Бонусная глава.
«(Не) Дружеское чаепитие»
От Амелии.
— Льет, как из ведра, — вздохнула Рое, поднося граненый стакан с жидкостью ко рту. — Напасть, — просто ответила Смит, уныло ковыряясь ложкой в тарелке супа. На улице лютовал ливень. Крупнокапельный, моросящий, мерзкий. Тяжелые капли дождя бились о витражный карниз и рисовали незатейливые узоры на стеклянной поверхности арочного окна. Оно было закрыто, однако сквозь его щели в помещение проникала прохлада, заставившая Амелию поежиться от холода. Такой ливень мог быть только в конце мая. В последний месяц весны, видимо та хотела ознаменовать своё скорейшее отбытие в точку невозврата громкой чередой проливных дождей. Видимо, в этом году бразды правления должны были перейти в распоряжение знойного лета раньше положенного, ведь ливень этот застал их не в конце мая, а в начале. Четвертого мая. И в виду погодных условий тренировки, разумеется, не отменили. Благо, утреннюю разминку провели спокойно. Завершили до начала атмосферных осадков. Лишь небо было застлано грозовыми тучами, что смиренно дожидались окончания утренней пробежки, чтобы следом испустить водные массы на земную гладь. Кадеты чудом успели добежать до козырька столовой в намерении получить свой обед, который сейчас казался им как никогда вкусным, ведь в миг, когда на улице стояла стужа, а за окном бушевала гроза, тарелка теплого супа казалась куда аппетитнее. С виду. Трапеза была заслуженной, но не своевременной. Руководство решило провести прием пищи раньше положенного, чтобы оставшееся время потратить с пользой. В такую погоду Кис Шадис посчитал гениальной идеей внести внеплановую тренировку на выносливость, где кадетам нужно было пробежать лесную полосу с дополнительным грузом на себе. По его словам, это должно было помочь им быть начеку при любых погодных условиях, которые могли застать их за Стенами внезапно. Тогда все молчали, не смея воспротивиться его словам даже в мыслях, потому что бывший главнокомандующий был как никогда прав. В любом случае, даже если он не был прав, кадеты не стали бы выступать против командира Шадиса, который ещё на вступительной церемонии показал им свой нрав. И знаменитый удар лбом в лоб. Однако руководство все же решило сжалиться над ними. Они сделали небольшую поблажку, отменив тренировку по рукопашному бою. А вот пространственное маневрирование отложили на неопределенное время. Пока дождь не стихнет. А если не стихнет… Это их проблемы. Впрочем, Смит уже смирилась и представляла то, как будет вычищать свою форму и армейские ботинки от слякоти землистой почвы хвойного леса. — Амелия. Внезапное обращение, объявленное шепотом, вынудило девушку отнять взгляд от окна. Как только они пересеклись взглядами, Хината продолжила: — Не подумай, что я слежу за тобой, — осторожно начала соседка, оглядываясь по сторонам. Затем она поддалась вперед, и Смит, смекнув намек, поступила аналогичным образом. Тогда Рое сказала как можно тише. — Но где ты ночевала? Сердце пропустило удар. — Ты, конечно, частенько сбегаешь по ночам, но… После вчерашних откровений, которые тронули её до глубины души, Амелия осталась с Леви ещё ненадолго. То время они провели в тишине. В комфортной, спокойной, упоительной тишине, в которой она, прижавшись к груди капитана, слушала удары его сердца. Он впервые плакал при ней. Позволил ей стать свидетелем своей тоски, печали. Впустил в свою душу. Леви плакал бесшумно. Так тихо и горько, что сама она, казалось, ревела за обоих. Громко, надрывно, горестно. Так знакома ей была эта боль, что Амелия не могла остаться равнодушной. Так сильно она его полюбила, что хрупкое сердечко в её груди разрывалось от боли. За него. За его маму. Тогда её одолели мысли о Кушель и о том, как красиво Леви о ней говорил: с душевным трепетом, подчеркнутым уважением, безвыходной тоской. И безграничной любовью. Эгоистка — так Амелия думала о себе в тот миг, ведь не могла отвязаться от мысли, что она тоже хотела бы слышать любовь в его словах по отношению к себе. Видеть ее в глазах грозового неба. Чувствовать в каждом прикосновении. Хотя бы разочек. Хотя бы маленько. Хотя бы во сне. — … раньше всегда возвращалась до полуночи, — договорила Рое уверенно. — А сегодня пришла под утро. Хината задала весьма логичный вопрос и на то у неё был целый ряд причин. За три года обучения Амелия сбегала многократно, но всегда уведомляла подругу о ночных вылазках, как они прозвали эти частые гуляния в шутливом подтоне между собой. Если же Рое спала, то ночные прогулки оставались незамеченнымы и не требовали огласки. Но в последние дни Амелия даже не приходила в комнату. Три ночи провела вне стен родной обители, и соседка, разумеется, задалась вопросом о том, где же она ночует. Благо, одна ночь была оправдана наказанием, назначенным Зое вследствие драки. Не было нужды разъяснять это более детально, ведь Хината была свидетелем того инцидента. А в том, что наказание отменили — нет. И Слава Стенам. Иначе пришлось бы искать ещё одно оправдание. Как бы то ни было Небеса, кажись, были благосклонно расположены к Амелии, ведь ночная вылазка, что была отведена на метеорный поток, тоже осталась незамеченной — Хината проспала и даже не заметила отсутствия подруги. Она недолго злилась на то, что та её не разбудила. Амелия тогда просто извинилась, сказав, что не смогла этого сделать. Так оно и было, она не соврала. Девушка и впрямь не смогла бы её разбудить, потому что сама спала в это время. Правда, в комнате Леви. Но ей об этом знать не обязательно. Это должно было остаться в тайне от неё и других кадетов, которые провели ночь как положено в своих комнатах. Да и старшие, что не были задействованы во вчерашнем «веселье», должны были остаться в неведении. Отец тем более. На самом деле, в голову Амелии ещё тогда закралась забавная мысль о том, как бы он отреагировал. Приемная главнокомандующего находилась рядом с комнатой капитана — их ограждала бетонная стена. Видимо, она была очень прочной, раз Смит-старший до сих пор не прознал о тесных взаимоотношениях капитана с его дочерью. Иначе он бы уже отреагировал и принял меры. Верно? — Потому интересуюсь, где ты провела ночь? Этот вопрос вырвал Амелию из мира размышлений в суровые реалии. И она мысленно чертыхнулась, потому что время, что было отведено на поиск отмазки, пропало зря — на размышления об отце и его неосведомленности. — Понимаешь… — начала Смит, а затем громко кашлянула, якобы поперхнувшись. Видимо, слюной, потому что тарелка супа все еще была нетронута. Небольшая заминка была сродни глотку воды после интенсивной тренировки. Впрочем, это сравнение точно описывало действие, последующее за никудышной игрой одного актера. Хината протянула Амелии стакан воды. Правда, и дураку ясно, что это было сделано с целью подыграть ее жалкому кривлянию. Рое всегда отличалась своей проницательностью и понимала мотивы людей, скрытые и явные, и без энтузиазма подыгрывала им. Амелия, будчи ее подругой, не раз отмечала это. Но не понимала. Наверное, соседка просто не желала вникать в чужие дебри, дабы не заплутать в них. Однако любила поговорить о чем-то или ком-то, но никогда не позволяла себе и другим осуждать обсуждаемую личность. И все слушались, подчинялись, внимали. Потому что не могли перечить ей — уверенной, властной, дерзкой. Лидеру. Рое была весьма красноречива. Не мешкала в разговорах и внятно излагала свои мысли, поэтому все принимали ее точку зрения. Также, ей был присущ здоровый оптимизм и излишняя говорливость. Последнее не было раздражающим фактором. Наоборот, это притягивало, ведь девушка говорила не в пустоту. Всегда по делу и метко. Про таких говорят — за словом в карман не полезет. Потому Хината легко и непринужденно общалась с другими людьми и без труда заводила новые знакомства. Но была остра на язык и своенравна, отчего приобрела популярность у противоположного пола, а равнодушные отказы делали ее еще более притягательной для мужчин. Эдакий лакомый кусочек, который хочет достать каждый. Трофей, которым можно не только любоваться, но и хвастаться перед соперниками, что проиграли в битве. Хината без труда могла распознать истинные мотивы очередного признания, отчего давала более грубый отпор, породив тем самым ещё больший интерес к себе. Будучи ее подругой, Амелия знала, что соседку это задевало. В душе она мечтала о любви. О настоящей, нежной, чувственной любви, где в компании любимого она могла бы быть собой. Снять маску равнодушия и откинуть в сторону притворное веселье. Стереть с себя грим, отказаться от роли скомороха. Как и любой девушке, ей хотелость побыть девочкой, которая могла бы позволить кому-либо вести ее вслед за собой. Впервые. Амелия не знала почему, но Рое не любила следовать за кем-то. Ей было привычней вести других. Это был приемлемый для нее сценарий, в котором она без страха возлагала ответственность на свои плечи. И не хотела перекладывать ее на других. — И как? — равномерно протянула Хината, перенимая стакан в руки. — Полегчало? И обе знали, о чем речь. Девушка имела ввиду её попытку оттянуть время для поиска отмазки. Реплика Рое не была пропитана заботой и волнением за внезапный приступ кашля, что являлось дешевой игрой актера погорелого театра. Хината просто подтрунивала над Амелией. Бессовестно. Как зачастую любил делать капитан Леви. — Да, — благодарно улыбнувшись, договорила Смит. — Так вот… Воспользовавшись той заминкой, она уже придумала отмазку. Оправдала своё отсутствие тем, что после проверки исполнения наказания ей велели прибраться снова. Притворно негодовала и бурно возмущалась в сторону старшего, наказавшего ей прибраться снова. Разумеется, роль надзирателя была присвоена капитану Леви, что слыл среди кадетов чрезмерно требовательным к чистоте и порядку. Так было весьма правдоподобно, и Хината угомонилась. Но не поверила.***
— Быстрее, сопляки! Громкий возглас донесся прямо позади неё, и Амелия, игнорируя холодные капли, застилающие глаза и обзор маршрута, ускорилась. Но, разумеется, командиру Шадису это показалось недостаточным. — Что, Смит? — спокойно, но с явным недовольством спросил тот, не смея изменять привычной манере речи. — Решила стать кормом для Титанов? — Никак… нет, — тяжело дыша, прохрипела блондинка. Амелия ненавидела тренировки на выносливость больше всего. Увы, она была эктоморфом, потому не выносила длительные пробежки. Да ещё и с грузом на себе. Себя то еле тащит. — Если бы мы были за Стенами, — начал Шадис чуть тише обычного. — Ты бы не выжила. Дождь не прекращался. Испытание тоже, но Амелия замерла на месте. Остановилась на пару мгновений, когда в голове проскочила мысль: «Он прав». Она побежала снова. За годы обучения в кадетском училище физические данные Амелии возросли, но этого было недостаточно, чтобы угнаться за остальными. И когда на втором году обучения объявили предварительные списки «лучших», она тоже была удивлена. Никто из кадетов, мечтающих о Военной полиции, не мог предположить, что Амелия попадет в этот список, тем самым организовав им конкуренцию в борьбе за место. Они негодовали. И злились. Даже написали коллективную жалобу в комиссионный отдел, составляющий списки кандидатов на место в лейб-гвардии. Члены этого отдела обосновали свое решение тем, что при подсчете баллов, коэффициент обогнал показатели других кадетов, следующих за ней по списку. Да, выносливостью и физической силой Амелия не отличалась, отчего итоговые оценки по этим навыкам были ниже среднего. Но показатели ближнего боя, стрельбы из лука и верховой езды подтянули ее бал. Сделали коэффициент выше среднего, и у Смит получилось войти в десятку лучших, да еще и отхватить хорошее место. Восьмое. Для Амелии, которая не рассчитывала даже на десятое место, этого было более чем достаточно. Она считала это победой. Хотя, другие считали это жульничеством. Не смотря на то, что тогда Амелия не планировала связывать свое будущее с армией вообще, она была рада. Думала, что это заслуженно, ведь в обучение было вложено не мало сил. Но даже после этого она все равно планировала уйти до распределения. Передумала весной этого года. После падения стены Мария. После разговора с капитаном Леви. В тот день его слова, подобно крестообразному ключу, отперли замок, наложенный на девичий разум с детства. В силу возраста Амелии всегда говорили, что поводов для беспокойства нет. Мама девочки заверяла, что это вовсе не стены, а дверь, по ту сторону которой сокрыты великие тайны. Именно во множественном числе, будто бы намекая: Их много. Она говорила ей, что тайны эти могут раскрыть только смелые люди с отважными сердцами. Маленькая Амелия верила, но после утраты матери, подумала, что та все же соврала — стены не могли скрывать тайн. За ними вообще ничего не скрывалось, а вот внутри — да. Внутри скрывались люди. Прятались за каменными плитами, что с виду казались надежным ограждением от опасности. Играли в прятки со смертью, но та все равно нашла их. Спустя сотню лет. В день, когда пала стена Мария. И тогда Амелия поняла верность её слов. Титаны и впрямь были тайной, которую человечество должно было разгадать. Это могли сделать лишь те, кто не побоится противостоять жестокому миру, который оттеснил человечество на ограниченную территорию. Точнее, это сделали Титаны. Сам мир был прекрасен, поэтому люди и хотели за него бороться. Да вот не все могли. Лишь сильные, выносливые. Такие, как капитан Леви и те, что бежали впереди, в то время как Амелия была позади них. Она была слабее их. Так… В чем смысл? — Пошевеливайтесь, увальни! Могла ли она принести пользу человечеству? Вряд ли. Думала ли она об этом раньше? Нет. Пришла сюда без цели и желания. Со временем обрела и то, и другое, но не заимела силы. Не достигла высот, да и вообще, достигнет ли? Со слабыми ногами, которыми она не может догнать остальных? Точно нет. Не сможет. Как и сказал командир Шадис — не выживет. Погибнет. — Амелия… С шелестом лиственных деревьев до неё донесся шепот товарища, переплетенный с гулом ветра. Повернув голову влево, Смит увидела Скотта, который уже смотрел на неё. И заговорил: — Думаю, это оценочное испытание, — внезапно выдав свое предположение, он прошептал ещё тише. — Давай мне. Рука его в этот же миг потянулась к её рюкзаку, который и служил дополнительным грузом на момент испытания. Внутрь, казалось, положили кирпичи. Никак иначе. Амелия ещё при приемке рюкзака, успела выразить мысленное недовольство касательно тяжести, что должна была обрушиться на её хрупкие плечи. Пожалела себя тогда. Но имела ли она на это право? — Я донесу его за тебя, — договорил он тихонько. Так тихо, словно это утверждение должно было пропасть среди природных шумов и гула девичего сердца, быстро бьющегося в груди Амелии от тяжести сегодняшнего испытания. Однажды она его провалила, тем самым занизив свой средний балл. Тогда это не имело для неё значения — Смит собиралась уйти. Но теперь. Этого нельзя было допустить. В Армии были критерии, по которым кадетам могли отказать в приеме в то или иное подразделение. Выносливость у Разведчиков играла важную роль. Вылазки, в которых участвовали рядовые, длились минимум три дня. Для старших этот промежуток не имел ограничений, но близился к неделям. Иногда к месяцам — это были экспедиции, и к ним допускали не всех. Только членов старшего офицерского отряда. Для новобранцев же после приема устраивали первую «пробную» вылазку, которая длилась один день. После неё многие не возвращались. Пробная вылазка была первым испытанием после вступления в ряды Разведки. Она была ограничена во времени и территории исследования. В ней принимали участие старшие. Каждый из них отвечал за одного младшего, и даже эти меры не могли уберечь зеленых кадетов от смерти. За стенами было опасно, это знали все. Выживали немногие, ситуации бывали всякие, и Смит всегда думала, что же там таится? За стенами. «Что меня там поджидает?» — Амелия? Блондинка не ответила. Ни на оклик, ни на вопрос. Смотрела на товарищей, что двигались впереди, и в тот миг ей показалось, что она не бежит вовсе. Расстояние между ними стремительно нарастало. Еще немного и они разминутся настолько, что она даже не будет видеть их спин. И тогда Амелия поняла — её мысленный вопрос не нуждался в ответ. Шадис на него уже ответил. — … ты бы не выжила. «Смерть» За стенами её ждала встреча с жнецом Смерти. Верная погибель, потому что как она может сравниться с людьми, идущими впереди? Амелия самая последняя. Тридцать пять кадетов впереди и только один рядом с ней. Скотт, который всегда был быстр и вынослив, оказался рядом с ней. Это даже чудом не назовешь. Жалость, да и только. — Слушай, я просто…. Заслуживает ли она этой жалости? — Нет. Амелия не знала, кому она это адресовала: другу или себе. Просто стиснула зубы поплотнее, крепко сцепила пальцы вокруг лямок рюкзака и повторила шепотом, будто бы в бреду: — Нет… И рванула вперед. Изо всех сил, что у неё остались. Чтобы догнать тех кто был сильнее, выносливее и быстрее неё. Амелия точно не могла с ними сравниться и уж тем более превзойти их. Но могла хотя бы попытаться и знала точно — мама не врала. В том напутствии не было ничего о силе и выносливости. Речь шла о смелости и отваге. А у неё есть и то, и другое. Ливень не смолкал ни на секунду. В небе, окутанном грозовыми тучами, блеснула молния. За ней последовал громовой раскат, что слился с топотом быстрых шагов. Их было много. Товарищи все еще были далеко, но уже не так, как раньше. Приблизилась. Совсем немного, но Амелия продолжала бежать изо всех сил, и в тот миг пропали все ориентиры. Она не стремилась добежать до конечной цели заданного Шадисом маршрута. Пыталась догнать сослуживцев. Угнаться за ними. Хотя бы дышать в спину, а не плестись позади. Быстрее… быстрее… быстрее… Волосы Амелии неприятно прилипали к лицу. Ноги болели, но продолжали нести её вперед. Мимо пробежал Скотт. Догнал. Бросил добродушное: — Наперегонки? Амелия кивнула. Фостер её обогнал. Теперь впереди были тридцать шесть кадетов. — Наперегонки… Повторила шепотом. До одури смехотворно это прозвучало. Неминуемый проигрыш.***
В глазах Амелии блестели дождевые капли. Холодные, и смешивались с жемчугом горячих слез. Стекали вместе, в одной комбинации по её щекам, но не смела она дать им волю в миг, когда поняла, что не справилась. Ей не хватило всего двух минут для того, чтобы уложиться вовремя. — Не расстраивайся, — прошептала Рое, следуя рядышком. — Сдала ведь… Да. Тогда точно свершилось чудо — ей почему-то поставили зачет. Инструктор вывел оценку выше средней. Ошибся, наверное. А она смолчала. Приняла жалкий зачет от Шадиса. Но не приняла слабости своей. Сейчас все кадеты направлялись в свои корпуса. Оживленно переговаривались. Амелия же молчала. Думала, что ванная была бы как нельзя кстати. Горячая вода должна была согреть и смыть тревогу недавних мыслей, оставляя за собой лишь усталость и рассудительный самоанализ. Она надеялась, что так и будет, ведь сейчас её одолел совершенно другой процесс. Самокопание. Смит уже проводила аналогию своих возможностей с навыками Хинаты. Рое тоже была невысокой и худощавой, но смогла пройти испытание на выносливость. Получила заслуженный зачет. А Амелия — нет. Разочарование и стыд — два чувства смешались воедино, заполняя разум Смит. Где-то в закромах её души таился отголосок злости, ранее обозначенный ею негодованием. Но нет, она на самом деле злилась. На себя. Амелия снова шла последней. Даже не торопилась догнать остальных, да и не сильно отстала. В этот раз. Ей казалось, будто бы в неё поселился червь. Он медленно съедал её изнутри. Пожирал душу, подобно лепесткам прелестных цветов. Вот только червя не было. Была Амелия. И грызла лепестки цветов. — Здравствуйте, капитан Леви. Амелия остановилась вместе с соседкой, когда взгляду предстала пара армейских ботинок. Сомнений быть не могло, Леви возник перед ними неспроста, но Смит взглянула на него не сразу. Попыталась прийти в себя. Оглянулась по сторонам и только теперь заметила, что они стояли на перепутье дорог. Каждая развилка вела к корпусам: мужскому и женскому. Ребята уже давно достигли своих комнат и Амелия понимала, что соседка хотела бы поступить аналогично. Все тренировки закончились, и кадеты могли передохнуть. Насладиться отдыхом. Да вот только не все его заслужили. Хината заслужила, но продолжала следовать рядом с Амелией. Было ясно, что она осталась рядом нарочно, как это сделал Скотт. Тоже пожалела её. Смит устремила взгляд на Леви, одетого в зеленый китель. Руки его были как всегда всунуты в карманы, а из-под капюшона выглядывали черные волосы, с кончиков которых спадали дождевые капли. Природное явление подходило к завершению. Забавно, прямо под конец испытания, знаменуя провал Амелии. Леви не смотрел на неё долго. Всего пару мгновений, окинув оценочным взглядом, и затем перевел взгляд к Хинате. Проигнорировав приветствие, сказал: — Рое, свободна. Соседка кивнула и поспешила выполнить приказ, но кинула быстрый взгляд на подругу из-за плеча. Смит не знала, что она хотела ей через него передать, ровно так же, как и чего от неё хочет Леви. Да и не хотела знать. Хотела отдохнуть. — Здравствуйте, — вспомнив, что она так и не выдала приветствия, сказала Амелия. — Что-то… случилось? Вопрос этот был задан не спроста. Темноволосый мужчина после ухода Рое глядел на подчиненную неотрывно, но молчал. Не спешил начать диалог и ответить на вопрос. Так, будто бы это она отдала Хинате приказ, безмолвно попросив Леви задержаться. — Это у тебя надо спросить, — все же ответил он спутя минуту, вернув внимание к глазам. — Выглядишь херово. Это не совсем то, что она хотела от него услышать. Да ещё и в такое время, но Амелия знала, что Леви не хотел ее оскорбить. Это была привычная для него манера общения. Он всегда был прямолинеен и просто констатировал факты. Или же это был комплимент? Заслышав от него комплимент однажды, Амелия и впрямь могла бы так подумать теперь, но решила не заморачиваться. Потому вздохнула: — Знаю. Не знала точно, что Леви подразумевал: внутреннее или внешнее состояние, но согласилась. Потому что и то, и другое можно было бы обозначить этим «херово», выбранным им в качестве описания. — Как прошло? — не получив развернутого ответа, спросил мужчина. Амелия усмехнулась. Точность его формулировок поражала. Хотелось ответить также — херово. И все же, излишние детали были ни к чему. Врать она не хотела. Позориться тем более, поэтому вымолвила подходящий, более или менее честный ответ: — Могло быть и хуже. Этот ответ и впрямь подходил, ведь в худшем случае ей бы поставили незачет. Леви, смекнув её нежелание вдаваться в подробности, кинул простое: — Иди, — сделав шаг в сторону, договорил. — Переоденься, а то заболеешь. Амелия кивнула, делая шаг вперед. Одежда и впрямь промокла насквозь. Курточка стала тяжелее, а ткань рубашки неприятно прилипла к телу. Будто бы клеем намазали. Легкий, но прохладный ветерок усугублял ситуацию, обдавая продрогшее тело еще большим холодом. Плащевки им ещё не выдали, однако тренировку все равно провели. Сначала Амелия думала, что это был чей-то косяк или непродуманный момент ввиду сумбурного решения об оценочном испытании. Но теперь она поняла: Это было сделано нарочно. — Зайди ко мне перед отбоем. Это было последним, что он сказал ей, когда подчиненная проходила мимо. Амелия не остановилась, не намереваясь разбираться в причине его… Приказа или приглашения? Впрочем, она не видела в этом какого-либо замысла. Смысл был лишь в одном: принять ванну, отдохнуть и поспать маленько. Поэтому ответила коротко: — Хорошо. И удалилась.***
Едва Амелия ступила в свою комнату, как сразу бросилась к шкафу в поисках вещей. Кинула подруге сухое пояснение задержки, сказав, что капитан нашел к чему придраться. Говорила коротко и слегка раздраженно, приговаривая, что объяснит все потом, а сейчас хотела бы искупаться, да вот незадача: — Девочки уже забили себе очередь. Разумеется, гениальная идея о принятии горячей ванны пришла не только ей в голову. Все хотели отдохнуть и привести себя в порядок. И… ну блять. Она снова оказалась последней. Чувство никчемности въелось в кожу, будто бы клещ, желающий испить её кровь. Помимо этого в груди томилось что-то ещё. Злоба, негодование. Возможно даже зависть. Вот только разобраться в причинах всего этого не было возможности. Разум был забит, места для мыслей не осталось даже в дальнем ящике. Хотелось запихнуть эти мысли в чужие головы, как бы эгоистично это не звучало. Амелия понимала, что нужно сосредоточиться на чем-то другом. А то голова взорвется. С таким намерением она закрыла дверцы шкафа и направилась к своей кровати, чтобы передохнуть от мыслей, тревожащих разум. Вот только все опять пошло не по плану. — Эта рубашка… А по одному месту. — …чья она? Амелия так и застыла в метре от кровати, когда поняла, как крупно влипла. Из-за своей непродуманности, ведь Хината уже удерживала в руках материал рубашки, выполненной из льна. Мужской. Рубашки Леви. — Я ещё утром заметила. У Амелии не было сил обругать себя за безрассудство, но хотелось выругаться вслух. По возвращении утром она, переодевшись, бросила рубашку на кровать, намереваясь вернуть её обладателю сегодня вечером. Чтобы скрыть от лишних глаз. Вот только девушка сглупила и не нарочно привела к противоположному исходу событий, бросив вещь на самое видное место. На кровать соседки. — Но решила спросить наедине, — договорила она, расплываясь в улыбке. Не надо было спрашивать зачем — чтобы прижать к стенке. Чтобы у Смит не было возможности избежать диалога. Умно, хитро, коварно. Безвыходно для Амелии. — Моя. Смит постаралась ответить как можно безразличней и тут же присела на кровать в попытке совладать с желанием выхватить одежду из рук соседки, которая в ответ демонстративно взмахнула рубашкой Леви. Затем она перевела взгляд с одежды на подругу, констатируя ехидно: — Не по размерчику. Амелия могла бы найти оправдание к неоспоримому факту того, что рубашка была ей велика. Но в голове будто бы эхом пронеслась эта реплика. А следом и воспоминание: — Сидит не по размерчику, не находишь? Хината поиграла бровями, не понимая, что фразой этой выбила Амелию из колеи окончательно. Блондинка будто бы перенеслась в события минувшей ночи, когда дыхание Леви обдавало жаром изгиб её шеи, пока губы его оставляли череду влажных поцелуев и после легкий укус, заставивший тогда ахнуть. Она помнила, что затем эти губы сминали ее уста, язык скользнул внутрь. Разгуливал. Нахально, властно, сродни крепким рукам, сомкнувшимся на упругих ягодицах. Амелия вспомнила все поочередно. Каждую деталь. Да и вообще, как можно выкинуть из памяти то, как крепко он прижимал её к себе, к своему разгоряченному телу? Как позабыть о столкновении плоского живота, мягкой груди с крепким станом капитана? А о соприкосновении бедер и…? И. Она не могла выразить этого даже в мыслях. Одно осознание того, чем они соприкасались заставило Амелию задержать дыхание. Желание возникло в груди внезапно. В сознании возник образ Леви. Представление событий. Которых не было. — Ты покраснела, — внезапно она восторженно ахнула. — Ты что, влюбилась? Светлые брови девушки оказались вскинуты в то же мгновение, когда с губ соседки слетел этот вопрос. Хотя, как оказалось затем, это был не вопрос вовсе. Хината неожиданно оказалась рядом, восторженно ахая: — Вот же ж проныра! — внезапно она несильно ударила Амелию в плечо, отчего та шикнула. — Почему ты не сказала, что у тебя парень появился? Амелия задохнулась. Не от возмущения. Просто задохнулась, когда перед ней возник образ Леви, а в ушах отдалось эхом: Парень. — Кто он? — продолжила Рое. — Кто-то из наших или…? Умышленная пауза и легкомысленная игра бровей сделали своё дело — Амелия сразу поняла, о чем идет речь. Дочитала окончание того предложения в глазах, будто бы во взгляде подруги пробежалась строчка: » — …старших?» Рое уставилась на неё лукавым взглядом. Пронзительно, выжидающе, будто бы зная ответ наперед. Но не требуя его, а ожидая подтверждения радостной вести. Хината частенько говорила Амелии о том, что пора бы ей уже, дурынде, найти себе парня. Вступить в отношения. И вкусить запретный плод. — Н-ничего подобного, — запнувшись, она отвела взгляд в сторону. — Я не влюбилась, и нет у меня п… парня. А Хината рассмеялась. Громко, задорно, отчего Смит хотела было её осадить вот только не успела — соседка весьма быстро сумела приструнить внезапный, необъяснимый порыв смеха. И тут же заговорила: — Тогда почему ты так з-з-заикаешься? — насмешливо протянула она, пародируя расстановку, отмеченную в говоре Амелии. И даже слепой мог завидеть в глазах соседки отчетливые блики насмешки. А глухой мог услышать в голосе явное неверие. Амелия же, отметив все эти факторы, не знала, что сказать. Только подумала, что Хината всегда отличалась от других своей проницательностью. И сейчас это сыграло против. Любые отношения, включающие в себя людей, причастных к армии, были запрещены уставом. Будь то телесные сношения или же романтические отношения — руководство запрещало любой вид контакта между солдатами, объясняя это тем, что такое могло помешать рабочему процессу. Впрочем, солдаты не были лишены личной жизни. Они могли вступать в отношения и даже обзаводиться семьей, но только в том случае, если партнер был обычным гражданским или числился в другом подразделении Вооруженных сил. Были и исключения. Например, в ситуации с матерью Амелии, когда та ушла в отставку и только после этого вышла замуж за Эрвина. А отношения внутри подразделения были строго-настрого запрещены. Это правило было прописано и обосновано в уставе. Разумеется, им пренебрегали. Солдаты заводили романы с сослуживцами противоположного пола или же отдавались небольшой интрижке с целью восполнить свои прихоти. Были единичные случаи того, что старшие встречались с младшими. Разумеется, с совершеннолетними. Никто за этим не следил, да и свечку над ними не держали, чтобы знать, кто с кем спит. — И как он? Амелия вскинула брови в недоумении — это что за вопрос такой? Сначала она предположила, что Рое не договорила, но когда молчание затянулось, блондинка поняла, что реплика была завершенной. И тогда Смит непонимающе спросила: — Что? Хината рассмеялась снова. Так ещё и бросила рубашку в лицо Амелии, отчего та почувствовала ещё большее смятение. Она убрала блузу, бережно складывая её вдвое, тем самым давая соседке возможность посмеяться. Затем сложила её на коленях и уложила руки поверх рубашки, устремив глаза к подруге, которая уже сидела на своей кровати. Закинула ногу на ногу, усмехнувшись, и посмотрела прямо в глаза. Сощурившись, сказала: — В постели.••••••
Накинув капюшон на голову поплотнее, Амелия прошмыгнула на улицу. Там стояла вечерняя прохлада, нагруженная холодом минувшего ливня и шелестом листьев. Ветерок этот небрежно колыхал ненавистную прядку у лица и норовил скинуть капюшон с головы Смит, которая все ещё никак не могла отойти от беседы с соседкой. Мыслей стало ещё больше. Желание одолевало. Когда до неё дошел смысл вопроса, поясненного Хинатой более конкретно после приступа смеха, Амелия бросила в неё подушкой. Воскликнула что-то сгоряча, под аккомпанемент насмешливых причитаний подруги, увернувшейся от броска. Смит знала, что Хината тогда точно поняла, что блондинка все еще не вкусила запретный плод. И заржала ещё сильнее, сучка. Раньше Амелия даже не думала об этом. Но в последнее время отголоски подобных мыслей стали часто проскальзывать в сознании после зарождения в её груди прелестного чувства, именуемого «любовь». А после беседы с Хинатой, где та поделилась подробностями своего опыта… Эти мысли укоренились. Рое поведала ей о многом. Лицо Амелии с каждой секундой ее рассказа искажалось в еще большем удивлении, а на щеках горел румянец. Ей было неловко слушать столь интимные подробности о жизни своей соседки, которая включала в рассказ довольно-таки грубые реплики, что были ею заслышаны. От них внизу скручивался тугой узел. Амелия не была ханжой, чтобы не желать этого совсем, но и не была чересчур любвеобильной, чтобы её голова напрочь была забита мыслями об интиме. Потому и смогла откинуть эти мысли и разговор. Не в сторону, вглубь сознания. Там, где таятся тайные желания, сокрытые от других и даже от себя. Но не от разума. Который может сыграть с ней в злую шутку. Сейчас Амелия направлялась в сторону корпуса старших, уверенная в том, что это останется незамеченным. Ужин начался недавно — минут десять тому назад, и девушка знала, что все уже трапезничали в столовой. Кроме Леви, раз уж он позвал её на… На что? У Амелии было несколько догадок. Главная из них заключалась в том, что Леви решил провести беседу касательно вчерашней выходки. От этого её охватило волнение. Оно усиливалось с каждым шагом, но благо Смит почти дошла до нужной двери. Настигла её спустя минуту и собравшись с духом, постучала два раза. — Войдите. И тут же получила ответ. Амелия выдохнула. Внезапно, то самое волнение улетучилось, а голос Леви не вызвал трепета в груди, как раньше. Так же неожиданно для себя Смит поняла, что она чувствует себя вполне сносно. Бодро и это было непонятно, ведь она не успела вздремнуть. А так хотелось, но да ладно. Эта странная мелочь не казалась ей важной. А зря. — Капитан? — неловко спросила Амелия, выглядывая из-за приоткрытой двери. — Я… Смолкла. — Проходи. Ответ был прост и лаконичен так же, как и содержимое придиванного столика, на поверхности которого были умещены две кружки и чайник. Неподалеку расположилась небольшая стеклянная банка с фактурной поверхностью и широким бантом. Внутри находилось песочное печенье. — Чего застыла? — спросил Леви, присаживаясь на диван. А Амелия и впрямь застыла. Пару раз моргнула, затем расплылась в улыбке, когда темноволосый мужчина, закинув одну ногу на другую, сказал: — Ты задолжала мне чаепитие. — И правда… — усмехнулась она, прикрывая дверь за собой. — Закрой изнутри, — тут же сказал Леви, разливая чай по кружкам. — Чтобы никто не зашел. После по комнате разметался глухой щелчок замка. В голове Амелии проскочило, что да — никто не должен знать, что капитан чаевничает с подчиненной. Но она не знала, что Леви имел ввиду другое. Чтобы нам никто не помешал.••••••
— Почему Вы не едите? — спросила Амелия, откусывая лакомый кусочек. — Не люблю сладкое. Уже на протяжении получаса они сидели наедине, распивая горячий напиток с песочным печеньем, которое внутри, как оказалось, было начинено клубничным джемом. Леви сидел как обычно, закинув одну ногу на другую, и смотрел в стену перед собой. Подчиненная сидела в метре от него, расположившись боком, и поджала одну ногу под себя, тем самым проигнорировав недавние напутствия капитана о вреде этой позиции. Амелия думала, что Леви наверное позабыл об этом, раз смолчал. — Может быть все же закроем окно? — несмело спросила она, грея руки о кружку с горячим чаем. — Нет, — спокойно ответил он, кидая сухое. — Мне нормально. Поведение Леви показалось ей странным. На улице стояла стужа, и было непонятно, зачем он намеренно пустил прохладу внутрь кабинета. Амелия мерзла. Грелась о горячую кружку, пила больше обычного, чтобы хоть как-то согреться и думала о том, что ранее Леви всегда был учтив к её просьбам. Даже к тем, что она не смела выражать вслух. Оберегал её негласно, был внимателен, а тут отказал в прямой мольбе. Странное противоречие. — Кто вообще открывает окна в такой дубак? — недовольно пробурчала Амелия вздыхая. — Я. — Очень вкусное печенье, — решив сменить тему, сказала она. У неё не получилось. Разговор в целом внезапно сошел на нет, и Амелия тоже отвернулась к стене. Затем неожиданно для себя поняла одну вещь: она не помнит, что было после её проникновения в капитанскую обитель. Не помнит, как присела на диван и о чем велась оживленная беседа после. Была ли она вообще? Амелия не понимала, произошел непонятный скачок во времени или же её подводила память? Не знала, но чувствовала будто бы находилась в моменте. Отвечала на действующие вопросы, а прошлые ушли в забытье. Так же и с её стороны — множество вопросов, тревожащих ее разум на протяжении дня, больше не беспокоили. Проваленный зачет, неудобный разговор с подругой, вчерашний инцидент. Все это будто бы не имело значения. Было отголоском сознания. Видением. Или… — По поводу вчерашнего, — начал Леви, вырывая подчиненную из размышлений. Затем он развернулся к ней боком, договаривая. — Я хотел извиниться. Заслышав об этом, Амелия отняла взгляд от кружки. Устремила малахитовые глазки на капитана, лицо которого было освещено холодным светом ночного светила. Луна сегодня была полной, и этого света оказалось вполне достаточно для того, чтобы озарить просторы замкнутого пространства. Потому они и не зажгли свечу. Казалось, так даже лучше. Обстановка была более комфортной. Интимной. — Ничего страшного, — замявшись от пристального взгляда, она отвела глаза в сторону. — Извинения приняты, да и я тогда… — Не так. Резкий ответ заставил Амелию вернуть внимание к собеседнику. — Не так? — непонимающе переспросила Смит, вскидывая брови. Затем решила перевести все в шутку, пустив смешок. — Как в Митре, что ли? Ответом ей послужила тишина. Леви даже не усмехнулся, лишь отвел взгляд к стене, будто бы раздумывая над ее словами. Амелия ожидала совершенно другой реакции и от этого ей стало не по себе. Она хотела задать вопрос, но не успела — Леви поднялся с места и неспешно направился в сторону окна. Закрыл его, сжалившись над подчиненной, что была чувствительна к холоду. Так Амелия подумала тогда. Но сердце тревожно ухало в груди. Смит не понимала почему её тело так реагирует, ведь ранее она сама просила Леви закрыть окно. Интуиция? Паранойя? И где же затерялся ответ на тот вопрос? Что означало его «не так»? Почему он передумал по поводу своего решения? Неужто сжалился над нею? Или на то была другая причина? — Да. Леви внезапно оказался рядом, и Амелия пару раз моргнула, удивляясь его скорому приближению. Она даже не слышала его шагов, не видела движений. Ответ на вопрос послышался издали, а в следующую секунду Леви оказался рядом. Внезапно, словно по волшебству. Так ведь не бывает. Капитан смотрел неотрывно, и Амелия глядела в ответ также, отмечая на фоне потемневшей окантовки его глаз непонятный огонек. Она впервые видела возникновение этого пламени в его глазах. Леви никогда не смотрел на неё так… Так. Это было невозможно передать словами. Даже когда он подсел ближе, а его рука коснулась девичего запястья, скользнув затем ниже, Амелия не смогла оторвать взгляда от этих глаз. Он утягивал ее куда-то далеко. В глубину своей души, которая чего-то от неё хотела. Или её? Затем Леви повернул голову в сторону придиванного столика. Амелия не сразу поняла, что он отнял у неё кружку. Лишь когда он поставил эмалированный сосуд на стол, заполняя кабинет глухим перестуком. Затем он снова развернулся к ней боком. И приобнял за плечи. Они снова пересеклись взглядом, и на белоснежном лице капитана возникла ухмылка. Вторая рука нашла свое место на девичьем колене, а глаза его, потемневшие и притягательные, бегло пробежались по очертаниям её лица. В этот раз более вдумчиво, сконцентрировавшись на малахитовых глазках, в коих читалось изумление. Амелия смотрела с опаской. Как добыча на охотника. Леви подсел еще ближе. Схватил подчиненную за подбородок, вынуждая её приподнять голову. Амелия тогда и поняла, что то самое «да» являлось ответом не на мысленный вопрос, а на тот, что чуть было не пропал в пучине затянувшегося молчания. В следующую секунду Леви это подтвердил: — Как в Митре. И стало ясно — шутка эта зашла слишком далеко. А капитан близко. — Я не это… Его дыхание согревало губы, которые Леви не спешил накрывать своими. Он с азартом оттягивал момент слияния, будто бы в ожидании ответа, который мигом прилетел ему в уста, когда блондинка попыталась отползти. Но это было глупо. Лишь усугубило ситуацию, ведь Леви тут же повалил её на спину, шепча: — Т-с-с-с… И коснулся её губ своими. Нежно-нежно, и казалось бы даже не оборвал её на полуслове, а заставил проглотить ответ. Успокаивающим цоканьем вселил в неё спокойствие. Прикосновением губ внушил, что причин для паники нет. Что так и должно быть — он просто её целует. Чтобы загладить вину. И в миг, когда его губы начали сминать её, все вопросы отошли на второстепенный план. Амелия приняла такой расклад событий. Внимала каждому движению, принимая извинения Леви, который целовал её развязно, намекая: Нам некуда спешить. Пальцы на подбородке разомкнулись, и его рука неспешно побрела вдоль линии челюсти. Амелия промычала сквозь поцелуй что-то нечленораздельное, когда Леви вобрал в кулак её волосы на затылке. Несильно, принуждая её склонить голову в бок. И она не смогла этому воспротивиться. Не хотела. Леви сделал тоже самое, чтобы углубить поцелуй. Прижался плотнее, но не спешил проникать сквозь пухлые губы, уже согретые им, внутрь. Отчего-то застыл. А Амелия задыхалась. Не от недостатка кислорода, а от его игры. Этот поцелуй казался ей продуманным. Словно Леви создал целую стратегию, как свести её с ума. Давно ли? Неизвестно. Ясно другое — его план был обречен. На успех. Никак иначе, потому что тогда все реалии и временные ориентиры для Амелии потеряли свою важность. Она не думала. Просто чувствовала: его руки на волосах и талии, теплые губы поверх её, биение собственного сердца в груди. Смит утопала в этих ощущениях и в самом Леви. Не пыталась вырваться из его рук. Гибла в плену его губ. И медленно сходила с ума в сладости его извинений. Слово медленно можно было сбросить со счетов, когда Леви, отстранившись всего на секунду, припал к её губам снова. В этот раз по-другому. Жадно. Резво водил языком по нижней губе. Несколько раз. Так грубо, будто бы желая отхлестать её им за сопротивление, которое Амелия даже не думала оказывать. Затем надавил на губы, чтобы получить желаемое. И осуществил это так просто, что не было сомнений — там ему и место. Да и смысл отрицать? Его там ждали. Язык его, влажный и горячий, после проникновения скользил по внутренним стенкам её рта. Прижимался к нёбу. Узоров не водил — сразу зацепился за девичий, требуя ответа на свои ласки. И разве мог он этого не получить? Амелия повторяла за ним, не выказывая даже намека на непослушание. Была ведома им, слушалась, не перечила. Разочаровалась. Когда он отстранился. Чмокающий звук окутал помещение волной, когда первый поцелуй, пробный и затянувшийся, подошел к завершению. Амелия тяжело дышала, взглянув на него из полуприкрытых век. Леви смотрел также, однако дыхание его было не таким прерывистым. Лишь глаза почернели, выдавая его желание. Их соединяла тонкая нить слюны, которая оборвалась, когда мужчина облизнул губы. От этого, у Амелии внизу живота разлилось тепло. Ранее неизведанное, но заслышанное утром в доверительной беседе с соседкой, когда та делилась с ней своим опытом. Возможно, сегодня Амелия получит свой? Леви не спешил слить губы воедино вновь, будто бы давая ей передышку. Подчиненной было трудно дышать, но в следующую секунду стало еще сложнее — рука капитана оказалась на её шее. И сомкнулась кольцом вокруг неё. Этот жест не имел силы, но показывал доминантность. Леви будто бы пытался заиметь над ней власть. Показать, кто здесь главный. Подчинить её себе. Но Амелия уже подчинялась. Отметив это про себя, Леви снова накрыл её губы своими. Тогда Смит поняла, что задыхается не от недостатка кислорода, а переизбытка чувств, которое настигало ее в осознании того, что они подошли к черте. Эта черта была установлена ими, как ограничитель возможностей. И они её переступили, когда мужская ладонь оказалась на девичьей груди, отчего Амелия уперлась руками в крепкий торс капитана. Она не хотела его оттолкнуть. Вовсе нет. Изучить. Леви ласково огладил её грудь, чуть сжимая, отчего Амелия промычала ему в губы что-то непонятное, опуская руки ниже, хрустя льняной рубашкой капитана в нетерпении. Она хотела облапать его. Именно так — беззастенчиво и пошло. Хотела сжимать, терзать, царапать и обласкать каждый мускул. Леви точно желал того же самого, ведь в ответ на её желание выразил свое, отчего Амелия застонала. Когда он чувственно сжал её грудь. Леви целовал её нежно, но принялся грубо смыкать руку на груди подчиненной, вырывая стоны. Тихие, приглушенные. Воздуха и без того было мало, а это усугубило ситуацию. Разум Амелии помутился и в темноте, простирающейся в веках, показались блики. Только тогда она осознала, что пропала. Потерялась в контрасте ощущений. От того, что боль смешалась с удовольствием. Не знала, что из этого ей нравилось больше. Но поняла, что хочет сделать. Руки её скользнули выше, обвивая руками шею Леви. Амелия прижалась к нему отчаяннее, словно между ними не должно было быть ни единого сантиметра. Даже минимального расстояния, будто их тела должны слиться воедино, как губы, утопающие в страстном поцелуе. Должны прилегать друг к другу плотно, как его ладонь к её груди, которую капитан продолжал ласкать. Одной рукой. Потом двумя. Ладони Леви сомкнулись одновременно, сминая груди, подобно его губам. Сладкое мычание утонуло в динамичном поцелуе, когда руки капитана сбились с общего ритма. Движения его были непредсказуемы, не согласованы между собой. Он сминал одну грудь нежно, вторую грубо. Затем наоборот и снова согласованно. Амелия позабыла о поцелуе, отдаваясь ласке его ладоней. Как оказалось, крепких и чувственных. Ей до одури приятно было подчиняться. Леви снова отстранился. Принял вертикальное положение, уперевшись коленями по обе стороны от Амелии, и отнял руки от груди, что саднилась в боли. И молила о продолжении. Амелия прикрыла пользуясь затишьем ласк, и пыталась восстановить дыхание. Она шумно дышала ртом, не понимая, как они к этому пришли. Происходящее не поддавалось описанию и обоснованию. Да и не нуждалось в этом вовсе. — Открой глаза, — приказал Леви. Амелия не заставила себя ждать. Раскрыла глаза сразу, как с уст его слетел приказ. Пересеклась взглядом с глазами цвета грозового неба, попыталась привстать, но тут же рухнула обратно на спину. Обессилено. Ожидая продолжения. Но Леви не спешил. Смотрел на Амелию непозволительно долго, пока она глядела также снизу, упиваясь видом его тела, нависшего над ней. Мужчина не обладал широкими плечами. Однако его тело, натренированное годами службы в разведке, было в форме. В чертовски хорошей форме. Леви не сводил с неё пристального взгляда и усмехнулся, когда Амелия бездумно облизнула губы, завидев как он принялся расстегивать верхние пуговицы рубашки. Её рубашки. Задевая подушечками пальцев оголившиеся участки кожи, Леви медленно и ловко высвобождал пуговки из петелек. Играюче, нарочито медленно. Одну, вторую, третью. Последнюю. Когда все пуговицы оказались расстегнуты, мужчина медленно распахнул полы рубашки в обе стороны. Затем уложил широкую ладонь под поясницу Амелии, помогая ей приподняться. После принялся стаскивать с неё рубашку, пока подчиненная, краснея, помогала ему в этом. Позволила ему открыть полный обзор на плоский живот и… — Неплохо. Взгляд его, соскочивший вниз говорил сам за себя, а оценочное суждение вызвало бурю в душе Амелии. Неплохо. Что-то между хорошо и плохо, но склоняющееся ко второму? Что-то подобающее его ожиданиям или как это еще истолковать? Это было чем-то непонятным, заставляющим её занервничать, но раздумывать над этим Амелия не стала. Не сейчас точно. Взгляд малахитовых глаз скользил по рельефу мужского тела, освещаемого светом Луны, проникающим сквозь закрытые окна, которые теперь хотелось приоткрыть. Раскрыть створки наружу, чтобы впустить в кабинет прохладу, которая могла остудить пыл её щек, горящих от смущения. От понимания того, в каком виде она предстала перед ним. В уязвимом. Обнаженном. Отбросив мысли в сторону, она отодвинулась назад, приподнимаясь на локтях. И когда её спина соприкоснулась с подлокотником дивана, смущенно отвела взгляд в сторону, вымолвив тихонько: — Я никогда не… Леви усмехнулся, призывая к молчанию. Тихонько, коротко, с явной издевкой, привлекая внимание Амелии и поддался вперед, отчего девушка снова попыталась отползти назад. Неосознанно и лишь прогнулась в спине, поняв, что бежать некуда. Позади преграда, а спереди Леви, плавно опустивший руки на внутреннюю сторону девичьих бедер, быстро достиг колен. И самодовольно хмыкнул. — Знаю. И раздвинул её ноги в обе стороны. Он прижался к ней. Так плотно, что Амелия почувствовала каждый мускул крепкой груди, соприкоснувшийся с её. Его губы юркнули к изгибу её шеи, после чего Леви впился ими в тонкую кожу, принявшись ласкать языком. Облизывал, покусывал легонько, оставляя следы. А Амелия томно вздыхала и прикусывала губу, когда он стал опускаться ниже. И запрокинула голову назад. Леви скользил языком по изгибу шеи недолго. Казалось, этот участок тела не вызывал у него интерес, ведь был исследован им вчера. Он опускался ниже. К неизведанному. Достигнув цели, провел языком вдоль ключиц. Медленно, покусывая косточку по пути к яремной выемке, где следом оставил мокрый поцелуй. Затем опустился ниже, и Амелия сжала его плечи еще сильнее, чувствуя, как теплый язык скользит по её коже. Во рту пересохло, оттуда вырвалось нетерпеливое мычание, когда девушка ощутила, как Леви, добравшись до ложбинки груди, широко провел языком в сторону от нее. Рука его коснулась нижней каемки лифчика, стягивая белье вниз, тем самым оголяя грудь. Не до конца, но чтобы из-под ткани выглянули ареолы сосков. Почувствовав это, Смит опустила голову вниз. Он смотрел. Не ожидал слов и точно не хотел завести беседу. Да и разве можно сделать это в такой момент? Хотел упиться её эмоциями. Увидеть изменения в ее лице. Когда припал губами к груди. Из глубины вырвался шумный вздох, а руки сами потянулись к голове Леви, оттягивая пряди черных волос назад. Амелия неосознанно попыталась сдвинуть ноги, но там властвовал человек, расположившийся между ними. Левой рукой он поглаживал щиколотку её ноги, а правой сжимал её грудь. Одновременно с этим водил языком по затвердевшему соску второго полушария груди. Амелия не понимала, как человек может делать столько дел одновременно, но удивление быстро сменилось другой эмоцией. Непонятной, но пропитанной ее желанием, исказившимся в блаженном стоне. Когда он прикусил сосок. — Тише. Леви прорычал ей это прямо в грудь, а затем снова оказался напротив её лица. Склонился к ней, оперевшись локтями о подлокотник, образуя между ними тот самый сантиметр. Невидимый. Но до омерзения ощутимый. Они дышали одним воздухом. Стоило ему сделать выдох — Амелия делала вдох. Не нарочно. Просто этого требовало тело. Казалось, она могла обойтись без воздуха, но нуждалась в Леви. В его прикосновениях, ласках. Извинениях. — Готов поспорить. Разочарованию Амелии не было предела, когда Леви наклонился к плечу, игнорируя губы, требующие его поцелуев. Желающих сгореть под натиском его губ, но не получивших желаемое. Капитан запечатлел там короткий поцелуй, затем губы его чудным образом оказались напротив уха подчиненной. Леви дышал томно прямо туда, посылая толпы мурашек по телу Амелии. Затем опустил одну руку на плоский живот девушки. Поглаживая большим пальцем, прошептал: — Ты никогда не трогала себя руками. Щекочущий шепот проник прямо внутрь, отдаваясь эхом по сознанию Амелии. Она не успела опомнится, как его ладонь стала опускаться ниже. Достигла пояса брюк, затем проскочила вниз, накрывая промежность девушки сквозь слой одежды. Леви ощутимо надавил рукой, отчего Смит шумно выдохнула. Мужчина усмехнулся, продолжая задавать вопросы: — Или я не прав? Ответь мне. Ясное дело, ответить она не могла. Все мысли покинули ее голову и Амелия с трудом раскрыла глаза, не в силах даже понять сути сказанного. Она сумела распознать одно: в каком положении они находились. В опасном. Леви расположился прямо между ее ног, прижимаясь крепким торсом к низу живота. Амелия же, бесстыдно распахнув колени в обе стороны, держалась за его плечи. Её грудь часто вздымалась, ударяясь о грудную клетку Леви, а с губ девушки срывались хрипы и тяжелые вздохи. В шею, куда она уткнулась носом. Волновало ее не это, а его рука, принявшаяся гладить её в самом сокровенном месте. Сквозь одежду. Смит еще тогда поняла, чем закончится этот разговор. Понимала, что хочет ощутить его руку иначе. Без преград. — Ласкала себя там? Шепот преобразовался в хрип, а его пальцы впивались в её промежность сквозь тонкую ткань белых брюк сильнее и сильнее, распаляя. Только тогда Амелия ощутила влагу нижнего белья, ведь оно прилипало к промежности, сочащейся от прикосновений капитана. И его слов. Это было необъяснимо. Невозможно передать словами то, что творилось внутри Амелии от этой вседозволенности над своим телом. Ей нравилось. Смит сделала глоток воздуха, что был ей необходим. Но не так, как продолжение, которого требовало ее тело, когда рука Леви пропала с ноющего участка. Ладонь его двинулась к поясу белоснежных брюк подчиненной. В намерении избавиться от них. Леви управился с застежкой брюк, так же ловко, как и с рубашкой. Он выудил одну-единственную пуговку из петли, расстегнул молнию и раскрыл платки в обе стороны, открывая вид на верхний край нижнего белья. Леви мог снять эти штаны нахрен, чтобы те не мешали ему. И ей. Но отчего-то этого не сделал, и Смит задыхалась от возмущения, которое кануло под властью возбуждения. Желание укоренилось в ней. От ласк и бесстыдных слов, коим точно должны былы предшествовать аналогичные действия. Так и произошло. — Молчишь. Хорошо, раз так. Леви поднес руку ко рту, а Амелия часто задышала, глядя на то, как два пальца, сложенных вместе, скрываются в полости его рта. Прикусила губу, пока капитан смачивал пальцы в слюне. Подготавливая их. — Тогда… Затем Леви склонился, проводя пальцами от низа живота к верхнему краю белоснежного белья Амелии, которое уже покрылось пятнами от ее выделений. Теперь подчиненная понимала, почему он только приоткрыл обзор, не желая раскрывать его полностью. Леви хотел почувствовать это негласно, проникнув пальцами в нижнее белье. И сделал это. — Я проверю. Коснулся её между ног. Девушка не сумела сдержать вымученного вздоха, когда его пальцы скользнули глубже, трогая то, к чему не прикасался никто. Даже она сама. — Как я и думал. И Леви это, разумеется, понял. — Мокрая, — усмехнулся он, сдавливая пальцем горячую плоть. Он насмехался над ней, будто бы огласив усмешкой, что трюк с пальцами был ни к чему — Смит была готова и без всяких дополнительных вмешательств. Теперь капитан был в этом осведомлен. Хотя… Он прознал об этом раньше. Это было так унизительно, что Амелии хотелось его ударить. Но она позабыла о своем желании, отдаваясь другому, когда пальцы Леви задвигались туда-сюда, проскальзывая в глубину сокровенного места. Она задрожала всем телом и задержала дыхание, в попытке сдержать очередной стон. Но это было тщетно. Он вырвался наружу. — Веди себя тише, — сказал Леви, останавливаясь на секунду. — Никто не должен знать, чем мы здесь занимаемся. Амелия запрокинула голову назад и прикрыла глаза, когда он снова принялся влажно гладить её между ног. Перебирать. Ласкать. Сжимать. Да что угодно. Все перечисленное вырывало из груди Смит томные аханья и приглушенные вздохи. Внизу завязался тугой узел, готовый разорваться в любой момент. Если он разрешит. Леви дышал ей в лицо, обдавая жаром и без того горящие губы, что были готовы обратиться в пепел, когда мужчина провел языком по нижней. Но поцелуя не оставил. Лишь глухо вымолвил: — Сложно сдерживаться, не так ли? Только тогда Амелия раскрыла глаза, пересекаясь с ним взглядом. Его глаза, почти черные, пропитанные желанием, внимали каждому изменению в её лице. Смит не знала, какие детали он примечал для себя. Она чувствовала одно — огонь. Он разливался по всему телу, но наиболее явно был ощутим там. Где он её трогал. Леви делал это медленно. Проникал внутрь, выскальзывал, оглаживал большим пальцем лобок, надавливал на клитор. Совмещал эти движения, чередовал их, действия его были непредсказуемы и отточены до идеала. Он удерживал ее на грани. Не давал достигнуть пика наслаждения и испытывал от этого удовольствие. Ему нравилось. Амелии тоже. Не только усилия его рук. Ей нравилось чувствовать его доминантность. Подчиняться ему, тихонько постанывать в губы. Быть на грани. Позволять ему делать это с собой. Принадлежать ему. — Теперь ты должна понять, какого это. Он сказал это так злобно и тут же сжал клитор, отчего Амелия застонала, утонув в этой боли, что принесла ей дикое наслаждение. Такое же дикое и необъяснимое, как и происходящее. Она не понимала, это все еще часть извинений? О чем он говорит? Почему измывается над ней? Почему злится и ведет себя так… Хищно. — Должна понять, что я испытывал, — продолжил он, массажируя изнывающий от боли участок. — Когда хотел тебя трахнуть. Из груди весь воздух выскочил свистом, когда до Амелии дошел весь смысл сказанного. Она, тяжело дыша, прохрипела: — Ч… что? Леви не смел отвести взгляд от глаз подчиненной. Глаза его не скользили по очертаниям ее лица. А пальцы скользили. — Неужто заговорила? — фыркнул Леви. — В таком случае, ответь мне, и тогда я, возможно, позволю тебе кончить. Амелия нетерпеливо заерзала, когда он остановился. Пальцы его задели самый чувствительный участок, но не двигались, прекратив тем самым доставлять ей удовольствие, которое должно было накрыть её. Еще бы немного. Самую малость, но нет. Леви хотел услышать ответ на свой вопрос. Амелии же было плевать, на какой именно. Она была готова сделать, что угодно, лишь бы он продолжил. Лишь бы довел дело до конца. — Но только при условии, — усмехнулся мужчина, — если будешь послушной. Сказал с издевкой, провернув то же самое действие. Один раз и снова перестал доставлять ей удовольствие, отчего Амелия была готова разреветься прямо там. От того, что не достигла пика наслаждения, отголоски которого не давали ей покоя. Так же, как и ненавистная прядка у лица, что прилипла ко лбу, покрытому испариной. — Будешь меня слушаться? Капельки пота стекали по ложбинке груди, и Амелия не могла выдавить из себя слово. Слабо кивнула, пытаясь урвать побольше воздуха. — Умница, — похвалил он, пройдясь гармошкой пальцев по ноющему лону. — Ты даже сама не понимаешь, как сильно это заводит. Мужчины готовы перегрызть друг другу глотки за таких послушных девочек, как ты. Ласкал размеренно. Говорил непонятные, но возбуждающие реплики. Измывался над ней сладко. Нет. — Ты такая грязная там. Кричаще вкусно. — Знаешь об этом? Амелия распалялась от его слов. Не понимала, как можно вести разговор об этом в такой момент. Но она терпеливо ожидала того самого вопроса, получая удовольствие даже от редких и коротких ласк, которые были предопределены под его слова. — Неужели ты не делала этого? — не давая смятению охватить её, он договорил. — Не трогала себя руками, представляя это? Сделав акцент на нужном слове, Леви снова сомкнул пальцы, отчего перед глазами Амелии замельтешили едва уловимые блики. Намекнул о значение замаскированного слова действиям. Так больно. И слишком приятно. — Не думала обо мне? Новый провал был ознаменован покачиванием головы, когда Амелия снова не смогла ответить на его вопрос словесно. Вместо ответа из груди вырвался хрип. Воздуха было мало, его чертовски не хватало. В этот раз он был необходим, чтобы завершить муку. — Почему? Он хотел знать. Услышать, но Амелия не знала, как это сделать. Понимала что Леви не остановится. Будет требовать, пока она не скажет. И не позволит ей получить желаемое. Поэтому Амелия сделала глубокий вдох. Казалось, легкие просто разорвутся, но она заставила себя сделать это через боль. Собрала весь воздух, скопившийся в груди, готовясь рухнуть после этого в беспамятство, и прохрипела: — Как-то… не до этого было. Леви хмыкнул. — Ясно. Он снова принялся массажировать чувствительное местечко, и Амелия прикрыла глаза, радуясь тому, что у нее получилось. Она смогла ответить на его вопрос. Значит теперь он позволит ей достигнуть недосягаемой ранее высоты? Пика наслаждения, о котором рассказывала Хината, верно? — Тогда ты сделаешь это сейчас. Все было не так просто. Все, блять, не могло быть так просто, как казалось сперва. — Начинай, — безжалостно приказал Леви, наклоняясь к уху. Она раскрыла глаза, сжимая его руки в районе локтевого сгиба. Даже не знала, когда успела переместить свои туда. Впрочем, ей было не до этого. Все мысли касались Леви. Его приказа. — Думай о том, как бы я тебя трахнул. Которому она не могла противостоять. — Я тебе помогу, — по-садистски протянул Леви, лаская грубее. — Я бы разложил тебя на своем столе. Амелия прикрыла глаза, не имея даже малейшего представления о том, что же ей делать. Зачем ей представлять, если они могут сделать это наяву? Или не могут? — Выебал бы тебя прямо там. Рука его задвигалась быстрее, а реальность уплывала вдаль. Перед глазами возникало все, что он говорит, отчего внизу натягивалась струна. Эта струна могла порваться. Должна была это сделать, если Леви не остановится. Если Амелия продолжит его слушаться. — Отымел бы сзади, намотав волосы на кулак. А она будет. — Натягивал бы на свой член. Долго, — он с силой надавил на клитор, вырывая из Амелии стон. — Грубо. Извращения сочились из его уст, а похоть вытекала из её влагалища. Ей нравилось. Нравились эти похотливые слова, бесстыдные ласки и все, что он делал. Леви это точно понимал, ведь знал в какой момент надавить, а в какой наоборот — обласкать. Чередовал между собой. Пачкал пальцы в смазке, двигая ими так, как ей было необходимо. Жизненно необходимо. Однако, этот момент подошел к завершению — Леви сбавил скорость. Амелия этого не хотела. Желала продолжить именно так — быстро и грубо. Хотела попросить, но кусала губы от бесстыдства собственного желания. А потом… — Еще… Взмолилась. В словах Леви не было ни капли стыда, совести и сомнений. Так почему эти чувства должны были возникнуть у Амелии? Она уже позабыла обо всех моралях, желая получить удовольствие. Грешное наслаждение. — Значит вот чего ты хочешь, — хмыкнул Леви, смекнув её желание. Он принялся более грубо надавливать на чувствительную зону. — Вот так тебе нравится? Так ты хочешь? Амелия застонала. Громко, позабыв о обо всем, что есть в этом мире. Казалось, его не существовало вовсе. Для нее уж точно, ведь сейчас ее волновал лишь Леви. Все, что его касается. — Хочешь, чтобы тебя поимели, отродье? Или ты жаждешь другого? Я понял. Все, чего касается он. — Ты хочешь, — он замедлился. — чтобы тебя хорошенько трахнули. Утвердил. — Чтобы это сделал я. И был прав. Она дышала сбивчиво в шею Леви, за которую держалась крепко, словно могла рухнуть в пропасть. По ощущениям так и было. Движения его пальцев с каждой секундой становились быстрее. Так же, как и биение её сердца, бьющегося об грудную стенку. — И не только сзади, верно? — Не… не знаю. Она замычала, умоляя его мысленно продолжить. Не останавливаться. Не оставлять ее в таком состоянии, ласкать там. И говорить тоже. — Все ты знаешь, Амелия, — пальцы его напористо скользили внутрь и наружу, не сбавляя установленного темпа. — Хватит придуриваться. Тебе нравится. Она сдалась. Признала в разуме своем, что на самом деле он прав. Она и правда убегала от своих же желаний. От самой себя, желающей интимной близости с Леви после того, как осознала свои чувства. Не хотела давать себе ложных надежд и тешить себя мыслями о нем. Запрещала себе думать о капитане в таком ключе. Понимала, что потом будет сложно. Знала, что желания сумеют подчинить ее разум себе. Прямо как сейчас, когда Леви продолжил говорить: — Ты думала об этом, не так ли? Хотела принять в себя член своего капитана? Мой член. Беззастенчиво, бесстыдно, бесцеремонно. Эти слова стали ассоциироваться с Леви, который впервые вел себя с ней так своевольно и по-хозяйски. Так несвойственно для него. — Да. В этот раз ответ был выдан громко и осознанно. Твердо, гласно. Честно. — Умница. И заслуженная похвала казалась глупостью наряду с тем наслаждением, которое он ей доставлял. Игрой пальцев. И слов. Амелия смыкала зубы на его шее, хаотично двигаясь бедрами навстречу. Уже без стыда и зазрения совести, желая ощутить оргазм. Глаза её блаженно закатывались назад, когда пальцы Леви задвигались еще быстрее, а сам он уткнулся носом в шею, усмехаясь: — Не так уж и сложно, правда? Девушка смолчала. Думать над этим не было сил, возможности и желания. Она обхватила Леви ногами, прижимаясь к нему. Амелия была готова отдаться ему полностью прямо сейчас. Без всяких разговоров и разъяснений, словно распутница, озабоченная гнусным желанием и похотью. Возможно, так оно и было. Но что Амелия могла поделать с чувством, съедающим ее внутренности, точно червь спелое яблоко? Она ведь просто любит и хочет быть любима. Леви. И только им. Никто другой ей был не нужен. Она могла сгореть в пламени костра ради него. Достать звезду с неба или о чем толкуют в сказках для ознаменования своих чувств? Готова подчиняться, слушаться, быть ведомой или же наоборот — противостоять. Все, что он захочет, а сейчас Леви требовал одного. Послушания. Движения становились режче, а её стоны громче. Внезапно его горячий язык принялся водить полосы по изгибу шеи Амелии. Такие же влажные, как и её нижнее белье, превратившееся в мокрый комок. Там было очень горячо, и наряду с этим пылали щеки. Какое противоречие. Как грешно сравнивать сочащуюся промежность с пунцовым окрасом, присущими людям от смущения. Ни капли смущения. Лишь похоть и желание управляли ей сейчас. И негодование. Когда Леви вытащил пальцы. — Всему тебя учить приходится, отродье. Пот стекал ручьем, Амелия сгорала, но внизу было пусто. Её тело не могло выдержать такой пытки. Там все пульсировало и ныло. Чего-то не хватало. Его рук. Глаза Смит забегали от одной глазницы к другой в поисках ответа. Но Леви молчал. Смотрел на неё недолго, но время это тянулось вечность, пока он не продолжил: — Потрогай себя. Девушка измученно прикрыла глаза. Только сейчас вспомнила, с чего все началось. С чаепития. Дружеского. Как же глупо, ведь Амелия так и не допила свой чай. Да и зачем он ей нужен, если Леви и без него сумел ее согреть? Так сладко, что даже сахар ни к чему. Как же развратно это прозвучало в ее мыслях. Но не так, как его слова: — Закрой глаза и думай об этом. Так и сделала. Это был единственный выход завершить сладкую пытку, которая затянулась. Рука её потянулась к промежности, где ранее властвовала другая. Чужая. Хотя, её точно нельзя было именовать так. Леви уже был родным. Уже ласкал её там. Изучил те места. Исследовал их первым. Разведчик хренов. Она водила пальцами по кругу, подражая недавним ласкам. Это было глупо. Его профессионализм ей было не переплюнуть. Однако… — Думай обо мне, Амелия, — руки его принялись оглаживать её бедра. — Потому что я думал о тебе. Смит невольно прикусила нижнюю губу. Задвигала пальцами уверенне. Она сделала глубокий вдох, но не могла выдохнуть. Казалось, легкие просто перестали функционировать, как положено. Горячее пламя разливалось внутри, закрадывалось в самые дальние уголки ее тела. Амелия плавилась, точно металл под воздействием температуры. Шепот, томление и сластолюбие притупили разум. Ей хотелось одного. Леви. Тогда Смит поняла, что думала об этом на протяжении дня. Сразу после разговора с Хинатой, где узнала множество сведений касательно интимной близости. Возможно, еще раньше, но гнала эти мысли прочь, чтобы не поддаться искушению. Какая ирония, поддалась. Искушение само её нашло и… «Блять…» Хотелось рассмеяться. Амелия поняла. В тот момент, когда низ живота прострелило удовольствие, её осенило. По телу прокатывались волны удовольствия, девушка кончила. Затем осознала: Она дура. Не распознала иллюзии тайного желания, взращенного где-то глубоко внутри. Оно незаметно проникло в чертоги разума сегодня утром и предстало перед Амелией в совершенно другом лице. В облике человека, мысли о котором не отпускали ни на секунду с момента признания чувств. Она считала свое желание позорным и таила внутри. В тайне от всех. Даже от самой себя. Смит мечтала о его любви. Желала видеть это в глазах цвета грозового неба. Хотела слышать и чувствовать человека, который не давал ей намека на взаимность. Давно, но мысленно отметила это сегодня утром, когда Хината задала тот самый вопрос. Вопрос, заставивший сердце Амелии трепетать, а мозги создавать несуществующие образы и мечты, которые никогда не осуществятся. Парень. — Как он? — В постели. Амелия размышляла о Леви в роли своего парня. Мечтала о его любви, заботе и внимании. Выстроила в голове целую картину их отношений. Представляла близость. От этого разум сыграл с ней злую шутку. Смит поняла это не сразу. Только в конце, когда давление чужого тела сверху пропало. И само тело тоже. Амелия не понимала, почему не догадалась раньше. Не знала, как эта иллюзия смогла довести её до предела и почему она позволила себе поверить в эту ложь. Но.. Это было очень реалистично. Смит поняла это после того, как трусы превратились в мокрый комок, служащий доказательством её срамоты. Но почему же она не догадалась, что…? Это был не Леви. Амелия открыла глаза. Картина быстро перестроилась сразу после осознания и окончательного пробуждения. Тогда она выудила руку из-под белья. Сделала глубокий вдох и выдох. Раскрыла глаза. Увидела серый потолок. Своей комнаты. — Бля-я-я-я-ть… Да.Это был сон.