***
Джон в который раз читал один и тот же абзац, будучи не в силах понять то, что в нём написано. Мысли не хотели сосредотачиваться на буквах и строках. В конце концов, Уорд понял, что чтение отвлечься ему не поможет, и потому отбросил книгу куда подальше. Нет, он точно не был готов к тому, что на него навалилось. Несмотря на то, что все вокруг твердили, что он должен быть счастлив, Джон так и не смог понять, что ему чувствовать и что думать. Как можно хладнокровно и легко реагировать на слова о том, что с минуты на минуту он может уехать в незнакомое место с чужими людьми, назвавшимися его, Джона, усыновителями? Почему он знакомится с этими людьми только тогда, когда «уже почти всё решено»? Зачем ему нужно сидеть и ждать их сейчас в этой маленькой и душной комнате? И куда подевалась Лиза? От переполняющего всё его существо волнения и непонимания собственных чувств Джон был готов выть и карабкаться на стены. Только что закончились последние разбирательства, касающиеся ■■■■■, только что, казалось, жизнь наконец станет спокойнее, как вдруг…это. Идея обрести новую семью никогда не посещала голову Джона, он и не думал, что когда-нибудь это станет возможно. Как он сможет забыть свою маму и полюбить кого-то другого? Как он оставит привычный образ жизни? Хочет ли он этой новой семьи вообще? Да ещё и такой странной… Когда Джону впервые сказали о том, что его ждёт, он тут же спросил, заберут ли его вместе с Лизой, на что миссис ***, сотрудница соцслужб, уклончиво ответила, что в той семье уже живут другие хорошие дети, с которыми «мистер Уорд» непременно подружится. Джону её ответ не понравился, как не понравилось и то, что его мнения эта миссис *** и слышать не хотела – и вот теперь он сидит здесь и ждёт эту «очень хорошую семейную пару», чтобы они могли с ним познакомиться поближе и подписать все нужные бумаги. Всё это Джона очень сильно напрягало и беспокоило. Он шагал по комнате из угла в угол, всё ускоряясь и ускоряясь. Что же делать? Что же делать? Что же… – Джон, ты тут? – скрипнула дверь, раздался осторожный шёпот, и из проёма показалась светловолосая голова. – Лиза! Я так рад, что ты здесь! – Тише ты! – шикнула она. – Мне, вообще-то, запретили сюда ходить…Слушай, а это правда? Правда, что ты скоро отсюда уедешь? Лиза выглядела так, будто скоро заплачет, но всеми силами старалась держать себя в руках – иногда чересчур гордая, она редко позволяла другим видеть себя в минуты слабости. Её вопрос прозвучал нарочито небрежно и безразлично, но было ясно, что на душе у девочки было неспокойно. – Я… Я не знаю. Наверное да, уеду. Лиза мрачнела с каждым мгновением. Джон привык, что обыкновенно она стойко выносила тяготы жизни, шутила над опасностью и почти никогда не падала духом, однако сейчас от той бойкой девочки почти ничего не осталось. Джон не понимал причину столь яркой реакции его подруги на происходящее, и это было неудивительно: он не знал, какой ужас пришлось пережить Лизе до того, как она попала в приют, не знал, что привязанность светловолосой оторвы к Джону была столь сильной от того, что он был единственным, кто по-настоящему хорошо к ней относился. Мысль о том, что Джон может просто взять и оставить её одну, не просто пугала – Лиза была в отчаянии. Ей хотелось повеситься другу на шею и со слезами на глазах умолять его остаться, однако, наученная горьким опытом предательства, маленькая, но сильная мисс Пирсон считала за слабость признаться Джону в том, как много он для неё на самом деле значит. – В общем…я хотела тебе сказать…Я…это самого… – как бы Лиза не пыталась сдержать слёзы, они предательски стекали по её щекам, капая на пол. В конце концов, девочка не выдержала и сорвалась на крик. – Короче, если ты уедешь, то знай, что ты…ты будешь самый настоящий придурок, вот что! – и опрометью рванула к двери. «Вот же дура, взяла и расплакалась, будто соплячка какая-то!» - гадкие, горькие, противные мысли пробегали в голове девочки одна за другой. – «Друг уезжает, велико ли дело! Никто мне не нужен, всегда была и буду одна! Нашла из-за чего реветь! Пошли они все к чёрту – и воспитатели, и усыновители, и Джон, и…» – Подожди! – Джон попытался ухватить её за руку, не давая уйти. Лиза вырвала ладонь из хватки, но всё же остановилась, застыв на полпути лицом к выходу. – Ты только не расстраивайся, Лиз, послушай! Лизе не хотелось ничего слушать. Она уже однажды слушала слезливые речи своей мамы о том, как та любит свою дочь. Лиза помнила, как та, кто разбивала когда-то о маленькую Пирсон бутылки в пьяном угаре, впоследствии клялась и божилась, что больше такого никогда не будет, а на следующий день бутылка летела в девочку снова. Лиза не могла забыть, как приведённый мамой в дом мужчина, который должен был заменить ей папу, который подарил ей такую красивую куколку, заперся с ней в комнате и в мгновение ока стал самым противным человеком на земле. Лизу однажды уже предавали, и история повторялась снова. Она уже не пыталась сдерживать рыдания. Худые девичьи плечи вздрагивали на каждом всхлипе, и пелена слёз заслонила ей взор. Смотреть на друга Лизе было тошно. – Знаешь что? – Джон продолжал говорить ей в спину. – Я всё решил: не нужна мне эта новая семья! Я возьму и честно скажу им, что ни за что отсюда не уеду…Ну, только если они не возьмут нас обоих. Лиза ошарашенно уставилась на Джона, распахнув заплаканные глаза. Вновь обретённая надежда обухом ударила по голове. Непривыкшей к любви, ласке и преданности, Лизе казалось, что всё происходящее ей снится. – А если они тебя не послушают, что тогда? – сиротам всегда трудно поверить в счастье. – Тогда…Тогда я буду вести себя так плохо, что они меня сами выгонят и приведут обратно! – А если не приведут? – Я сам тогда убегу! – А если… – Ну тебя с твоими «если»! Сказал же – я остаюсь, и всё тут. Слова Джона должны были утешить и успокоить Лизу, но вместо этого она заплакала снова. На этот раз девочка и сама толком не знала, почему. Наверное, то наконец выходила наружу вся та боль, что до сих пор росла и ныла в потаённых уголках души. И хотя Лиза всё ещё не могла плакать по-настоящему – привычку прятать свои рыдания за тишиной не так-то просто вытравить из покалеченного сердца – она чувствовала, что сейчас ей становится всё легче. Джон, может, и не совсем понимал, что творилось внутри светловолосой девичьей головы, но интуиция подсказывала, что сейчас Лизе была особенно нужна его поддержка. Джон слегка приобнял подругу, думая о том, что даже не смог бы представить, как он жил бы без этой замечательной девчонки. – Не унывай, Лиз! – продолжал успокаивать её Джон. - Я всё продумал: если совсем будет худо, мы будем как Том Сойер и Геккельбкри Финн – построим себе секретный штаб и будем там жить без всяких взрослых! Я читал, как шалаши строить, там всё просто… – Джон… - оборвала его Лиза. – Что? – Обещай, что не бросишь меня больше одну, ладно? Без тебя…без тебя в этой дыре совсем скучно – последний раз Джон слышал такой голос его подруги в ц■рк■■ Сн■■к М■■■у Х■■■. – Ты же говорила, что обещания не нужны, потому что их все нарушают? – Ну…всё равно пообещай! – Обещаю. Усыновители так и не приехали.II
28 декабря 2023 г. в 02:45
Прошло несколько минут, прежде чем Лиза глубоко вздохнула и разомкнула объятия. Постепенно к ней возвращалось присущее ей самообладание.
– Перекур? – спросила она как ни в чём ни бывало.
– Пожалуй.
Джон вовсе не был заядлым курильщиком, в отличие от его подруги, но в последнее время вредная привычка дымить отлично помогала собраться с мыслями. Он проследовал за девушкой на кухню, и та достала с полки знакомую пачку…Мальборо, ну конечно. Лиза не изменяла своим привычкам.
Джон повертел сигарету в руках. Помнится, именно Лиза научила его курить («Смотри, что достала – давай попробуем! Эти будут явно получше, чем у того зазнайки ***»), и в тот день, когда никотин впервые попал в лёгкие юного тогда Уорда, у девушки в руках была всё та же красно-белая коробочка и всё та же ветроустойчивая зажигалка.
Какое-то время молодые люди стояли молча, но повисшая тишина не отягощала. Наоборот, она была будто глотком свежего воздуха после тяжёлых событий последних дней.
Джон пожирал глазами украдкой смотрел на Лизу, которая задумчивым взглядом уставилась в окно. Они не виделись несколько лет, но с их последней встречи девушка почти не изменилась – всё такие же золотистые волосы, тонкие пальцы рук и вздёрнутый нос, выдававший дерзкую натуру его владелицы. Лишь только светло-карие, почти янтарные глаза потускнели – не следствие пережитого стресса, но отражение глубокой тоски, понял проницательный Уорд. Работа научила его лучше понимать людей. Откуда же взялась печаль в некогда ясном и солнечном взгляде? Неужели Лиза что-то умалчивала в своих письмах, или просто время, старение и непростая жизнь так накладывают на человека свой след?
Как же сильно хотелось вернуть этот блеск. Какой же она всё-таки была красивой.
Неожиданно Лиза оторвалась от созерцания вида за окном и сказала:
– Спасибо тебе, Джон. Я всегда знала, что смогу на тебя положиться.
Благодарность в стиле «справилась бы и без тебя». Многие посчитали бы такое грубостью, но Джон знал, что это всего лишь ширма, и потому не стал ничего отвечать – Лиза сочла бы это за унижение собственного достоинства. Она ценила больше действия, чем слова, так что её благодарность редко можно было услышать – «спасибо» значило для Лизы очень и очень много. Уорд слегка улыбнулся, и этого было достаточно, чтобы выразить всё то, что он хотел сказать.
- …Знаешь, я тут подумала… - произнесла Лиза, выпустив дым изо рта. – Я, кажется, поняла, кем вдохновляется мой начальник в конторе, – и засмеялась.
Джон прыснул – её юмор поражал своей непринуждённостью в столь неподходящей для веселья ситуации, но ему это даже нравилось.
– Если боссы похожи на чертей, то ад похож на офис. Значит ли это, что можно из него уволиться? – Уорд тоже порой был любителем неуместно острить – недаром они с Лизой были друзьями.
В следующую секунду комната 5А в апартаментах на Оранж-стрит наполнилась громким хохотом двух голосов.
Это было так странно и нормально одновременно – смеяться над незамысловатыми, глупыми и даже примитивными шутками с сигаретой в руках вместе с давней подругой посреди комнаты, на полу которой ещё виднелись пятна крови и осколки стекла. Будто не было оккультистов, не было демонов, не было боли, страха и переживаний. Только Джон, Лиза, Мальборо и искренний смех – всё, как было 10 лет назад. Некоторые вещи никогда не меняются…Да и чувства тоже.
Джон не понял, как это произошло. Может, то была реакция на пережитое, может – порыв отчаяния, а может – помутнение рассудка, но Джон так и не смог вспомнить, как Лиза оказалась слишком близко к нему, как его руки легли на её плечи (кажется, Джон хотел смахнуть с них пепел), как были брошены в раковину тлеющие окурки, как лицо обдало чужим тёплым дыханием и как чужие губы коснулись его собственных.
Поцелуй был отвратительно горьким из-за только что выкуренных сигарет, но никакие обстоятельства не могли предотвратить тот взрыв, что произошёл у Джона в груди, потушить те искры, что пробежали от сердца до макушки и кончиков пальцев, и умерить тот жар, что наполнил всё бренное тело целомудренного священника. Впоследствии Джон, конечно, множество раз пожалеет о содеянном, он был в этом уверен, но только не сейчас, когда все мысли, тревоги и переживания отступили перед чувством искренней и пьянящей любви. Именно в эту минуту Джон, казалось, готов был отдать всё на свете, чтобы этот момент длился вечность, но всему хорошему суждено рано или поздно кончаться.
Когда молодые люди отстранились друг от друга, повисла гробовая, убийственная тишина. Джон избегал смотреть Лизе в глаза и чем дольше длилась эта пауза, тем хуже ему становилось. Только сейчас он осознал, что совершил. Дело было не в нарушении запретов – множество действующих священников католической церкви нарушало обет безбрачия куда более низменными способами, так что поцелуй по сравнению с проделками некоторых коллег отца Уорда – невинная шалость. Беспокоило Джона другое – он с ужасом понимал, что только что он вырвал, разбил и растоптал сердце Лизы снова, каждой секундой молчания и бездействия сильнее вдавливая его в землю. Джон почти всю жизнь избегал прошлого и своих настоящих чувств, но одна минута положила крах всем его усилиям, и теперь ему в который раз за последнее время пришлось лицом к лицу столкнуться с последствиями собственных ошибок.
На душе было мерзко и паршиво. Как никогда хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, так, чтобы никогда и никто о нём не вспомнил. Джон не знал, что было хуже – делать вид, что ничего не произошло, или пытаться себя оправдать. Годами он надеялся, что Лиза его забыла, годами убеждал, что остыл сам, а теперь…А теперь Джон в который раз понял, какой же он всё-таки отвратительный человек.