Глава 9.
«Маяк Леви»
От Амелии.
Дверной щелчок заставляет девушку шумно выдохнуть ртом. Ушел. Амелия, ощущая слабость в ногах, осторожно присаживается на край дивана и смотрит в стену, без энтузиазма разглядывая предсмертное тление одинокой свечи в настенном светильнике. Пламя было тускловатым и недостаточным для должного освещения просторов помещения, что погрузилось в мрак. Свеча должна была вот-вот потухнуть, но Амелия, хоть и понимает необходимость замены, продолжает сидеть на месте. Ей не лень. Она устала. Усталость подчинила разум точно искусный заклинатель змей кобру, что не может оказать сопротивления гипнотизирующему звучанию флейты. Девушка же не смогла найти в себе сил, чтобы побороть мольбу хрупкого сердца, которое взывало к ней с просьбой сжалиться над девичьем нутром, что всего за пару дней прошло изнурительную тренировку, состоящую из целой полосы препятствий. Амелии даже стало интересно, может ли утомление стать хроническим, ибо в последнее время это состояние, влекущее за собой череду неприятных симптомом, заимело тесную взаимосвязь с её телом. Подкралось так неожиданно и незаметно, норовя пустить корни, и девушка, ощутив бессилие после вопроса капитана Леви, поняла, что ей остается одно: — Я немного… устала. Покориться. Больше она ничего не сказала, но, как оказалось, этого достаточно — Аккерман коротко кивнул, принимая ответ и весьма спокойно уведомил девушку о том, что её вещи находятся у лейтенанта. Стрелки циферблата на тот момент показывали без пятнадцати три, а значит Ханджи уже должна была пребывать в просторах царства Морфея, любуясь его садами. Или же выпивкой. Но это не служило отказом или же намеком остаться. Вовсе нет. Темноволосый мужчина, выдав эту информацию, упомянул, что обувь блондинки тоже находится в плену у Зое. Тогда Смит сразу поняла, что капитан сказал это на случай, если блондинка после случившегося решит удрать от него босиком. На самом деле такая мысль пробегала мимо, но не смела укорениться в сознании блондинки, которой не составило труда сложить два плюс два и понять, что мужчина донес её до своего кабинета на руках. Было ли ей стыдно? Ни грамма. Амелии было не до этого — она думала о парадоксальности своего ответа. Её намек послужил тактичным способом сообщить о своем уходе, но девушке было неловко от противоречивости этого решения, учитывая, что до этого она согласилась на чаепитие. Это было двояко и подозрительно, но она не могла с собой ничего поделать. В тот момент возникла цепная реакция защитного механизма: облегчение от разрыва поцелуя, обрушившегося на хрупкие плечи, сменилось диким страхом, а мысль о продолжении сего ужаса пронзила тело острой молнией, окутавшей девушку сверхвысоким напряжением. Приступ паники сменился истерическим припадком — возник недолгий процесс мышления — осмысление и… Ничего. Принятие, по логике, должно было стать заключительной фазой сего цикла, но до этого момента девушка не дошла. Амелия остановилась на осмыслении. А круг замкнула неопределенность. Неопределенность эта была следствием всплеска эмоций, что разрушила к чертям собачьим механизмы, дарованные девушке от природы, коими она могла распознавать чувства, колышущиеся в груди, и вопросы, обилие которых на данный момент сводило её с ума. Смит не сумела завершить предпоследний этап, чтобы перейти к заключительному — водный потоп за короткий миг перемкнул провода мышления, по которым девушка могла прийти к верному умозаключению. Но ещё больше раздражало другое. Амелия не могла обозначить эти вопросы. Блондинка не смогла выхватить хотя бы один вопрос, чтобы обдумать его и прийти к логическому выводу. Она будто бы оказалась в торнадо. Находилась в самом центре природного явления, но вместо чрезвычайно быстро вращающегося воздуха, смешанного с частицами влаги и крупицами пыли, вокруг неё кружили вихри слов, которые нельзя было собрать воедино. Даже по прошествии десяти минут после ухода капитана Леви, у нее не получилось отсыпать хотя бы горстку слов для постановки предложений. И пробиться сквозь него тоже не смогла. Помимо слов в замысловатом танце воздушной стихии кружили упреки и чувства. Избыток эмоций мешал девушке разобраться во внутреннем вихре. Отчаявшись, Амелия решила не мучить себя этим сейчас. Разрешила себе обдумать произошедшее завтра. Оставить все переживания и поиски ответов на день грядущий. Отругать себя с восходом солнца. Сейчас она хотела отдохнуть. И уйти. Забраться под толщу родного одеяла, кутаясь в него с головой. Зажать подушку меж рук, как она делала это обычно. Свесить ногу с края кровати, позабыв о страшных чудищах, коими в детстве её любила запугивать гувернантка. Сделать глубокий вдох и… Отключиться. Выпасть из реальности, словно всего этого не было. Не было утери карт и подставного слушания. Не было дешевого пойла, прострелившего виски. Не было неясной ситуации, что до сих пор была окантована тонким кружевом тайн. Амелия хотела отбросить думы на потом, стараясь игнорировать насущные проблемы сейчас. Для этого она, вздохнув, попыталась сосредоточиться на второстепенных потребностях. И у неё это получилось, потому что в комнате стало темно. Свеча потухла. Это произошло по щелчку пальцев, а следом с уст блондинки раздался раздосадованный вздох. Некогда длинная восковая конструкция, что ранее имела геометрически правильную форму цилиндра, превратилась в неряшливый прямоугольник в середине которого торчал короткий нитевидный шнурок, который ранее можно было назвать фитилем. Теперь же этот обрубок был с гулькин нос и слишком тонким для воспламенения, хотя восковой корпус свечи мог бы послужить подольше. Впрочем, без плетеного жгута в нём не было смысла. Зато Амелия нашла себе занятие. Потеряв былой ориентир, Смит лениво окинула комнату взглядом, задерживаясь у окна, створки которого все ещё были плотно затворены, отчего в комнате было немного душно. Бордовые шторы оказались откинуты в обе стороны, открывая вид на шифоновые занавески. Они были зашторены, но это не мешало лунному свету проникать внутрь помещения, озаряя все в округе. Этого бы хватило, но девушка, устало вздохнув, неспешно встала с места и поплелась в сторону рабочего стола капитана Леви, чтобы отыскать новую свечу. — …кто же знал, что ты решишь станцевать стриптиз на рабочем столе? Амелия чертыхнулась. Даже с уходом обладателя, внутренний-голос-капитана-Леви не покидал её. Его слова прогремели словно гром среди ясного неба, заставляя девушку замереть в нерешительности у самого края массивного стола. На котором она, черт возьми, танцевала стриптиз. Мотнув головой, блондинка свела брови к переносице, обходя стол. Не то вопрос, не то упрек пролетел мимо разума, но девушка не сумела его обдумать. Оно и к лучшему. Руки начали быстро открывать ящики, отчего те глухо щелкали, заполняя пространство звуком. Не зная, о чем и думать, блондинка отметила организованность и порядок, что было свойственно для капитана Леви. В первом ящике лежала канцелярия, в двух последующих всевозможные формуляры и послужные списки. В последнем механические счёты. И письмо. Она его заприметила ещё в ночь перед слушанием. Во время заполнения документов конверт был запечатан, теперь же оказался вскрыт. Сквозь тоненький слой офисной бумаги просвечивали чернила. Распознать слов не удалось, а нарушать целостность конверта, разумеется, она не собиралась. Да и читать чужое тоже. Честно говоря, ей было интересно, почему же капитан сохранил это письмо. Сейчас он оказался вскрыт, Амелия могла прочитать содержимое в тайне от Леви. Но девушка не посмела рыться в вещах, не касающихся работы тогда. И сейчас тоже. Быстро захлопнув дверку ящика, Амелия перешла к противоположному краю, где находились два больших вместилища. Если правый отдел состоял из четырех ящиков, то левый из двух, но по емкости они были такими же. Там хранились черновики и архивные документы минувших месяцев и даже лет. Видимо, капитан Леви хранил их для себя, как пример, если возникнут вопросы при заполнении будущих отчетов. И для Амелии, разумеется, тоже. Тогда, заполняя кипу бумаг в ночь перед слушанием, она была благодарна ему за продуманность, коей он всегда отличался. Сохраненные формуляры сослужили верную службу в ходе заполнения отчетности по хозяйственной части Разведки. Ранее Амелия думала, что капитану Леви поручено заполнение нормативной базы, касающейся экспедиций. Но проведя здесь целую ночь, она поняла, что помимо нормы на него возложили ведение распорядительной документации. То есть, работа заключалась не только в ведении подсчета оружия и расходного материала для его отряда перед экспедицией, но и бюджета Разведки в целом. От оплаты коммерческий услуг по типу работы прачек и швей, до закупки круп. Теперь девушка знала маршрут проведения грядущей вылазки, место отбытия и то, чем будут питаться солдаты Легиона на протяжении трех дней. Полезная информация. Тогда, при заполнении месячного отсчета на грядущий май, блондинка материла всё и всех, ругаясь на верхушку, что, казалось бы, задницу себе протирает этой кипой бумаг, на которую она потратила всю ночь. Расписывая документы, ведя подсчеты, девушка дивилась стойкости капитана Леви и тому, что это входит в его обязанности не первый год. Амелия искренне посочувствовала ему, разглядывая счёты. Затем, когда дело дошло до сравнительных рассчётов, она посочувствовала себе, доставая этот механический прибор. После она, проверив правильность написания и критерии оформления, спокойно и без зазрения совести покинула его кабинет. Тогда, а сейчас… Тяжело вздохнула. Амелия недовольно покачала головой, медленно приподнимаясь с места. Краса лисьих глазок в изумрудной оправе нерешительно скользнула влево, к изделию, что было изготовлено из твердой сосновой породы. Двухсекторный шкаф привлек внимание вновь: в прошлый раз Амелия не решилась рыться где-то, помимо рабочего стола. Впрочем, тогда в этом не было необходимости — всё было под рукой. Но сейчас, не найдя нужного изделия там, она не видела ничего зазорного в том, чтобы расширить территорию поиска. Мебель находилась в кабинете, значит, содержала в себе вещи первой необходимости. Так ведь? Блондинка опасливо подошла к дверцам шкафа, боясь заглянуть внутрь, словно оттуда может выскочить черт из табакерки. Амелия пытливо склонила голову вбок и, сощурив глаза, принялась изучать сосновый предмет. Сам шкаф был совершенно небольшим в ширину, но достаточно высоким. Большая его часть, за который находились книги, была остеклена стандартным цветом лакобеля. В прошлый раз капитан Леви разрешил взять оттуда что-нибудь на прочтение, дабы девушке не было скучно, но… Все книги оказались учебными. Забавно, но истинный смысл его предложения, как оказалось, заключался в другом и был отмечен ею теперь. И правда, вся литература, умещенная в три полки, была образовательной. Тогда Амелия не сразу поняла, что он сказал это для того, чтобы подчиненная чувствовала себя комфортно. Как дома. В ту ночь блондинка подумала, что это отличное предложение и хотела им воспользоваться, но не успела — работы оказалось слишком много. Теперь же не сумела сдержать легкой, слегка измученной, но точно доброй, улыбки. Это было приятно. Чертовски приятно. Над лакобелем располагались две горизонтальные полки, что были огорожены узорчатым стекловым покрытием обычного типа. Этот отдел пребывал на самом верху, достигал потолка. Амелия могла бы воспользоваться стулом, чтобы исследовать содержимое, но в этом не было нужды, ведь сквозь казистые узоры она сумела разглядеть содержимое — там в вертикальном положении были сложены офисные папки. Разумеется, внутри хранилась всякая документация, потому что каждой из папок был присвоен свой номер. Предусмотрительно. Амелия позавидовала его продуманности, но решила оставить все думы и мнимую зависть на потом. Сейчас она неспешно присела к двум выдвижным ящикам. Они находилась в самом низу и имели форму прямоугольника. Девушка уверенно ухватилась пальцами правой руки за металлическую рукоятку, окрашенную в черный цвет, и резко дернула её на себя, открывая вид на полупустое пространство, в которой лежала… Ткань. Белоснежная ткань скиталась здесь в одиночестве и небытие, точно бродяга по белому свету. Девушка не поняла, почему остальное пространство не заполнено иными принадлежностями для ведения хозяйства, раз уж капитан Леви хранит здесь тряпку для уборки. Это было не продумано. И не свойственно для него. Откинув в сторону глупое наваждение, девушка решила лицезреть простор следующего ящика. Изучение шкафа и странная легкость сознания возродила в ней любопытную дедукцию, благодаря которой девушка частенько отыскивала информацию. И влипала в неприятности. В сознании мелькнуло воспоминание месячной давности, когда мнимая связь между книгой старушки Делинь и колыбельной матери послужила аргументом для посещения Подземного города. От этого воспоминания блондинка ощутила стыд — первую ясную эмоцию за время пребывания здесь в полном одиночестве. Казалось, внутреннее торнадо должно вот-вот затихнуть, отчего девушка ясно осознала, что в скором времени вопросы и упреки начнут формироваться в шатком сознании вновь. Точнее, это уже происходило, и первый вопрос, что сумел прорваться сквозь остаток воздушного вихря, был: Стоит ли? Девушка колебалась и замерла в нерешительности, когда перенесла руку на нижнюю рукоятку. Внутри нарастало волнение, и она не могла пошевелиться, словно её тело прочно сковали в стальные цепи, которые не давали ей дернуть рукоятку на себя, препятствуя отворить выдвижной коробок и заглянуть внутрь. К этому моменту винтовые шестеренки мыслительного аппарата начали вращаться вновь, запуская рассудочный процесс, точно пусковой механизм какого-нибудь устройства. Девушка начала размышлять, но думы её, к счастью, касались содержимого ящика. Что же там могло быть? Этот вопрос, казалось, интересовал её больше содержимого конверта. Внутри будто бы чиркнули спичкой, и в груди ярким пламенем загорелся интерес, что шептал ей заглянуть внутрь. Девичье нутро подсказывало, что там что-то важное. Эдакая интуиция, присущая ей с раннего детства, заставила девушку принять решение перейти к действиям: резвое движение руки, последующий за ним прерывистый щелк, протяжный скрежет, непонятное шубуршание и вуаля: Сезам открылся. Казалось, так оно и было — ящик открыла не она, а волшебное заклинание из сказки, что ей читали в детстве перед сном. Амелия просто не могла понять, зачем она рыскает в чужих вещах. Изначально, девушка хотела найти свечу, но предчувствие твердило, что сего предмета там не окажется. Шептало, что там что-то другое — более заманчивое и важное. И оно снова её не подвело. Внутри не было затхлых трупов и горстки костей солдат, что разочаровали капитана Леви навыками уборки. Не было портала в иное измерение или же чего-то сверхъестественного. Даже чая, как предполагалось ранее, не было. Но предмет, находящийся внутри выдвижной коробочки, был тесно связан с последним предположением, что успело промелькнуть в голове блондинки за секунду до лицезрения истины. Чайный сервиз. Не смея даже коснуться его оправы, Амелия пару раз хлопнула длинными ресницами, изучая геометрические узоры на поверхности фарфоровой посуды. Это был стандартный набор из двух чашек, пары блюдец и одного чайника. У самого края посуды, на белоснежном слое хрупкого материала вдоль проходила тоненькая линия нежно-розового цвета, что огибала сосуд у края ободка. Вокруг неё отображались растительные тиснения. Листочки цвета спелой оливы были детализированы темно-зеленым узором жилкования. Набор был прост в плане комплектации, но невооруженным глазом было видно то, что он был вовсе не обыкновенным. В нем таилась некая история. Возможно, трагедия. В некоторых местах темно-зеленые глаза девушки, точно жилистые узоры сего предмета, отметили сколы, царапины и множество потертостей. Амелия сразу поняла, что с момента приобретения фарфоровой посуды прошло много лет — краски выцвели. Они были немного приглушенными, тусклыми. Одна из кружек явно была деформирована: ручка была отломана и мирно лежала внутри чашки, не нарушая целостности комплекта, на котором… Не было пылинки. Удивительно, каждая составляющая сервиза, каждый дюйм фарфора был идеально вычищен. Так, что не придерешься. Так, как любит капитан Леви. Амелия замерла на месте, ощущая смешанные эмоции внутри. В голове возникло понимание того, что этот сервиз, по всей видимости, был ему дорог, отчего капитан и хранил его здесь долгие годы. Берег и следил за чистотой посуды всё время. Стало ясно, что набор и впрямь хранит в себе память. Несёт более глубокий смысл, нежели может заключать в себе бездушный предмет, предназначенный для чаепития. Но что это за смысл? Девушка захотела прикоснуться к нему, словно малейший контакт с составляющей этого сервиза может поведать ей его историю. Амелия только потянулась к нему, почти коснулась подушечками пальцев края сломанной чашки, как вдруг… Входная дверь отворилась. Мигом до ушей девушки донесся щелчок замка, скрип половиц, леденящий душу сквозняк и голос. Голос капитана Леви. — Прости, я… Амелия замерла, понимая, в какую глупую ситуация она, доверившись странной неопределенности в груди и глупому любопытству, встряла. — Что ты делаешь? Смит, так и не коснувшись края чашки, одернула руку, словно её мог оттяпать Титан. Движение это было чересчур резким, отчего блондинка попятилась назад и чуть было не встретилась пятой точкой с твердой поверхностью пола. Благо, она успела подставить ногу назад и резво вскочила на ноги, круто разворачиваясь влево. В комнате всё ещё было темно, но даже во мраке и на расстоянии блондинка сумела увидеть непонимание в серо-синих глазах капитана Леви, который, наконец, пришел. Правда, не вовремя. В одной руке мужчина удерживал армейские сапоги своей подчиненной, зажав меж пальцев верхний край. Терракотовая куртка была зафиксирована в другой руке аналогичным образом, но это было не так важно, ведь в воздухе повисло молчание, которое нарушилось… Хлопком двери. Звук, казалось бы, послужил большим триггером для выполнения действий и выдачи ответа, нежели вопрос Леви, который, сделав шаг внутрь, всё ещё выжидающе смотрел на подчиненную, ожидая информации. Как только звонкий клик подхватило эхо комнаты, придавшее звуку громогласности, Амелия, выставив руки перед собой, заверещала: — Я хотела поискать в шкафу, но я не хотела там искать! Леви неспешно приближался к ней, не смея сводить непонимающего взгляда с лица подчиненной, в котором на мгновение промелькнуло любопытство и показалась нотка веселье. — Хотела, но не хотела? — усмехнулся Леви, мотнув головой в сторону. Девушка даже не поняла противоречивости последней фразы. Все мысли испарились ровно в тот момент, когда мужчина настиг её, вставая напротив. — Ничего не понятно, — хмыкнул он, окидывая подчиненную быстрым взглядом. — Но очень интересно. Эта фраза прозвучала столь комично и несерьезно, что могла бы утихомирить пыл девушки, которая была напугана неурочным визитом капитана Леви. Его явно забавляла реакция подчиненной, что сделала ещё один шаг назад, говоря: — Я искала… — Свечу? — будто бы заметив её неспособность ясно мыслить, а уж тем более излагать мысли вслух, он договорил за неё. Амелия подумала, что это нечестно. Он снова читает её мысли. Девушка поджала губы, ощущая биение сердца в груди, что подскочило точно повозка, споткнувшаяся о кочку, когда мужчина сделал ещё один шаг к ней. Отчего-то ей было неловко стоять к нему так близко после случившегося, но капитан, которого она без раскаяния называла бессовестным, этого чувства не разделял. Кажется, его не колыхало то, что между ними было менее полушага, в то время, как девушке стало не по себе. Не то чтобы ей было неприятно. Вовсе нет. Наоборот. Его близость всегда смущала, а от пронзительного взгляда серо-синих глаз кружилась голова. Он даже не моргал, черт подери, и Амелия думала — как такое вообще возможно? Ответа девушка не знала, но ясно знала одно — они снова играют в гляделки. Так же она знала, что когда-нибудь удача будет на её стороне, и девушка одержит победу в этой игре. Но не сегодня. — Д-да… Амелия смущено отвела глаза в сторону, принимая поражение, и кивнула головой. Леви же просто вздохнул: — Ясно. Я храню их в комнате, — зачем-то пояснил он. — На… Резкая пауза, что была совсем неуместна в начале нового предложения, заставила девушка взволноваться вновь. Амелия бросила в сторону капитана быстрый взгляд, желая посмотреть на него мельком, и её сердце пропустило удар. Его взгляд скользнул к выдвижному ящику. Сердце девушки начало биться быстрее, когда глаза Леви округлились. Взор серой синевы зафиксировался в одной точке, и сам он смолк, отчего ноги девушки стали ватными — она была готова рухнуть на пол вновь. В этот раз от стыда, ведь её поймали точно ребенка за кражей печенья. Ребенка наказывали. Но что будет с ней? — Всё не так, — прочистив горло, выдавила она, не желая обдумывать возможные исходы глупой ситуации, к которой привело безрассудное любопытство юной девы, что теперь нервно переминала пальцы меж собой, — Я не рылась в Ваших вещах, просто… Амелия смолкла, так и не начав новую попытку оправдаться, когда Леви протянул ей вещи. Молча, быстро, безоговорочно, будто бы намекая ей на то, чтобы она замолчала. Или ушла? Волнение окутало её с ног до головы, подчиняя тело себе. Пульс участился, тело прошиб страх, а сердце забилось в груди громко и ощутимо, отдавая череду звонких ударов в затылок. Мужчина не смотрел на неё, продолжая разглядывать сервиз. Леви думал о чем-то своем, но мысли его явно крутились вокруг предмета, на который был направлен взгляд цвета грозового неба. Вдох — выдох. Девушка, умерив пыл, сделала шаг к нему. Аккуратно приняла вещи. Столь осторожно и опасливо, боясь задеть его кончиком пальцев, словно это могло стать тригерром ругани. Но Леви молчал. Молчание казалось точкой невозврата. Несло в себе неопределенность, которая страшила больше брани, давая пищу для размышлений, в которой девушка не нуждалась — ей было над чем подумать. Она была сыта по горло. Внутри снова бушевало торнадо, мысли собрались в клубок пряжи вновь, а сознание утекало точно вода в реке — стремительно и безвозвратно. Куда-то вдаль. — Я не нарочно, — на выдохе сказала она, неосознанно пропитав сию фразу своим отчаянием и страхом. Затем девушка сделала короткий шаг вправо, хотела обойти его, чтобы уйти. Но перед этим, прошептала. — Простите. Амелия пожелала завершить на этом череду странных неудач, удрав к двери, надеясь как можно скорее скрыться за ней и найти убежище в своей комнате. Девушка планировала поступить именно так, как вдруг… Он выставил руку в сторону. Смит почти врезалась в бицепс мужчины, но успела вовремя спохватиться. Сделала пол шага назад, все так же сжимая куртку в цепкой хватке ладоней, и кинула в него растерянный взгляд. Леви и не думал менять положение своего тела, глядя в одну точку. Он стоял столь неподвижно, безучастно и непреклонно, будто скалистая гора. Амелия стояла с точностью да наоборот — сгорбившись, так неуверенно и шатко, словно испуганный котенок. Котенок, которому кирдык. Поджав губы, девушка вновь устремила взгляд перед собой, стараясь не смотреть влево. Она боялась, устремляя взгляд в пол, пыталась взять себя в руки — начинала мысленный отсчет от одного до трех, сжимала и разжимала руки в кулаки, пыталась унять дыхание. За этот период времени мужская рука вернулась на прежнюю позицию, легонько хлопнув по бедру обладателя. Который все еще хранил молчание. Они стояли близко, но не видели лиц друг друга: Леви смотрел на сервиз, размышляя о чем-то своем, Амелия разглядывала босые ноги в ожидании ответа. Девушка не знала, куда ей деться: шаг вправо — упрется в край рабочего стола, влево — возникнет прямо перед Леви, утыкаясь носом в его грудь, вперед — заденет плечом. Она не могла встать боком и обойти его, ведь своим жестом мужчина ясно дал понять, что ей нужно задержаться, но девушку стесняла близость. Она могла бы сделать шаг назад, и это было бы спасением. Но Амелия продолжала стоять на месте. Стопы обдал леденящий холод, что источал деревянный пол, но девушка не обращала на это внимание, внимая биению своего сердца и тиканью часов, которое не было отмечено ею ранее. Амелия была столь запутана в себе, что не замечала этого прежде. Теперь же она слышала каждый вздох. Свой и… Чужой. Дыхание Леви было умеренным, но отчего-то сдавленным. Приглушенным, словно он сдерживался. Амелия отсчитывала глухие постукивания стрелок циферблата, что свидетельствовали о скором восходе солнца. Пол четвертого утра. Удивительно, Леви не было более получаса, отчего у девушки возник вопрос касательно задержки с его стороны, ведь до кабинета Зое рукой подать. Амелия мысленно чертыхнулась от понимания того, что она могла бы узнать ответ на этот вопрос, ведь мужчина с ходу начал пояснять причину опоздания, но смолк, завидев её на полу. И до сих пор молчал. Прошла целая минута, в ходе которой девушка насчитала тринадцать умеренных вздохов со стороны Леви. Свои она не считала, сосредоточившись на частоте дыхания капитана, но знала, что число превышало отмеченное ею значение — Амелия нервничала. На начале второй минуты, Леви, засунув руки в карманы, сказал: — Это подарок, — девушка вздрогнула от шепота, что прервал затянувшуюся тишину. — Можно сказать, прощальный. Глядя в пол, она боялась пискнуть, наряду с этим подавляя в себе желание глубоко вздохнуть, словно негромкий звук мог спугнуть капитана и его внезапный порыв откровений. Мужчина редко рассказывал о себе и своем прошлом. Ему было тяжело открыться, но Леви всегда был заинтересован в её рассказах: слушал, задавал вопросы, интересовался, поддерживал. Но никогда не говорил о себе. Он сделал это лишь однажды, раскрыв небольшие сведения о своем детстве. Тогда Леви перескакивал с темы на тему и говорил вскользь. Мужчина рассказал о том, что жил в Подземном городе — в голоде и нищете. Поведал, что помимо матери, которая скончалась от болезни, у него никого не было. Однажды упомянул друзей, с которыми затем вступил в Разведку. И всё. Больше она о нем ничего не знала, отчего Амелия думала, что мужчина ей не доверяет, а случай в Митре — приступ жалости с его стороны. И все же, она не смела принуждать его к сближению с ней. Но это огорчало. Его повествование в столице Стен было столь кратким и мутным, что породило в голове девушки кучу вопросов. Она не смела озвучивать их вслух, осознавая, что это не лучшая тема для разговора. Понимала, что Леви неприятно вспоминать об этом. Чувствовала боль, с которой мужчина, пересилив себя, делился с ней своим прошлым. Амелия хотела спросить, как он выживал. Кем работала его мама, что сумела вырастить сына в одиночку в таком ужасном месте, где цвела и пахла преступность. Хотела узнать о его друзьях и в целом — о нем. Но время шло, Леви молчал. Прямо, как сейчас. — От… кого? — неуверенно спросила она, разглядывая босые ноги. Амелия прикусила внутреннюю сторону щеки, осознавая, что делает то, что запрещала себе ранее. Но как же ей хочется узнать его получше… Темноволосый мужчина ответил сразу. Слегка задумчиво сделал короткий шаг в сторону от неё, разворачиваясь к шкафу, и сказал тишайшим голосом: — От мамы. Губы блондинки невольно задрожали от того, с каким трепетом и нежностью было сказано слово, пропитанное горечью разлуки. Наверное, она впервые услышала от него упоминание родителя в ласковом обращении «мама», ведь обычно Леви использовал более строгую версию этого слова. — По неосторожности разбил одну, — продолжил он, присаживаясь на корточки. — С тех пор слежу за чистотой, берегу, но не использую по назначению. Амелия повернулась к нему, надеясь на продолжение истории, осознавая, что этот сервиз и впрямь хранил в себе целую историю, память и любовь, связанную с самым главным человеком в жизни капитана Леви. С женщиной, что подарила ему жизнь. — Разбить боюсь. С женщиной, что подарила ей его. В груди защемило от осознания того, что взрослый мужчина относится столь учтиво и бережно к сервизу, подаренному ему матерью. Девушка поняла, что каким бы строгим и неприступным он не казался, на самом деле капитан весьма раним и сентиментален. Такое внимание и трепет точно давали знать, что, раз он хранил её подарок по сей день, значит, у него была прочная связь с матерью. Интересно, сохранил бы он её венок? Девушка улыбнулась, думая, что, скорее всего, нет. В любом случае, ему бы не удалось этого сделать — цветы вянут. И она струсила. Амелия подумала, что ей было бы очень приятно, если бы Леви хранил её подарок. А от осознания собственной неуверенности, что не позволила ей тогда признаться в своих чувствах, ей стало дурно. Девушка постаралась отмести все сожаления и мысли в сторону, желая уделить внимание тому, что происходило сейчас. Откровениям Леви. — Храню, как память о ней, — продолжая свой рассказ, мужчина потянул правую руку к сломанной чашке и уложил её поверх раскрытой ладони левой, вздыхая. — Это все, что у меня осталось. Амелии было трудно выдавить из себя хотя бы что-то. Она не знала, что ей следует сказать, и чего он хочет услышать от неё сейчас. Не знала, нужно ли ей высказать что-то наподобие сочувствия или же стоит промолчать. Но девушка знала, чего хочет она. И как бы эгоистично это не звучало, решила спросить: — Какой она была? Леви задумчиво повторил: — Какой она была… Он будто бы чего-то ждал или же вспоминал что-то. Как бы то ни было, Амелия, воспользовавшись заминкой, подошла ближе и осторожно присела рядом, сбоку от него. Правда, умостилась она прямо на пол, поджимая ноги под себя, совершенно позабыв недавнее напутствие капитана о вреде этого положения. Впрочем, он пропустил этот момент тоже. Или же не заметил вовсе. Мужчина тоже решил расположиться поудобнее, словно намекая на то, что рассказ будет долгим. Это именно то, чего она хотела. Леви сел по-турецки, опуская руки на колени. Склонил голову чуть ниже обычного, продолжая глядеть на чашку в руках. Амелия поступила так же. — Я расскажу, какой она не была, — внезапно выдал он, оглаживая указательным пальцем свободной руки ободок чашки. — Так проще. Смит, будто бы под гипнозом, следила за монотонными движениями его рук, когда темноволосый мужчина медленно обвел тоненький край посуды подушечкой пальца. — Родившись под землей, я не видел ничего, кроме Подземного города. Тогда у меня не было возможности сравнить то место с чем-то ещё, но… Амелия не смела даже пискнуть, впитывая каждое слово, точно губка. Ей хотелось насладиться его голосом. — …я всегда знал, что там ужасно, — продолжил Леви, качая головой. — Знал, что есть места получше. Вслушиваясь в его нежный тон, она хотела упиться изысканностью его голоса. Он был уникальным. Звучание представляло из себя комбинацию бархатистого тембра, с присущей ему хрипотцой, множеством эмоциональных оттенков души, казалось бы, бездушного капитана, коим его прозвали кадеты. Голос Леви сумел противостоять тому торнадо чувств и мыслей. Он казался колыбелью, что убаюкивала девичье нутро, отметая все переживания в сторону. Проник в самую душу, делясь с девушкой своей безмятежностью и спокойствием. Волшебник с великолепным голосом творил чудеса. — Под землей было грязно. Даже воздух казался гнилостным. Амелия мысленно согласилась с этим утверждением. По своей глупости она провела в Подземном городе некоторое время. Менее суток, но успела отметить наличие в воздухе непонятных частиц, которые, казалось бы, заполняют легкие не кислородом. А пылью. — Из-за отсутствия света там всегда было темно. Было трудно определить, какое время суток за окном. Хотя, — он усмехнулся, — жители города никогда не придавали этому значения. Преступность ютилась в городе в любое время суток. Амелия прикусила внутреннюю сторону щеки, вспоминая того мальчика, что пытался украсть у неё деньги в самом начале её пребывания в Подземном городе. Можно ли назвать это преступлением? Разумеется, нет. Мысль о том, что ребенок вынужден таким образом зарабатывать себе на жизнь саднила душу. Сама девушка всегда росла в благополучии и достатке. В мыслях Амелии никогда не возникало мысли, что завтра ей будет нечего есть. Она даже не думала, что такое возможно. Но капитан Леви… — Люди там гнилые и лицемерные. Готовы сделать что угодно ради прибыли или же, — он смолк на мгновение, пытаясь подобрать слова помягче. — ради развлечения. Девушка невольно скривилась от мысли, что закралась в её голову в виду последнего примечания. В сознании возник момент с обманом взрослого мужчины, что встретился ей в переулке незнакомого города в тот день. Тогда она не сразу поняла, чего он от неё хотел. Амелия даже не думала, что ему от неё что-то нужно, ведь незнакомец с самого начала обозначил вслух доброту её поступка, неосознанно намекая на то, что он оценивает чистоту нравов по достоинству и сам является таковым — добрым и пушистым. Только теперь Амелия понимает, что это был хитрый маневр, коим он пытался расположить её к себе. — Этот мир был мне противен, — сквозь зубы сказал мужчина, качая головой, но затем, вдохнув поглубже, продолжил более мягко. — Но на контрасте с ним… Мгновение. Эмоции в его голосе сменились словно по щелчку пальцев — от ненависти к любви. Девушка непонимающе повернула голову в сторону. Всего на один градус и замерла, увидев на лице капитана зарождение грустной улыбки, когда с уст его слетело тихое: — …сиял изящный силуэт матери. Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук… Череда мощных ударов сердца последовали вслед за словами, когда фраза проткнула сердце юной девы своей чувственностью. Казалось, Леви стрельнул из лука и попал точно в цель — жгучее острие стрелы, пронзило орган насквозь. Она глядела на него, как зачарованная, потому что… — Она была… другой. Впервые слышала любовь в его словах. Мужчина качнул головой в сторону, но улыбка все ещё озаряла его лицо, творя что-то невообразимое с израненным сердцем девушки, которая не позволила себе даже пискнуть и отвести взгляда. Капитан Леви впервые говорил о ком-то с любовью, Амелия это почувствовала и не сумела сдержала грустной улыбки. «Вот бы он и обо мне так говорил», — подумала девушка, ругая себя за эгоистичность своего желания. — Увы, мы оба относились к этому миру. Не смотря на это, я всегда хотел стереть из памяти всё, что имело тесную связь с этим местом. Но маму, — вздохнув, договаривает. — я забывать не хотел. Последняя фраза была окончанием повествования и точно давала всеобъемлющий ответ на её вопрос. Леви мог бы перечислить все достоинства матери, но, перечислив ничтожную малость ужасов того места, он сказал самое главное. Его мама была другой. — Вот о чем я тебе говорил, — продолжил темноволосый мужчина, убирая чашку на место, и, повернув голову в сторону девушки, заприметив её внимание, договорил. — Отпустить — не значит забыть. Амелия широко распахнула глаза, дивясь тому, как просто он сумел провести аналогию этого разговора с минувшим, что застал их внезапно, сродни метеорному потоку, который они завидели в ту ночь. Капитан будто бы дал ей четкое обозначение того, как следует поступить. Так ненавязчиво пояснил простоту и верность выбора, который она, как и он однажды, должна будет принять. В будущем. Затем капитан задержал на ней свой взгляд. Всего на пару секунд, продолжая озарять простор комнаты сиянием своей улыбки. А потом… Накрыл голову подчиненной своей ладонью. Рука Леви весьма ласково и нежно, что было чуждо его образу, потрепала её по светлым волосам, отчего глупая прядка заскользила у самых глаз блондинки. В ночь перед слушанием, когда он так же бережно и весьма неожиданно уложил ладонь поверх её головы, вкладывая в этот жест утешение и поддержку, мужчина не смотрел на неё, делая вид, будто бы эта рука принадлежала не ему. Но сейчас он смотрел. Смотрел всего мгновение, продолжая улыбаться, а затем отвел взгляд. Убрал руку, подавил улыбку, ухватился пальцами за рукоятку ящика, намереваясь его закрыть, но… — Я хотела… Амелия не позволила. Девушка затихла, будто бы воды в рот набрала, когда её ладонь вдруг оказалась поверх руки капитана на рукоятке ящика. Это произошло неосознанно и слишком быстро, как и следующее — она резко одернула руку к себе, точно ошпаренная кипятком. Удивилась очередному противоречию не меньше мужчины, который, прочистив горло, спросил: — Что ты хотела? Девушка неровно задышала, когда щеку обожгло его дыхание. Она тут же отвела взгляд в сторону, будто бы адресуя дальнейшие слова дивану: — Спросить, — выдавила она, сглатывая. — Осталось… что-то ещё? — Что-то ещё? — задумчиво спросил Леви, склоняя голову вбок, видимо, чтобы разглядеть её лицо, которое она постаралась спрятать за волосами. Девушка видела это боковым зрением и кивнула, надеясь, что он не распознал жалкую попытку продлить эти откровения ненадолго. — Да, есть. Блондинка перевела взгляд к нему вновь, радуясь тому, что капитан поступил иначе — отвел взгляд к шкафу. — Здесь, — сказал Леви, перенося руку на рукоятку верхнего ящика, и, вытянув коробок на себя, договорил — Её кофта. Амелия почувствовался стыд, когда мужчина достал материал, что ранее показался ей совершенно непримечательным. Предмет одежды, оставшийся ему от матери, несомненно был ему дорог, а она этого даже не поняла, приравняв его к пылесборовым тряпкам. Дура. — Она долго болела, — внезапно начал он, сминая края кофты в руках. — Отправляла меня в магазин за хлебом, а по моему возвращению говорила, что врач уже ушел. Говорила, что идет на поправку. Девушка непонимающе свела брови к переносице, разглядывая изящные пальцы, что впивались в ткань одежды короткими ногтями. С каждой секундой хватка его рук становилась сильнее, а голос тише. — Тогда я и подумать не мог, что это ложь… Губы её задрожали, а пульс участился от осознания того, что капитан Леви и впрямь готов раскрыть ей не то чтобы историю — свою боль. Рассказ его был не таким, как предыдущий. — Я не сразу понял, что она умерла, — правой рукой он невесомо коснулся передней поверхности белоснежной кофты, поддерживая её снизу левой, когда продолжил. — Думал, проснется. Пытался разбудить. Сейчас Леви говорил более откровенно и не пытался скрыть своих сожалений, хотя в Митре поступал иначе — просто констатировал факты. Говорил так, будто бы излагал чужую историю. Теперь все было иначе — он говорил о себе. Делился своим прошлым. — А когда понял, — продолжая ведать о событиях того дня, он бережно огладил рукой поверхность струящегося материла пару раз прежде, чем договорил. — На самом деле я даже не помню, что сделал тогда. Помню, как отыскал эту кофту под кроватью и зачем-то надел на себя, — усмехнулся Леви, договаривая. — Мелким был. Наверное, хотел создать иллюзию её объятий. Ей это было знакомо. В голове тут же отобразилось воспоминание, когда она, плюнув на субординацию и рамки приличия, крепко обняла Леви, представляя образ матери. Тогда в голове предстала совершенно иная картина, противоречащая действительности: образ матери, что бережно обдувала её расшибленные коленки, причитая о неосторожности детской шалости. Было все, как в детстве: суетливая забота, волнительное ворчание, крепкие объятия, теплые руки, ритмичные удары чужого сердца, ласковые поглаживания по спине и беззаботность. Но самой мамы не было. — Как я? Вопрос, сорванный с её уст, предшествовал действиям, и Амелия, собравшись с духом, накрыла руку Леви снова. В этот раз осознанно. Уложив ладонь поверх его руки, следуя непонятному зову внутри, она поднесла кисть другой под кофту, придерживая её снизу вместе со второй рукой капитана, что не спешил с ответом. Руки его были теплыми, впрочем, как всегда. Материал кофты и впрямь был столь мягок и приятен, что у нее не могло остаться сомнений: Его мама была такой же. — Как ты. Амелия, услышав ответ, уложила голову на плечо Леви, сжимая его руки в своих так сильно, насколько это возможно. Она чувствовала, что поступает верно. Знала, что ему это нужно. В этом поступке не было логики, но был вложен смысл — Леви мог удержать кофту самостоятельно. Материал был невесомым, он не нуждался в помощи и поддержки в виде чужих рук. Тем более девичьих, что были слабее его. Но… — Ты останешься? Леви нуждался в поддержке. — Останусь. И он её получил. Амелия, выдав ответ, зачем-то кивнула. Они продолжали сидеть на полу в таком положении ещё пару мгновений, желая удержать момент. Молча продолжили телесный контакт не только тел, но и душ, что, казалось бы, пересеклись в этот момент сродни дорогам на перекрестке. Любому пересечению предшествует развилка, но это не столь важно, как то, что происходило сейчас — они оба смотрели на одежду. И думали о Кушель. Оба смотрели в один омут памяти, что навевал образ покойного человека. Леви точно вспоминал образ матери, Амелия могла лишь представить то, как она выглядела и думать над тем, какой она была. Но теперь блондинка знала точно: Она. Была. Другой. Особенной для Леви. Подобием маяка, источающего свет, на который сейчас они — разрушенные судна, потерянные в широте бескрайнего моря, приплыли с разных точек мира в одну. Две шлюпки: с разной историей и точкой отбытия, плыли порознь, но в одном направлении, и сейчас достигли одного из многих ориентиров. Сейчас они пересеклись в одном месте, но вскоре разойдутся вновь, чтобы двигаться дальше — ко второй цели, а если быть точнее — к путеводной звезде, что светит ярко в небе, освещая путь Амелии. К её матери. Путь от моря до небес не близок и тернист. Как бы то ни было, сейчас они познавали водный простор души Леви и его световой маяк. Теперь Амелия поняла, почему они так хорошо понимали друг друга и сумели сдружиться — похожи. Двое ранены горечью потери. Двое были детьми, что не хотели взрослеть, но были вынуждены это сделать. Двое людей задыхались в горечи утраты, но упорно делали вид, что перенесли боль расставания. Они не перенесли ни боль, ни утрату, но смогут это сделать. Смогут залечить раны друг друга. Сейчас они продолжат сидеть на полу, отдаваясь ощущениям: слушать дыхание друг друга; отмечать тепло его кожи, отдаваться прохладе её рук; чувствовать учащение пульса; внимать быстрым ударам сердца в груди; смотреть в одну точку; думать об одном и том же. Чувствовать одно и тоже. Затем два судна, подлотав мачты друг друга, отчалят в путь. Будут плыть в одном направлении, но параллельно. Вскоре разойдутся, но не просто так — чтобы сойтись вместе вновь. В этот раз на более длительное время, а в далеком будущем, может быть, смогут бросить свои шлюпки, чтобы построить корабль. Вместе. Общий.Может быть…