Пролог
Легенды оказались правы, и в долине Тени действительно было полно цветущего папоротника. Жемчужно-белое море цветов неподвижно простиралось до горизонта. Голубое небо над головой казалось плоским и два пышных облака на нем выглядели так, словно их прибили к нему гвоздями. Кое в чем еще легенды тоже почти не солгали. Так, приукрасили. Каждому вступившему в долину обещалась полная свобода от всех мирских тревог и переживаний. Без следа должны были исчезнуть обиды и сожаления, тоска и отчаяние — извечные спутники человеческой жизни. Проще говоря, меня должен был ждать вечный тихий покой. Вместо этого во мне бушевал целый спектр эмоций, совершенно далекий от того, что можно назвать покоем или хотя бы смирением. Первые минуты в долине, когда кованые железные створки ворот храма остались за спиной, единственным чувством в моей душе было любопытство. Каждый житель Истравана с пеленок знал, что рано или поздно — лучше бы, конечно, попозже — он встанет на путь, который приведет его сюда. Когда-то мне нравилось слушать сказки старого аббата, который любил пугать непослушных ребятишек ожидающей преступников мертвой тишиной в застывшем безвременье Долины. Мне же отчетливо слышалось далекое переливчатое щебетание птиц, что точно можно посчитать хорошим знаком. Да и любой из десяти богов, наблюдавшим за моей схваткой с восставшим, подтвердил бы, что пусть я и нарушила несколько клятв, но последний поступок с лихвой все искупил. Амулет под рубашкой нагрелся. Я вытащила его за длинную цепочку и поднесла к глазам, придирчиво разглядывая. Заключенный в металлические прутья голубой огонек слабо трепыхался, совсем как живой мотылек. Как сказал имперский маг? «Страховка» на случай, если все будет совсем худо. Не сработала эта страховка, чем бы она ни была. Еще одно доказательство, что врагам никогда нельзя доверять. Вот закончу любоваться морем папоротника, вернусь обратно и выскажу все, что думаю на этот счет… Осознание, наконец-то, окатило ледяной волной ужаса. Из Долины Тени нет пути назад. Не встречу я больше ни мага, ни добродушного тролля-наемника, ни гадкого шэла-коменданта, который не поверил мне в решающую минуту; не увижу больше ни симпатичного паренька, с которым мы делили украденные с полевой кухни сладкие сухари, ни тетку-старосту, ни давних подружек. И городишко свой родной тоже больше не увижу. И земли Вольных. И даже жуткая темная твердыня на другом конце страны, куда меня грозились упрятать до конца дней, теперь мне не страшна. Ничего больше я не увижу кроме этого бесконечного поля цветов. Потому что в той битве, в той последней отчаянной схватке, когда все вокруг окутал дым и огонь, а костлявые пальцы восставшего впились в мой бок, я все-таки умерла. Задыхаясь от нахлынувшего ужаса, я осела на ступени храма, сжимая ладонями виски. Позволила себе погоревать несколько минут и вытерла тыльной стороной ладони сухие глаза — слезы так и не выступили. Финал был немного… предсказуем, что ли. С самого того дня, как Дар пробудился по-настоящему, я только и делала, что куда-то бежала, пытаясь обдурить смерть. А теперь бежать некуда. Остается стиснуть зубы и ждать, когда Серый жнец явится, чтобы задать три своих извечных вопроса: кто ты, почему ты здесь и что на самом деле желает твоё сердце. Ответ на первый вопрос очевидный, простой и очень короткий: меня зовут Нори, я новобранец второго добровольческого корпуса Легиона. Что до второго, то история моего падения началась задолго до последней битвы, и начать придется издалека…Глава 1
Где-то посреди Всеокеана
Кто-нибудь другой на моем месте непременно бы посчитал, что ему благоволят сами боги. Я не просто спаслась от нападения пиратов без единой царапины — в моем распоряжении была целая лодка и даже скудный запас провизии, состоящий из трех огромных каменно-твердых клубней репы. Более того, какое бы божество из пантеона Десяти не откликнулось на молитвы, оно предоставило редкую возможность почувствовать себя совершенно свободной и грести куда глаза глядят, пока не закончится Всеокеан. Первые два крошечных островка на моем пути не изобиловали ни растительностью, ни живностью — клочки суши в полсотни шагов с обрывистыми скалистыми берегами да чахлыми порослями травы. Третий, до которого пришлось добираться весь день и всю ночь, был последней надеждой. Окажется очередным пяточком суши в десять шагов в поперечнике — я брошу натершие до кровавых мозолей весла и позволю течению самому выбирать направление. Однако с каждым часом полоска на горизонте разрасталась вширь, а вскоре можно было различить не только песчаный берег и обломок скалы, нависающий над водами, но и самый настоящий лес. Лодка, в отличие от своей владелицы, кораблекрушение пережила менее безболезненно. На вторую ночь она все-таки дала течь, и к берегу я подплыла по колено в холодной воде. Кое-как выбралась на сушу и растянулась на желтоватом гладком песке то ли смеясь, то ли плача от радости. Под ногами твердая суша, а значит, дела уже даже вполовину не так плохи, как несколько часов назад. Тем не менее, мое положение было незавидным. Ориентироваться по звездам я так до конца и не научилась, представление о том, в какой стороне находятся Запретные земли имела весьма смутное, а на дне походной баклажки воды осталось на пару глотков. С другой стороны, при мне остался короткий меч, заплечный мешок с нехитрой запасной одеждой, и самое ценное — конверт из плотной бумаги, надежно спрятанный во внутреннем кармане форменного коричневого камзола. Рано или поздно на горизонте появится какое-нибудь судно, и я найду способ подать сигнал. Или залатаю лодку и буду плыть, пока не доберусь до континента. Взгляд скользнул по лодке, и я поежилась, вспоминая события, которые предшествовали моему короткому одиночному путешествию.***
Истраван, тренировочный лагерь
Даже начинающие лекари знали, что корень полудень-травы обладает не только целительными свойствами, но и отвратительнейшим резким запахом, и хранить его стоит где-нибудь снаружи, желательно с подветренной стороны. А перевозить и вовсе всегда рекомендовалось в закупоренных бочках, никак не в обычных, местами откровенно дырявых мешках. За несколько дней пути в грузовом трюме тяжелый горький запах пропитал бы не только припасы для гарнизона, но товары на продажу, команду, да и весь корабль целиком. Капитан Ортен, завидев новый груз, разразился бранью и отправился разбираться с комендантом, из-за чего отплытие «Непобедимого» задерживалось уже на час. Немногочисленная команда корабля собралась у трапа, подальше от дурно пахнущих мешков, и лениво играла в кости. Выбирать не приходилось: если верить вывешенному в главном корпусе гарнизона расписанию, «Непобедимый» был единственным судном в порту, которое сегодня отплывало в сторону Запретных земель. Первой его остановкой должен быть стать остров Большой Ло, который тремя часами ранее я выбрала для своего самовольного перевода. Пробраться на корабль было совсем несложно: я взошла на палубу сразу после раздосадованного и хмурого капитана, таща два объемных мешка якобы с посылками для солдат; перекинулась парой дружелюбных фраз с знакомыми матросами, позволила помочь какому-то мальчишке спустить груз в трюм и посетовала, что из-за запаха внутри невозможно находиться. Покивала головой на жалобы, что вольные торговцы теперь на побегушках у Легиона, а вот в былые времена представить было невозможно, чтобы против воли капитана на борт приняли какой-то груз. Уже у самого трапа картинно хлопнула себя по лбу, извлекая «забытое очень важное письмо» из кармана. Второй раз сопровождать меня не стали, и, оказавшись внизу, я забилась в самый темный угол. А еще через полчаса прозвучал корабельный колокол, и судно отплыло от берегов Истравана. Идея была до безобразия проста и безрассудна: все путешествие не попадаться никому на глаза, отоспаться за десять месяцев обучения в лагере, а по прибытии незаметно сойти с корабля и вручить сопроводительные бумаги коменданту. В них я, старательно подражая манере своего десятника, отрекомендовала себя, двадцатилетнюю рядовую Нори Вэлнор, как отчаянно нуждающуюся в переводе куда-подальше-с-глаз-долой, и, если по своей дурости сгинет где-то — обратно не писать, туда ей и дорога. На Ло полно новобранцев, одним больше — никто и не заметит, а солдаты всегда нужны. План дал первую трещину, когда на третий день пути корабль так и не причалил к острову, а на четвертый мое маленькое убежище нашли. Старый матрос долго сверлил взглядом, а затем мечтательным тоном заявил, что, если он отвернется и на месте мелкой девчонки окажется золотая монета, он, так и быть, не станет сегодня тревожить остальную команду. Монета у меня была. Сокровище, оставшееся из прошлой жизни, которым я, не раздумывая, пожертвовала ради новой. Набравшись храбрости, тихонько спросила почему мы не остановились на Большом Ло. Оскалившись в щербатой улыбке, моряк поведал, что иногда, ради очень большой выгоды, курс можно поменять на новый, и теперь мы плывем на Вархард. Видя моё вытянувшееся лицо, он должно быть принял меня за слабоумную — ещё бы, безбилетником пробраться на корабль и даже не озаботиться узнать, куда он все-таки направляется. Попробовав блестящий золотом кругляш на зуб, и убедившись, что это не фальшивка, он проворчал, что лучше бы мне прыгнуть за борт, пока не стало поздно. Совет был понят буквально, и новым убежищем стала спасательная лодка, укрытая брезентом и подвешенная за бортом. Кое-как устроившись, я постаралась припомнить всё, что знала о новом месте назначения корабля. Это был третий по величине остров Запретных земель, малоизведанный и весьма отдаленный. Место это было неспокойным, поговаривали, что хуже, чем чащобы моего родного Сумеречного леса. Стычек с хортийской империей там практически не происходило: наш гарнизон стоял на восточной части, их — на западной, а огромные земли между считались ничейными. Кусок севера, там, где до соседнего Иглеба было рукой подать, был объявлен нейтральной территорией Вольных торговцев. О переводе в тот гарнизон никто и не мечтал: край мира, где не то, что боевой славы не сыщешь, но от когтей какой-нибудь твари помрешь раньше. Это было последнее место на всей земле, где бы меня стали искать. И, признаться, это было самое последнее место, куда я бы подумала бежать. На моих плечах — бремя долга, вина, из-за которой я и оказалась в рядах новобранцев. И от неё не избавиться, прозябая отмеренный срок в тылу или в болоте. Хотя кто знает, может быть, именно этот путь приведёт меня к искуплению? Всё складывалось не так уж и плохо. Поначалу команда, конечно, роптала: и курс заставили изменить и еще вонь несусветная. До бунта не дошло: по приказу капитана один из ящиков, предназначенных коменданту гарнизона, вскрыли, а его содержимое перекочевало в курительные трубки, и команда вечерами пребывала в самом благодушном и рассеянном настроении. Мне без труда удавалось выбираться из своего укрытия размять ноги и стянуть что-нибудь съестное. Плавание «Непобедимого» проходило скучно и размеренно: репутация капитана Ортена полностью оправдывала название корабля. Вольные торговцы не скупятся на защитные амулеты и артефакты, и никогда не знаешь, какой из них окажется настоящим. А уж у капитана, который заключил контракт с Легионом, точно был припрятан магический козырь в рукаве. Нужно быть очень отчаянным, чтобы перейти ему дорогу. Такие отчаянные нашлись на пятый день. Была глубокая ночь. Дежурный рулевой клевал носом, беспечно облокотившись на штурвал. Внизу, под палубой, спала команда — залихватских храп доносился через толстые доски. Прячась в тенях, я вернулась в своё убежище, торопливо пережевывая краденую лепешку; спряталась под брезентом, рассматривая звездное небо через одну из дырок. В такие моменты обычно думаешь о чем угодно, лишь бы себя чем-нибудь занять. Я представляла себе Вархард — мрачный и безлюдный, опасный, скрывающий тайны своих прежних хозяев. Раса, владевшая им, исчезла задолго до того, как первый корабль Вольных наткнулся на эту сушу — от них осталось несколько невнятных жутковатых легенд, да и те почти забылись. Я не была знатоком древностей, а скромные знания почерпнула из рассказов старухи-отшельницы еще в детстве и из книг в библиотеке. Вархард, как и все Запретные земли, считался местом жутким, населённым всякими плотоядными тварями и совершенно непригодным для обывателя. А потому речь, которую предстояло отыграть перед комендантом, все никак не складывалась. За славой и азартом битвы новобранцы обычно рвались на Большой Ло или на другие острова Спорных территорий. Придумать убедительную причину по которой меня понесло в другую сторону все никак не получалось. Сказать правду — что убегала я куда глаза глядят лишь бы сохранить свою жизнь — плохая идея. Сам же комендант поможет эту бесконечную гонку со смертью прекратить: прирежет и велит закопать под кустом. Или еще хуже — сдаст Совету. Чем больше я об этом думала, тем мрачнее представлялось будущее. В конце концов я была вынуждена признать, что не стоило мне так категорично отказываться от данного год назад совета уплыть к Вольным. С другой стороны, не будут же на Вархарде разбрасываться солдатами? Наплету какой-нибудь романтической чуши, которой по горло наслушалась от товарищей в учебке. Что хочу не просто сражаться, а вписать свое имя в летопись победы Истравана и так далее и тому подобное. Или что открылось мне послание богов в великом предназначении сражаться с врагом подальше от дома. В худшем случае — отошлют обратно или все-таки на Большой Ло. Мои размышления прервала возня на палубе. Поначалу я не обратила внимание — мало ли кому приспичило прогуляться на ночь глядя; но было в этом едва уловимом шуме что-то непривычное. Я осторожно выбралась из-под брезента, когда раздался короткий, какой-то удивленный вздох, глухой удар, еще один. А затем ночную тишину разрушил крик. На палубе послышался быстрый топот. Тревожно забил корабельный колокол и захлебнулся, с немелодичным треском упав на доски. Я — не герой. Во всяком случае не тот, кто бросается в гущу событий веря, что победа всегда будет за ним. Свою первую настоящую схватку я представляла совсем не так. Да, я была неплохим бойцом: быстрым, юрким, ловким, из тренировочных поединков последние два месяца я почти всегда выходила победительницей. Почти. Пальцы сами собой сомкнулись на рукояти меча, но вот воли вытащить его из ножен и перемахнуть через перила у меня уже не нашлось. Моей храбрости хватило на то, чтобы встать на борт лодки, приподняться на цыпочки и осторожно высунуться из своего укрытия; так чтобы глаза были на уровне палубы. Корабельные фонари светили тускло, и я с трудом различала в поднявшейся суматохе, где команда, а где нападающие. Кажется, их была дюжина — почти один к одному с командой «Непобедимого». Несколько тел уже лежали на палубе. Все замерло, когда появился капитан. Держу пари, что дыхание в этот момент перехватило не только у меня. В его руках ярко светился настоящий артефакт — в круглом стеклянном шаре, размером чуть больше кулака, клубились оранжевые вихри огня. Шар выглядел опасным и смертоносным, такому место на войне, а не на маленьком суденышке посреди Всеокеана. Ортен гортанно выкрикнул приказ сдаться, и на какую-то секунду я даже поверила, что сейчас пираты побросают свои мечи и пристыженно уберутся восвояси… Похоже капитан, как и я, плохо разбирался в людях. В этом мы были похожи, правда, мои ошибки пока не стоили мне жизни. На требование капитану ответили откуда-то из-за его спины, да ещё и всадив кинжал под лопатку. Капитан еще не успел упасть, как матрос, тот самый, что раскрыл мое первое убежище, громко объявил, что ссориться с уважаемыми пиратами команде не с руки, как и дальше служить на благо Легиона. Эту речь я почти не слушала, не отрывая взгляда от магического шара, выпавшего из рук мертвого Ортена. Артефакт медленно покатился по палубе, упёрся в ноги одного из нападавших. Пират поднял его и зачарованно уставился на заключенный в стекле огонь. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять, что сейчас разбойник подсчитывает сколько такая магическая штуковина может стоить; подсчитывает и представляет, как купается в золоте до конца своих дней. Ладони кольнуло — это мой Дар отозвался на отголосок чужой магии. А внутри все скрутило от дурного предчувствия: пламя разгоралось все сильнее, в его вихрях мелькали белые всполохи молний. Точно настоящий, и единственный, кто знал, как ей управлять лежит в луже собственной крови… Последняя надежда на то, что магический шар всего лишь дорогая безобидная подделка годная только для того, чтобы пугать доверчивых простаков, разбились вместе с толстым стеклом, выпуская наружу бешено ревущее колдовское пламя. Оно мгновенно растеклось по палубе, без разбора поглощая все и всех на своем пути. Люди бросились врассыпную кто куда, и я поспешно отпрянула от борта, спасаясь от магических искр. Лодка дернулась и рывками заскользила вниз. Матросы — две изломанные черные тени на фоне огня, пытались справиться с веревкой, рассчитывая спустить шлюпку. До воды оставалось рукой подать, когда один из них вскрикнул и исчез. Второй даже не успел обернуться, когда магическая сила швырнула его через борт. Лодка рухнула вниз, зачерпнула воды, но выдержала. Рядом с громким плеском упало горящее тело. Огонь, вопреки всем законам природы не потух, а продолжал гореть. Пламя окутало корабль до самой верхней мачты, стремительно пожирая собранные паруса. Холодная вода окатила меня с головой и привела в чувство. Отбросив мешающееся покрывало, я торопливо нащупала весла, продела в кольца, оттолкнулась от борта «Непобедимого» и отчаянно принялась грести, надеясь выкроить себе хотя бы пару минут. Очередная вспышка света принесла с собой волну жара и дикий рев. Лодку бешено замотало по поднявшимся волнам; выронив весло, я бросилась на дно, закрывая голову руками и молясь всем известным богам сразу. Хоть кто-то один да должен откликнуться! Прошло бесконечно много времени, прежде чем я отважилась выглянуть наружу. Обломки торгового судна, разметавшие на много метров вокруг, горели, разломанный пополам остов еще маячил над поверхностью. В неясном свете виднелась шхуна пиратов — еще держащаяся на воде, но почти легшая на правый борт, а на месте левого зияла огромная дыра. Вокруг царило странное оцепенение. Казалось, ночь должно разрывать от человеческих криков, но меня окружала звенящая тишина. Лодку уносило прочь. Краем глаза я различила одного-двух выживших, цепляющихся за бочку. Наверное, мне стоило пересилить себя и подплыть к ним, помочь спастись. Но я и не пошевелилась — просто смотрела, как волны раз за разом набрасываются на них, накрывая с головой, пытаясь утащить на дно, пока они все-таки не сдались. Только с рассветом, когда розоватый свет восходящего солнца высветил несколько темных пятен островов на самом горизонте, я смогла заставить себя пошевелиться. Взялась за весла и принялась грести, пока усталость не заглушила страх.***
Солнце давно перевалило зенит и уже медленно клонилось к горизонту, когда я проснулась и приподнялась на локтях, оглядывая песчаный берег. Долгожданный отдых не принес новых сил — я чувствовала себя все такой же уставшей и разбитой. Даже хуже: приснились мне родные Кущи и времена, где я беззаботно воровала яблоки из соседского сада. От досады хотелось выть и что-нибудь сломать. Не зря старый монах постоянно бубнил, что не стоит просить богов об исполнении желаний; а если уж набрался дурости попросить — будь готов к тому, что исполнятся они совсем не так как ждешь. Я молила богов, чтобы меня не нашли? Вот, сбылась моя мечта — здесь меня вообще никто не найдет. Ни Совет, ни законники, ни родня, ни сама смерть. Еще год назад я бы разревелась в голос, а сейчас только тяжело засопела, раздумывая о своем положении. Да и толку от слез на необитаемом острове? К дальнейшему путешествию лодка была непригодна: стоило мне попробовать подтащить ее к берегу, как борт оглушительно затрещал, и щель в днище расширилась на ладонь. Выругавшись сквозь зубы, я все равно потащила ее подальше от волн, к зарослям. Переверну, подопру палкой и будет какая-никакая крыша над головой. Метров через десять лодка окончательно развалилась, и я плюнула на эту затею. Откусила от последнего огрызка репы, с усилием пережевала и пошла к валявшемуся на земле мешку, сердито разбрасывая сапогами мокрый песок. Наклонилась и замерла, недоверчиво разглядывая следы под ногами. Несколько часов ранее, когда я кое-как выбралась на берег и отползла подальше, я поклясться всем была готова, что песок был ровным и чистым. А сейчас, не считая моих собственных следов и борозды от лодки, все вокруг было усеяно маленькими следами. Угадывались четыре когтистые лапы и только. Какой-то зверь вышел из леса, потоптался по мокрому песку вокруг лодки, да и ушел обратно. По спине пробежали мурашки: я спала так крепко, что не почувствовала присутствия гостя. Но тут же приободрилась: если на острове есть животные, голодная смерть немного откладывалась. Осторожно идя вдоль следов, я добралась до зарослей и замерла, борясь с двумя противоположными желаниями: одно требовало, чтобы я от радости заорала во всю глотку, другое — задержала дыхание, чтобы его никто не услышал. Моей находкой оказался чёткий отпечаток ботинка. Остров все-таки был обитаем. В тренировочном лагере следопытов обучали отдельно, отбирали туда преимущественно тех, кто хоть немного знал об охоте. Азы давали всем новобранцам, но без практики особого толку от этих знаний не было. На этих занятиях я была худшей. След я потеряла почти сразу, но подбадривала себя мыслью, что в любом случае, перед ночёвкой, стоило разведать местность. Поэтому я упорно пробиралась сквозь лес, внимательно осматриваясь. Несколько раз на глаза попадались кусты с незнакомыми голубыми ягодами. В сгущающихся сумерках я заметила большое неряшливое крупное гнездо на ветке, но лезть вверх не рискнула. Вернусь утром, может быть, найду что-нибудь. Раз есть птицы — есть какие-нибудь грызуны. Сооружу ловушку и будет у меня роскошный завтрак. Эх, вот бы здесь водились кролики… Путь перегородило поваленное дерево. Огромный, покрытый влажным мхом, ствол нависал над глубоким оврагом. Солнце почти скрылось и, рассудив, что остальная часть острова подождёт до завтра, я повернула обратно. Внушительный список дел — разжечь костер, соорудить какой-нибудь навес во временном лагере, придумать как бы обезопасить себя на ночь — не давал удариться в панику в сгущающихся сумерках. Совсем немного усилий потребовалось, чтобы представить, что я снова в тренировочном лагере Легиона. Краем глаза я заметила, как тихо, едва заметно, шевельнулись кусты по правую руку, и на секунду мелькнуло что-то большое, белесое. Что бы там ни было, встречаться с этим на ночь глядя мне не хотелось. Обнажив меч, я медленно, стараясь не поворачиваться спиной к тем зарослям, попятилась в противоположную сторону. Нападения не последовало, и я поспешила прочь. Таинственному животному было со мной по пути: оно показалось ещё три раза, заставляя сворачивать с пути, а потом пропало. Так же, как и моё представление о том, в какой стороне берег. Следующие полчаса я брела наугад, стараясь не поддаваться панике. Мне и так предстояла неспокойная ночь — небольшая разница, где я её встречу: на берегу или под каким-нибудь деревом. Всё равно не усну. Когда я уже смирилась с этой мыслью, какой-то из богов все-таки обратил на меня внимание: далеко впереди я заметила отблески света. Десять месяцев муштры и ежедневных нудных наставлений капитана не прошли даром, и я не бросилась сломя голову к костру. Наоборот, замедлила шаг, крепче перехватив меч. Стараясь ступать бесшумно, подобралась ближе, присела в кустах и осторожно раздвинула ветки. Незнакомцы разбили лагерь почти на берегу, между упавшим стволом дерева и торчащим из земли большим камнем в два человеческих роста. Возле небольшого костра сидели двое, без особого азарта играя в кости. Ближайший ко мне был троллем, самым громадным из всех троллей, что мне довелось видеть. Просторный ворот рубашки открывал массивную серую шею, на которой отчетливо проступало ожерелье черных татуировок Вольных торговцев и наемников. На секунду внутри все заликовало — с Вольными всегда можно найти общий язык, если есть чем заплатить. Подвешенный над весело пляшущими язычками пламени котелок манил ароматом каши. Пустой, сворачивающийся в тугой узел от голода желудок требовал наплевать на все предосторожности и просто попросить помощи. Я представила выражение лица своего капитана, если бы он только услышал мои мысли, и осталась на месте. Компаньоном по игре был молодой мужчина ненамного меня старше. Под светло-серыми глазами залегли глубокие тени, а скулу украшал бордовый синяк. Темные волосы он стянул на затылке в короткий хвост, как часто делали моряки или торговцы. До меня доносились только обрывки фраз, из которых было мало что понятно. Говорил в основном тролль, жалуясь на дрянное пиво и нравы в одном из портов Истравана. Ответы второго были слишком тихими, чтобы их разобрать. Никаких опознавательных знаков на одежде незнакомцев было не рассмотреть. С троллем все понятно — наемник служит той стороне, что сегодня ему платит. Второй носил длинный темный двубортный плащ, под ним виднелась рубашка, на ногах обычные штаны и высокие сапоги. Он мог быть наемником, мог быть из вольных, или путешественником с родного Истравана, или даже одним из Легиона. А мог быть пиратом. Или того хуже — хортийцем. С представителями империи я в живую никогда не сталкивалась. Да и мертвого имперца видела лишь однажды: раздутый, изрядно попорченный труп висельника встречал каждого, кто в тот месяц приезжал в Отрейн. Табличка на его груди гласила, что человек этот был лазутчиком Хортийской империи, стремящийся уничтожить мирную жизнь на Истраване; надпись ниже гласила, что лазутчик получил по заслугам за все то, зло, что собирался принести. А бед хортийцы на наши земли принесли уже немало: каждый житель Истравана знал, что текущая императорская династия поставили себе цель положить конец правлению Совета и подчинить весь континент своей воле в отместку за потерянные южные земли, и ради этого зашлет столько лазутчиков и даже магов сколько понадобится. Из-за их проделок леса родной страны наводняли новые чудища, а развращенные магией колдуны насылали болезни забавы ради. Из рассказов в учебке я знала еще и то, что имперские воины с пленными поступают так, что те завидуют мертвым. Ветка предательски хрустнула, стоило мне чуть-чуть придвинуться. Тролль, казалось, и не услышал, а вот его спутник встрепенулся, скользнул взглядом по зарослям. Наемник вопросительно приподнял мохнатую бровь, и мужчина коротко кивнул в сторону кустов. Чертыхнувшись, я бросилась обратно в чащу. Кусты затрещали, раздался низкий рык и что-то с силой толкнуло меня в бок, повалив на землю. Торчащий из земли камень раскроил лоб и глаза залило кровью. Кое-что я хорошо усвоила на тренировках: если бой начался, то времени жалеть себя уже нет. Оно придёт после, если из схватки выйдешь живой. Если. Вскочив на ноги, я приготовилась защищаться, озираясь и крутясь на месте. В кустах снова мелькнула белесая тень, и моей решимости убавилось ровно на половину. Тварь двигалась слишком плавно, слишком быстро, длинный хвост состоял будто бы… из одних позвонков? Ни шерсти, ни кожи. Только нежити не хватало! Дар настойчиво напомнил о себе, и вместе с этим покалыванием в ладонях пришло другое воспоминание, окончательно уничтожившее мой боевой дух. Меч в моих руках трясся как лист на ветру. Тварь напала сзади: острые зубы впились в плечо, вновь повалили меня вниз и потащили в сторону. Заорала я больше от ужаса, чем от боли, когда увидела, что схватившая зверюга состоит из скелета и клубящейся внутри тьмы.***
— А кляп зачем? — Чтоб не обзывалась, когда очнется. — А что, будет обзываться? — Это первое чему их учат. Еще орать и умирать во славу своих обожаемых господ. — Так отзови свою псину и не будет орать. Эта тварь даже мне на нервы действует. Тихий свист вывел из болезненной дремы. Все случившееся после короткого боя запомнилось как-то отрывочно: зверюга трепала, рычала и тащила свою жертву по земле, а я слепо била рукояткой меча по лобастой костяной голове, пытаясь высвободиться. Несколько раз, я готова поклясться богами, что попала ей в шею, но меч просто прошёл сквозь клубы тьмы, не нанеся никакого урона. А потом тварь отступила, но я даже не успела обрадоваться: едва перевела дух, как увидела, что навстречу мне летит здоровенный кулак. Так и закончилась моя первая настоящая битва. Из хорошего было только то, что я была живой и даже относительно целой. Мое безвольное тело подтащили к костру, небрежно бросили и оставили лежать. По меньшей мере я ожидала обнаружить себя связанной, но руки и ноги были свободными. Плечо, пострадавшее в схватке, неприятно ныло. Растрепанные волосы скрывали лицо, и я осторожно приоткрыла один глаз. Незнакомцы сидели там же, время от времени запуская ложки в котелок, стоящий между ними на земле. Жуткой костяной твари поблизости не было. — Мелковата она для солдата, — тролль облизал ложку, сверкнув желтыми клыками. — Ребенок еще. — Когда это шэлов останавливало? Набирают всех подряд, — темноволосый поморщился. — Раз в форме — не ребенок, а солдат. — Может, украла у кого? — Вот у нее и спроси. Хватит притворяться. Последние слова предназначались мне. Я медленно села, с отвращением вытащив скомканную тряпку изо рта. Зачем вообще использовать кляп, если не связывать руки?.. — Ты из легиона, — прищурился мужчина. — Далековато тебя занесло от ваших земель. Отрицать этот факт было глупо: форма — коричневый камзол с двумя рядами медных пуговиц и кожаных ремешков, говорила сама за себя. — Вы из Вольных? — мой вопрос оба незнакомца проигнорировали, даже бровью не повели. — На мой корабль напали пираты. — И куда ты плыла? — Вархард. Незнакомцы обменялись быстрыми взглядами — что-то в этом ответе им очень не понравилось. Тролль с деланным интересом принялся соскребать кашу со стенок. Мужчина кисло улыбнулся: — Что же ты там собиралась делать? — Служить, — я пожала плечами и тут же скрипнула зубами от боли. — Что за тварь на меня напала? — Домашняя собачка, — хохотнул наемник. — Последнее веяние Тайзенгардской моды… — Даккери, — угрожающе прошипел темноволосый. Удивляться было нечему — боги славились своим дурным чувством юмора. Из всех возможных вариантов выпал самый плохой и на этом необитаемом острове я действительно столкнулась с имперцами. — Да брось, Верьяр, не совсем же она тупая, — не унимался тролль. — Сначала натравил на нее свою магическую псину, еще ей рот заткнул гербовой тряпкой!.. Все взгляды машинально устремились на скомканный платок в моих в руках. Тряпка как тряпка, серая, с красным орнаментом из замысловато начертанной буквы «Х». Будь я не настолько вымотанной и разбитой, конечно же, не стала бы сидеть сложа руки. В лагере учили, что лучше найти смерть в бою, чем в хортийском плену. Отобрали меч — дерись кулаками, пускай в ход зубы. Даже ранение одного имперца приблизит победу Истравана!.. Продай свою жизнь подороже, вечный позор малодушным трусам, слава самоотверженным героям, ну и так далее, и тому подобная переполненная бравадой чушь. Правда была в том, что своей жизнью я дорожила гораздо сильнее, чем репутацией. Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем. Поэтому я осталась на месте, не сделав ни одной попытки броситься в бой. Только сплюнула на землю, обозвав человека напротив «колдунским отродьем», и швырнула тряпку в огонь; сложила руки на груди и презрительно взглянула на имперца, всем своим видом показывая, что больше ничего не скажу. Тролль укоризненно цокнул. — Прекрасно, сам теперь ее допрашивай, — сквозь зубы прошипел мужчина. — Дак она и так вроде сговорчивая. Как поест, так соловьем запоет, —наемник протянул котелок. — Ешь, не отравлено. Да не бойся ты, у старины Даккери кодекс: детей не убиваю. В любых других условиях я бы гордо отпихнула котелок, предпочитая не иметь ничего общего с врагом, но пустой желудок тут же напомнил о себе. К тому же тролль казался даже дружелюбным, и надежда получить помощь еще не растаяла бесследно. К давней вражде между хортийцами и истраванцами тролли относились истинно философски: люди друг с другом враждуют из века в век, какой смысл вмешиваться? Идейно ни одну из сторон конфликта тролльские племена не поддерживали, а, значит, причин меня ненавидеть у него нет. В голенище сапога остались две спрятанные золотые монеты — немного, но лучше, чем торговаться пустыми обещаниями. Вкуса еды я не почувствовала, не жуя проглатывая ложку за ложкой и исподлобья поглядывая на имперцев. Тот, которого тролль назвал Верьяром, платил той же монетой — не отрывал от меня мрачного тяжелого взгляда. — Вот и славно, — промурлыкал наемник, когда котелок опустел; одним плавным стремительным движением оказался рядом, схватил за грудки и встряхнул так, что я едва не откусила себе язык. — А теперь, если ты хотя бы подумаешь соврать, я эту кашу у тебя с кишок вытащу и еще раз тебе скормлю. Кто тебя сюда послал?! — Н.…ни…кто, — от ужаса перехватило дыхание. — Меня… перевели… — Заливай больше, новобранцев туда не посылают, — тролль встряхнул еще раз и принялся перечислять имена, которых я никогда не слышала. — Документы! — только и смогла прохрипеть я. — У меня есть документы о переводе! Тролль разжал пальцы, позволяя упасть на землю. Грубо выхватил из моего внутреннего кармана драгоценный конверт и небрежно передал имперцу. Мужчина скептически осмотрел печать. Печать была настоящей — я собственноручно ненадолго позаимствовала ее из стола секретаря коменданта. Осторожно поддев сургуч острием ножа, мужчин вытащил письмо и принялся читать. Сначала он нахмурился, потом приподнял одну бровь, озадаченно покачав головой. Затем посмотрел на тролля поверх листа, недовольно поджал губы, выудил из кармана мелкую монетку и швырнул троллю. — А остальное? — возмутился наемник. — Ты был прав только наполовину, Дак — она не из гильдии. В жизни не видел такую халтурную подделку. Я упрямо молчала, от пережитой встряски тошнило. Тролль вернулся на свое место. — Странное дело, — протянул Верьяр, аккуратно складывая письмо, — тут слишком мало ошибок для крестьянской девки, как тут о тебе отзываются, и слишком много для того, кто должен был бы знать высшее наречие… — Нет там ошибок, — уязвленно прошипела я и спохватилась, прикусив язык. Шэл’дарийское наречие тетка заставляла зубрить каждый день по несколько часов к ряду, но имперцу об этом знать совсем не нужно. — А если и есть — это к писарю вопросы. — А ты его здесь видишь? — Верьяр картинно оглядел темный лес вокруг. — Значит, переадресую их тебе. Подумай хорошенько, прежде чем дать ответ. Сдается мне, никто тебя в новый гарнизон не переводил, а раз так то зачем плыть на самый край Запретных земель? — По личным обстоятельствам, — наконец, буркнула я, когда тишина стала угрожающей. — Дезертир-перебежчик! — хлопнул себя по колену Даккери и перебросил монету обратно имперцу. — Я бы никогда!.. — Может быть, я и не мечтала о боевой славе и не стремилась расстаться с жизнью в неравном бою, но клятву защищать народ Истравана принесла наравне со всеми новобранцами и нарушать ее не собиралась. — Тогда что же тебя толкнуло на такое нелепое бегство? Вопрос остался без ответа. Я промолчала бы даже если ради этого признания из мертвых бы восстала покойная родительница. — Ладно, что делать-то с ней будем? — нарушил молчание Даккери. — Корабль должен приплыть завтра, а она нас видела. — Да пусть хоть залюбуется. Кому она расскажет? Чайкам? Морскому дну? — Нельзя ж ее просто на острове оставить. Она может всё испортить. — Ну так сам и убей ее, — разозлился Верьяр. — Это по твоей части, а у меня кодекс… — Да ты его постоянно нарушаешь, — огрызнулся мужчина. — Еще одно слово и я не посмотрю, что ты мой друг!.. Перебранку я слушала вполуха, медленно пододвигаясь к кустам. Еще чуть-чуть и нырну в них, проползу пару метров, а потом побегу со всех ног. Ни лука, ни арбалета у моих врагов не было, темнота кромешная — не поймают. Мысль о том, что я в темноте вижу не лучше врагов и точно себе что-нибудь сломаю, я старательно игнорировала. Стоило только осторожно коснуться зарослей ладонью, как те пошевелились — костяная зверюга любопытно высунула морду, потянув воздух тем, что должно было заменить ей нос. Дыхание перехватило, и я попятилась обратно; далеко от такой твари не убежать. С созданиями тьмы я уже сталкивалась ранее: кончилась та встреча не то, чтобы хорошо. По какой-то необъяснимой причине эти двое не торопились со мной покончить. Перспективы были одна другой лучше: умереть сразу или помереть от голода и жажды через пару дней. Меч отобрали, в кулачном бою я проиграю сразу, а удрать от нечисти не смогу. Оставался последний козырь — Дар. Вот только пользоваться им я толком не умела, кроме разве что… Глупая, безрассудная, очень наивная и нахальная идея пришла мне в голову. Я выпрямилась, расправив плечи и твердо взглянула на врагов: — Говорят, хортийцы все еще чтут обычай Таирифа, несмотря на то, что остальной пантеон забыт. — Началось, — Верьяр раздраженно фыркнул, — я не буду устраивать с тобой дуэль. Это пустая трата времени, ты проиграешь. — Рискну, — упрямо продолжила я. — Я хочу воспользоваться священным правом отстоять свою жизнь и требую поединка. Слово сказано — Жнец услышал. Услышал бы мои слова старый монах Индред — прослезился бы. Хоть кто-то из подрастающего поколения внимал его унылым проповедям о мрачных вековых традициях, которые когда-то хранили жители Кущ. Хорошо бы еще кто-нибудь за пределами нашей глуши об этих ритуалах тоже помнил. Имперец, похоже, помнил: его брови поползли вверх, и он едва ли рот не открыл от удивления; но сдержался, несколько раз мотнув головой из стороны в сторону. — Ты же все равно хочешь девчонку убить, так какая разница как? — вмешался тролль. — Дай шанс доказать богами, что ее жизнь чего-то стоила. Внутри у меня все дрожало от страха. Строго говоря, хортиец мог от поединка отказаться и никакая кара небесная, вопреки заверениям легенд, тут же на него бы не свалилась. Потом, в посмертии, его бы ждали неприятности, но живые как правило о таких пустяках не задумываются. Имперец страдальчески закатил глаза. — И какой же поединок ты хочешь? — вкрадчиво спросил мужчина. — Мой покровитель — Дая, а потому я всецело вверяю свою жизнь ей. Мы сыграем в кости, и, если удача будет на моей стороне — вы не тронете меня и довезете до большой земли. По глазам тролля я поняла, что идея пришлась ему по душе. — А если проиграешь? — тролль почесал массивный подбородок. — Останусь на острове. — Не пойдет, — отрезал имперец. — Ты и так на нем останешься. — Твоя ставка? — Я до боли сжала кулаки. Хортиец задумчиво пожевал губу и наклонился вперед. Отблески костра отбросили тени на его лицо, разом разрушив иллюзию что он действительно не хотел бы моей крови. Выдержать этот холодный пристальный взгляд было не просто, и я едва сдерживалась от желания спрятать лицо в ладонях. — Раз ты так сильно любишь древность, то поступим как полагается, — криво усмехнулся мужчина. — Проиграешь — порабощу душу. — Но, если выиграю — ты меня не тронешь. И поможешь выбраться с острова. И добраться до… — Выиграешь — не трону, — поморщился Верьяр. — Поклянись. — Даю тебе клятву колдунского отродья, — со смешком кивнул мужчина. — Даккери свидетель. Тролль с важным видом кивнул: до человеческих традиций троллям дела не было, но азартные игры они любили и уважали, а уже сделки, заключенные с их помощью, так вообще считались чем-то незыблемым. Наемник отвязалась от пояса кожаный мешочек и кинул на землю. Правила портовой игры были одинаковыми на всех землях — трясешь чашку с костями, объявляешь результат и ждешь, поверит ли тебе соперник. В нее рубились на всем побережье Истравана от севера до юга, и тренировочный лагерь не был исключением. К тому же у меня за плечами был солидный опыт: несколько месяцев эта игра была моим единственным источником денег. Первый раунд был за мной. Второй — за Верьяром. Шел третий и решающий, затянувшийся уже на десять минут. Скелетообразная тварь выбралась из кустов и улеглась у костра, положив голову на длинные лапы. Существо нервировало: подобные чудища обитали в Сумеречном лесу рядом с родным городом. Славились они тем, что после себя оставляли месиво из крови, кишок и костей неудачливых путников и грибников. В жизни не слышала, чтобы кто-то мог приручить нечисть, и тем не менее, одна из этих тварей сидела у ног имперца будто бы послушный пес. С последним броском мне не повезло — ни одной шестерки, россыпь троек, да единичка с двойкой. Больше попыток могло не быть — все предыдущие разы соперник ложь мгновенно распознавал, а значит, пора идти ва-банк. Момент для небольшой хитрости был идеальным — тролль уже несколько потерял интерес к игре, а хортиец рассеянно пожевывал стебель травы. Дар, доставивший столько бед, тут же отозвался, стоило о нем подумать: шестигранники, скрытые ото всех кроме меня чашкой, перевернулись. Я затаила дыхание, боясь себя выдать. — Ты там считать разучилась? — еще через минуту не выдержал Верьяр. — Да нет, — я постучала ладонью по дну чашки. — Двадцать девять. — Так и быть, дам еще один шанс. Пересчитай внимательно. — Либо повышай, либо открывай. Мужчина кисло улыбнулся и поднял чашку. Несколько секунд рассматривал кости под ней и тяжело вздохнул: — Говорил же считать внимательней. Я уже было самодовольно ухмыльнулась, но бросила взгляд вниз и подавилась воздухом — кубики на земле вернулись в исходное положение. Игра закончилась, я проиграла поединок. Стук сердца бешено отдавался в голове, заглушая все мысли кроме одной — я сейчас умру. Моя короткая жизнь подошла к настоящему концу, в этот раз обмануть судьбу не получилось… Дар нашептывал, что стоит его выпустить по-настоящему, как тогда, в лесу, отбросить сомнения о своей душе — терять-то больше нечего. Голова закружилась и к горлу подкатил комок, когда я попыталась поднять взгляд. Мне нужна передышка, хотя бы минутка и я что-то придумаю. Да хотя бы швырну пригоршню земли в лицо врагу и попробую бежать. — Ты серьезно думала, что я не почувствую твой мухлеж? — Верьяр встал, картинно разминая пальцы. — Уговор есть уговор, Жнец был его свидетелем. Голос имперца доносился словно из далёкой бочки. я даже не сразу поняла, что чужие руки уже сомкнулись на шее, не давая сделать новый вдох. Перед глазами заплясали тёмные точки. — Но раз у тебя есть дар, это немного меняет дело. Последние слова я расслышала уже падая в чернильную тьму.