☃️❄️🐰
Дома Тео отказался от дополнительного ужина и пока бабушка заканчивала проверять тетради, ушёл в другую комнату, чтобы она не мешала ему работать над идеями для представления. Звукоизоляция между комнатами была очень надёжная — насколько надёжной может быть тонкая штора и один слой досок, так что Елизавета Павловна имела удовольствие насладиться не очень разборчивым пением, сменившимся декламацией чего-то крайне драматичного, судя по интонации и растягиваемым гласным, а потом снова последовала песня, но ещё более сбивчивая, потому что исполнитель (он же, возможно, и автор), кажется, в это время весьма энергично танцевал. Бабушка была терпелива. Ровно до того момента, когда раздался грохот — вот тут она рванула проверить, что случилось, и увидела мирно лежащего у кровати Тео, взирающего на неё сквозь кружевную накидку на подушки. — Фёдор, — как можно более строго выговорила Елизавета Павловна, — ты чего тут устроил? Виновник излишне громких звуковых эффектов стянул с головы ткань и посмотрел на бабушку уже ясным, не обременённым никакими преградами взором, каким обычно воспитатели смотрят на детей, если они не понимают очевидных вещей. — Ёлка! — торжественно произнёс он, добавив взмахом руки ещё немного торжественности, а потом понял, что её всё равно недостаточно, и подкинул вверх кружево, почти ловко поймав его за мгновение до соприкосновения с полом. — Ёлка! — А накидка моя зачем тебе? — не разделила восторга внука бабушка. — Мне нужен костюм, — Теодор склонил голову набок, удивляясь, почему его красноречивые высказывания остались непонятыми. — Да сошью я тебе костюм, — пообещала Елизавета Павловна, приближаясь к Тео, чтобы отнять непригодную для таких перфомансов вещь. — Уйма времени ещё. Ты же сне… — Снежинка! — жизнерадостно хлопнул в ладоши будущий представитель кластера ледяных кристаллов, падающих с небес в завораживающем танце. — Кто… кто тебе такое сказал? Елена Васильевна? — поинтересовалась бабушка чисто риторически, потому что раньше не замечала за воспитательницей таких странных шуток. — Нет. Я сам догадался. Показать, как сильно я похож на снежинку? — Теодор приготовился снова взбираться на возвышение в виде кровати, чтобы оттуда спорхнуть… или спикировать — неважно! — в вихре лёгких белых кружев. — По каким это признакам ты догадался? — сощурилась Елизавета Павловна. Внук был так уверен в себе и воодушевлён, что даже она стала сомневаться, правильно ли прочитала надпись «Снеговик №4» на листочке со стихом. — Еленвасильна сказала, что я буду танцевать! Ба, скажи, как танцуют снеговики? Никак! — быстро ответил он сам. — Даже в мультиках они, ну, может, только так делают, — Тео с выражением крайнего отвращения изобразил нелепые и неуклюжие движения, никак не подходящие под критерии хореографии. — А вот снежинки… Чуть более изящные, нежели во время первой демонстрации взмахи руками и кручение головой едва не закончились снежной лавиной, если бы вовремя подскочившая бабушка не перехватила не выходящего из образа танцора поперёк живота и плавно не опустила бы его на пол. После этого бабушка потребовала прекратить попытки «проломить ей тут пол» и предложила начинать учить стихотворение, ведь там целых восемь строк. Тео усмехнулся такому неверию в силу его памяти и хвастливо заявил, что повторит всё с первого раза. Внимательно выслушав лиричное описание зимы, её радостей и ассоциируемых с ней забав (ничего снеговико- или снежинко-специфичного в его тексте так и не встретилось), он влез на табуретку, набрал побольше воздуха и… после минутного колебания, признался: — Ба, я забыл. Ты просто тихо читала. Давай ещё раз. В этот раз ему предложили повторять построчно. Дело пошло лучше, но всё равно нельзя было не заметить подмену некоторых слов. Теодор делал это с неизменно уверенным в своей правоте видом, так что более впечатлительный, чем дисенсибилизированная Елизавета Павловна, человек, мог и вправду подумать, что после «в морозной дымке лес» следует «и я на липу влез». Процесс заучивания сценария вскоре прервался на ритуал чаепития, где актёр не переставал бормотать слова стихотворения, чудом умудряясь не давиться хлебом с клубничным вареньем, а его сценический агент только изредка поправляла самые далёкие от оригинала строчки, прихлёбывая пахнущий травами напиток из большой кружки. Теодор мечтательно закатывал глаза, наслаждаясь то ли предвкушением будущего триумфа, то ли сладким вкусом во рту, пока перерывы между закатываниями не стали увеличиваться, а веки наполняться тяжестью. Елизавета Павловна отметила, что неплохо бы и сворачиваться ко сну, однако Тео, не оставляя попытки делать бодрое лицо, упрямо повторил текст ещё раз, зевнув так широко, что на глазах проступили слёзы. Тогда уже более строгий голос бабушки где-то на периферии сознания всё же скомандовал ему идти умываться, а руки этой самой бабушки даже помогли справиться с поставленной задачей, после чего уложили измотанного впечатлениями маленького творческого человека спать, закутав того в одеяло по самый подбородок.❄️❄️❄️
В детском саду на следующий день воспитательница была немало удивлена, когда на её призыв: «Снежинки, сюда!» откликнулось на одного актёра больше, чем планировалось. — Федя, ты снеговик, — напомнила Елена Васильевна. — Нет, — упрямо помотал головой человек, больше неё понимающий, какое у него амплуа. Его пытались отогнать в группу снеговиков — он возвращался обратно, ему предлагали альтернативу в виде роли зайца — он только недоумевал, как можно не разглядеть, что это не его. Последним аргументом было то, что снежинки всегда, ну вот просто всегда — девочки. Тут Теодор призадумался, остаток репетиции вёл себя немного растерянно и тихо, но на прогулке, походив одиноко по участку, и полежав немного на снегу, меланхолично глядя в белое бессолнечное небо (удалось это делать секунд двадцать, потом ему крикнули сейчас же подниматься), он подошёл к воспитательнице и с вызовом протянул ей руку в синей варежке. — Ну что тебе, Федя? — Елена Васильевна, подметавшая центр участка, не очень рада была продолжению спора. — Сколько тут снежинок? — Тео поднял варежку как можно выше. — Не знаю. Пять? — Семь. И какие из них девочки? — Ты не будешь снежинкой. Мне не хватает снеговиков. И они очень важные. — Я поговорил с Ирой, она согласна поменяться, — с готовностью предложил ребёнок с явным талантом в переговорах. — Нет. — Я поем снег и заболею, — шантаж он тоже знал. — Я тебя сейчас отправлю в группу, будешь там с нянечкой сидеть. Это была серьёзная угроза — нянечку дети боялись. Так что Тео ещё раз всем лицом показал неудовольствие, но дальнейшую дискуссию отложил, решив действовать менее открыто и более изящно. А именно — давить авторитетом на того, кто в этом авторитете не сомневался. Или сомневался, но не говорил об этом вслух. Слишком часто. На бабушку, если точнее.☃️☃️☃️
Пошив костюма начался с подбора подходящего материала. Огромный кусок белой ткани, который в годы юности мог быть как простынёй, так и скатертью, был извлечён из недр таинственного, полного загадок, тайн и всякого хлама ящика, которого звали антресоль, и до которого ни Тео, ни Елизавета Павловна самостоятельно добраться не могли, но последняя справилась с этим при помощи табуретки. Снимать мерки с юного артиста никто не стал, понадеявшись на удивительно точный глазомер швеи и на удачу, поэтому вскоре сама швея устроилась за столом в компании швейной машинки, а Теодор был отправлен заниматься своими делами, но с уточнением, что делать это должен в зоне видимости взрослых. Увлечённая своим занятием, Елизавета Павловна ловко справлялась с задачей, изредка посматривая на внука. Тео вытащил в центр комнаты коробку, превосходящую его в размерах и зарылся в неё практически с головой в поисках недостающих элементов декора будущего костюма. — Ба, а можно это на рукава пришить? — пушистая мишура холодного серебристого цвета мелькнула в воздухе, а сразу за ней раздалось недовольное шипение решившего вмешаться в производство человека: находку у него попытались наглым образом стащить прямо из-под носа. Кот никакой вины за собой не почувствовал и повторил попытку, стремительно подпрыгнув и вытащив когти для лучшего захвата. — Тишка, фу! — в отличие от Белки, тот даже базовых команд не знал, или знать не хотел, поэтому упрямо продолжил своё занятие. Тео попытался скрыться в соседней комнате, но короткое: «Фёдор!» волшебным образом остановило его. Он бросил мишуру на стол бабушке, заворожённо наблюдая вместе с Тишкой за её полётом, и в своё оправдание произнёс: — Я не собирался ниоткуда прыгать. — Вот и хорошо. Будь здесь. Сейчас дошью, мерять будем. — Елизавета Павловна занялась уже ручной работой, а Тео развлекал себя и кота тем, что подкидывал другие декоративные элементы из коробки вверх, сопровождая это выкриками: «Дождик! Вот теперь ты дождик!». — Как только воспитательницы вас двадцать пять таких слушают целыми днями? — покачала головой бабушка. — И забери у кота дождик! Он наестся и помрёт. — Да нет. Вот в прошлом году… — начал было Тео, но тут же осёкся. — Что? — с подозрением спросила внимательная слушательница. — Ничего. Готово у тебя? — Да. Заказчик подошёл и, придирчиво осмотрев работу, сразу нашёл нестыковки с техзаданием. — Ба-а-а-а! Ты неправильно всё сделала! На рукава надо было, а ты вниз пришила! Ты что, не знаешь, где рукава? — Меряй давай, потом разберёмся. Тео поднял руки вверх и оказался внутри белой трубы с отверстиями для рук и головы. Его подпоясали какой-то верёвкой и велели отойти подальше, чтобы подрядчик могла сполна насладиться видом. Облачённый в костюм человек пытался рассмотреть себя со всех сторон, от чего был слегка похож на собаку, догоняющую свой хвост. Эти действия позволили ему заметить ещё один огромный недостаток. — Оно не кружится! — Что? Всё кружится. Голова у меня знаешь уже как кружится? — Костюм! Я в нём как сосулька, а не снежинка! — Тео недовольно скрестил руки на груди. — И я даже ногу нормально поднять не могу, — он предъявил доказательства. — Как в таком танцевать? — Ну давай я разрезы сделаю по бокам. — Давай! И тут ещё мишуру. И здесь, и вот сюда, — внук начал тыкать пальцем, казалось, просто во все части костюма. — У меня нет столько мишуры. — Давай попросим у кого-то. — Нет. Инспекция коробки помогла локализовать ещё два небольших куска синего и розового цветов («Да почему они все разные?!» — начал было негодовать Тео, но быстро смирился). — Мне надо ещё с головным убором твоим что-то делать, — Елизавета Павловна поймала актёра и измерила обхват его головы. — Ага, — слегка отстранённо сказал он. — А я пока буду думать, чем заменить мишуру. — Не отрезай ничего без спроса, — предупредила бабушка, видя, что Тео уже взял свои ножницы и начал смотреть по сторонам в поисках добычи. — Кто спросит, тому в лоб вскочит, — напомнил внук. — Не тот случай. — Не отвлекайся. Кто отвлекается, тот сам так называется, — назидательно добавил Теодор, и у бабушки почти получилось не засмеяться. Пока Елизавета Павловна что-то вырезала и клеила из картона, Тео успел заглянуть во все шкафы и в конце концов нашёл на печи неоднократно использованный кусок фольги, который он быстро превратил в два десятка довольно кривых звёзд с разным числом лучей и даже хотел сам заняться пришиванием их к костюму, но старшая швея непонаслышке знала о несовершенстве его мелкой моторики, так что иголку с ниткой забрала и доделала всё сама. Тео в это время притащил тетрадь, положил её на табуретку, устроился перед ней на коленях и начал что-то сосредоточенно писать, высунув от напряжения язык. Ему сообщили, что если он будет сидеть в углу, то от плохого освещения непременно ослепнет, так что он перетащил своё рабочее место под лампу и продолжил что-то творить. Заинтригованная Елизавета Павловна, прекрасно знавшая, что обучению грамоте этот человек хоть и подвергался, но писать ничего, кроме своего имени и ещё пары слов не умел, и предположить не могла, что он там делает, но спрашивать не стала, дабы не мешать вдохновению. А вскоре он и сам сообщил ей, что написал стих. — Написал? — переспросила бабушка. — Сочинил, — поправил себя Тео и продемонстрировал лист, испещрённый чем-то, похожим на мелкие рисунки и схемы. — У меня растёт древний египтянин, — вздохнула Елизавета Павловна. — Нет, я же не такой, — Теодор продемонстрировал, что он не человек, вечно стоящий в профиль, замерев в шаге и воздев ладони к небу. Других занятий древних египтян он не видел. — Зачитывай, — бабушка подперла щёку ладонью, приготовившись, видимо, восхищаться. Табурет из рабочего стола быстро переквалифицировался в подмостки и было продекламировано стихотворение. Иногда с рифмой. Всегда с выражением. Временами чтец прерывал сам себя и на ходу менял текст, но никогда не смущался из-за этих остановок. После поклона Елизавета Павловна сказала: — Матери твоей отправим в письме. — И всем расскажем. — У тебя другие стихи в саду. — Эти лучше. — Федя! — Показывай, что ты сделала. Показом он остался почти доволен. Ровно до того момента, когда ему на голову попытались водрузить картонное нечто. Это был цилиндр, покрашенный высыхающей тёмно-синей краской, с куском резинки, который обхватывал детский подбородок и уж слишком надёжно прижимал эту штуку за ушами. — А-а-а! — закричал переживающий неимоверные страдания Тео. — Мне так уши оторвёт! И это не похоже на корону! — Потому что это ведро. — Бабушка, — в ужасе прошептал он. — Где ты видела ведро на снежинках?! — Я к нему мишуру пришью. Всю, которая осталась. — Это не превратит его в корону. — Я с тобой на двадцать лет состарилась уже! Не пойдём вообще никуда! — Ладно, пришивай, — Тео печально снял с головы уродливый предмет, идя на страшный компромисс и сделку с совестью и своим чувством прекрасного.🍬🎄🍬
По традициям детского сада «Звёздочка» в деревне Верхняя Климовка празднования Нового года, они же утренники, проводились в музыкальном зале, в котором из музыкального было только задвинутое в угол пианино. С первого взгляда, внимание к себе притягивала огромная ёлка, обмотанная гирляндой с развешанными на ветках игрушками, изображающими зайцев, Дедов Морозов, медведей, а не особо притязательные являли собою обычные шары. Но если присмотреться, то можно было увидеть, что на этом декор помещения не остановился: к потолку на куски ваты приклеили разноцветные дождики, стены украшали плакаты с нарисованными новогодними сюжетами, а окна облепили бумажными снежинками, и в нескольких из них Тео не без гордости признал творения рук своих. Родительскому составу предложили три ряда низких скамеек, формирующих зрительный зал. Низких настолько, что колени некоторых отцов оказывались выше уровня головы. Актёры впервые видели друг друга в костюмах, но рассматривать там было особо нечего, кроме Олеси, у которой была почти настоящая корона (от настоящей её отличало только то, что держалась она на резинке и была из тонкого, окрашенного серебристой краской, пластика). Тео тут же предложил Олесе поменяться. Она не согласилась, но померить роскошную часть своего костюма позволила. Безответственные исполнители не сильно волновались и сильно шумели. Воспитательница пыталась заставить всех ещё раз прочитать ей стихи, но быстро махнула на эту затею рукой, решив, что зрители будут благосклонны к своим родственникам и знакомым. Впрочем, от триумфального дебюта зайчиков, снеговиков и снежинок отделяла ещё почти полноценная театральная постановка, главным героем которой стал Дед Мороз, трагичным голосом сообщающий, что потерял свою внучку и теперь не уверен, что сможет нормально провести праздник. На помощь центральному символу Нового года пришёл Снеговик, который, в отличие от подопечных детского сада, к своему костюму подошёл довольно ответственно и выглядел как шар, расположившийся на шаре побольше, гордо носил морковку вместо носа, а на голове его расположилось аутентичное, правда, довольно маленькое, ведро. Появление второго действующего персонажа ознаменовал выход мини-снеговиков, которые не самыми уверенными походками двинулись в сторону ёлки, чтобы продемонстрировать, как хорошо у них получается заучивать текст. Воспитательница строго посмотрела на одного из снеговиков, который с места не сдвинулся, оставшись прижиматься к стайке снежинок и, затаив дыхание, ждать своего часа. Завязалась короткая перепалка, во время которой Теодору попытались доказать, что никакая он не снежинка. Ребёнок стойко отбивался демонстрацией того, как активно кружит его костюм, что недоступно никаким снеговикам, и тыкал пальцем в мишуру, покрывающую примерно шестьдесят процентов его облачения. После такого заявления Елена Васильевна хотела ещё что-то возразить, но тут щёки Тео подозрительно затряслись, заразив этим эффектом губы, глаза расширились и заблестели. Не желая иного музыкального сопровождения, помимо жизнерадостной трели пианино, воспитательница сдалась, погладила воспитанника по плечу и заверила, что тот может быть, кем хочет, если откажется от мысли разреветься в голос. Елизавета Павловна в зрительном зале стойко делала вид, что ничего особенного не происходит. К тому же, последовавший за уковылявшими в сторону снеговиками хореографический налёт детей, притворяющихся снежными кристаллами, прошёл довольно гладко, несмотря на то, что один из участников репетицию танца видел только со стороны и отрабатывать хореографию мог исключительно самостоятельно, полагаясь на свою память. Некоторые родители даже вполголоса обсуждали, что сделать одну гибридную снежинку было оригинальным режиссёрским решением и намекает на какую-то интригу в сюжете. Они почти угадали. Правда, интрига выражалась исключительно в том, что все дети читали гладкие четверостишья, а снеговижинка выдал целую поэму:По морозу напрямик,
Я лечу, как грузовик.
Меня метель совсем не бьёт,
Несу я людям новый год.
Люди мне, конечно, рады,
У меня есть шоколады,
И конфеты тоже есть
(Если не успел их съесть).
Захожу я в каждый дом,
Я тут каждому знаком.
Я здороваюсь с котом,
С бабкой, дедом, внучкой,
Жучкой и мохнатым пауком.
Не прошу читать стихов,
Но к угощениям готов.
Все кричат: «Спасибо, Тео!»
Благодарность та за дело.
Я желаю всем удач
И бегу я дальше вскачь.
Мне народ поздравить нужно,
Чтоб царили мир и дружба,
Чтобы лёгким, как стог пуха,
Вышел новый год петУха.
Закончив, Теодор низко поклонился, чуть не потеряв корону, которая всё ещё притворялась ведром, получил заслуженные аплодисменты и, сверкая как самая настоящая снежинка, покинул сцену, гордый собой и чуть-чуть Елизаветой Павловной, что так хорошо подготовила с ним выступление. Следующим этапом праздника стало появление антагониста — Бабы Яги, с крючковатым носом, стилизованными под бородавки резиновыми шариками на лице, метлой в руках и облачённой в такую длинную юбку, что она могла с уверенностью выполнять обязанности этой самой метлы. Тут в ход пошли зайчики, которые своими манипуляциями, а именно — хороводом и песней, выторговали у злодейки возвращение пленницы — Снегурочки. Несмотря на то, что переговоры с похитителем прошли довольно гладко, всё же возвращение внучки деда Мороза не прошло без дополнительных вложений: пришлось громко и всем вместе звать её по имени, предлагая присоединиться к торжеству. Остававшаяся до этого момента в тени героиня, вплыла в зал, лучезарно улыбаясь и разводя руками в стороны, видимо, чтобы лучше продемонстрировать свой небесно-голубой наряд, украшенный серебристой вышивкой в виде снежинок, и бахромой на рукавах, воротнике и подоле. Дедушка Мороз с появлением Снегурочки моментально приободрился, похвалил участников спасательной операции, немного посокрушался на тему того, что под ёлкой почему-то всё ещё не материализовались подарки, а потом предложил детям поджечь (фигурально) дерево для улучшения плодородия. Дважды уговаривать не пришлось. — Ёлочка, гори! — первый крик вышел довольно скромным. Юные артисты искоса поглядывали друг на друга, словно пытаясь понять, кричат ли остальные, или он один такой тут молодец должен за всех отдуваться, однако после почти разочарованного вздоха Снегурочки, призывы начали звучать гораздо громче: — Ёлочка, гори! — кажется, даже кто-то из родителей воспользовался случаем поорать на дерево. — Ёлочка, гори-и-и-и! — после третьего громогласного оклика чудо свершилось: гирлянда, огибающая ёлочку вспыхнула разноцветными огоньками, вызвав шквал восторга и аплодисментов. После этого с чувством выполненного долга дети начали свой аналог дискотеки — хоровод, где все пели громко, уже размявшись на акустическом зажигании гирлянд. К тому же они сильно подозревали, что в мешке, который Дед Мороз оставил под ёлкой, имеется материальное поощрение их усилий. Предчувствия их не обманули: в завершении грандиозного представления каждый получил подарок, который главный персонаж вечера вручал, сопровождая это поздравлением и напутствием хорошо себя вести. Не проникнуться этой рекомендацией было нельзя, потому что Дед всех знал по имени и, наверное, мог проверить. На этом этапе разрушилась четвёртая стена и актёры хлынули в зрительный зал, стараясь ещё по дороге заглянуть в подарок. Родители замечали плохо завуалированные попытки напихать часть конфет в карманы, конфисковывали всё и просили подождать до дома. Дети, как люди обладающее известной всем выдержкой, клянчили довольно умеренно, но некоторые даже успешно. Тео тоже получил целых две конфеты, которые и жевал по дороге домой, выспрашивая бабушку о впечатлениях от шоу. — Ба, а какая из снежинок тебе больше всего понравилась? — Ты, — сказала осторожная и слегка льстивая Елизавета Павловна. — А мне Олеся, — задумчиво сказал её более объективный внук. — Но знаешь что? В следующем году я хочу быть Бабой Ягой! Ты её видела? Видела? Его уверили, что все всё видели, но до следующего года он может ещё сто раз передумать. — Не передумаю, — сказал Теодор, тут же начиная вживаться в образ.