В переплетении судеб

В лекарском отсеке темно и пахнет травами. Рейнира привычно морщится и едва справляется с порывом развернуться и уйти. Видят Семеро, она вовсе не планировала здесь находиться, но и бросить подругу не могла. Весь турнир Алисента просидела в беспокойстве, царапая кожу у пальцев, как всегда делала, когда была напряжена, а её красивые глаза отливали неподдельным страхом, не то, что у отца. Может, будь у Рейниры брат, она бы тоже изводила себя от тревоги, сбей Деймон его из седла на рыцарском турнире. Но брата у неё не было, хотя вся страна на это молилась. Скоро королева вновь разрешится от бремени, Матерь не будет к ним столь жестока, непременно не будет, и отец получит наследника, о котором всю жизнь так мечтал! — Спасибо, что пошла со мной, — произносит Алисента, но голос у неё полон тревоги, а сама она кажется совсем маленькой и хрупкой, затерявшейся в длинных коридорах девочкой, — одной мне было бы не по себе здесь. — Из стен никто не выпрыгнет, чтобы съесть тебя, — пожимает плечами принцесса, хватая подругу под локоть, — и мой дядя, конечно, убивал людей, но на турнире у всех проблем без этого хватает, ничего страшного с твоим братом не случится. Гвейна Хайтауэра ей доводилось видеть всего несколько раз. При дворе, что ни странно, он бывал нечасто, в отличие от сестры. Алисента каждый раз трепетно просила его остаться с ней побольше, но он неизменно возвращался в Старомест и… Жил там. Практиковался во владении мечом? Она не вникала в подробности жизни семьи Хайтауэров. Знала, что Гвейну, как и Отто, наследовать особо нечего. Это порождало определённую свободу, вероятно… Свободу, которую можно бездарно растрачивать на турнирах. Кем бы ни был Гвейн Хайтауэр, его можно было назвать красивым. Волосы — светлее и короче, чем у Алисенты, глаза, в отличие от сестры, небесно-голубые. Рейнира пару мгновений вглядывалась в лицо спящего рыцаря, а потом даже немного разозлилась на дядюшку. Неужели ему весело сражаться с совершенно зелёными — во всех смыслах — юнцами? Алисента её приподнятого настроения не разделяла. Она опустилась на край кровати, смочила водой холодную тряпку, приложила ко лбу брата. Тот наконец соизволил открыть глаза и приподнять уголки губ в улыбке. — Дорогая сестра, судя по твоему лицу, ты решила меня похоронить, — голос, к слову, у него тоже красивый. — Ты с ума сошёл, Гвейн, — зашептала Алисента, аккуратно сжимая его руку, — кто ты такой, что бы противостоять Деймону Таргариену, на что ты вообще рассчитывал? Когда ты упал, я подумала, что ты никогда-никогда больше не встанешь… — в уголках её глаз все-таки мелькнул отблеск слез. Виновник её несчастья наконец осознал свою ошибку и состроил виноватое выражение лица. — Прости, сам не знаю, что на меня нашло. Азарт, наверное. Но это неважно, главное, что я жив. За меня не волнуйся. Выздоровлю — и уеду в Старомест. — Опять? — тихо спросила Алисента, выглядящая совсем расстроенной. — Могу тебя забрать, если хочешь, — сжалился Гвейн, возвращаясь к своей весёлой манере разговора, — отец не будет против, если я пообещаю подыскать тебе жениха… — Гвейн! — воскликнула Алисента, вспыхнув от смущения. — Или у тебя уже есть кто-то на примете? — на этом моменте незадачливый наездник удосужился приподняться на подушках и окинуть взглядом комнату. На мгновение Рейнире показалось, что он смотрит прямо на неё, прямо в глаза, как дядя учил — смотреть прямо вглубь человека и ни за что не оступаться, тогда существует вероятность, что лгать не станут… — Мы здесь не одни? И ты до сих пор молчала? — укорил он сестру, переключаясь на Рейниру, — извините, принцесса, мне, наверное, стоило бы поклониться, но сейчас я, как видите, не в том состоянии, чтобы встать с кровати. — Приму это за выражение Вашей любезности, — смилостливилась она. — Прости, Рейнира, — Алисента виновато на неё взглянула, а она подошла ближе к ним. На совсем небольшом расстоянии брат и сестра казались двумя осколками одного целого, так они были похожи друг на друга и ничуть не походили на своего отца. Значит, их мать была настоящей красавицей… Об Алерии Флорент слышали много при дворе, её притягательную внешность воспевали в песнях… — Я не стану извиняться за своего дядюшку, но скажу, что он точно не имел намерений Вас убивать, если Вам от этого станет легче, — шутливо произнесла Рейнира, прекрасно зная, что извиняться в любом случае не должна и не обязана. — Правда? — несмотря на боль, Гвейн ярко улыбнулся ей. Она даже захотела отвернуться: как же ему идёт улыбка, как же он похож на Алисенту, интересно, а драконов тоже боится? — он Вам так сказал? — Нет, — Рейнира чуть помедлила с ответом, и, разворачиваясь к выходу, игриво улыбнулась, — просто, если бы он хотел Вас убить, он бы сделал это прямо там, на турнире. Никто не удерживал её, когда она ушла, предоставляя возможность Алисенте побыть наедине с братом. Но, спускаясь вниз, Рейнира будто бы слышала звонкий смех сына десницы… *** — Гвейн понравился Рейнире, — сказала Алисента отцу, когда тот зашёл её проведать. Отто Хайтауэр напряжённо кивнул, на его лице пролегла тень. Он словно что-то замышлял, но она была слишком юна и неопытна, чтобы его понять. — Это хорошо, — кивнул ей отец, — пожалуй, надо повременить с отправкой Гвейна в Старомест. Может быть, из него выйдет толк и при дворе. — Я буду счастлива, если он останется, — внимательно произнесла она, — но нужно ли это ему? Десница слабо улыбнулся ей, как совсем неразумной девчонке. О, Семеро, она и впрямь была таковой, всегда себя так чувствовала, оставаясь с отцом наедине… — Я хотел сказать тебе, что королева Эймма умерла, — улыбка, разумеется, пропала с его лица, — её сын не проживёт и двух дней, если верить лекарям. Визерис разбит и подавлен. В скором времени ему потребуется новая жена, новый наследник, а принцесса уже достигла брачного возраста: её мать была на год младше, когда вышла замуж. Алисента неверяще уставилась на него, тревожно опустилась на кровать, чтобы не упасть. Не было сил ни плакать, ни кричать. Она даже не знала, какой новости потрясена больше… — Ты хочешь, чтобы Гвейн женился на Рейнире? — тихо спросила, уже зная ответ. — Не знаю, — впервые Алисента слышала эти слова от отца, — Визерис кричит о том, что боги дали ему знак, много знаков, все те разы, когда у них с королевой не получался наследник. Боги на самом деле хотели, чтобы он передал бразды правления в руки дочери, которую они милосердно оставили ему как единственное утешение, — казалось ей, или глаза Отто Хайтауэра тоже слезились, — Алисента, он хочет, чтоб Рейнира стала наследницей, Рейнира, не Деймон. Это последняя услуга, которую он может оказать её матери, которой нам всем будет не хватать… Алисента не сразу поняла, что тоже плачет. В этот момент ей не было дела до планов отца, до того, кто станет наследником Железного Трона. Они обняли друг друга, как после смерти матери, и больше ни о чем не говорили в этот день… *** Безразлично наблюдая за тем, как горит огонь на свечах, Рейнира сидела в септе, пытаясь понять, как Алисенте это помогало справиться с горем. Вряд ли подруга врала ей, она добросовестно посещала это место, ставшее только их, из вечера в вечер. Саму принцессу аромат свеч наводил лишь на мысли о том, что здесь не хватает свежего воздуха, а боги жестоки и несправедливы, раз даже молиться им приходится в столь ужасном месте. — Ваше Высочество, — она вздрогнула, оборачиваясь на звук. Вместо стражников или отца заприметила издали знакомую фигуру. Не расслабилась до тех пор, пока в неярком свете свечей мелькнули знакомые каштаново-рыжие волосы. Брат Алисенты выглядел серьёзным, на его лице не осталось и тени улыбки, которую он изящно демонстрировал, разговаривая с сестрой в лазарете. — Мне Вас оставить? — Нет, — Рейнира говорила быстрее, чем думала, но матушка говорила, что слушать сердце — правильно… Матушка слушала сердце, и послушность привела её к смерти… — останьтесь, сир Гвейн, если хотите… Он хотел. Получив разрешение, устроился напротив, зажёг свечу, не проронил ни слова. Присутствие другого человека всегда легко ощутить. Рейнира почувствовала себя ещё ужаснее, чем до этого. Всю неделю после смерти матери каждый считал своим долгом выразить ей сочувствие, разделить с ней её утрату, но никто не искал её общества, никто не пытался поддержать её или успокоить. Она находилась в переполненном людьми замке и ощущала себя безумно одинокой. Отец ударился в траур, отдалился от всего земного, Алисента была рядом, сколько могла, но на нервной почве подхватила какую-то болезнь, Деймон улетел воевать или просто улетел без особой цели, как умел… — Не могу понять, неужели это и правда успокаивает? — Гвейн Хайтауэр аккуратно задул огонь на одной из свечей, чтобы не затронуть остальные. Так делали, загадывая желания или заканчивая молитву. — Нет, — Рейнира постаралась улыбнуться, — но Вы можете спросить это у Алисенты. Она говорит, ей становится легче здесь. — Сестра всегда была религиозна, — ответил молодой рыцарь, — а я не мог понять, почему тогда её боги отняли у неё мать, когда она была совсем ребёнком, — на этой фразе на его красивом лице мелькнула лёгкая грусть, — я не буду досаждать Вам разговорами, если Вы того не захотите. — Нет, что Вы, — скучающе покачала головой принцесса, — больше всего все эти дни я бы хотела, чтобы со мной кто-то просто поговорил, без церемониального сочувствия, без этих лживых фраз. Брату Алисенты можно доверять так же, как самой Алисенте. Она сама об этом говорила. «Мы с Гвейном всегда были неразлучны, — объясняла подруга, — мы росли вместе, пока отец не забрал меня ко двору. И мы всегда будем твоей опорой, я и мой брат, даже если сейчас его рядом нет». — В таком случае, не хотите прогуляться? — в голосе Гвейна не звучало ни капли фальши, он жил тем, что чувствовал, он был копией Алисенты, только в мужских одеждах… — дышать свежим воздухом приятнее, чем свечами. Никто их не заметит. Сейчас никому нет дела до принцессы. И до короля тоже нет, и до десницы… Все оплакивают её мать, все думают, кто же станет наследником Железного Трона, все строят козни и выбирают сторону… — Я хочу отвлечься. Я пойду за Вами. *** Когда её провозглашают Наследницей, ни один лорд не выглядит довольным, но Гвейн Хайтауэр первым преклоняет колено, стоя неподалёку от своего медлительного отца. И, кажется, он на её стороне, как и все Хайтауэры, пока им невыгоден Деймон. *** — Дитя моё, подойди. Прошло полгода со смерти матери, а отец так и не оправился от её потери. Его лицо выражает скорбь и грусть, пока он смотрит на неё печальными фиолетовыми глазами. — Нам всем нелегко сейчас, — но он король, и он должен врать, говорить ободряющие фразы, хотя сам рассыпается с горя на части, — но мы должны жить дальше, идти дальше. Ты понимаешь, о чем я? — Мы не сможем жить одной только скорбью, — кивает Рейнира как самая послушная дочь. Тонкие губы отца искривляет улыбка. — Правильно, дорогая моя. Твоя мать была самым дорогим, что принадлежало мне в этом королевстве; ты родилась для трона, а она была моей изначально, уж не ревнуй. Многие считают, — как же он постарел за эти шесть месяцев! — что королевству всë ещё нужны наследники… Не ты, так хотя бы один запасной, кому я передам трон в… Неблагоприятной ситуации. Деймон — мой брат, я люблю его всем сердцем, но он создан для войны, а не для управления государством… Такие и похожие речи Рейнира слышала не раз. В первый она прослезилась, во второй скучающе сложила руки у груди, в третий смирилась. «Твой отец — старый человек, не побоюсь этого слова, — сказала ей Рейнис, одна из немногих, кто мог поддержать её по-настоящему, — и он долго будет оправляться, милая. Просто дай ему погоревать». И она давала. Слушала, бросала сочувствующие взгляды, изредка обнимала. — Совет требует моей женитьбы, — произносит отец, и это уже по-новому, — но я не хочу жениться. Мне кажется… Я лишь предам забвению память об Эймме, а ещё сделаю какую-нибудь девицу несчастной в браке заведомо без любви. Поэтому я хочу, чтобы это сделала ты. Тебе уже пятнадцать, дитя моё, выбери жениха, которого хочешь, и я благословлю вас, если он, конечно, не конюх и не из самого низшего сословия. Рейнира на мгновение замирает от удивления. Ещё никогда отец не затрагивал тему её брака, оставлял это на мать. Относился к ней ревностно, не желал выдавать замуж, едва она созреет для этого достаточно. Мать вышла замуж в тринадцать, и это обстоятельство принесло ей смерть в едва тридцать… — Я подумаю, отец, — тихо сказала она, — но я не хочу выходить замуж. Не сейчас. — Не сейчас, — кивает Визерис, обрадованный её покорностью, — мне лишь нужно имя твоего жениха. Мы организуем помолвку. Иначе жениться придётся мне, а ты же не хочешь себе мачеху в лице леди Лейны, я полагаю? — Леди Лейна, — ахает Рейнира, представляя, как её милая сестра, которой не исполнилось и тринадцати, будет смотреться подле её отца, — нет, конечно нет! Она же совсем ребёнок! — Я бы предложил тебе кандидатуру Лейнора Велариона, — заговорщицки подмигнул отец, — если тебя не пугают слухи о нём. Лейнора она знала с детства и резко покачала головой. Он был старше, у них совершенно не находилось тем для разговора, он, кажется, бредил морем, как и его отец. — Нет, я не хочу выходить за него, — решительно сказала Рейнира. Отец поднялся со стула и устало подошёл к двери, чтобы уйти на очередной Совет. Комнату почти не освещали лучи солнца, в темноте он постарел разом на десять лет. — Я не стану давить на тебя, дитя моё. Но выбери побыстрее, иначе произойдёт то, что уничтожит нас всех Говорил ли он о своих пророчествах, о снах, которые ему снились, о Старой Валирии? Отец доверял ей многие свои тайны, а Рейнира была открытой книгой, и доверять ей было, собственно, нечего. Его предчувствия передались и ей: с выбором нельзя долго медлить. Визерис Таргариен никогда не делился с ней предзнаменованиями просто так. *** — Мой брат приедет сегодня, — осторожно произносит Алисента, когда Рейнира лежит у неё на коленях с книгой в руках, — не хочешь встретить его со мной? — Будь здесь твой отец, я бы решила, что вы намерены женить его на мне, — хмыкнула принцесса, поднимаясь, — конечно, я пойду с тобой. Куда я отпущу тебя в одиночку? Алисента облегченно выдохнула. Последние полгода она чувствовала себя отвратительно, и повод у неё был. Отец доверил своей единственной дочери то, с чем вовек не справился бы сам. «Сделай так, чтобы они пересекались, — просил он, впервые просил, — не забывали друг друга, писали письма. Пусть у них сложатся добрые отношения. Если всё получится, твои племянники станут принцами и принцессами, ты выйдешь замуж за того, за кого пожелаешь, и твои дети приживутся при дворе» Кто справится с этой миссией, если не подруга, которой Рейнира доверяла больше матери, подруга, которой она бы доверила жизнь? Собственно, Алисента не делала ничего плохого… Хотела верить, что не делала, но чувство вины порой сжигало её изнутри. — Совет заставляет отца жениться, представляешь, — невесело улыбнулась ей наследница Железного Трона, не зная ни капли об её мыслях, — а если не его, так меня. Он мне так и сказал — найти подходящую партию, может, даже и по любви… Свершилось! Свершилось то, к чему Отто Хайтауэр подталкивал короля полгода… — Это же чудесно, — осторожно заметила Алисента, — тебе дают выбор. Воспользуйся им. Моих родителей женили без согласия, и они прожили в любви всю жизнь, твои, кажется, тоже. — Я боюсь, — внезапно призналась Рейнира, и в её красивых глазах промелькнула грусть, — боюсь ошибиться. Я ведь никому здесь не доверяю, только тебе, Деймону, Веларионам немножко и… У Алисенты перехватило дыхание, но она совладала с собой. Падать в обмороки она будет потом, сейчас ей надо выполнить просьбу отца. — Гвейну? — уголки её губ чуть приподнялись в улыбке. Рейнира устало кивнула. — Да. И Гвейну. *** Между ними была пара глупостей и письма. Много писем. С тех пор, как он уехал в Старомест, многое при дворе потеряло смысл. Рейнира не звала это влюблённостью, не хотела никого спрашивать — просто изредка писала и получала ответы. Перепиской двух молодых людей никого не удивить, и она, кажется, достаточно хорошо утаивала этот факт от чужих глаз. Гвейна она не видела месяца три и была искренне рада его возвращению. С ним, по крайней мере, было интересно. Почти все мужчины Семи Королевств сходу принимались ухаживать за ней, осыпать комплиментами и ненужными подарками. Сын Отто Хайтауэра рассказывал ей очередную историю из их с Алисентой детства и смеялся над её шутками. В темноте разобрать людей, приехавших верхом, было нелегко. В какой-то момент Рейнира осталась чуть поодаль, а Алисента бросилась к одному из наездников. По этикету Гвейн должен был сначала поцеловать руку принцессы, но перед собой он видел только сестру. Они обнялись и обернулись к ней. Оба выглядели так прекрасно и… Непринуждённо. Деймон не простил бы племянницу, употреби она слово «семья» в отношении Хайтауэров, но они и впрямь стали её семьёй, не кровной, а другой, более сокровенной. — Не ждал увидеть Вас здесь, принцесса, — легко произносит Гвейн, целуя её запястье. Рейнира против воли улыбается. — Ваша сестра соскучилась бы ждать Вас одна. Алисента негромко смеётся. — Как же я рада видеть своих самых близких людей вместе, — восторженно произносит она с не понятным Рейнире волнением. Гвейн тоже ничего не замечает, хотя он похож на сестру, словно она — его отражение, а он — её. *** Впервые за полгода со смерти королевы в Красном Замке проводится бал. День рождения Рейниры, а теперь и законной наследницы Железного Трона — праздник государственной важности. «Если отец не женится вновь, — поправляет она себя и тут же добавляет, — если я не выйду замуж раньше, чем заставят это сделать его…» Торжество без матери ей всё равно кажется неправдоподобным и неправильным, от таких мыслей заранее кружится голова, к глазам подступают непрошенные слезы — последний раз, когда отовсюду звучала музыка, матушка благосклонно улыбалась ей, сидя на троне подле отца. Сейчас малейший её призрак покинул высокие стены Красного Замка, больше никогда она ей не улыбнётся… Алисента кружится в танце, меняя кавалеров каждую мелодию: с ней хотят танцевать многие, она ведь так красива и элегантна в своём зелёном платье в цвет дома Хайтауэр. Она никому не отказывает. Рейнира самую малость завидует: вот бы можно было так же отвлечься от напрягающих мыслей, вот бы хотя бы дядя был рядом, но Деймон снова воюет на Ступенях и шлёт ей лишь короткую весточку, призывая держаться духом. — Не любите танцевать? — голос Гвейна раздаётся неподалёку, он, кажется, пытается пробраться поближе к сестре… — Люблю, но сейчас не хочу, — сознаётся Рейнира, думая в своё оправдание, что он ничем не предавал её доверие. Гвейн наконец находит Алисенту в толпе, они соприкасаются взглядами всего на мгновение, и этого хватает, чтобы он отвернулся и приблизился к принцессе, освобождённый от обязательств старшего брата перед младшей сестрой. — Сегодня наши желания удивительным образом совпадают, — в его голосе слышатся те же игривые нотки, что и при их первом знакомстве, — у меня есть то, что, я надеюсь, порадует Вас больше этой ужасно громкой музыки. — Вы предлагаете покинуть торжество и выйти в сад? — с интересом прищуривается Рейнира. Что ж, она примет вызов. — Если я Вам ещё с этим не надоел, — усмехается Гвейн, предлагая ей свою руку. Их пальцы впервые соприкасаются. Ничего нового, но так… Приятно? Вдали от шума и танцев спокойно, сад, кажется, вскоре станет её излюбленным местом. Здесь никто не станет их искать, здесь можно быть собой, а в стенах замка, полных интриг, такое ценится троекратно. — Что же Вы хотели мне показать? — нетерпеливо спрашивает принцесса, внимательно всматриваясь в глаза собеседника. Этой ночью она имеет право вести себя как пятнадцатилетняя девушка, не как та, что займёт трон после смерти отца. Гвейн, не выглядя ни капли смущенным или рассеянным, как другие её кавалеры, достаёт из кармана небольшой браслет с ярко-фиолетовым камнем посередине. — Алисента говорила, что Вы любите украшения, — он кажется вразрез своему темпераменту спокойным, даже слишком, а у Рейниры на мгновение перехватывает дыхание, — а в Староместе их изготавливают. Обычно в них вставляют изумруд — зелёный, как наши цвета, знаете же — но я попросил аметист. Он больше подходит Вашим глазам, зелёный, уж простите, мало кому к лицу. Деймон любил привозить племяннице украшения из множества своих путешествий, но больше этого никто не делал. Конечно, в её праве было воспользоваться фамильной сокровищницей, но смысл украшения теряется, когда его носит несколько поколений подряд. Семейные кольца, цепочки и браслеты — для всех. Браслет из Староместа — только её… — Я Вам очень благодарна, — заверяет его Рейнира, если и испытывая смущение, то только в глубине души. Почему-то ей кажется, что всё так и должно быть, что всё правильно и справедливо… Гвейн, прищурившись, хотя на небе темнота, а солнце давно скрылось, смотрит прямо ей в глаза и в столь неловкий момент даже не подавляет улыбку. Рейнира копирует его жест и первая тянется к его губам — матушка с отцом тоже так целовались, без лишних слов и просьб. Оба знали, чего хотели, им не нужно было это озвучивать. В тот момент, когда Гвейн поддался её безрассудности, она уже знала имя, которое назовёт своему отцу.