***
Уже стоя на кухне, Жан не мог избавится от мучащих его размышлений. Что он вообще здесь делает? Сейчас. Сейчас она не в опасности и, наверное, стоило бы поехать домой. Она же сама хотела, чтобы он ушел, при этом сама же его не отпускала. Его мысли снова вернулись на день назад. Он ведь мог и не приехать или приехать, но решить прийти к ней в Рождество. Если бы вчера его здесь не оказалось… даже думать о том, что могло произойти страшно. Жан увидел, что продуктов у Микасы оказалось не так чтобы можно было приготовить шедевр, поэтому смастерив что-то на подобии лепешек из воды, муки и сахара он начал кипятить воду на чай. За это время Микаса полностью проснулась медленно вышла из комнаты и тихо опустилась на один из стульев, стоящих вокруг кухонного стола. Несколько минут они оба молчали и Жан с ужасом отмечал, что сейчас её состояние напомнило ему те дни, в которые Микаса не поднимая головы сидела у могилы Эрена и не произносила не слова, пряча лицо в шарф так, чтобы было не видно накатывающие слезы. Вот и сейчас она сидела, опустив голову и не произносила не слова до тех пор, пока Жан сам не поворачивается к ней, в ожидании чая, который уже должен вот-вот завариться, и не задает вопрос: — Как твои руки? — его голос звучит очень мягко. Мягко от того, что Жан, словно в первый день, снова боится сделать что-то не так. Что-то, что может разрушить то доверие, которые было у Микасы к нему. — Всё хорошо, — она говорит совсем шепотом, не поднимая головы и Жан снова разворачивается к плите и разливает чай по чашкам. Жан ставит перед Микасой тарелку и они, погрузившись в полную тишину, завтракают, совсем не поднимая глаза друг на друга. Внезапно их молчание было нарушено резким стуком в дверь, который заставил Микасу вздрогнуть. Она поднимает глаза на Жана и смотрит на него, словно с каким-то ожиданием, с молчаливы ожиданием и немой просьбой. — Я открою, посиди, — Жан проходит к входной двери и ждет пока нежданный гость постучит ещё раз. Этот самый второй раз прозвучал ещё настойчивее и открыв дверь одним рывком, Жан увидел, что перед ним стоит мужчина, и протягивает конверт. Незнакомец был одет в строгое темное пальто, а его, не выражающее эмоций лицо, было вытянутым, но не от особого строения, а от видной излишней природной худобы. — Добрый день, мне нужно увидеть госпожу Микасу Аккерман, могу я с ней поговорить? — слова были произнесены словно куда-то вдаль, сквозь Жана. — Добрый день, — Жан делает паузу и понимая, что Микаса не с обиралась даже выглянуть продолжает, — Вы хотели что-то конкретное? — У меня для неё письмо от Главного советника Королевы по вопросам иностранных дел. Передать лично в руки. Жан вздыхает. Лично в руки. — Подождите, пожалуйста, минуту. Жан проходит обратно в кухню и произносит: — Микаса, тебе принесли письмо от Армина. Говорят, отдадут только тебе лично в руки. Микаса поднимается и медленно подходит к Жану. Бросив на него взгляд, она опускает глаза и постояв несколько секунд проходит в коридор к ожидающему её человеку, проходит только тогда, когда ощущает на своей спине руку, которая словно мягко подталкивая и оберегая остается там же. Жан следовал прямо за Микасой. — Возьмите, — мужчина протягивает простой белый конверт и Микаса сразу же берет его в руки, — господин Арлерт хотел бы получить ответ сразу же. — Хорошо, — Микаса открывает конверт и Жан, стоя совсем рядом с ней не может заставить себя не прочитать содержимое. «Здравствуй Микаса, Совсем скоро Рождество, извини, что поздравляю заранее. Но есть вещи, которые меня очень беспокоят. Я постоянно читаю о том, что в Шиганшине происходят ужасные вещи. Пожалуйста, ответь, всё ли с тобой в порядке? Если ты чувствуешь, что что-то не так, приезжай сразу же в столицу. Тебя отвезут. Пожалуйста, не тени с ответом, напиши сразу же и передай письмо или приезжай.Жду ответа,
Армин»
Жан видел, что мужчина, которые принес письмо, хоть и старается сохранять отстраненный вид, всё же выглядит раздраженным. Должно быть он недоволен тем, что выполняет такого рода поручения. Или же он недоволен, что им руководит Армин. Хотя причин для такого Жан понять не мог. — Я напишу сейчас ответ, — Микаса поднимает взгляд и оглядывает обоих мужчин, — вы, наверное, можете присесть на диван, проходите. — Не стоит, я постою. — Хорошо, тогда постойте, — Микаса пошла в спальню от куда вернулась с листком бумаги и конвертом. Сев за стол она подняла взгляд на Жана и, неожиданно для него, задала вопрос, — Жан, сколько ты будешь в Шиганшине? — Точно не знаю, но пока уезжать не собираюсь, — Микаса смотрела на него некоторое время, прежде чем ответить. — Хорошо, — написав несколько предложений Микаса вложила листок в конверт и поднявшись произнесла, — Я написала Армину, что ты сейчас в Шиганшине и что я хочу остаться здесь. Ты же не возражаешь? Жан не совсем понимал к чему был задан её вопрос, но решил не молчать слишком долго: — Конечно. После того как Микаса отдала письмо, они снова остались наедине. Практически весь день они провели в полной тишине. Оба молчали, и Жан теперь совсем не понимал, что он может сделать. Что ему делать теперь. Днем они отправились в милицию, чтобы Микаса могла рассказать полностью о том, что произошло прошлым вечером. Жан видел, как тяжело ей было говорить, но, судя по всему, больше это никого не волновало и непрошенные комментарии из разряда «не нужно пускать домой кого попало» снова звучали в сторону Микасы. Попытавшись начать с ними спор, он увидел, что у Микасы уже не оставалось никаких сил их выслушивать и смирившись с тем, что кажется расследовать преступления никто не собирается, а лишь ограничатся арестом двух нападавших мужчин, они отправились обратно домой. По пути, Жан обратил внимание, что Микаса оборачивалась на торговцев, которые предлагали проходящим семьям скидки на праздничные елки, аргументируя это совсем скорыми праздниками. — Ты бы хотела поставить дома? — Жан попытался хоть как-то отвлечь её от плохих мыслей и найдя повод для разговора не смог им не воспользоваться. — Да, — она сделала небольшую паузу, прежде чем добавить ещё пару слов, — но я посчитала, что мне хватит и еловых веток. Ближе к вечеру Жан решил, что ему нужно отлучиться, чтобы сходить в квартиру, но в то же время он понимал, что ему ужасно не хочется оставлять Микасу одну. Она заверила его, что всё в порядке и он может идти, но потом, стоя на пороге, пока он надевал пальто, она не глядя на него произнесла: — Ты же придешь? — Конечно, — Жан посмотрел на неё. Голова Микасы снова была опущена. Она задавала этот вопрос, даже не глядя на него. — Сегодня? — Да, — сделав небольшую паузу он добавил, — я быстро схожу и вернусь. Она кивнула и словно решив что-то для себя, открыла один из ящиков в прихожей. — Возьми, пожалуйста, — она протянула ему ключ, — ты уйдешь, я закрою дверь. Будешь возвращаться, не стучи, открывай. Жан мягко взял её руку и провел несколько раз по ней пальцами и только тогда взял ключ, который она протягивала. — Хорошо. Как и обещал, Жан старался сделать всё как можно быстрее. Уже зайдя в квартиру, он бросил взгляд на свои вещи и решил, что принесет подарки, приготовленные для Микасы уже в Рождество, а сейчас, переодевшись, он направился обратно к ней, но только после ещё одного дела.***
Жан стоял перед дверью дома и аккуратно поворачивал ключ. Только ступив на порог он увидел, как Микаса несмело выглядывает и при виде него у неё удивленно округляются глаза. — Я подумал, что не мешает добавить хотя бы чуть-чуть праздничного настроения, — Микаса не отвечала, а только молча смотрела на среднего размера елку, которую он поставил на порог, — ты не против? — в ответ она лишь кивнула, — поставим в гостиной? А завтра придумаем как украсить, хорошо? — Да, — Микаса пропустила его и словно в трансе, не имея возможности произнести не слова, одними лишь губами, произнесла совсем неслышное «спасибо». Время уже было достаточно позднее и пора было ложиться спать. Микаса, судя по всему, долго набиралась смелости, но всё же попросила Жана посидеть с ней, на что он ответил, что побудет пока она не уснет, а потом пойдет на диван. Безусловно, он видел, что ей тяжело уснуть. Должно быть её часто мучают кошмары. Но просидев чуть больше часа на краю кровати он увидел, что её дыхание становится более спокойным, а веки мягко прикрыты. Значит она уснула. Прежде чем уйти, Жан на всякий случай, поднимает её одеяло повыше и, взглянув на неё ещё раз, выходит из комнаты, оставляя чуть приоткрытую дверь.***
Микаса сидит за одним из общих столов кадетского корпуса, а рядом с ней сидит Саша. Она что-то оживленно рассказывает, параллельно пытаясь прожевать кусок хлеба, который еле запихнула в рот. Микасе весело. Как бы она не выглядела. Отстраненно, недружелюбно. Ей было весело. И в разведкорпусе было весело. Саша была такой. Она всегда была тем человеком, который оставался светлым пятном даже в самое жуткое время. Но вот внезапно Микаса уже не сидит с ней за одним столом. Нет. Сейчас она сидит у её могилы. Опустив голову, она сидит у могилы и плачет. Вот она снова маленькая. Они бежали куда-то. Должно быть играли с Эреном. Бежали. Им было ужасно весело. И потом, когда они уже были взрослыми, ей так хотелось вернуть это время. Но она снова сидела у могилы. Она сидела, опустив голову у могилы и завернувшись в шарф и плакала. Почему так. Почему вокруг неё это происходит. Родители. Друзья. Эрен. Все они. Может быть, именно она и есть причина, по которой все умирали. Может быть, именно она приносила это в жизни людей кто её окружал. Сейчас она уже взрослая. Знакомая картина стояла перед глазами. Лето, тот самый ручей возле которого они с Жаном сидели и разговаривали, но о чем именно она словно не слышала. Не могла разобрать что он ей говорит. А вот он уже зимой. Заходит к ней в дом, открыв сам ключом дверь, и приносит елку. Она снова чувствует себя так, словно у ней есть семья. Почему он всегда делает то, в чем она так нуждается. Почему, когда она так сильно нуждается уже именно в нем, он обязательно рядом. Но внезапно, перед ней уже не было Жана. Она снова сидела перед могилой. Она снова сидела перед могильным камнем и плакала. Слезы льются ещё сильней, когда она прочитывает высеченное на камне имя и понимает, что снова испортила жизнь. Его жизнь и жизнь его семьи. Жан Кирштейн. Резко открыв глаза, Микаса садится в кровати, не видя ничего перед собой из-за застилавших глаза слез. Через считанные секунды она уже оказывается в объятиях крепких рук.***
Жан долго не мог уснуть и просто лежал, смотря в потолок. Он подумал, что, наверное, стоит принести часть вещей сюда, к ней домой, чтобы не ходить постоянно туда-сюда. Глубокой ночью Жан думал о том, как ей подарить подарок, что сказать, как всё преподнести, чтобы она не посчитала это лишним. Думал о том, что он будет говорить ей завтра, как поднять ей настроение, что ему делать, как с ней себя вести. Внезапно его размышления прервались тем, что он увидел краем глаза, как Микаса резко села на кровати и также резко заплакала. Он ту же поднялся и практически сразу оказался рядом с ней. Её плачь был словно нож, который разрезал его на части и не о чем не думая он прижал её к себе так крепко насколько у него хватало сил. — Тише, тише, — Микаса не прекращала плакать, и Жан не понимал, что произошло, должно быть ей приснился кошмар, — тише, всё хорошо. — Нет, — её голос срывался и перемешивался с рыданиями и попытками набрать воздуха в грудь, Микаса отстранилась и мотая головой продолжила, — нет, ты умер, — она хотела сказать, что-то ещё, но не смогла, потому что сил говорить уже не было. Ты умер. Нет, это было последнее, что Жан ожидал услышать. Эти слова были как гром среди ясного неба и заставили его впасть в ступор на долю секунды, потому что мешкать дольше он себе позволить не мог. — Микаса, — Жан попытался взять её лицо в руки, чтобы она посмотрела на него, но она продолжала плакать и отворачиваться, — посмотри на меня пожалуйста, — Микаса продолжала мотать головой и тогда Жан снова прижал её к себе, — это был сон. Я здесь. Я рядом. — Нет, ты умер. Это я виновата, — Микаса не отталкивала его, а только старалась как можно сильнее сжать в руке хотя бы какую-то часть его одежды, — Это всё я. — Это был сон, слышишь, — Жан продолжал повторять это, пытаясь хоть как-то привести её в чувство. — Пожалуйста, — Микаса прижалась головой к его плечу в совсем шепотом говорила слова, вместо которых Жан ожидал услышать то, что слышал за день до этого «уходи из моего дома», — пожалуйста, не уходи. — Конечно я не уйду, ну, — он нашел рукой её лицо и провел кончиками пальцев по щеке и глазам. Она была вся в слезах, — пойдем ка сейчас умоемся и ляжем спать. — Нет, не уходи, — Микаса всё также продолжала плакать и не давала и Жану подняться. — Я не ухожу, — найдя и в себе силы, он всё-таки поднимает её с кровати и отводит в ванную. Он и сам не мог понять, что вообще происходит. Почему всё так. Жан был настолько шокирован её словами, что перед его глазами была словно пелена, заставляющая всё вокруг двигаться медленнее. Вот он открывает кран, и точно день назад, смочив руки холодной водой, проводит ими по лицу Микасы. Она долго не успокаивается, и Жан повторяет это снова и снова. В конечном итоге, они оба стоят в ванной, и Жан понимает, что у Микасы уже просто не осталось сил на слезы и только поэтому она перестала плакать. Он решает, что ему уже нечего терять и решает оставить один поцелуй на её голове. Он мягко касается её макушки губами и не ожидая никакой реакции повторяет это ещё раз. Но неожиданно в ответ Микаса сильнее сжимает руки вокруг него и прижимается ближе. Уже в комнате, они ложатся обратно в кровать, но уже вдвоем. Снова. Микаса подвигается совсем близко и снова держится за него. Совсем перед тем, как уснуть она говорит: — Я очень боюсь потерять и тебя, — по тому, как она делает вздох Жан понимает, она хотела сказать что-то ещё, но не смогла. — Я рядом, не бойся. Жан повторяет эти слова ещё много раз вперемешку с поцелуями, которые остаются сначала на виске Микасы, а затем на её лбу и кончике носа, прежде чем она снова засыпает, а он остается наедине со своими мыслями о том, насколько всё поменялось.