***
Обжигающая боль вырвала меня из сна в номере на Валон-Урре. За окном виднелись зачатки утра, пробивающиеся сквозь портьеры слабым заревом. Похоже, что прошлой ночью Себастьян дотащил меня до постели. Несчастный юноша… Жизнь инквизитора полна опасностей, но нет ничего страшнее встретить конец карьеры в безумии или немощности. Мне доводилось иметь знакомство с несколькими молодыми агентами Трона, чьи наставники так и не смогли достойно окончить службу. Я мотнул головой, прогоняя тяжёлые мысли, и поднялся с кровати. Каждое движение отдавалось импульсом боли в утомлённых мышцах, будто весь вчерашний день я провел в интенсивных тренировках. Казалось, что в глаза насыпали песок, а по голове хорошенько прошлись отбойником. Похоже, что кошмар полностью забрал все силы. Но надеяться перехватить ещё пару часов сна не приходилось. Хронометр уже отсчитывал раннее утро, а значит у нас с Себастьяном оставалось не так много времени, чтобы привести себя в порядок перед парадом. Несмотря на свои полномочия, мне не стоило пренебрегать приглашением. Хоть оно и было озвучено в личной беседе, Афелия вполне могла счесть моё отсутствие оскорбительным и начать вставлять палки в колеса. Я скинул с себя одежду и отправился в душ. Ледяная вода бодрила, но не могла избавить тело от вязкости и протестующей боли. Тогда я проглотил несколько пилюль обезболивающего в надежде, что их эффекта хватит хотя бы на половину дня. Следом за душем я направился к рукомойнику. Из зеркала на меня смотрело осунувшееся лицо с темнеющими под глазами синяками. Аккуратная щетина уже достигла того состояния, когда считалась неопрятной, но всё ещё недостаточно густой, чтобы называться бородой. За последние четыре месяца волосы на голове тоже вышли из-под контроля, сменив короткий ёжик на нечто бесформенное, требующее руки цирюльника или хотя бы лака. Глядя на своё жалкое отражение, я пришёл в ужас. Агенту Трона не подобало выглядеть таким разбитым, если он не на войне… На войне… К счастью, хозяин отеля озаботился наличием всего необходимого для ухода за собой. Распарив лицо махровым полотенцем, я воспользовался специальным маслом, после чего взялся за опасную бритву и принялся методично водить лезвием вдоль покрасневшей кожи. В абсолютной тишине уборной был слышен лишь тихий скрип заточенной стали по шершавой щетине. Отработанными движениями я очистил шею с подбородком и перешёл к щекам. Годы, проведенные на Биатусе, позволили в совершенстве овладеть бритвой, поскольку очень важно было следить за чистотой кожи в условиях возможных эпидемий. Лезвие снимало слой за слоем, оставляя после себя лишь темнеющую плоть, но внезапно, после очередного движения, на глаза попался отвратительный гниющий рубец… Не требовалось внимательного осмотра, чтобы понять его природу, и тогда моя рука дрогнула. Бритва тут же наказала меня за потерю контроля, рассекая податливую плоть. Не издавая звуков, я выронил инструмент и схватился за щеку, наблюдая через зеркало, как медленно из пореза начинает вытекать кровь. Проклиная весь свет, я тут же потянулся к настенному ящику, где расторопный хозяин оставил антисептик. Обильно смочив рану, я начал жадно осматривать лицо в поисках того самого злосчастного рубца. В голове уже всплывали картины агонизирующих больных, которых приходилось сжигать заживо из-за неспособности медикусов помочь. Если зараза Биатуса пустила во мне корни, оставалось лишь молить Императора, чтобы она не проникла за пределы… — Иероним? — Голос Себастьяна оказался оглушительно громким в расползающейся отчаянной тишине. Я бросил взгляд на возникшего в дверном проёме дознавателя и отшатнулся, выставляя перед собой руку. — Не подходи, Бас! — Почему? — Спросил юноша, но сделал осторожный шаг назад, после чего заметил на полу окровавленную бритву и несколько скомканных шариков из синтетики. — Что случилось? Прежде чем ответить, я ещё раз заглянул в отражение, пристально разглядывая щеку. Лишь после минуты молчания, пришло осознание, что рубец оказался игрой воображения. — Ничего, — сделав глубокий вдох, я выпрямился и отошёл от проклятого зеркала. — Просто показалось. Зачем ты пришел? — Спросить тебя о завтраке, — лицо дознавателя оставалось беспокойным. — А ещё занести костюм. Мы же не оскорбим сестру-палатину? — Не оскорбим, — кивнул я, уже накидывая выглаженную белую сорочку.***
Улица встретила нас прохладным ветром и снежным крошевом, обильно валившимся с неба. Наш флаер оказался одним из немногих, занявших опустевшее воздушное пространство. Зато вокруг то и дело шныряли челноки арбитров, требовательно запрашивающие коды допуска всех, кто приближался к соборному району. На радиальной площади у подножья лестницы собралась огромная толпа. Даже с такой высоты мне было сложно понять, где заканчивается многомиллионная масса людей, уходящая на прилегающие улицы и теряющаяся в их глубине. Предъявив инквизиторские коды, Себастьян провёл нас на спецстоянку соборного холма, где он вчера посадил наш боевой катер. Ещё на подлётах к соборному району мы начали слышать громогласный звон колоколов. Но на этот раз казалось, будто весь город Экклезиархии издает этот всепроникающий звук, отражая его от стен и разнося по остальной столице при помощи километровых медных раструбов. На посадочной площадке нас уже ждал нервно притоптывающий Август. На этот раз церемонарий вырядился в богатую белую сутану с золотой нитью и декоративными доспехами. Из-за холодной погоды, на плечи он накинул меховой плащ с пушистым воротником, что придавало ему сходство с вождём варваров Иокантоса. — Ох, хвала Богу-Императору! — Воздев короткие руки к небу, священник подскочил к двери флаера и взял меня за локоть. — Я уже начал беспокоиться, что вы не придёте! — Разве мы могли отказаться? — Улыбнулся Себастьян, идя рядом. — Истинно так, — закивал Август и полез в набедренную сумку. — Вот. Возьмите это и приколите на грудь. В детских ручонках священника лежали две золотые лилии, похожие на те, что были нанесены на декоративную сбрую церемонария. Геральдические символы неплохо сочетались с инквизиторской инсигнией, висевшей под горлом. Мы шли по опустевшим коридорам и подъёмам к воротам Собора. Если бы не стоящий в воздухе шум, могло показаться, что весь холм вымер, оставив гигантские владения в распоряжение пронизывающему сквозняку. Но это было совсем не так… Как только мы оказались рядом с вратами, в лицо тут же ударил жар сотен тысяч людей, а уши заложило от непрекращающегося гомона и шума барабанов. Люди вокруг, конечно же, знатные дворяне и их отпрыски, щеголяли в богатых одеждах, которые так же пародировали боевые доспехи героев прошлого. Многие из них носили фамильные символы вместе с полковыми знаменами, что олицетворяло преемственность. Эти люди, играющие в солдат в фальшивой броне — являлись потомками героев Анжуйского крестового похода. Август остановил нас около ворот, не рискнув преодолевать толпы вельмож, что сейчас вели праздные беседы в ожидании кардинала. И тот появился спустя несколько минут. Массивные двери Собора распахнулись, выпуская на платформу перед лестницей пару герольдов. Каждый из них нёс у плеча трубу, превышающую высоту роста владельца. Заняв намеченные места, эта парочка издала один протяжённый сигнал. После этого все разговоры прекратились как по приказу не только рядом, но и на протяжении всей лестницы. Люди в трепетном вожделении взирали в тёмную глубину Собора, откуда на огромном паланкине, сверкающем драгоценными камнями и золотом, сервиторы вынесли кардинала Анку в окружении почётного караула сороритас. Сбоку от паланкина шёл один из святых братьев, достаточно высокий, чтобы протянуть своему повелителю конец вокс-рекодера. Как только его преосвященство овладел устройством, святой брат удалился в тень. — Братья и сёстры, — голос кардинала разносился по округе так, словно бы вещали сами небеса над городом. — Мои драгоценные чада! Пришла пора нам вспомнить о подвигах давно ушедших дней. О великих героях и свершениях, что даровали нам сектор Каликсида! Едва вступление закончилось, как мир взорвался радостными возгласами и рукоплесканием. Сотня барабанщиков, ожидавшая своего господина на лестнице, начала выстукивать торжественный набат, похожий на один из традиционных военных маршей. В небе над Собором засверкали фейерверки, окрашивающие низкие облака в огненно-рыжие оттенки. Кардинал сделал жест рукой и всё вокруг пришло в движение. Суровые девы замаршировали к лестнице, а могучие носильщики понесли паланкин вперёд. Барабанщики ровным строем двинулись вниз, и даже дворяне, до этого окружавшие ворота собора бесформенной толпой, начали сбиваться в стройные ряды, поднимая над головами полковые штандарты и знамена. Мы с Себастьяном наблюдали несколько минут, пока Август не указал нам место в процессии. — Вы всё-таки пришли, — приветственно улыбнулась Афелия. — Я бы не осмелился отказаться после вашего личного приглашения, сестра, — честно ответил я, осматривая боевой доспех воительницы, на поясе которого висела знакомая кобура. — Мне казалось, вы будете идти во главе. — Нам отведена скромная роль в этом празднике, инквизитор, — мне приходилось замедлить шаг, чтобы идти в ногу с сестрой. — Лишь четырём из нас даровано право защищать его преосвященство. Если бы Селестина была с нами, то возглавила бы лучших. — Таких, как Мираэль? — Я не смог скрыть сомнения. — Как я говорила раньше, эта девушка успела заслужить свою славу, хоть и обладает вздорным характером. Я лишь могу надеяться, что мои испытания смогут воспитать в ней сдержанность. Кивнув, я вновь поравнялся с Себастьяном, который завороженно глядел вокруг. И его можно было понять. Буйство цветов окутывало процессию, медленно спускавшуюся к радиальной площади, где толпы народа бились в религиозной экзальтации. По всей лестнице в жаровнях тлели благовония, отравлявшие воздух ладаном и церемониальными маслами. Мне с трудом удавалось воздерживаться от чихания, ртом хватая свежий воздух, нагоняемый ветром. Чем ниже мы опускались, тем длиннее становилась процессия, пополняясь за счет жителей остальных уровней соборного района. Каждый перекрёсток к хвосту прирастали толпы людей в костюмах, пародирующих форму имперской гвардии. Некоторые костюмы могли похвастаться схожестью и богатством, но подавляющее большинство являлось скорее насмешкой над воинами Императора. Когда мы наконец спустились к радиальной площади, мне на глаза попались целые ряды заключённых. Строгие арбитры поддерживали дистанцию между колоссально длинными шеренгами узников, которых раздели и выгнали на мороз в одних набедренных повязках. Их кожа была выкрашена в серый цвет, а лица скрывались за отвратительного вида масками, которые должны были повторять внешность ксеносов ю`ват, когда-то хозяйничавших в секторе Каликсида. И о которых ордосы стёрли почти все упоминания, в том числе и о внешнем виде… Рядом с судьями стояли священники, окружённые корзинами с камнями. Каждый желающий мог взять один и бросить в заключённого, совершенно не страшась получить порицание. Многие дети с их родителями уже столпились у корзин, желая утолить жажду насилия, скрываемую за масками веселья и праведности. Кардинал же двинулся дальше в город, сворачивая вдоль площади в сторону золочёного квартала. Мимо проплывали ярмарки и уличные театры, где актеры в своих лучших нарядах заводили публику. Всё это время над площадью продолжали взрываться фейерверки, а барабанщики без устали лупили в барабаны. Как только процессия вышла на проспект, оцепленный арбитрами, кто-то впереди начал петь. Невероятно сильный женский голос заполнил воздух, перекрывая грохот и удаляющийся звон. — Неужели это примадонна Кризи? — Вдруг спросил Себастьян, обращаясь к Августу. — О, а ты ценитель, мой мальчик? — Хохотнул тот, стараясь незаметно вытянуться на носках, чтобы лучше слышать юношу. — Да, это госпожа Дарданелла. — Невероятно… — Затаил дыхание дознаватель, после чего поймал мой вопрошающий взгляд. — Она главная звезда оперы на Сцинтилле! Ты никогда не слышал о ней? — Удивлён, что ты так много знаешь, — вместо ответа произнес я. — Наставники схолы требуют от своих подопечных всестороннего развития, — Себастьян позволил себе скорчить лицо, пародируя мой менторский тон. — Мы не обязаны играть, однако должны разбираться в искусстве. Ведь оно тоже… — Тоже может быть источником порчи, — закончил я, отворачиваясь и прислушиваясь. С момента появления этой Кризи в процессии произошли изменения. Барабанщики изменили ритм, подстраиваясь под её голос, и к ним внезапно присоединились трубачи и скрипачи, которые до этого не подавали каких-либо признаков присутствия. Когда оркестр наконец собрался, над проспектом зазвучали первые слова «Поступи Святого» — гимна, который был сочинён после возрождения Друза. Голос примадонны звучал грустно и трагично, заставляя сердце дрожать от невыносимой боли. Казалось, что буквально на наших глазах уродливый ксенос наносит смертельный удар великому полководцу. Куплет за куплетом, тоскливая мелодия разносилась над процессией, пока совсем не замолкла, чтобы уступить место крещендо, набирающему силу и торжественность, подобно милости Императора, что наполняла бездыханное тело Друза. Захваченный звучанием и чарующим голосом, я отстал от своих спутников, сливаясь с толпами младших служащих и городских жителей. Композиция вот-вот должна была превратиться в громогласный марш, но я словно бы удалялся от неё всё дальше и дальше. Яркий мир вокруг стал тускнеть, выцветая и наполняясь серым. Небеса окрасились в болотный цвет, а снег обратился чёрными хлопьями пепла, кружащегося в порывистом ветру… …мимо меня проходили гвардейцы, слишком утомлённые, чтобы даже расправить плечи. Их броня покрылась копотью и грязью, как и сами солдаты, проведшие несколько месяцев в ожесточённой борьбе в зоне проливных дождей. Мы с группой Микорда наконец добрались до своих, вырвавшись из окружения и выведя остатки сил планетарной обороны. Однако на душе не было радости. Лишь печаль и смертельная усталость, подгибающая ноги, оттягивающая плечи к земле. Кто-то из гвардейцев впереди затянул «Бол, ночной нож». Комиссары не любили эту песенку про бравого катачанца, который оказался один в тылу и начал вырезать банды хаосопоклонников и одновременно скрывался от своих. Но, вероятно, даже цепные псы Муниторума оказались слишком измождены, чтобы протестовать. Песня же сочетала в себе иронию и жестокую правду о войне, которые никогда не раскрывали агитационные плакаты и голо-оперы. За это солдаты её и любили, а потому многие тут же подхватили мотив, собирая хор из хриплых грубых голосов. Микорд многозначительно посмотрел на меня, явно желая присоединиться. Вместо одобрения, я стал подпевать вместе со всеми. Улица впереди сворачивала, и бойцы начали толпиться, замедляя шаг. Микорд ушёл куда-то вперёд, а я, задумавшись, наткнулся на впереди идущего. Это был какой-то бродяга в капюшоне, вид которого идеально смешивался с грязными и ободранными гвардейцами вокруг… …человек резко обернулся ко мне, демонстрируя острые черты и козлиную бородку. Выражение его лица сначала говорило о гневе, но что-то в моем облике резко изменило намерения незнакомца. — И-инквизитор? — Сдавленно спросил тот, делая шаг назад и пригибаясь. Стряхнув с себя оцепенение от очередного наваждения, я уже собирался извиниться, как вдруг заметил нечто блестящее, выхваченное из скрытых под теплым плащом ножен. Кинжал. Резкий выпад и блеск стали окончательно вернули меня в реальность, заставляя работать рефлексы. Несмотря на протестующую боль тела, я сделал шаг в сторону, уходя с траектории удара. Моя правая ладонь тут же схватила атакующее запястье противника и начала выворачивать руку локтем ко мне для того, чтобы врезать туда левым кулаком. Послышался хруст костей, тут же потонувший в болезненном возгласе. Люди вокруг нас стали опасливо расходиться, но музыка заглушала все возмущения. Незнакомец выронил кинжал, но явно не собирался сдаваться, потому что второй рукой выхватил пистолет. Не успев разорвать дистанцию, он попытался выстрелить мне в живот, но я вновь сумел избежать атаки, отклонив оружие куда-то в сторону. Звук выстрела потонул в грохоте фейерверков, а пуля попала в череп какому-то бедолаге, из-за чего он куклой повалился на идущих позади людей. Хлынувшая из ноздрей и раны кровь вызвали панику и крики. Стрелок же, воспользовавшись моим замешательством, врезался лбом мне в скулу и опрокинул на рокрит. Словно подбитый пес, он отшатнулся и снова прицелился в меня, но на этот раз ему помешала толпа, охваченная безумием. Тогда убийца решил просто сбежать, опрометью кинувшись куда-то поперёк процессии. Вскочив на ноги, я бросился следом, расталкивая полоумных трусов, большинство из которых совершенно не понимали, что происходит. Где-то за спиной зазвучали сирены арбитров, но ждать судий не было времени. Я выскочил на соседнюю улицу, более узкую, но не менее заполненную толпой, пытаясь поверх голов разглядеть убегающую спину. К счастью, у местных обеспеченных жителей хватало гордости, чтобы проявить недовольство, а потому можно было понять примерное направление побега. Некоторых прохожих незнакомец просто сносил, не забывая испачкать кровью, по всей видимости, шедшей из открывшегося перелома. Следы привели меня в переулок между жилыми блоками, который, хвала Трону, не был забит людьми. Точнее, он был абсолютно пустой. Пятна крови здесь становились более чёткими, свидетельствуя о серьёзном кровотечении. Пробежав полкилометра, я оказался на распутье. Теперь дорога выводила либо к проспекту и процессии, либо уводила куда-то вглубь внутреннего двора, накрытого тенью от близких шпилей богачей. Но в этом сплошном сумраке я отчётливо разглядел знакомый блеск ствола. Звук выстрела отразился от узких стен оглушительным звоном, но я уже метнулся в сторону, когда пуля попала в левое предплечье. Из-за вспышки боли, я замешкался и не смог точно ударить. Кулак прошел в считанных миллиметрах от лица стрелка, и он смог ткнуть меня стволом в живот. Но выстрелить еще раз я не позволил, ловко просунув палец между спусковым крючком и рукояткой. Убийца не сразу понял, что случилось, но я уже схватил его свободной рукой за левое плечо и врезался головой в недоумевающее тощее лицо. Послышался хруст, и мой оппонент начал оседать, заваливаясь в темноту. Я продолжал блокировать спуск пистолета, пока не отвёл ствол в сторону. Палец болезненно пульсировал, но это было пустяком в сравнении с застрявшей в мышце пулей. Чтобы осмотреть противника, пришлось вытащить тело на свет ближайшего фонаря. Сердце не билось, а окровавленный нос странно оттопырился и будто бы «натянулся» внутрь черепа. — Фраг! — Выругался я, обрушивая кулак на грудь трупа. Впрочем, долго сокрушаться времени не оказалось. Стоило только подняться на ноги, как на проспекте, прогремел взрыв. Схватив пистолет мертвеца, я опрометью кинулся на главную улицу, с которой в переулок уже забегали напуганные люди. Охваченные безумием, они совершенно не обращали на меня внимания. Один из беглецов врезался в моё левое плечо, тревожа раненую руку. От вспыхнувшей боли меня бросило на ближайшею стену и выбило из легких весь воздух. По мере того, как адреналин иссякал, застрявшая пуля тревожила меня всё сильнее. Тем временем впереди раздались первые выстрелы. Пистолеты и лазганы. Встречный ветер принес горький запах гари и пепла. Расталкивая всех на пути, я наконец выбрался на проспект, охваченный дымом. Прямо посреди дороги развернулась ужасная картина: роскошный паланкин кардинала опрокинулся, один из сервиторов носильщиков превратился в кровавое месиво на рокрите, а сам его преосвященство бездыханно лежал внутри перевёрнутого балдахина, укрытый окровавленными шторами. Белые одежды испачкались, придавая хозяину большее сходство с первыми пилигримами Каликсиды, чем тот явно желал… Недалеко от паланкина лежала мёртвая сестра битвы. Похоже, неожиданный взрыв опрокинул её, оставляя беззащитной для подлого удара топора, раскроившего незащищённую голову. Вторая же оказалась разорвана на части. Внутренности несчастной раскидало на несколько метров вокруг бездыханного тела. Третья воительница оказалась вытеснена на край дороги, где стразу трое убийц пытались связать жертву стрекалами. Оставшаяся без оружия, дева битвы могла лишь отмахиваться бронированными кулаками, получая разряд за разрядом. Лишь Мираэль еще оставалась в строю, вооруженная ревущим цепным мечом и окружённая пятёркой расчлененных тел в капюшонах. Лицо сестры выражало истинный праведный гнев, но она не позволяла себе отойти хотя бы на шаг от кардинала, который продолжал лежать без сознания. Тогда убийцы, вооруженные короткоствольными лазерными карабинами, начали осыпать её зарядами, вынуждая девушку отчаянно прикрывать голову бронированными руками. В сложившейся ситуации мне не оставалось ничего, кроме как наброситься на ближайшего стрелка, отвлекая на себя ещё и внимание его компаньона. Преодолевая боль, я опрокинул первого противника на спину, одновременно стреляя во второго. К счастью, моё появление оказалось достаточно неожиданным. Выпущенные в спешке пули поразили стоящего убийцу насмерть, а поваленный мной преступник тут же схватился за нож. Свежий и полный сил, он легко смог опрокинуть моё тело и запрыгнуть мне на живот. Смертоносная сталь сверкнула над головой в капюшоне и гильотиной сорвалась вниз, навстречу моему лицу. В крови вновь заполыхал адреналин, подталкивая меня на отчаянный шаг. Недолго думая, я подставил под удар левую кисть. Боли почти не было, когда острое лезвие рассекло плоть между костей ладони, заставляя нож зависнуть в паре сантиметров над лицом. Мой поступок оказался настолько спонтанным, что оппонент замешкался. Этого мгновения было достаточно. Подстёгиваемый нарастающей болью и творящимся вокруг кровавым безумием, я из последних сил направил правый кулак в лицо убийцы. Удар оказался настолько сильным, что сбросил того на землю и лишил чувств. Вскочив на ноги, я с болезненным стоном извлёк нож из руки, беспокойно наблюдая хлынувшую из раны кровь. Взор начала застилать алая пелена, а звуки вокруг будто бы начали отдаляться. Подобрав лазерный карабин вырубленного стрелка, я сделал несколько прицельных выстрелов по группе убийц, вооруженных стрекалами. После того, как голова первого из них разлетелась на куски, налетчики ослабили напор на сестру битвы и та, уловив момент, словно самка карнадона яростно бросилась на своих обидчиков с голыми руками. Внезапно у паланкина послышался вскрик. Обернувшись, я увидел, как Мираэль сошлась в бою сразу с несколькими налётчиками, пытавшимися оттеснить её от побратима с огнемётом. Воительница легко бы справилась со своими обидчиками в ближнем бою, однако она никак бы не успела достать стрелка. Тем временем кардинал так и не пришёл в себя, а запальная свеча у ствола огнемёта уже разгоралась, готовая поджечь прометий. Я в спешке прицелился из лазгана, но вместо выстрела тот издал лишь предательский гул, а батарея прыснула искрами. Бесполезное оружие упало на рокрит, а глаза начали отчаянно рыскать по чёрному покрытию дороги в поисках хоть чего-то, способного стрелять. Как только на земле блеснул знакомый хромированный корпус, я прыгнул к нему, протягивая руку в полете. Мысленно моля Императора, чтобы тот даровал мне патроны, я растянулся на рокрите и выстрелил навскидку. Времени прицеливаться не было, а потому палец надавил на спуск три раза, пока последний оглушительный хлопок не сменили сухие щелчки. Мираэль уже расправилась с тремя убийцами, окропив доспехи и землю вокруг кровью, однако последний уцелевший с огнемётом всё-таки успел активировать своё зловещее оружие. В следующий миг ствол изрыгнул жадное прометивое пламя в сторону несчастной девушки и кардинала. Но даже в такой безвыходной ситуации Мираэль не забыла о долге и самоотверженно закрыла Банифация Анку собой, поворачиваясь к пламени спиной. Возможно, она видела мои старания и надеялась, что я успею. Но я опоздал всего на мгновение. Моя первая пуля попала в ногу стрелка, заставляя содрогнуться. Подчиняясь спонтанному движению, пламя резко дернулось вверх, нависая над воительницей словно покров. Рыжие всполохи осыпались на чёрные доспехи словно огненное конфетти. Затем второй выстрел поразил лопатку налетчика. Огнемёт вновь дёрнулся в сильных руках, задираясь к небу и уводя смертоносное пламя от кардинала и сестры битвы. Третья же пуля задела один из сосудов с огненной смесью… Вырвавшееся из бреши топливо обволокло стрелка и тут же воспламенилось от падающих над головой всполохов. На короткий миг над проспектом разнёсся душераздирающий предсмертный вопль, который потонул в рёве огня. А следом детонировал и огнемёт, второй баллон которого просто не выдержал высоких температур. Дрожащее тело скрылось в шаре ослепительного пламени, разбрасывающего вокруг брызги огненной смеси. Прежде чем ощутить жар взрывной волны, я услышал крики Мираэль. В ослепительном зареве мне удалось рассмотреть лишь бьющееся в конвульсиях чёрное тело, отброшенное на балдахины паланкина. Я попытался подняться, но тело протестующе свело судорогой, вновь швыряя меня на рокрит. В этот момент раны окончательно взяли надо мной верх и мир вокруг начал стремительно темнеть.