***
Покончив с завтраком, мы отправились в Собор. Себастьян сразу облачился в одежды служки, спрятав под ними необходимое альпинистское снаряжение и портативный ауспик. Я же по его настоянию сменил брюки и рубашку на армированный комбинезон. Кобура со стаббером теперь угрожающе висела на груди плотного мехового плаща. Новый день не принёс успокоения погоде. Наш флаер заметно потряхивало, а порывистый ветер яростно сбрасывал с высоких крыш горсти снега, словно волнами накрывающие город далеко внизу. Когитатор транспортного средства то и дело предупреждал о перегрузках, и на его экране транслировалось сообщение об опасных погодных условиях. Улицы под нами шумели, как потревоженный улей. Транспортные магистрали замерли, источая неимоверный жар двигателей и крик клаксонов. Пролетая над особенно широкими трассами, стёкла флаера содрогались. Даже громадные дирижабли, всё так же неизменно висевшие над жилыми кварталами, из-за плотной метели превратились в грандиозные тени, призраками ползущие по небу. Их гололитические проекции то и дело дрожали, совершенно потеряв чёткость и больше походя на северное сияние, нежели на агитационные образы. Тем временем над владениями Экклезиархии разносился колокольный звон. Пролетая мимо южной лестницы, я заметил тысячи горожан, торопливо бредущих на службу. Снег бил в их запыхавшиеся лица, а с боков согревали разгорающиеся жаровни. Подъём был единственным местом, где вездесущая белизна не имела власти. — Похоже, что вчерашние события подстегнули людей более ревностно выполнять свой долг… — Тихо произнес я сам себе. — Ничто так не питает суеверия, как громкое покушение на первых лиц Министорума, — попытался пошутить Себастьян, направляя наш флаер вглубь башен и куполов, где скрывалась посадочная площадка. Пока мы летели, я продолжил изучать отчёт, в котором также был вложен результат анализа крови, найденной на месте смерти канониссы. Исследования точно определили, что она принадлежит только одному человеку женского пола. Неужели Селестина не смогла нанести ни одного удара? Вериспексы достаточно кропотливо занимались сбором. Сомневаюсь, что они могли упустить что-то ещё… Углублённый анализ установил высокую дозу различных гормонов типа тестостерона и эстрадиола. Есть даже следы окситоцина, что вызвало открытую дискуссию среди следователей, о чём они честно сообщили в отчёте. Эти обстоятельства говорили в пользу мыслей об отравлении канониссы, что сделало её… податливой для убийцы. Помимо прочего, на полу были обнаружены белковые и липидные вкрапления, подтверждающие версию с изнасилованием, о котором говорил кардинал. И всё же почему они прячут тело? На посадочной площадке нас уже ждала Афелия с двумя сёстрами. Все три женщины облачились в броню. Опущенные забрала шлемов угрожающе сверкали красными линзами, а болтеры в руках говорили о серьёзности намерений. — Инквизитор, — кивнула мне палатина, как только мы с дознавателем покинули транспорт. — Сестра Афелия, — ответил поклоном я. — Судьи уже прибыли? — Они ждут нас на террасе. Что вы намерены делать? Даже сквозь вокс шлема в голосе воительницы чувствовалась враждебность. — Теперь, когда у нас есть отпечатки пальцев и подошв, мы можем вновь допросить всех подозреваемых и вычислить убийцу. Я рассчитываю на вашу помощь. Несколько секунд целестианка молча смотрела на меня сквозь непроницаемые красные линзы. — Вы можете положиться на нас, инквизитор, — произнесла Афелия, после чего развернулась и пошла в сторону Собора.***
Встретившись с вериспексами, мы начали сопоставление. На этот раз я решил не собирать священников в одном месте. Благодаря Афелии, мы всегда точно знали, где находится каждый человек из списка, а потому внезапное появление инквизитора в сопровождении судей, увешанных сложной аппаратурой и аугметикой, производило куда более устрашающий эффект. Застигнутые врасплох, эти святоши дрожали ещё сильнее, выдернутые с занятий в семинарии, служб или отдыха. Сам факт того, что я пришёл вместе с слугами Лекса проверить каждого, уже внушал чувство вины, доводя страх до животного ужаса. В середине дня к нам присоединилась пара сестёр-госпитальеров, что помогали возвращать в чувство особенно впечатлительных служителей, что теряли сознание, когда лучи ауспиков, обжигая кожу, сканировали ладони и пальцы. Я был терпелив и непреклонен, а потому даже видным служителям духовенства приходилось под конвоем возвращаться в личные покои, чтобы отыскать именно ту обувь, в которой они решились прийти в святилище Осколка. С некоторыми было особенно сложно. Из-за отсутствия рядом побратимов, что так же находятся под подозрением, страх усиливался многократно. Особенно слабонервные не выдерживали и ударялись в истерики, рыдая и утрачивая остатки самообладания. Впрочем, наибольшее омерзение вызвала другая порода, готовая сдать с потрохами кого угодно, лишь бы выгородить себя. Признания подобных «святых» братьев заставляли замирать сердце, от подробностей церковных интриг, их жестокости и безнравственности… — И эти люди мнят себя пастырями… — разочарованно выдохнул я, когда второй день сопоставления сменили сумерки. Морозный ветер казался освежающим после душных коридоров семинарий, библиотек и храмов. Метель ушла, и теперь на небо высыпали сотни тысяч мерцающих звезд. Высоко над столицей можно было наблюдать световые хвосты грузовых челноков, перемещающихся между орбитой и космопортом. — Будьте уверены, Хальвинд, что все показания этих змей будут переданы кардиналу, — Афелия устало рухнула на скамью, от чего та натужно заскрипела под весом брони. — Его преосвященство не оставит это без внимания… Я ничего на это не ответил, потому что понимал — даже кардинал не сможет приструнить всех. Как и в случае с избранием нового главы епархии, для того, чтобы отозвать сан у крупного сановника, понадобится созвать синод. Лишь тогда можно будет вынести скандал на общее обсуждение и принять решение. Впрочем, это уже не моё дело. В течение двух дней мы бродили по коридорам и галереям, проводили допросы в кладовых и аудиториях. И это не дало никаких результатов. Список присутствующих в святилище закончился, но осталось ещё три отпечатка без хозяев. Один из них совершенно точно принадлежал кардиналу, поскольку тот касался орудия убийства при мне. Оставшиеся же два… Второй след — так же распознали на осколке меча и алтаре. Вполне возможно, что он принадлежал Селестине. Но почему, если она сумела завладеть «оружием», судьи не обнаружили чужой крови? Третьи отпечатки вериспексы нашли в нише, в дальнем углу святилища, невидимом со стороны алтаря. Кто-то тайно наблюдал за убийством? Я протёр глаза, пытаясь собраться с мыслями, но голова лишь отзывалась болезненным импульсом. Сегодня уже я ничего не узнаю, кроме того, что изначальные подозрения подтвердились. Пока я размышлял, палатина поднялась на ноги, принимая вокс-сигнал. Почти сразу её лицо накрыла мрачная тень. — Что-то случилось, сестра? — Вежливо поинтересовался я, поднимаясь на ноги. — Пришло время прощаться, — ответила та, оборачиваясь. — Церемонарий завершил все приготовления, и теперь мы можем проводить наших павших сестёр. В глазах воительницы снова сверкал огонек скорби, который она пыталась скрыть за суровым выражением лица. — Можно ли мне присутствовать? По какой-то причине я испытывал сочувствие к этой женщине. Её лицо отражало тяжести битв, сквозь которые Афелии пришлось пройти. У меня не было сомнений в её отваге и чистоте веры. Но во взгляде ощущалась тяжесть, которую может испытывать только истинный воин. Воин, что не раз терял своих товарищей на поле брани. Сейчас же палатине предстояло хоронить сестёр, павших в абсолютно иной обстановке… Воительница поняла, что я слишком долго смотрю на неё в ожидании ответа, а потому резко кивнула и отвернулась. — Я была бы очень признательна вам.***
Челнок, украшенный регалиями Министорума, рассекал ночь, удаляясь на северную окраину столицы. Там, за чертой города, располагалось огромное кладбище, огороженное резными стенами с причудливыми решётками. Вместо люминосфер и фонарей, свет здесь источали тысячи факелов, которые разжигали расторопные смотрители. Эти согбенные фигуры в чёрных одеждах молча бродили по тропам из белого мрамора, провожая процессию палатины вглубь своих владений. Вокруг нас во тьме вырастали склепы, украшенные золотом и статуями, высокие одинокие колонны, увенчанные гордыми орлами. Что удивительно, но на кладбище не было ни квадратного метра голой земли, если не считать аккуратных клумб, в которых росли цветы и деревья. Всё здесь подчинялось незримой воле архитектора, идеально расположившего каждое место погребения в соответствии с неизвестными мне традициями этого мира. Следовавшие за Афелией сестры ступали в траурной тишине, неся над собой знамя Эбеновой чаши. В ночной тишине только хлопающий звук тяжёлой ткани разносился ветром среди угловатых крыш мавзолеев и склепов. Спустя какое-то время мы оказались на широкой аллее, в центре которой возвышалась статуя Алисии Доминики. Святая сжимала в руках опущенные щит и меч, склонив голову в трауре. За её спиной, вдоль оголившихся древних дубов, располагались могилы. Их укрывали мраморные плиты, декорированные обсидианом и рубинами, соединенными в символы ордена. Нас уже ждали. Среди немногочисленных фигур в белых сутанах я смог узнать Августа и кардинала. Последний стоял у вычурной кафедры, явно принесённой сюда специально, а сбоку стояла сестра в чёрном доспехе, левое плечо которой укрывала бордовая плащаница. Ни слова не говоря, прибывшие воительницы начали расходиться вдоль внешнего края аллеи, замирая словно статуи. Отделившись от них, я подошёл к Августу. Тот лишь приветственно кивнул, не смея тревожить царящую вокруг таинственную тишину. Когда все прибывшие заняли свои места, кардинал взошёл на возвышающуюся кафедру и взял слово: - Мои дорогие сёстры. Нет слов, чтобы описать скорбь об утрате, понесённой вами. Но я обязан напомнить всем присутствующим, что каждый из нас — слуга Бога-Императора. Все мы — его смиренные рабы, честно и фанатично исполняющие свой долг. И именно выполняя Его волю пали отважные Антисия и Трелина… Все как один, воительницы сняли свои шлема и опустили головы. Лишь та сестра, что стояла рядом с кардиналом несколько мгновений колебалась, после чего всё-таки повторила жест. Я затаил дыхание. Это была Мираэль. Рыжие отблески танцевали на её изувеченном лице, половину которого накрывала пересаженная, испещрённая рубцами кожа. Левый глаз всё ещё не открывался полностью, похожий на тёмный опухший синяк, а край губ выглядел оплавившейся глиной, которую пришлось разделять хирургическим путем. Прежде чем опустить голову, девушка необъяснимым образом приметила мой внимательный взгляд. Клянусь Троном, в это мгновение я ощутил жгучую ненависть, сверкнувшую в её глазах. — …так вознесём же последние почести этим воительницам! — Из-за кафедры возникли священники в чёрном и красном с носилками на плечах. — Да найдут они дорогу к Золотому Трону и займут достойное место у подножия его. Более их тела не ранить, а души не осквернить, ибо свят тот, кто пал в бою за Бога-Императора! Бессмертен тот, кто отдал жизнь, защищая праведность! Закончив речь, кардинал отступил в тень, а в воздухе начал набирать силу детский хор. Под невинные детские голоса, тянувшие мрачный «гимн мучеников», братья-мортус медленно несли свою ношу к подготовленным саркофагам. Сестры молча наблюдали за этим. Самые молодые из них не могли сдержать слез, а старшие лишь мрачно хмурились. Взгляд Афелии не выражал ничего, кроме тоски. Тела девушек на носилках были облачены в белоснежные погребальные саваны со сложенными на груди руками. Завывающий ветер развевал ткань и волосы покойниц, пока их опускали на землю. Шедший следом за процессией кардинал внимательно наблюдал за происходящим и, как только павших воительниц начали погружать в саркофаги, принялся читать стихи из «обращения к мёртвым». Детский хор тут же затих, уступая место голосам сестёр битвы, вторивших Анку под мрачный перезвон погребальных колокольчиков.***
Когда церемония закончилась, воительницы в свободном порядке подходили к могилам, провожая своих подруг в последний путь. К этому моменту в небе вновь собрались низкие тучи, и ветер приносил редкие снежинки. Я же держался в стороне, сидя на мраморной скамье перед статуей святой. Проходящие мимо сёстры иногда одаривали меня взглядами, которые обычно полагались чужакам. Инквизитору хорошо знаком такой взгляд… Август продолжал руководить своими подчинёнными, расхаживая вокруг кафедры кардинала. Откуда-то с боковой «улицы» кладбища появилась группа сервиторов. Их бледные мускулистые тела ловили отблески факелов, будто окружающий киборгов мрамор. Тем временем возле могил появилась Мираэль. Мне не нужно было обладать псайкерским даром, чтобы чувствовать повисшее в воздухе напряжение. Сёстры не могли игнорировать ужасные шрамы, какими бы благочестивыми они ни были. Вряд ли они понимали, что даже милосердные обеспокоенные взгляды вызывали у их соратницы лишь раздражение. Возможно, по этой причине Мираэль надела шлем, как только церемония завершилась. К девушке медленно подошла Афелия. Рука палатины осторожно легла на левое плечо, укрытое узорчатой тканью с гербом канцелярии кардинала. Но подчинённая гневно сбросила ладонь своей госпожи, развернувшись к той лицом. Прежде чем начался спор, я уже оказался достаточно близко: — …я всего лишь беспокоюсь о твоем здоровье, Мираэль. Ты не была обязана приходить. — Моему здоровью более ничего не угрожает, сестра-палатина, — холодно отозвался вокс шлема. — А пришла я потому, что меня обязывает долг перед его преосвященством. — Я уверена, что кардинал бы не стал приказывать тебе… — Осторожно начала Афелия. — Отныне ему и не потребуется, — отрезала Мираэль, указывая на плащаницу. — Теперь я — его личный защитник, сестра. Сам Бог-Император связал наши судьбы, и я подчинюсь. Старшая воительница на мгновение растерялась, после чего коснулась забрала подчиненной. — Я понимаю, что ты чувствуешь, Мираэль… Но ты не должна позволять чувству вины отвлекать тебя от твоего долга перед орденом. Похоже, девушке не очень понравились последние слова палатины, из-за чего она схватила её запястье и пренебрежительно отбросила от своего лица. — Его преосвященство даровал мне милость и прощение, сестра. Пока наша прецептория находится на Валон-Урре, на меня возложена обязанность защищать его преосвященство, — произнеся это, юная воительница удалилась, вливаясь в свиту кардинала, готовящуюся покинуть аллею. Всё это время Афелия молча стояла у могил, глядя вслед своей подчинённой, будто в надежде, что та сейчас вернется. Но его преосвященство ушёл, а вместе с ним и все остальные, оставляя воительницу слушать воющий над склепами ветер. — О каком прощении она говорила? — Спросил я, оказываясь рядом. — Кардинал Анку сказал мне, что после пробуждения Мираэль очень сильно переживала из-за того, что не смогла защитить его, — воительница повернулась ко мне с укоризной в глазах. — Но вообще, инквизитор, вам не стоило подслушивать. — Профессиональная деформация, сестра. Прошу прощения, — моя рука осторожно коснулась её бронированного плеча. — Я думаю, нам стоит вернуться в Собор, чтобы немного отдохнуть. — Мне казалось, что все имена уже проверены. Что вы намереваетесь делать теперь? Это был хороший вопрос, и Себастьян, кажется, дал мне на него хороший ответ. — Арбитры обнаружили ещё два следа, которые нам не с кем сопоставить, так что я подозреваю, что в святилище существует тайный проход. — Но ведь судьи всё исследовали… — Начала было Афелия и тут же поникла, столкнувшись с моим взглядом. — К сожалению, сестра, вы сами требовали осторожного сканирования. Высока вероятность, что духи машин оказались слепы из-за наших собственных желаний, — дипломатично произнес я. — Теперь вы понимаете, насколько необходимо провести тщательный осмотр? Некоторое время мы шли в молчании, пока воительница наконец не вздохнула: — Хорошо, Хальвинд. Я даю разрешение, но только с условием, что осмотр вы произведете при мне. — Разумеется…***
Вернувшись в Собор, я связался с Себастьяном. Дознаватель ожидал меня у флаера, с наслаждением потягивая ароматный кофеин. — Ну как всё прошло? — Первое, о чём он спросил, заводя двигатель. — Раз слухов о поимке убийцы нет, значит, и сегодня сопоставление ничего не дало? — Да, — я мрачно кивнул, доставая из кармана информационный планшет. — Все эти люди кто угодно, но не убийцы… С другой стороны, это позволило реализовать твой план, Себастьян. — Палатина согласилась предоставить нам планы Собора? — В голосе юноши звучала надежда. — Не совсем так. Она позволила нам внимательнее просканировать святилище. Дознаватель резко повернулся в мою сторону, на мгновение отвлекаясь от управления транспортом. — Уже что-то… Мы покинули окрестности соборного города, когда вновь начала бушевать метель, застилая всё перед лобовым стеклом. Корпус транспортника вновь затрясло, а когитатор разразился предупреждающими сигналами. Наконец-то вернувшись в апартаменты, мы снова столкнулись с Икаром, который с неподдельным удовольствием воспринял просьбу почистить наши плащи. Прежде чем отправиться спать, мы с Себастьяном решили обменяться добытой информацией, собравшись за столом в его комнате. — А что насчет моей просьбы? — Напомнил я, откидываясь на мягкую спинку кресла. — Ты опросил слуг? — Опросил, — стащив с себя сутану, дознаватель оказался в облегающем маскировочном комбинезоне. Из сумки на поясе он достал свой собственный инфопланшет. — Вот, взгляни. Примерно десять минут я бегло изучал показания каждого из десяти слуг, всё сильнее хмурясь. Либо я был недостаточно внимателен из-за усталости, либо изначально заблуждался в своих подозрениях. — Они что, все сервиторы? Себастьян хохотнул, вежливо отбирая у меня устройство. — Ты тоже заметил, да? Но нет, это люди. Этот ваш архивариус, похоже… крайне требовательная персона. Я лишь кивнул, вспоминая слова Афениана Гвинке о своих подчинённых. Этот старый сукин сын был тем ещё тираном. Каждый из его слуг с вожделением описывал, как проходил день хозяина перед ночью убийства с точки зрения своих собственных обязанностей. Общие обстоятельства при этом почти не отличались, будто бы Себастьян опрашивал одного и того же человека. Частные моменты же относились к детальному описанию того, чем каждый из прислуги помогал старику. Одежда, омовение, смазка экзоскелета, кормежка. Некоторые детали вызывали омерзение. И тем не менее, усталость лишала меня сил. — Если ты что-то нащупал, то не стоит красоваться… — По-доброму огрызнулся я, делая глоток горячего рекафа и прикрывая слипающиеся глаза. — Так что? Юноша хитро улыбнулся, словно малолетний школяр, который единственным из класса решил задачу. Складывалось впечатление, что его всё ещё переполняла энергия, несмотря на долгий и тяжёлый день. — Они, как ты заметил, очень похоже и подробно описывают всё, что делает каждый из них. Но когда речь заходит о вечере, тут возникает интересная деталь. После омовения и подготовки ко сну, все слуги отправляются в свои кельи, а один из них зачем-то специально оставляет свежую одежду на ночь, пока второй отпирает замки в кладовой. Себастьян сделал паузу и столкнулся с моим вопрошающим взглядом. Ему не требовалось слов, чтобы понять. — Я специально спросил каждого, как проходит их каждый день. Каждый. И эти же слуги ответили, что готовят одеяния утром, а про кладовую и вовсе не упоминают. — Значит, архивариусу зачем-то понадобилась одежда ночью? — Задумался я, снова пригубив напиток. — Думаешь, он решил совершить вечерний променад? — Разве что по собственным покоям, — возразил юноша. — Каждый вечер слуги запирают двери по приказу господина. Так было и в ночь убийства канониссы. — А что с кладовой? Ты не смог узнать, зачем её открыли? — Когда я вернулся к этому моменту, слуга повёл себя странно, — покачал головой дознаватель. — Похоже, он понял, что проговорился и испугался. А кроме этого, о ней больше никто не упоминал. Вопреки усталости, я отчаянно пытался сосредоточиться. — Получается, наш архивариус имеет ещё один способ покинуть свои покои. Змей не такой немощный, каким хочет казаться… Себастьян отложил инфопланшет и коснулся своей собственной кружки. Кофеин в ней успел остыть, что тут же отразилось разочарованием на лице его. — Нам нужно сообщить сестре-палатине, Иероним. Гвинке что-то утаивает, и нам необходимо выяснить — что. — Ты прав, Бас… — Тихо прошептал я, пребывая в задумчивости. — Утром сообщу Афелии. Юноша одобрительно кивнул и положил информационный планшет на стол, как бы заканчивая разговор. Забрав с собой кружку с рекафом, я поплёлся в свою комнату.