает её младшая сестра от своего тяжёлого положения. – Ты знаешь, Ферит, что особняк переписан на меня ещё твоим дедом. Большая часть твоего имущества тоже. Ты уйдёшь от меня почти нищим, я заберу большую долю твоей фирмы. – Плевать. Лучше остаться нищим, но человечным, чем стать таким бесчувственным и завистливым как ты, – Ферит только мог качать головой, думая о том, как можно было за такой короткий срок превратиться в такую стерву. Он сам её к этому подтолкнул или были ещё люди, кто помогли? – Я разочарован в тебе Сейран, позор, позор тебе! – Хорошо, встретимся тогда в суде. Я отниму у тебя всё, и твоё имя тоже. На тебя больше не посмотрит ни одна женщина, никто не захочет от тебя иметь детей, ты будешь пустышкой. – Прощай Сейран, скатертью тебе дорожка. Как? Как до такого мы докатились? Куда ушла вся любовь и искренность тех шести лет, когда они познакомились в первый раз? Его жена из милой антеповской фисташки превратилась в сраную стерву, с которой он точно не хотел больше иметь никаких отношений. Больница пахнет верой в чудо, ведь когда этот запах перемешивается с отчаянием и горем, то получается новый аромат в виде надежды на счастливое будущее. В палату к Суне то заходили, то выходили врачи и их помощники. Тишина сменялась тихими стонами Суны, которые были еле слышны за перегородкой. Но вдруг что-то изменилось, и громкий остервенелый крик Суны разразился на весь коридор такой болью, становясь последней каплей. – Я не могу это слышать, Ферит, – прошептал Кайя, закрывая свои уши ладонями. Кайя, Ферит, Шехмуз – все трое, сгорбившись и подпирая стену перед реанимационной палатой, сидели на холодном оттёртом до блеска полу. – Я не могу пережить эту боль, отчим. Отчим. Кайя называл Шехмуза именно так, потому что это была их своеобразная игра. Пасынок – отчим, лёгкие уколы в сторону каждого, словно игра в пинг-понг. Сначала они не воспринимали друг друга, но, когда Шехмуз развёлся со всеми первыми своими жёнами, оставив только Нюкхет, Кайя потеплел. Он видел его отношение к своим матерям, и как они обе были счастливы. Однажды отчим сказал ему, что у каждого свои предпочтения, и то, что Нюкхет ровно две, его нисколько не смущает. Одна помогает с бизнесом, другая поддерживает в трудные минуты. Он даже научился их различать по походке и цвету одежды. Так как Нюкхет номер два предпочитала розовые костюмы, а Нюкхет номер один – голубые. И с помощью Суны Кайя принял Шехмуза, принял его игру с мамой и нормальное отношение к себе. – Кайя, – Шехмуз впервые с их знакомства назвал его по имени. – Если ты слышишь её крик, значит она жива. И дочь твоя тоже. – А если уже нет? – Не может такого быть, брат, – Ферит, чтобы не услышать страшных слов про смерть, быстро перебил своего старшего брата. – Суна всё же по крови Корхан, она сильная. Она не сдастся просто так! В больнице пахнет безысходностью и отчаянием с привкусом тонкого аромата надежды и веры в чудо. Нюкхет не верила в чудеса, предпочитая творить их самостоятельно. Раздобыв где-то специализированный костюм для реанимации голубого цвета, который так ей шёл, она аккуратно зашла в реанимацию. Дело было плохо. Суна лежала бледная на хирургическом столе, почти не подавая признаков жизни. Спутанные волосы, впалые щёки и искусанные губы, она что-то тихонько бормотала себе под нос, то ли успокаивая саму себя, то ли пытаясь заставить себя продолжать бороться. – Что Вы тут делаете? Вы кто? – Я свекровь Суны, пришла на помощь. – К сожалению, Вы не поможете. – Доктор, извините, я достаточно часто лежала в больницах и была гостьей на данном столе, – Нюкхет как могла пыталась расположить к себе доктора, улыбаясь во всё лицо через маску. – Я знаю, что в такие моменты нужно уметь дать зацепиться умирающему за что-то такое, чтобы он захотел бороться и остался в этом мире. Понимаете, мой сын очень любит свою жену, и, зная его, он не сможет продолжить существовать без неё. Я не готова терять ни сына, ни внучку, поэтому позвольте, я попробую растормошить Суну. – Делайте что хотите, нам нужно как можно скорее вытащить плод, – после нескольких секунд раздумий проговорил доктор. Он не был верующим человеком, но верил в чудеса, они и вправду сбываются, когда до безумия хочешь, чтобы они случились. Может у этой женщины получится? – Спасибо доктор, – Нюкхет ханым подошла вплотную к Суне, вглядываясь в её лицо. Дело было дрянь, потому что Суна уже почти не реагировала на свет, только приоткрывала свои пухлые губы, то закрывала, словно аквариумная рыбка, выпрыгнувшая из своей привычной среды обитания. – Суна, – Нюкхет ханым резко взяла девушку за волосы и со всей силой потащила на себя. – Умереть решила, да? Ну наконец-то я этого дождалась. Как раз я для Кайи присмотрела пару новых девочек, которые скрасят его одиночество и согреют постель, пока ты будешь гнить в холодной сырой земле. Даже с неба не увидишь, как твоя дочь будет расти, а знаешь почему? Потому что ты не борешься! Аллах такого не простит!! Суна непонимающе открыла глаза, чувствуя другую боль, которая зарождалась не где-то на загривке, а именно в груди. Как это её Кайя будет с другой женщиной, кто будет воспитывать её дочь? Внутри начал разгораться огонёк гнева и несогласия, ведь Суна точно на такое благословение не давала. – И твоя дочь будет несчастной, жизнь у неё будет хуже твоей, – Нюкхет ханым со всей дури отпечатала пощёчину на лице своей невестки. Слишком давно она копила весь гнев и всю ту боль по отношению к ней. – Ты сама знаешь, что Кайя сорвётся. Алкоголь, наркотики, суицид. Он слишком привязан к тебе, не сможет без тебя жить. Поэтому твою дочь на воспитание заберёт Сейран с Феритом. И твоя любимая младшая сестра будет унижать твою дочь, каждый день давая ей подзатыльники и указывая на её место. Хочешь такого, да? – Вторая пощёчина обожгла щёку девушки, при этом весь медицинский персонал стоял рядом как вкопанный, не смея вмешиваться. А огонёк гнева разрастался внутри Суны в настоящий пожар. – И твоя дочь будет жить рядом с Казымом же, да? Он её будет лупить так же, как лупил тебя в детстве, даже хуже, понимаешь? Она обречена на жизнь хуже, чем у тебя была в детстве. Все будут её пынять, обижать, избивать, кидать как котёнка из стороны в сторону, а всё потому, что мать сдалась и не соизволила вырастить свою собственную дочь самостоятельно. – Нет. – Что нет, Суна? Ты умираешь, ещё пара минут, и ты отдашь Аллаху душу, а Сейран через пару часов заберёт твою дочь и начнёт уже её морить голодом, и Бонджук будет страдать, – в этот момент сам доктор не выдерживает и пытается отцепить руку свекрови от волос невестки, видя, как Суна собирается силами и готова снова бороться. Показатели начинают повышаться, результат от разговора есть. – Сейран же ровно такая же, как твой отец, вспомни сколько раз ты голодала в детстве? А сколько ночей провела в холодном подвале вместе с крысами. Такой судьбы ты для Бонджук хочешь? – Нееееет! Прошли долгие двадцать минут. Врач, выходя из реанимации, устало протёр очки. Это была одна из самых сложных операций за последнее время. Когда он думал, что они потеряли и женщину, и ребёнка, то пришла эта сумасшедшая Нюкхет ханым, которая намотала на кулак волосы невестки, надавала ей оплеух и так орала на неё в течение десяти минут, что к концу её монолога Суна правда воспряла духом и начала бороться. За свою дочь и за мужа, всё ради них. Суна выкрикивала их имена, когда тужилась, когда от гнева и боли согнула железный поручень хирургического стола. Но она смогла! Маленькая девочка Бонджук, с пепельными кудряшками, родилась ровно в 20:38 весом 3 кг 107 грамм, громко прокричав, что явилась на этот свет и точно не собирается отпускать маму никуда на небо. Суне приложили ребёнка к груди, показав, что всё хорошо, что она смогла, она справилась! И когда девушка проваливалась куда-то в темноту, она была уверена, что проснётся через пару часов и точно не отдаст никому ни свою дочь, ни своего мужа. Разве это не чудо?***
– Кайя, ты видел какая у нас красивая Бонджук, – тихим голосом проговорила Суна, держась за руку своего мужа. Её руки были исколоты иголками, в одной из вен торчал катетер, по которому сейчас в её слабое, но всё ещё живое тело вливали лекарство. – Наша бусинка такая сильная, она родилась и озарила светом всех нас. – Бонджук такая сильная вся в тебя, моя жена, – проговорил Кайя, целуя Суну в лоб. За эти пару часов он как-будто бы сбросил семь килограмм и постарел на все десять лет. С родов Суны прошло больше шести часов, и за это время Шехмуз вместе с Феритом уложили Кайю на каталку и заставили врачей вливать в него разные лекарства, чтобы он точно Аллаху душу не отдал после таких стрессов и потрясений. А сами втихую распивали бутылочку шотландского виски двадцатилетней выдержки, угощая всех вокруг шоколадными конфетами. У них же родилась племянница, внучка! – Я не могу представить, что со мной было бы, если бы ты ушла от меня на небо. – Твоя мама... Я так и не успела сказать ей спасибо. Если бы не она и не её помощь, я бы не справилась. И Бонджук бы не справилась, – Суна хитро улыбнулась, с такой искренней любовью глядя на Кайю, словно то, что он рядом, делает свет в палате, да вообще в её жизни ещё ярче. – Свекровь зарядила нас всех своей силой и уверенностью, что несмотря ни на что, нужно всегда продолжать бороться до последнего вздоха. Я ей очень благодарна, и ты знаешь, я хочу, чтобы именно она нашептала молитву нашей дочери. – Ты успеешь ей всё сказать сама, потому что скоро нам привезут Бонджук, и мы всё сделаем как ты хочешь, – многомиллионный раз за ночь проговорил Кайя, целуя Суну в лоб. – Ты просто не пугай нас всех больше так, Суна, хорошо? – Угу. – Я очень люблю тебя, я не смогу жить без тебя и нашей дочери. Помни всегда об этом, – и муж поцеловал свою жену совсем целомудренным поцелуем, в котором было зарыто столько щемящей нежности и искренней благодарности вперемешку с любовью. – Спасибо, что сделала меня папой.