***
…я открыл глаза и тут же зажмурился от слепящего света, бьющего с потолка. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Лишь после этого я попытался сесть. Тело тут же отозвалось тянущей болью, истощённое схваткой и перенапряжением. Осторожным движением я извлёк иглы капельниц из предплечья и отклеил несколько датчиков, закреплённых на груди. После этого ритмичный сигнал прибора сердечного мониторинга сменился на протяжный писк. А спустя пару минут в палату ворвался Себастьян вместе с группой сестёр-госпитальеров. Лицо юноши выражало нечто среднее между бешенством и отчаянием, а глаза сверкали на свету. Но как только дознаватель увидел меня, спокойно стягивающего медицинскую робу, тут же смахнул беспокойство и выдохнул: — Хвала Императору… ты очнулся. — Как долго я спал? — Семь часов, — ответил юноша, дав знак медикусам, что их присутствие более не обязательно. — С момента, как мы нашли тебя на месте покушения и… — Что с кардиналом? — Так же холодно спросил я, подходя к одинокому стулу в углу палаты, на который кто-то заботливо сложил свежую одежду. — Отдыхает в своих покоях, — полностью вернув контроль над собой, Себастьян заговорил сухим и деловым тоном. — Отделался только испугом и парой ссадин. Хотя врачи беспокоились, что для его возраста это может быть чревато. Как твоя рука? Последний вопрос был задан нерешительным тоном, словно юноша боялся моей реакции. Прежде чем ответить, я отвлёкся от застёгивания пуговиц на рубашке и внимательно посмотрел на перебинтованную ладонь. Только сейчас я почувствовал неприятное тянущее ощущение под бинтами. И всё-таки пальцы неплохо слушались. Значит, клинок не повредил ничего важного. Накинув на плечи плащ, я обернулся к дознавателю: — Кто-нибудь ещё выжил? — Когда мы добрались до паланкина, сестра Тонга расправилась с последними убийцами и пыталась оказать помощь Мираэль. Упоминание этого имени заставило меня виновато отвести взгляд. — Она умерла? — Мой голос приобрел милосердный оттенок. Похоже, юноша совершенно точно распознал мои эмоции и сам испытывал смешанные чувства касательно произошедшего. — Она выжила, — слова прозвучали так, будто сам Себастьян сомневался в их правдивости. — Час назад закончилась операция. Я слышал, что состояние девушки стабилизировали.***
Воистину, Империум полон опасностей и испытаний, призванных укрепить наши тело и дух. Но далеко не все способны преодолеть их по причине собственной слабости, а те, кому это удается, зачастую не получают взамен ничего, кроме возможности прожить ещё один день. День, полный новых испытаний и боли от уже полученных ран. Мы с Себастьяном стояли у двери, наблюдая за тем, как Афелия на коленях молится у кровати своей подопечной. В углу комнаты стоял невысокий служка, держа в руках кадильницу, распространяющую мягкий аромат благовоний. Сестра-палатина читала «мольбу об избавлении». Простенький стих, знакомый каждому родителю Империума. Мне не требовалось подходить ближе, что услышать тихие всхлипы, изредка сотрясавшие тело женщины. Такие отважные и праведные на поле боя, сороритас оставались женщинами в скорби. Каждое слово палатины наполняла искренняя материнская скорбь не только за случившееся, но и за грядущие потрясения. Мираэль ещё не пришла в себя и безмятежно спала, пережив испытание тела. Но как только сознание вновь вернётся, она столкнется с новым, что ударит в самую душу. Несмотря на короткое знакомство и вздорный характер, мне было жаль девушку. Отчасти я даже испытывал чувство вины за то, что оказался недостаточно быстрым. Однако видит Император, я старался изо всех сил. Возможно, именно поэтому огонь коснулся воительницы лишь на мгновение. Не смея тревожить Афелию, мы с Себастьяном вознесли короткую молитву, после чего удалились. Сегодняшний день принёс сороритас достаточно боли. Они не смогут помочь, пока не оплачут своих сестёр.***
— Из всех налётчиков арбитры взяли только одного выжившего, тела остальных поместили в морг, — докладывал дознаватель, пока мы вышагивали по серому коридору крепости Арбитрес. С грубых необработанных стен на нас осуждающе взирали барельефы в виде черепов и золотые орлы, хищно бдящие за прохожими с выступов чёрных колонн. — Что ты успел сделать? — Осмотрел тела, — юноша достал из плаща инфопланшет и начал зачитывать отчёт. — Местная одежда, которую можно купить в любом городе на ярмарке. Незарегистрированное оружие, скорее всего приобретённое у местных бандитов. Из примечательного, удалось обнаружить и опознать клановые татуировки, нанесённые на внутреннюю часть подмышек. — Кому принадлежат? — Маршал дал доступ к базе данных, там сказано, что это «Сыновья Горя»: немногочисленная аграрная община, которая год назад выступала с протестом против крупных фермерских концернов. Позже приобрела террористический характер. В общем, местный конфликт. — Но почему кардинал? — Задумчиво спросил я, когда перед нами открылась очередная решётчатая дверь, ведущая к одиночным камерам. — По имеющейся информации, это не первый раз, когда они устраивают налёт. Но все предыдущие разы относились в основном к попыткам ограбить транспорты коммерсантов, что отваживались перевозить зерно близко к территориям «Сыновей». Обычных работяг не трогали, за что блюстители не торопились решать проблему, а Арбитрес и вовсе не интересны подобные мелочи. Частое заблуждение планетарных властей. Поблажки, милосердие и прощение для обездоленных, что не скрывают свою крысиную натуру. Такие сообщества представляют определённую опасность, когда религиозное рвение сталкивается с отчаянным положением и халатностью властей. В лучшем случае это приведёт к локальному бунту, который легко разгонят. В худшем — к ереси. В ближайшие дни маршал наверняка снесёт несколько голов. — Что же касается его преосвященства, — продолжал тем временем Себастьян. — То именно он давал официальное благословение на проведение последних крупных сделок по объединению торговых конгломератов. Вероятно, культисты посчитали его главным виновником своего положения. Сыновей называют религиозными фанатиками, так что выбор цели вполне укладывается в их мировоззрение. Очередной мелкий культ, над которым Министорум потерял контроль и чуть не поплатился за это. Классическая история… — А что об этом думает маршал? — Он уже отправился на задержание в их общину на севере. Но настрой у него был крайне скептический. — Что ты имеешь в виду? — Повернулся я к дознавателю, когда мы добрались до нужной камеры. Воздух здесь был достаточно холодным, чтобы дыхание вырывалось из груди белыми облачками. — Он сказал, что каждый член культа будет жестоко наказан, но вряд ли удастся узнать что-то ценное, ведь их староста погиб во время нападения. Я задумался над сказанным. Получается, что эти «Сыновья Горя» оказались всего лишь радикальными фанатиками, случайно вплетёнными в наше расследование? Или же чей-то хитрый ум ловко использовал их в своих собственных интересах, чтобы отвести от себя подозрения? Воспользовавшись кодом доступа, Себастьян открыл замок карцера. Но прежде чем войти, я обернулся к нему. — Маршал ещё не сообщил результаты исследований? — Он уверил меня, что анализ отпечатков завершится к завтрашнему утру. И поинтересовался, понадобятся ли нам специалисты по сопоставлению. — Ответь, что они потребуются, — кивнул я и шагнул в темнеющий портал камеры. Там, в полумраке тесной каморки, на противоположной стене висел молодой мужчина. На левой стороне его лица до сих пор темнела гематома от моего удара. Как только мы вошли и заключённый увидел мою инсигнию, он задрожал от страха, заставляя цепи часто звенеть. Я же сел на стул напротив и начал неторопливо разглядывать допрашиваемого. Убийца обладал неплохой мускулатурой, кожу покрывали застарелые шрамы и свежие синяки с кровоподтеками, а на ладонях можно было без труда заметить мозоли. Ему явно хватало физического труда в общине. Тем временем, сам заключённый старался сконцентрировать свой взгляд на чём-то одном, чтобы хоть немного скрыть страх. Однако у него плохо получалось и голубые глаза время от времени перескакивали на моё лицо, выдавая животный ужас. — Ты помнишь меня? — Мой голос эхом отразился от узких стен, приобретая инфернальные нотки. — Д-да… — Сдавленно прохрипел заключенный после коротких размышлений. — Тогда ты представляешь, что с тобой будет, — медленно произнес я, позволяя хищной улыбке появиться на лице. — В любом случае ты умрёшь, но лишь от тебя зависит, произойдет ли это быстро и с отпущением грехов. Ты ведь веришь в Бога-Императора? К тому моменту, как я задал вопрос, глаза заключённого наполнились слезами, а лицо скривилось в гримасе страдания. — Да, только в него! — Тогда в твоих интересах ответить на мои вопросы, — я принял из рук Себастьяна инфопланшет и несколько минут разглядывал его корпус, наслаждаясь почти осязаемым страхом, заполнявшим допрашиваемого. — Я расскажу всё, что знаю, господин! Всё, что знаю! — Завизжал культист, будто опасаясь, что я могу передумать и лишить его быстрой смерти. Но я лишь довольно кивнул и начал допрос.***
Быстро опустившиеся сумерки пригнали к Санктинусу тяжёлые облака, разразившиеся вьюгой. Если утром снежное крошево быстро таяло на оживлённых парадом улицах, то теперь снега было достаточно, чтобы укрыть покровом даже злополучный проспект. Собрав все возможные сведения, мы с Себастьяном направились обратно в соборный район. Пока флаер стремительно нёсся в ночи, утягивая за собой снежные хлопья, я перечитывал собранные показания и сверял их с отчётом, присланным маршалом перед нашим отъездом. К сожалению, вырисовывалась крайне неприятная картина. «Сыновья Горя» действительно были отщепенцами, но вполне легальным культом, который лишь год назад начал страдать от нехватки урожая из-за проблем с соседями. Аграрные угодья постепенно объединялись под рукой более богатых дворян, давивших на более мелких фермеров, что приближало рождение монополии на сельскую деятельность. Конечно, эта аграрная «война» продлится ещё не одно столетие, но некоторые толчки уже приводят к соответствующей реакции. Остается надеяться, что кардинал окажется достаточно прозорлив, чтобы наказать того магната, чья бездумная жажда наживы чуть не лишила Валон-Урр правителя. Сами же «Сыновья» оказались расколоты из-за последней воли своего старосты и, когда первые челноки арбитров приземлились на холмах Горя, их встретили смиренные граждане, не оказывающие никакого сопротивления. Впрочем, судьи не стали особо любезничать с подозреваемыми, а потому хорошенько отделали тех, кто выглядел достаточно опасным. Те же из культистов, кто отважился на покушение, оказались «обезумевшими от отчаяния». Не ставшие мириться с голодом, унёсшим несколько десятков детей. В общем, обычная слезливая история, которых на просторах Империума столько же, сколько и миров под властью Императора. В течение нескольких часов судьи переворачивали дома и погреба общины, пока не убедились, что те действительно не врут. В качестве острастки вместе с блюстителями Лекса прибыли и несколько священников, искушённых в пыточном мастерстве. К моменту, как мы с Себастьяном закончили допрос заключённого, маршал получил такие же сведения, отличавшиеся лишь в незначительных деталях. На его вопрос, что делать с общиной, я ответил, что решение должен принимать кардинал. На моих руках было достаточно крови… Добравшись до холма Экклезиархии, я сразу связался с Августом: — Как самочувствие его преосвященства? — Ох, Иероним, ты бы видел этого упрямого осла! — Начал причитать церемонарий, взволнованно дыша в трубку комм-линка. — Несмотря на все наказы сестёр-госпитальеров, не может усидеть на месте! — Похоже, он всё ещё ощущает себя молодым, — попытался я пошутить, пока Себастьян сажал флаер. — Где мне его найти? — Насколько я знаю, он отправился к той девушке из сороритас. Кажется, Мираэль. Она тоже попала в госпиталь. — Знаю, — печально отозвался я. — Спасибо, Август. — Да защитит тебя Бог-Император, Иероним. Транспорт слегка тряхнуло, когда посадочные опоры коснулись оголившегося от жара двигателей рокрита. Ветер мрачно завывал среди шпилей церквей и башен Собора, откуда доносился редкий звон колоколов. Из медных труб по округе разносились далёкие голоса хора, певшего гимн «Он прижимает нас к груди сияющей Своей». Печальные органные мелодии вместе с ветром неслись по узким улочкам и растворялись в небе над крышами домов. Во многих из них не горели окна. По пути к госпиталю мы не встретили ни одного прохожего. Вероятно, все люди сейчас собрались на службах, призванных успокоить граждан после чудовищного нападения на их духовного наставника. В стенах медицинского учреждения тоже царили безлюдность и тишина, нарушаемая лишь словами псалмов, которые пели сёстры в небольшом внутреннем храме. Как только мы поднялись на нужный этаж, я остановился, прикасаясь к левой руке. — Что-то не так? — Спросил Себастьян. — Нет, ничего… — Моё дыхание стало тяжёлым и прерывистым. — Похоже, седативные прекратили свое действие. Иди вперёд, я догоню… Дознаватель кивнул и медленно зашагал вперёд, оставляя меня неуверенно переставлять ноги вдоль стены. Боль в руке нарастала, заставляя зубы скрипеть, а взор перед глазами начала заволакивать багровая пелена… …приглушённые на ночь лампы коридоров начали наливаться красным, а пение сестёр сменилось оглушающими воплями раненых и больных. В ноздри ударил отвратительный запах экскрементов, крови и медицинских препаратов. Фигура Себастьяна скрылась в возникшей из ниоткуда толпе сестёр-госпитальеров, торопливо толкающих каталку с очередным изувеченным гвардейцем. Вдоль коридора так же расставили койки для тех, кому не хватило места в палатах. Люди жалобно стонали под действием разбавленных капельниц, что не могли избавить несчастных от жуткой боли. Я проковылял на своих двоих рядом с очередной кушеткой, где лежал один из офицеров СПО. Молодой парень лишился глаз из-за разлёта осколков совсем близко с позицией наших отрядов. Когда мы притащили его сюда, он был ещё жив, но сейчас, подключенный к одной лишь капельнице, выглядел совершенно мёртвым. Кажется, его грудь уже не двигалась. Преодолевая боль в руке, я чуть не столкнулся с группой врачей, пронёсшихся по коридору в противоположном направлении. В их каталке вопил кто-то из высокородных обитателей Биатуса, сохранивший верность Императору, но заплативший за это обеими ногами. Проследив взглядом за этой жуткой процессией, я совершенно не заметил кровавых пятен, обильно растекавшихся из-под очередного уже умершего бойца на кушетке у стены. И поскользнулся. Только в последний момент чья-то рука подхватила меня под локоть… — Иероним? — Лицо Себастьяна оказалось сияющим маяком, разгоняющим багровый сумрак безумия. — Можешь идти? — Да, Бас, могу, — решительно кивнул я, выпрямляясь. Боль начала отступать. — Пойдем… Когда мы наконец добрались до нужной двери, из палаты послышался горький надрывный плач, мешавшийся с неразборчивыми словами кардинала. Единственное, что можно было понять, так это успокаивающий тон священника, утешающего обезображенную девушку. — Похоже, не все сёстры могут так легко принять боевые шрамы… — Печально произнес я, протягивая пальцы к ручке. — Хальвинд! — С противоположной стороны от двери, где коридор разветвлялся, стояла Афелия. Облачённая в простую чёрную сутану, она выглядела как затравленная волчица, готовая к последнему броску. — Прошу вас, не входите… — Почему? — Я подошёл ближе к палатине, чтобы лучше разглядеть укрытое тенями лицо. — Мираэль должна смириться с произошедшим. Чем раньше это произойдет, тем лучше. Мой холодный тон отразился едва заметной дрожью в глазах воительницы. — Уверена, она справится с этим. Но если вам нужен кардинал, то прошу вас, давайте дождемся его здесь. Несмотря на внешнюю оторопь и усталость, последние слова сестра произнесла с нажимом и уверенностью. Теперь в её глазах мерцал огонь злобы. — Хорошо, мы дождемся его преосвященство здесь. По правде сказать, мне и самому не хотелось заходить в палату. После нашего первого визита странное чувство вины поселилось глубоко в моём сознании, неприятно напоминая о себе каждый раз, когда я слышал имя Мираэль. Повинен ли я в том, что оказался недостаточно быстрым? Неужели Император хочет, чтобы я раскаялся? Удовлетворённая Афелия вернулась к стене и присела на скамью, после чего сложила руки в знамении аквиллы и начала молиться про себя. Я же просто откинул голову, позволяя сознанию отдохнуть хотя бы несколько минут. — Вы узнали, кто это был? — Вдруг спросила палатина. — Мой ученик проделал основную работу, — ответил я, возвращаясь в более удобное для разговора положение. — Хотите услышать отчет? Сестра просто кивнула, когда увидела в моих руках активированный инфопланшет. Зелёное свечение заполнило полумрак коридора, отразившись на наших лицах. Опуская различные несущественные детали, я рассказал палатине обо всем, что было известно об этих «Сыновьях Горя». О том, чем они были, и какая кара в итоге их ждет. — Жалкие трусы… — Презрительно выплюнула Афелия. — К сожалению, сестра, — согласно кивнул я. — Однако они — лишь отчаявшиеся радикалы. Но если вы ищите мести, то вам стоит обратиться к маршалу. Уверен, теперь фермерский конфликт сильно заинтересует арбитров и им пригодится ваша помощь. Возможно, таким образом мне бы удалось увести палатину с другими сороритас из Собора и беспрепятственно заняться расследованием. Сама воительница на несколько секунд задумалась, очевидно, борясь с соблазном. — Боюсь, что у нас есть более серьёзные дела, инквизитор, — тяжесть этих слов оказалась почти осязаемой. — Если эти террористы всего лишь случайная сила, не имеющая отношения к убийству Селестины, нельзя отвлекаться. Уверена, Адептус Арбитрес сумеют покарать виновных. — Да направит их Император, — произнес я, сложив руки на груди аквиллой. Сестра повторила жест за мной, после чего потянулась к поясу. Пряжка щёлкнула, и мне на колени легла кобура с пистолетом. — На самом деле, Хальвинд, я хотела поблагодарить вас. Сестра Тонга всё рассказала мне о вашем участии. Нет сомнений, что сам Бог-Император направил вас, чтобы сохранить жизнь кардинала. Наверное, в этот момент я ощутил самый мягкий и теплый взгляд сестры-палатины, которым она была способна одарить незнакомца вроде меня. — Это вышло случайно, Афелия, — произнес я, уже неуверенный в своих словах. — Моя инсигния напугала одного из убийц, столкнувшегося со мной во время шествия. Если бы он не напал, то… — Не отнекивайтесь, Иероним, — впервые палатина произнесла мое имя. — Почему вы не хотите принять то, что наш Повелитель устроил всё это специально, чтобы вы оказались в нужном месте? Даже раненым, вы бросились в бой, хотя ваши полномочия совершенно не обязывали к этому. — Не мог же я просто смотреть на происходящее?.. — Теперь мой голос звучал как у мальчишки, поставленного в тупик каверзным вопросом. — Почему? — Проникновенно спросила сестра, продолжая смотреть на меня своими карими глазами, сменившими огонек ненависти на блеск надежды. — Потому что я — верный слуга Императора, сестра, — ответил я, чувствуя нарастающую злобу. Вся моя жизнь была посвящена несению правосудия во имя Золотого Трона. Но не потому что я верил, а потому что так было необходимо. Если не уничтожать опухоль, она в конечном счете убьет пациента. Так же действует и Инквизиция. Каждый из нас — хирург, что кропотливо защищает общество от внутреннего зла, чумы, способной заразить весь организм. И дело вовсе не в вере, а в осознании того, что ждет человечество, если священные ордосы проиграют… Но похоже, Афелия зрела куда глубже, чем я мог представить. — Надеюсь, вы действительно в это верите… инквизитор, — устало произнесла она и поднялась с места. Её удаляющиеся шаги некоторое время нарушали безмятежную тишину помещений, доносясь из-за угла. — Кажется, ты её разочаровал, — подал голос Себастьян, когда звуки наконец затихли. — С чего ты этой взял? — Таким же голосом говорила настоятельница в схоле, когда отчитывала нас. Я пропустил это замечание мимо ушей, потому что в этот момент дверь в палату Мираэль открылась и в коридоре возник кардинал. — Ваше преосвященство, — ловким движением я оказался рядом и взял священника под руку, понижая голос до заговорщицкого тона. — Как ваше самочувствие? — Не беспокойтесь, инквизитор, я в полном здравии, — утомлённо произнес Банифаций Анку и продолжил шагать вместе со мной к лестнице. — Вижу, вы тоже уже на ногах. Это греет мне душу. Хоть какая-то радость в этот чудовищный день. — Как сестра Мираэль… приняла случившееся? Кардинал тяжело вздохнул и отвёл взгляд. — Вынужден признать, что это отважное дитя оказалось запятнано самолюбием. Надеюсь, Бог-Император даст девушке сил, чтобы справиться. Во всяком случае, её тело выдержало и, по словам врачей, абсолютно здорово. Потребуется всего пара дней, чтобы зажили раны. — Уверен, она скорее пойдет на поправку, когда мы сообщим ей о поимке богохульников. — Вы знаете кто они? — Один из уцелевших налётчиков сейчас ждёт в карцере Арбитрес, ваше преосвященство. Ему нужно последнее прощение. Кардинал остановился и заглянул мне в лицо с неподдельным изумлением. — Я верю, что мне не суждено постичь всех путей Бога-Императора, но не ослышался ли я, сын мой? Прощение? — Всё так, — кивнул я, доставая из плаща инфопланшет. — Ваше преосвященство, позвольте мне посвятить вас во все детали, пока мы идем… — Это было бы крайне уместно.***
После недолгого разговора с кардиналом, мы вернулись в отель. Хронометр давно перевалил за полночь, но Себастьян настоял на том, чтобы я поспал хотя бы несколько часов. Спорить было бесполезно, но прежде чем позволить себе опуститься в грезы, я посетил небольшую часовенку, оборудованную во внутреннем дворе ветхого особняка. Разговор с Афелией заставил меня вновь почувствовать на себе грязь, хотя мне не единожды приходилось проходить ритуалы очищения после войны на Биатусе. Снег хрустел под окованными сталью ботинками, а ветер забрасывал крошево под капюшон. Я осторожно вошёл в часовню, и попытался закрыть за собой двери, но те повело, отчего в комнатке завыл сквозняк. Внутренности помещения оплетало какое-то засохшее растение, пробившее себе путь через древний гранит. Мои мокрые шаги оставляли на полу чернеющие следы, смахивающие приличный слой пыли. Это место нуждалось в уходе кого-то кроме стареющего сервитора. Кого-то, кто обладал бы душой, а не просто программой, вынуждавшей ставить новые свечи и протирать образ Императора. Дойдя до конца комнаты, я поставил свою собственную свечу на алтарь и зажёг её. Дрожащий огонек вспыхнул, наполняя доселе сумрачное помещение дрожащими тенями. Статуя Императора обрела мрачные черты, подсвеченная снизу. Казалось, будто бы величайшее существо во вселенной обрушивает на меня свой осуждающий взор. А я не понимал за что. Тряхнув головой, я опустился на колени и, сложив руки на груди, начал про себя читать молитву. Эта был простенький по меркам Экклезиархии стих, которому обучали всех детей, что оказывались под крылом Схолы Прогениум. Не знаю, почему именно он пришёл на ум. Возможно, из-за детской чистоты и невинности. А может потому, что именно его я слышал почти десять лет назад, когда инквизитор Вулханд прибыл за мной на единственной «валькирии». Это произошло в начале войны, и мой отряд пытался выбраться из захваченного еретиками города. По пути к нам прибилось множество гражданских, которые отчаянно старались спастись от кровожадных безумцев. В нескольких километрах от города меня ждали, но места на кого-то кроме отряда Микорда и меня не оказалось… …я сделал шаг вперёд, бросая непонимающий взгляд в ослепляющий свет грузового отсека. — Константин, где остальные челноки? Щуплый и напомаженный, Вулханд бросил на меня надменный взгляд с трапа. — Не будет остальных челноков, Иероним. Мы можем забрать только тебя и гвардейцев. — Но… а как же эти люди? Если мы оставим их… — Они примкнут к Бульгору, я знаю, — холодно кивнул инквизитор. — Не переживай, брат. Совет послал меня именно для решения подобных рисков. Высокомерно улыбаясь, Вулханд щёлкнул пальцами, давая знак своим штурмовикам в непроницаемой чёрной броне. Те немедленно поднялись на ноги и стеной столпились вокруг повелителя. — К сожалению, апостол еретиков может призвать на службу даже трупы. Поэтому необходимо обезглавить каждого! — Трон, ты же не… — Я потянулся к кобуре, но замер. Это было бессмысленно. — Ты знаешь, что иного выхода нет, — инквизитор сошёл с трапа, а следом за ним спустилась дюжина бойцов. — Ты устал, Хальвинд. А потому не можешь трезво мыслить. Но, благодарение Императору, я оказался рядом и помогу. Поравнявшись со мной, инквизитор шепнул на ухо: — Если ты не собираешься оголять свой прекрасный меч, то лучше поднимайся на борт и не мешай. Я остался стоять как вкопанный, ловя на себе тяжёлый взгляд Микорда. Конечно же гвардеец всё понимал и, наверное, это было самое страшное выражение лица, которое я когда-либо видел у капитана. Но он не смел противиться и приказал своим подниматься на борт ревущей «валькирии». Тем временем штурмовики Вулханда открыли огонь. Шипящий «крик» хелганов разносился над ночным лесом, обрываясь короткими криками и обрывая плач. Кто-то пытался убежать, кто-то просто падал от шока. Те, кто понял неизбежность смерти раньше всех, просто стоял на коленях и молился. Меньше чем за минуту группа из более сотни гражданских была ликвидирована. — Не забудьте про головы, парни. И поторопитесь, — брезгливо бросил инквизитор, вынимая из ножен изящный широкий клинок и обрушивая его на ближайшую шею. Могильную тишину наполнил отвратительный хруст костей… …который время от времени до сих пор преследовал меня. Открыв глаза, я посмотрел на погасшую свечу и изваяние Императора. Теперь, погрузившееся во мрак, оно взирало на меня с сочувствием. Как сестра-госпитальер, смотрящая на смертельно больного пациента. Покачав головой, я поднялся на ноги и ушёл. До рассвета оставалась всего пара часов.