Глава 6:
«Кто не курит и не пьет…»
От Леви.
Сцепив пальцы одной руки вокруг дверной ручки, темноволосый старается как можно более аккуратно покрутить её влево, чтобы бесшумно лицезреть площадь своей комнаты. Точнее того, кто уже второй час нежится в её просторах… Кажется, даже щелчок ручки или же скрип двери может помешать его плану осуществиться, поэтому Аккерман с оттяжкой подходит к моменту раскрытия двери, отталкивает её от себя всего на пару сантиметров. Она, к несчастью, всё же скрипит, и он винит себя за то, что не позаботился об этом заранее. Хотя… Кто же знал, что светловолосое отродье Леви будет дрыхнуть на его кровати? Кажется, Ханджи знала, ибо какого черта она приперлась в его кабинет спозаранку? Да ещё и подругу с собой привела, тем самым изрядно потрепав его, и без того расшатанные главнокомандующим, нервы с утра пораньше. По дороге назад Леви усиленно размышлял над этим и пришел к выводу, что все трое идут в комплекте и просто чокнулись. Точнее, составляют один набор. Да у них скорее всего даже мозг один на троих. И Леви следует его им вправить… Как бы то ни было, он сделает это чуточку позднее. Сейчас перед ним стояла совершенно другая задача: отметить наличие или отсутствие его светловолосой проблемы в своей комнате. Аккермана не было около двух часов и было бы логично предположить, что, проснувшись, она двинется на тренировку и уже там прознает о внеочередном снисхождении, которое он с трудом выбил у ее отца незадолго до вопиющего инцидента с Зое. В чем заключался, спросите вы, непосильный труд, если Эрвин честно признался в том, что намеревался организовать небольшое снисхождение для своей дочери? Леви ответит: Во всем, блять. И в том, что её отец изрядно помучил его в кабинете своим пытливым взглядом, и в том, что две наглые женщины поймали ещё более наглую девицу в его комнате в столь раннее и не положенное для бодрствования кадетов, время. Ощутив на себе всю прелесть подколов и колкостей, Леви решил, что больше не будет издеваться над Амелией так активно. Снизит уровень колкостей. На один процент… Но да ладно. От своего хобби он отказаться не сможет, кажется, никогда. Как бы то ни было, так же, как и двое старших по званию, ведь Аккерман со стопроцентной гарантией знал одно: это только начало. Видимо, Зое и Кришти нашли себе новое увлечение, подобно Аккерману, который внезапно решил заняться садоводством и увлекся трудоемким процессом создания украшений. До чего я, черт возьми, докатился… Именно так подумал капитан, снуя по только что проснувшимся улицам города в шесть утра с целью отыскать мастерскую по изготовлению самодельных украшений, которая, к несчастью, оказалась закрыта до семи утра. Ему пришлось торчать там целый час и Леви, дожидаясь открытия, успел разглядеть венок более детально, отмечая про себя уникальность каждого лепестка и прочность узлов, объединяющих композицию цветов в один предмет. Старалась. Теперь хотел постараться Леви. Его задача была проще, нежели ручной труд Амелии. И заключалась в сохранении красоты и жизни данного атрибута. Выразив запрос, мужчина был рад тому, что девушка, занимающаяся этими вещами, не задала ему лишних вопросов. Молча приняла заказ и принялась излагать суть дальнейшей работы. Очкастой стоит взять с неё пример… Работа была не такой уж и сложной в плане осуществления, но длительной по времени. Девушка пояснила, что просто иссушит цветки, сохранив цвет и качество материала. Сделает из него подобие сухоцвета, но единственная загвоздка заключалась в том, что атрибут станет очень хрупким в виду отсутствия в нем воды, однако и в этой ситуации был найден выход. Он заключался в произведении заливки цветка в непонятную для Леви субстанцию, которая именовалась мастерицей эпоксидной смолой. Какая-то хрень для покрытия столов и картин, чтобы сохранить чистоту и качество работы на более длительное время. В связи с тяжестью добычи этой субстанции, которую крайне редко изготавливали в единственном на территории государства научно-исследовательском центре, срок исполнения не был указан в предварительном соглашении. Зато была указана стоимость работы, которая могла бы заставить Аккермана возмутиться, ведь, как он понял, суть одна — высушить и залить. Тогда Леви понял, почему дама была с ним столь обходительна . Но не стал юлить, выкладывая половину обговоренной суммы в качестве предоплаты, ведь любой труд должен оцениваться по достоинству. Под этим он, разумеется, не подразумевал труд мастерицы. И сумма, покинувшая его солидное жалованье, была оплачена скорее не за работу с продлением жизни этого атрибута, а с процессом его создания. Просто Леви оценил труд Амелии на такую сумму. Да и вообще… Разве внимание не самое ценное, что можно дать другому человеку? Та мастерица, несомненно, вложит немалые усилия для сохранения полюбившейся Аккерманом вещицы. Но она делает это не за просто так, а девушка, что до сих пор мирно посапывает словно Титан на его кровати, создала композицию просто так. Возможно, она сделала это от скуки и, разумеется, не для него. Наверное. Но важность этого атрибута заключалась не только в кропотливой работе. А в том, как она его преподнесла. Не пожалела времени для того, чтобы сопроводить его в это место. Да даже больше — захотела сделать сюрприз. Повела его с закрытыми глазами, отвешивая по пути забавные комментарии о наступающей угрозе в виде камня или ступенек, чтобы тот не покалечился. Лучше бы о себе подумала… Также её рассказ, полный деталей и сведений, которые не были ему известны, вносил в это изделие важность. Она могла бы не заводить столь длительную беседу, дабы сохранить время бессовестной эксплуатации своего пропуска. Будучи кадетом училища, у них был один-единственный выходной на две недели, а с официальным присоединением в ряды Армии это значение должно было сократиться до одного увольнительного в месяц. Амелия могла потратить его на другие занятия, коими любили заниматься девушки в её возрасте. Леви помнит, что она гуляла по улицам города, выглядывая всякие сувенирные лавки и продуктовые лотки, в которых она питалась всякой дрянью. Возможно, девчонка хотела бы продолжить это занятие и отдаться гражданской жизни хотя бы на пару мгновений? Возможно, у неё были какие-то другие планы или же прихоти, которые она хотела исполнить во время прогулки? Возможно, так и было. Но она уделила это внимание ему. И не просто уделила, а погрузила в науку садоводства, помогая ему овладеть «языком цветов». Так важно повествовала свой рассказ, пытаясь пояснить каждую деталь, словно они были жизненно необходимыми сведениями, которые помогут ему в сражениях на территории Гигантов. Смешная… Леви мог бы подумать, что она сделала это для того, чтобы задобрить его, ведь он чудным образом поймал её за нарушением устава. Но эта мысль не могла укорениться в его голове для волнения или же тоскливой злобы. То, с какой неподдельной искренностью она вела рассказ, вставляя всевозможные детали в его повествование, отвечая ему на любопытные вопросы, заставило его откинуть отголоски тех мыслей тогда в сторону. Он просто понял, что Смит в тот день сама захотела показать ему место, пропитанное дивными для девичьего сердца воспоминаниями. Понял, что Амелия искренний человек и всё, что она делает идёт от чистого сердца. Здесь не было поводов для сомнений. Но… Была причина для волнения — венок, и то, что она сплела его «просто так». Леви уже знает, что за этим словосочетанием таится нечто иное и подтверждением тому являлись её слова касательно него, сорванные с девичьих уст во время самоличного разоблачения: — …потому что была расстроена из-за этого чертового венка! Чертовски расстроена, что чуть не заревела. Что именно могло довести её до слез, ему пока что неведомо, но он узнает. Леви в этом не сомневался и ему осталось лишь дождаться нового порыва со стороны девушки, в котором она изъяснит и эту мысль. Или же спросить самому… Эта идея была несуразной за счет того, что сам Леви тоже обманул её, забрав изделие с собой. С одной стороны, она сама оставила его на поляне. Значит, всё в порядке. Ей вещица не нужна, а ему очень даже пригодится. Сам пока что не решил для чего именно, но пригодится. — Да она спит, как Титаны ночью. Хрен разбудишь… Вспоминая слова Зое, Леви смотрит сквозь небольшую прощелину своей двери, цепляясь взглядом за нижнюю часть тела девушки. Лица не видно, но это не так важно, ведь наличие девушки отметить можно и без этого. Главное, он узнал, что она все ещё дрыхнет здесь. Но хочется взглянуть… Не смотря на верно подмеченную мысль лейтенанта, Леви не решается приоткрыть дверь полностью, словно раскрыв её целиком, он может помешать своему магниту для проблем бессовестно эксплуатировать просторы его комнаты. Он продолжает глядеть сквозь щель ещё пару секунд, словно прозорливый мальчишка, который пытается узреть что-либо запретное. Правда, запретного здесь ничего нет, и он давно не мальчишка. Но ведет себя именно так. Мысль о том, что он старается вести себя тише в просторах своей обители, кажется ему несуразной. Если бы пол года назад кто-либо сказал ему, что несносный кадет будет отсыпаться на его диване после совместно проведенной ночи, он бы рассмеялся. И подумал не о том… Первая мысль была бы противна невинной действительности, ведь фраза, проскочившая в его сознании в виде потехи, навевала отнюдь не простодушные мысли касательно метеорного потока. Наверное, Леви бы подумал о интимный близости, и это было столь забавно, ведь он никогда не видел Амелию в такой роли для себя. Для кого-либо другого тоже не видел и надеялся, что остальные поступают так же. Иначе им не поздоровится. — И правда, — глухо усмехнулся Аккерман, и, поддавшись своему желанию, осмелился приоткрыть дверь пошире, договариваясь. — Спит, как Титан. Кажется, от этой привычки не отделаться, но что ещё могло прийти в голову капитана при виде того, что, по всей видимости, за два часа его отсутствия Смит даже не шелохнулась? Одеяло покрывает тело девушки так, как он его уложил, а голова все так же повернута к стене. Она хотя бы дышит? Глупая мысль была откинута в сторону при виде умеренно вздымающейся груди девушки, от которой мужчина мигом отвел взгляд. Поняв, что он становится паникером, коих не любил, Аккерман решается прекратить бессмысленную слежку. Тяжело вздыхает, бесшумно прикрывая дверь вновь. Сделав задуманное, направляется к дивану. — Превосходно. Закатывая глаза, мужчина присаживается на мягкую поверхность мебели, понимая, что ему придется принять на себя недавнюю участь своей подчиненной, ведь вся работа переделана, а в сон начало клонить еще по дороге обратно. Диван, как оказалось, жутко неудобный в этом плане для него. Если блондинка могла бы с лихвой уместиться на его поверхности, распластавшись словно медуза на дне океана, то Леви пришлось скрючиться в три погибели. Он, кое-как умостив голову на подлокотник, закинув ноги на противоположный, слегка сполз по нему. Скрестил руки на груди, и, метнув взгляд в сторону настенных часов, выдохнул: — Блять… А как иначе? До окончания тренировки оставался час с хвостиком, а если учитывать то, что девчонка до сих пор одета в рваную и грязную одежду, ему придется её будить немного раньше. Желательно до завтрака, чтобы его зеленоглазая проблема не грохнулась во время основных занятий и ему не пришлось провести очередную ночь в больнице, ухаживая за ней. Хотя, зная её, Леви непременно придется сделать это в скором будущем, ведь эта девчонка слишком проблемная. То с крыши сиганет, то с дерева. Без лишних вопросов, откинув голос разума (если он у нее есть) может ринуться в бой с целью надрать зад двум мужикам или же в Подземный город искать старушку-танцовщицу в борделе. Леви просто не мог понять, что у неё в голове творится. И чего ожидать дальше…***
— Черт бы побрал этот… Аккерман не договаривает, ведь в эту же секунду из-за двери слышится странный шум. Прислушиваясь к дальнейшим звукам, он слышит быстрый топот ног, и его веки мигом прикрываются, создавая иллюзию сна. И на кой черт он это сделал? Леви не знает зачем затеял этот цирк, но решается притвориться спящим. Наверное, с целью не оказать смущающее воздействие на девушку. Наверное. Все мысли отметаются прочь в мгновение, когда его дверь со скрипом распахивается, свидетельствуя об окончательном пробуждении домашнего Титана, и Леви искренне рад тому, что ему не пришлось будить её самостоятельно. По комнате раздается неспешное шествие девичьих ног. Шаги звучат с каждым разом отчетливее и становится ясно, что девушка приближается к нему. Это вызывает непонятную реакцию его организма в виде учащенного сердцебиения, но мужчина пытается совладать с этим и держит дыхание ровным, однако сердце отказывается сотрудничать с ним. Он скидывает все на недостаток сна, ведь заснуть на этом диване оказалось для него нереальным. Леви пытался заснуть, но под конец отчаялся, высчитывая минуты до девяти утра, чтобы разбудить девушку и блаженно раскинуться на своей кровати в поисках сна. Но Амелия разрушила расписанный в голове план, проснувшись на пятнадцать минут раньше. Впрочем, капитан не был против, ведь это означало, что он отправится спать раньше. Но какого черта она застыла? Он понимает, что девушка возвышается над ним, ведь запах её тела легким шлейфом проникает в легкие. Она стоит слишком долго, и это кажется ему странным. В одно мгновение хочется воскликнуть «бу», перепугав её до чертиков, а в другое мгновение дождаться ее дальнейших действий. И девушка не заставляет себя ждать. Внезапно на лоб ложится прохладная ладонь, которая твердо накрывает поверхность кожи и Леви хочется удивленно вскинуть брови, но он сдерживает это желание. В голове проскальзывает глупая мысль: Она что, температуру мерит? По всей видимости нет, потому что девичья ладонь мягко скользит вверх. Небрежно зачесывает челку смоляных волос назад и внезапно остается в таком положении, заставляя сердце Аккермана замереть вместе с ней. Какие-то пару секунд, но вместе с тем, останавливается и время, словно удерживая необоснованный, но весьма приятный, момент чуточку дольше. И он не противится. Леви чувствует легкое оттягивание кончиков волос назад так ощутимо, словно все чувствительные рецепторы собираются в длине черных, как крыло ворона, прядей. Ладонь удерживает волосы капитана так, словно они мешают ему спать, и на мгновение это кажется весьма логичным. Словно так оно и есть. Так и правда лучше. Пусть не отнимает руки… Эта ладонь и её небрежная игра с его прядями сейчас кажутся чем-то значительным. Чем-то важным. Тем, что хочется продлить. Тем, что хочется ощутить снова и снова. Но вопреки его желаниям, ладонь пропадет. Челка снова спадает на лоб, вместе с тем время возобновляет свой ход, но мысли касательно этого жеста ещё не смеют образоваться в голове капитана. До ушей доносится тяжелый вздох, а затем неспешные, отдаляющиеся шаги. Смущает одно, по звукам они направляются не к выходу, а к двери в его комнату. Аккерман хочет приоткрыть один глаз, но снова сдерживает это желание, ведь сердце, отдаваясь гулкими ударами в груди, мешает ему разобрать то, что именно делает девушка в его комнате и где она находится. Ему кажется, что она вот-вот окажется здесь, и он смиренно ожидает продолжения её действий, ведь недавнее прикосновение было столь неожиданным, что Леви даже не знает, что от неё ожидать теперь. Впрочем, так было всегда. Амелия всегда была непредсказуемой, но то, что она делает дальше… Быстрые шаги снова приближаются к нему, но вместе с ней до ушей доносится непонятное шарканье какого-то предмета, и Леви держит ухо востро, словно темнота имеет пространство. Он вслушивается в каждый вздох девушки, ведь слух — единственное, что помогает ему ориентироваться сейчас. Но, как оказалось спустя мгновение, не единственное. Мягкая хлопковая ткань соприкасается с его телом совсем неожиданно, вместе с легким дуновением искусственного ветра, когда девушка, взмахнув материалом, накрывает его. Бережно подтягивает к линии подбородка и внезапно шепчет: — Тонкое… Её голос тихий и слегка хрипловат. В сонном тоне слышится отголосок разочарования. Забавно, но накрывая ее им, Леви даже не подумал об этом, а она приметила столь незначительную деталь. И, по всей видимости, взволновалась. О нем. И снова шаги, к которым Леви продолжил прислушиваться в пол уха, ведь в голове на мгновение стало пусто. Словно бы не только тело, но и его сознание покрылось шлейфом непонятного трепета от появления заботы. И она согрела его получше пледа. Да, Амелия уже делала это, но каждый раз, когда дело касалось каких-то отчетов, это ощущалось им по-другому. Некое раздражение в виду того, что девушка не пожалела себя тогда и чувство долга, которое он непременно хотел вернуть. Ситуация с температурой тоже была воспринята им по-другому, ведь тогда он думал, что Смит просто чувствовала себя виноватой и никакого трепета не было. Да и мыслить тогда он особо не мог, ведь острая головная боль и пульсация в районе висков мешала ему обсудить ситуацию с внутренними демонами, которые тогда хотели выставить её за дверь в неположенное для посещений время. А сейчас… Хотелось запереть её здесь. Чтобы она продолжила вот так заботиться о нём, и как же было забавно то, что его мысль частично пришла в действие. Послышался щелчок оконной фурнитуры — закрыла окно. Затем быстрые, шаркающие шаги в комнату и обратно. Леви даже неосознанно нахмурил брови, пытаясь догадаться о том, где Амелия откопала второй плед. Но, как оказалось, это был не плед, а подушка. Ну точно, чудачка. Девушка, положив подушку на его грудь, аккуратно приподняла голову капитана с обеих сторон. Склонила её к своему плечу, отчего тот запах снова проник в его легкие более остро и ощутимо. Каким-то образом он услышал умеренные стуки её сердца, которые успокоили и его странную панику касательно возможности разоблачения его детского порыва. Затем ощутил её дыхание на своем лице, когда девушка, подложив подушку под его голову, ухватив второй рукой гладко-выбритую щеку, уложила его обратно. Руки, завершив все манипуляции, отпрянули от его лица, но девушка все ещё возвышалась над ним. Почему-то… Не спешила восстановить приличное расстояние, она находилась к нему слишком близко, продолжая греть его лицо своим дыханием. Леви оставалось одно — отмечать ритмичность вдохов и выдохов. Самому капитану было сложно держать себя в руках. Хотелось сделать глубокий вдох ртом, словно путь потребления кислорода через нос был перекрыт, но это могло выдать его ложь. В какое-то мгновение его дыхание сперло. В какое именно? Когда он почувствовал опасливый жест на своем лице, противоречащий уверенности предыдущих: Робкий поцелуй в лоб. Её губы показались ему другими. Не такими бархатными, как при слиянии губ, а более шершавыми. Наверное, потому что кожа в районе лба, к смеху, была более чувствительной. Леви целовался со многими девушками, и его уста, можно сказать, привыкли к данному действию, и он особо не ощущал текстуры женского рта во время поцелуя, отдавая предпочтение своим желаниям. Хотя, Аккерман всегда примечал прохладу и сладость губ подчиненной во время этого процесса. И это о многом говорило. Сейчас же он смог почувствовать каждую трещинку и идеальную неровность её уст, потому что в лоб его не целовал никто. Никто, кроме его матери, которая вкладывала в этот жест что-то снисходительное или же утешительное, выказывая тем самым свое волнение и заботу. И Амелия сделала то же самое. Совершенно не навязчиво, с отголоском трусливости и страха, оставила на его лбу бережный поцелуй, который казался важнее всех проявлений заботы. Прижалась к ним и задержалась на пару мгновений, словно передавая ему то, что не пояснить словами. Хотя, так оно и было, но описать это Леви не мог. Пока что. Думы на этот счет, как и то самое явление, исчезли в тот миг, когда девушка отпрянула от его лба. Дыхание больше не обжигало, её волосы не щекотали его щеки и видимую часть шеи, девичьи губы перестали соприкасаться с его кожей и сердце перестало трепетать. Но на душе стало непривычно спокойно. А когда блондинка сказала: — Спасибо, капитан. Стало тепло. Будто бы слова эти, теплые и искренние, проникли внутрь сквозь кожные покровы и разлились внутри него. Сами эти слова были пропитаны искренней благодарностью, заботой, добром и душевностью этой девушки, которая с самой первой встречи напоминала ему весну. Как оказалось, не только её. Солнце. Самый важный и видимый небесный ориентир, который светил и ночью и днем на просторах галактики, точно описывал внешность его подчиненной. Эта звезда, которая озаряла своим светом их государство и территорию Титанов, чередуя ведомые и не ведомые земли меж собой, точно описывала её характер. Амелия могла привлекать людей светом своего сердца. Могла согревать их мудростью своего мышления и добрым словом. Кажется, очередь дошла до него. Всего на мгновение, меньше положенного для светового дня, но она сумела озарить затемненную уже долгие годы территорию его души. И на некоторое время, на момент соприкосновения её уст с его кожей, внутри него тоже настал ясный день. Он это почувствовал. И лето уже не казалось таким противным и досадливым. Но всему хорошему приходит конец. Послышались умеренным шаги. В этот раз в сторону выхода, а затем быстрый щелчок и звук закрывающейся двери. Чуточку позднее спешный топот за ней. Она ушла, а вместе с ней и день и солнце из души, возвращая власть над его телом темени, которая давным-давно подчинила себе все чувства, желания и поступки Аккермана. Но в этот раз даже она не сумела вытеснить того тепла, подаренного этим поцелуем. — Вот же ж, — отчего-то его голос охрип. — Несносная девица… Но что самое интересное… В памяти вспыхнул образ покойной матери.***
Ему понравилось. Четко и на этот раз без всякой попытки скрыть этот факт или разыскать истинной причины его возникновения. Ему «просто» понравилось. Этот поцелуй был кричаще нежным и столь важным, чем все остальные, что были у него на помине. Даже если брать в учет все поцелуи с этой девчонкой, которая чудным образом сумела закрепить в его голове каждое слияние губ, это прикосновения заняло в его памяти первое место. Других дам даже не стоит брать в счет, ведь каждая из них, впиваясь в его губы своими умелыми, вносила в это действие совершенно другой посыл. Страсть, похоть и уверенность в своем теле и его навыках. Все те чувства, что распаляли внутри него желание подчинить их себе и выпустить на них пар, накопленный в виду бесчисленных потерь, страхов и угрызений совести, были вложены в стервозное слияние не только губ, но и тел. Каждая барышня умело орудовала своим телом, выгибаясь отточенными движениями в сторону капитана, который мог утолить их жажду, и добивалась своего. Каждая из них пыталась подготовить и себя и его к моменту соития, в котором оба утонут в черноте собственной похоти, для восполнения временной нужды. А тут произошло нечто другое. Такое невинное и чистое, как только что родившийся младенец. Неловкое прикосновение губ к коже его лба, которое не влекло за собой какой-либо попытки восполнить эгоистическую нужду со стороны исполнителя или же желание властвовать со стороны потребителя. Не влекла за собой желания подчинить или же завладеть. Не несла в себе похоти и грязи, но в этом и была её прелесть, которая оставила свой отпечаток в его памяти. Амелия просто проявила свою заботу этим жестом, не требуя чего-либо взамен. Она даже не знала, что он когда-либо прознает об этом. Сделала это для себя. Захотела. Он тоже захотел. Захотел испытать это снова больше чего-либо на свете. Был готов променять все страстные моменты ради этого, который на самом деле был чувственнее всех. Интимнее самого секса. Важнее физической нужды. Просто этого требовала его душа. Не важно зачем и почему. Просто ему это было нужно. Жизненно необходимо, чтобы эта девчонка поцеловала его в лоб снова. Никто либо другой, а именно она. Не те дамы, что тянули шаловливые ручки к пряжке его ремня, а она, которая бережными руками приподняла его голову, чтобы подложить подушку. Те дамы, к чему привирать, целовали его умело. Могли вызвать в его душе бурю распутства. Могли заставить его чувствовать жар внутри, который распалял мужскую нужду. Могли сделать так, чтобы его сердце забилось быстрее от ловкости их рук и таза. Но только этот поцелуй смог согреть его душу. И только этот поцелуй заставил его сердце затрепетать. Каждый чувственный контакт с губами этой девушки заставлял тело парить, но то, что произошло ранним утром было необъяснимо. Произошло с ним впервые. Думал ли кто-либо из тех дам, знакомых и мало изведанных ему, совершить такое же действие? Наверное, нет. Мимолетный секс без обязательств не нёс в себе ничего глубокого. Поверхностная нужда, вызванная желанием утихомирить бурю в душе. А тут наоборот. Это прикосновение и породило бурю в душе капитана. Но буря эта не несла в себе разрушения, как раньше. Она прошлась по всем частям тела и сосудам, заполнила собой каждый орган, проникла под слои кожи и мышц, заставляя их расслабиться. Заставляя его расслабиться. Чувствовал ли Леви душевное спокойствие ранее? Да. Было дело. В детстве и это состояние тогда же им было утеряно. Такое умиротворение могло принести лишь осознание того, что в этом мире есть кто-то, кто о тебе заботится. Тот, кому не безразлично твое здоровье и самочувствие. Да и сам ты в целом. Тот, кому ты нужен. И тот, кто нужен тебе. После смерти такого человека, который нуждался в тебе, как воздух, Леви утратил способность расслабиться. Тогда не было никаких Титанов и мук совести, когда демоны души талдычили ему о том, что он никудышный капитан и друг, который не смог спасти своих друзей. Спокойствие не вернулось к нему с приходом в его жизнь мясника Кенни и верных друзей. Последние, несомненно, были ему дороги. Но он не чувствовал себя столь безмятежным в их компании, как в присутствии материи. И, как оказалось, Амелии. Леви не знал почему и спустя столько недель издевательств над собой этим вопросом, решил не думать. С этого дня он решил просто принимать действительность такой, какая она есть. Или такой, какой он её видит? Аккерман не мог отрицать того факта, что он понимает происходящее не совсем правильно . Но решил оставить все течению времени, которое спустя столько лет привнесло в его жизнь то самое чувство. И того самого человека, в котором он нуждался. Леви просто принял сей факт: Он нуждается в Амелии. Рядом с ней нет никаких Титанов. Нет вечных дум и упреков в свою сторону. Есть спокойствие, многочисленные разговоры и забавные перепалки, заставляющие Леви чувствовать себя живым. Есть безумные поступки этой девицы, которые вынуждают его усомниться в наличии у нее рассудка. Есть интересные истории и разговоры, в которых он понимает, что, может быть, рассудка-то у неё и нет. Но есть мудрость и понятие тех вещей, в которых не смыслит он. И дело тут даже не в цветах. Просто Амелия подобно отцу видит то, чего не видит Леви. — Что? Что Вы только что сказали? — Так… со мной интересно? Он усмехнулся. Так оно и есть, а он этого даже не понял изначально. Слишком был зациклен на том, чтобы разобраться в себе и отыскать причины этих порывов в общении с ней. Оказывается, принимать действительность легче, чем думать о ней. Теперь так и будет. Теперь он может признаться в том, что ему с ней интересно. Не знает почему, да и думать не будет. Просто она мудрая и умная. Временами взбалмошная и бестолковая, но все же… Интересная. Но реакция девушки оказалась весьма забавной. Почему она так яро отреагировала? Впрочем, временами Леви себя не понимает, а что касательно неё… Легче утопиться, нежели понять то, что творится в голове этой… — Растяпа, — бормочет Аккерман, примечая кофту девушки на крючке своей ванной комнаты. Как бы то ни было, все идеально убрано. В просторах помещения до сих пор витает аромат его же мыла, слившийся с приятным запахом девичьего тела, этиология которого до сих пор была скрыта тенью неизвестности. Но это было что-то такое знакомое. Далекое в плане времени, но близкое в виду родства. Этот вопрос он решил тоже оставить течению времени. Просто взял сложенную кофту в руки и направился к выходу из ванной, усмехаясь забавному факту того, что он разнюхивает что-то в своей же ванной комнате. Как какой-то маньяк. — Вот же ж, — усмехнулся Леви, приподнимая новую потеряшку своей светловолосой проблемы. — Без носков удрала… Ну точно — чудачка. С такими мыслями и забавным настроением, уложив все потеряшки девушки на тумбочку у кровати, Аккерман отправился спать. Проник в царство Морфея, не догадываясь о том, какой сюрприз будет ожидать его этой ночью.***
Заправив кровать, вернув ей идеальный вид, Аккерман проскальзывает в свой кабинет и не задерживаясь, направляется к выходу. Поспать удалось даже больше пары часов, и он, вспомнив про настигшее обеденное время, направляется в столовую. Обедать Леви любит в одиночестве, как главнокомандующий и многие старшие, которые удостоились привилегии отдельной трапезы, выказывая свое желание работникам училища или же кадетам-дежурантам. Днем многие офицеры пропадали по мелким поручениям по типу почты или же проведению тренировок в зависимости от графика. Лейтенанты занимались документацией, и, зная Зое, которая отличалась своим «рвением» и «усидчивостью» в этом деле, Леви мог прийти к выводу, что она сейчас сидит, разгребая завал перед грядущей вылазкой, ведь в скором времени её ожидало повышение. И женщина, что уже который год грезила о составлении отряда нового типа, усердно готовилась к рекомендации, дабы не лишится этой долгожданной возможности. А её подружка, скорее всего, торчит в своем кабинете больничного крыла, подготавливая документы для предстоящего медосмотра выпускников. Казалось бы, так и должно быть… Впрочем, суть в другом. В такой отстраненности от столпотворения старших, Аккерман мог выловить свой магнит для проблем без лишних слухов и подозрений, чтобы провести мелкую беседу о её самочувствии. Трехчасовой сон по-любому не сумел сгладить волну усталости, значит, был риск травмы или же другого пагубного влияния, и Леви все же решил убедиться в том, что она в порядке. И просто увидеть её. Зачем юлить? Как оказалось, в этом нет смысла, как и в поиске ответов. Они найдутся сами. Со временем. С такими мыслями, усмехаясь новому мышлению на этот счет, радуясь легкости разума, Аккерман дошел до пределов столовой. Оставались считанные шаги до того, как его нога ступит по каменной лестнице, состоящей из пяти ступень, а затем войдет в простор столовой. Из окон доносились громкие переговоры кадетов и их гогот. Леви мысленно закатил глаза. Распустились… При старших они, боясь получить наказание за нарушению дисциплины, вели себя подобно мышкам. Но стоило им остаться без присмотра, как вся эта зелень становилась слишком горластой и чуть было не уходила в пляс. И откуда у них столько сил? Леви не знал ответа на этот вопроса. Впрочем, причину гогота он не узнает тоже, ведь внезапно… — Так вот в чем дело! До ушей донесся восторженный восклик его светловолосой проблемы. — Да, только, пожалуйста, говори об этом тише. А то кто-нибудь услышит… И взволнованный голос полюбившемуся Аккерману кадета, которого он именовал никак иначе, как Придурок-Лабер. Двое, как оказалось, стояли неподалеку — за углом здания, переговариваясь о чем-то. О чем именно — было неведомо для самого капитана, который уже успел ступить один шаг по лестнице, ведущей в столовую. Если бы эта фраза была сказана куда тише, то Леви, может быть, даже не услышал беседы двух кадетов, которые с какого-то черта оказались наедине. — Ой, прости, — поспешно извинилась блондинка и, по голосу, виновато улыбнулась. Леви не знал, как он это почувствовал, но был уверен в произведении этого жеста на все сто процентов. — Я просто… малость удивлена. От последней фразы брови Аккермана взмыли вверх, а сам он, поняв плачевность своего местоположения, тихими шагами поднялся по лестнице вверх. Проник внутрь затемненного коридора и нашел себе идеальное место для прикрытия в углу. Там находились деревянные ящики, за которыми он, прислонившись спиной к стене, притаился. Справа от него стояло небольшое окно, прямо со стороны угла, где уединились кадеты и их голоса теперь были слышны ещё лучше, но Леви даже не мог обрадоваться удачному прикрытию. Его волновал вопрос: Давно они тут любезничают? — Ничего, честно, мне самому неловко, но… А так же другие вопросы по типу: И о чем ему, блять, так неловко говорить? И почему эта девчонка «малость удивлена»? И какого черта никто не должен их услышать? Вопросов снова много, а ответов нет, и Аккерман гневно потирает переносицу, терпеливо ожидая продолжения беседы. — …прошу, не отказывай мне. Так, а вот теперь не очень-то и терпеливо. Последняя фраза заставляет его негодовать ещё сильнее, и он, возмущаясь, хочет чтобы Смит уже поскорее ответила ему. Леви не знает, о чем именно попросил этот паренек, но знает, что Амелия должна ему отказать. — Разумеется. Леви стискивает зубы поплотнее. — Фух… Думал, ты откажешься. «Я тоже, блять, так думал». — Почему? И правда, блять, почему? — Ну… В его голосе проскальзывает смешок и капитан невольно морщит нос, понимая, что этот паренек в целом его отталкивает. Своим говором, видом, поступками. Лабер ему не нравится. Почему-то. Этой дуре он тоже не должен нравится. — Ты избегала меня на протяжении двух дней. Я думал, что противен тебе после ситуации с… — Нет! — внезапно восклицает блондинка, и до ушей темноволосого доносится звонкий хлопок, заставляющий Леви нахмуриться ещё сильнее, ведь он не понимает, что произошло. — Ай… Кадет смеется. А Леви закатывает глаза. Бесячий. — Осторожнее. Лоб тебе, по всей видимости, ещё пригодится Аккерман тихо хмыкает, думая — проблемная. Но реакция капитана вызвана не её опрометчивым поступком, а неудачной попыткой этого мальцы пошутить. Совсем не знает толк в этом деле… — Ха-ха… Это точно. Нет, ну это уже слишком! Думает Леви, когда до его ушей доносится тихий смех девушки. Что за чертовщина такая? Какого черта она смеется над его шутками? Наглая девица. — Иногда я бываю чересчур, ну, понимаешь… эмоциональной. — Ты? Теперь смеется собеседник, и Леви искреннее негодует от их хер-знает-откуда взявшейся дружбе. — Извини, просто… Теперь извиняется он, и капитан закатывает глаза, понимая, что эта парочка друг друга стоит. Затем Аккерман кривится и решает больше никогда в жизни не использовать это слово в обиходе. Оно ему не нравится, и он точно знает, что больше не будет употреблять его ни в слух ни в мыслях. Не в отношении Амелии точно. — …обычно ты такая безучастная. Сложно сказать, о чем думаешь. Прямо как… капитан Леви. Что ж, он не так уж и плох. — Так или иначе, я… И какого черта она соскочила с темы? Не хочет беседовать с придурком-Лабером о нём или что? — …тебя не избегала, и ты мне вовсе не противен. Леви тихо фыркает и даже хочет цокнуть языком, но сдерживается. Она всем парням так говорит или что? И вообще, с многими парнями она вот так дружелюбно общается? Или только с этим придурком? Какого черта она вообще с ним общается? — Сам понимаешь, последние дни были малость… загруженными. — Да. Могу представить, через что тебе пришлось пройти. Не можешь, хотел было воскликнуть Леви, но сдержался. Однако, слова парниши были глупы и необоснованны. Впрочем, как и он сам. Понять её мог только Леви. Он был рядом и помог ей, а этот придурок пусть… — Но капитан Леви тебя знатно выручил. Ну ладно. Не такой уж он и придурок. — Да. Капитан очень добрый и отзывчивый человек. «Продолжай…», — думает Аккерман, держа ухо востро, когда девушка внезапно упоминает его в разговоре. — Кхм, возможно. «Не ты, блять», — закатывает глаза капитан, понимая, что этот малец слишком много болтает. — Но это было очень неожиданно. И ошивается вокруг его подчиненной. — Что ты имеешь ввиду? — тут же спрашивает девушка, успешно позабыв о начале своего повествования, которое так сильно хотел услышать Аккерман. — Не знаю, я не ожидал от капитана такого. То есть, с виду он такой… суровый. Честно, я его побаиваюсь. Внезапно, девушка начинает смеяться, но в этой фразе Леви не видит чего-либо смешного или же какой-то ошибки. Лаберу и правда стоит его бояться. — Серьезно? Почему? — усмехнувшись, продолжила. — Боишься попасть в лазарет, подобно Дазу на втором году? Заслышав о том случае, Леви прикрывает глаза, вспоминая образ низкорослого кадета, который затеял потасовку в ночное время в пределах мужского корпуса. Паренек был малость глуповат, но отличался хорошим телосложением и, если бы у него все же было желание и стремление, он бы не вылетел отсюда. А если бы он ещё рот вовремя закрыл, то не попал бы в лазарет. Такая участь может поджидать кого-угодно. Никакого подтекста. — Или подобно Эмбер на первой тренировке? Внезапно, они оба начинают смеяться, забавляясь тем самым моментом, произошедшим на первом году обучения. Тогда Леви просто сказал ей напасть на него для демонстрации азов рукопашного боя. — Кто же знал, что она потеряет сознание? Вспомнив тот случай, уголок его рта тоже дергается вверх, в виду того, что Леви даже не успел встать в стойку или же докоснуться до неё кончиком пальца. Тогда они только вступили в Армию, и о нём ходили разные слухи. Девчонка, заслышав приказ о тренировочном бое с сильнейшим воином человечества, который по слухам славился своей жесткостью и силой, грохнулась в обморок. Тогда он даже подумал, что она прикидывается. Но нет, подойдя ближе, понял, что девчонка и правда вырубилась. Кто бы мог подумать, что она так пуглива? — Да, тогда мы только поступили, — тяжелый вздох срывается с уст русоволосого парня, когда она продолжает. — После первого года многие разбежались по домам, а некоторые даже… Замолкает. На секунду становится тихо. Так тихо, что до ушей доносится легкий шум ветерка, что небрежно играет с прядями черных волос капитана, который до сих пор стоит, притаившись, у стены за деревянными ящиками, подслушивая разговор двух кадетов, который не предназначен для его ушей. Но Леви продолжает скрываться в тени, желая услышать что-то ещё. Понять, что же за обещание она ему дала. И с какого черта, кстати, тоже. — Помнишь Анну? — Помню. Леви немного хмурится, пытаясь вспомнить имя, которое вертится в его сознании, точно признак. И вспоминает. В памяти отображается низкорослая первогодка с голубыми глазами и шоколадного цвета волосами, которая, увы, не смогла достигнуть своей заветной цели. Кажется, согласно резюме, она хотела пойти в Военную полицию. Сама девчонка обладала весьма занятными навыками и сноровкой, но, по воле случайности, стала жертвой несчастного случая во время одной из зимних тренировок. Зимой занятия велись не так активно, как летом. В зале, но, разумеется, этого было недостаточно. Кадетов нужно было приучать к возможности неожиданной атаки. К тому, что враг может появится из ниоткуда. Как оказалось, не зря. Их отправили в самую пургу в зимний лес, где девчонка, отбившись от группы, затерялась. Не смогла найти пути обратно, не сумев сориентироваться в суровой метели, которая путала ещё сильнее. Тревогу забили поздно, поисковый отряд отправили лишь на утро и все понимали, что это сделано не с целью спасти её. А хотя бы отыскать. Спасать уже было нечего. Девочка просто замерзла. — Мы с ней не были так близки, но я слышала, что она хотела пойти в Военную Полицию. Воспоминания об этой девушке отдались тупой болью в груди. Не то чтобы Леви питал к ней трепетные чувства, но каждая смерть — потеря. В Армии без этого никак не обойтись. Увы, здесь выживают сильнейшие. И если даже потеря в виде малознакомой девушки вызывают такую боль, то что будет, если речь зайдет о его близких? Например… — Я тогда тоже заблудилась. Об этой несносной девчонке, которая тогда тоже заблудилась — Что? Серьезно? Заслышав такую новость, Аккерман хмурится еще сильнее. Он не знал, да и если бы узнал тогда, наверное, отреагировал бы так же, как в случае с Анной. Но сейчас… — Да. В её голосе проскальзывает тень грустной усмешки и Леви, не выдержав, выглядывает вниз. Кадеты стоят так же, как и он, облокотившись о стену. Оба смотрят вдаль, любуясь видами протирающегося леса, где совсем недавно капитан и подчиненная блуждали в поисках метеорного потока. А теперь она стоит здесь с этим придурком… — Мой светильник погас, — пускаясь в сказ, начинает блондинка притихшим голосом, словно отдаваясь воспоминаниям о том дне. — Я пыталась его разжечь. Предупредила связующего, а моя группа двинулась вперед, чтобы не терять времени. Отпрянув от окна на всякий случай, Леви вспоминает, что задание было дано на время. Опоздай вся группа, им бы назначили наказание за невыполнение. — На это ушло больше времени, чем я предполагала. Из-за ветра не могла зажечь свечу. Думала, что успею их догнать, но даже не заметила момента, как ребята оказались вне зоны моей видимости. Леви неодобрительно сводит темные брови к переносице и сжимает кулаки, понимая, что она даже тогда была проблемной. Но тогда, почему-то, их пути шли параллельно, но никак не пересекались. Он даже не знал о том случае. Не знал о ней, да и не интересовался. — И как же ты поступила? Леви, прикрыв глаза, запрокидывает голову наверх, пытаясь утихомирить непонятную тревогу в груди. Хотя, тревога понятна. Она снова доказала то, что это не для неё. Ей здесь не место. — Сначала пыталась докричаться. Думала, они где-то неподалеку, и я найду их по голосу. Но была метель, меня никто не услышал. — А потом? — Выбралась оттуда сама. — Что? Точно такой же вопрос возникает в сознании Леви. — Ты же не знала маршрута. И связующей не была. — Да, им был Томас, — подтверждает блондинка, вздыхая. — Перед началом тренировки я выпросила у него карту, чтобы глянуть росписи ориентиров. Мне просто было интересно поглядеть на терминологию и сокращения старших. Леви усмехается. Вот каким образом она смогла разобрать его черновики. — И запомнила маршрут. — А как долго ты изучала данные? — Минут… десять. Может пятнадцать. Не помню точно. Похвально. Хорошая память. — Значит, у тебя хорошая память. «Я первый об этом подумал. Кретин». — Не совсем так, — девушка вздыхает и, видимо, решив приоткрыть завесу тайн, выдает более детальный ответ. — В лесу не так уж и сложно ориентироваться. Главное знать природные ориентиры. В ясную погоду это солнце. В плохую — деревья. Например… Амелия замолкает всего на секунду, а Аккерман сводит взгляд с неба, устремив его туда же, куда смотрят они. Вдали простирается лес, в котором они совсем недавно блуждали в темноте вдвоем. Вчера девушка испугалась опасной живности, но тогда она осталась одна в лесу, который находился, кажется, на территории Шиганшины. Там как раз-таки можно было встретить опасную живность. И лис и кабанов. Да даже тех же самых волков, которых она, оказывается, до жути боится. Но там, в плену снежной мглы, Смит смогла взять себя в руки и, не поддавшись панике, собрав все знания и волю воедино, выбралась. Так, возникает вопрос: Почему рядом с ним поддалась панике? — …по коре деревьев, — закончив мысль, начинает пояснять. — В том лесу было много берёз. Кора берёз светлее с северной стороны. Она чистая, гладкая. С южной стороны имеет темные пятна и много трещин. Я запомнила, что, исходя из запланированного маршрута, мы должны были двигаться на север. Наш лагерь был разбит там. — Но откуда ты знаешь такие детали? — Раньше я училась в гимназии. Там же, где и мой отец. У нас был предмет «местное ориентирование». Даже зачет проводили, пришлось учить. Весьма нужный талант для Разведки, думает Леви, кивая головой, словно девушка, которая даже не ведает о его присутствии, может завидеть этот жест одобрения. — Ничего себе. Я, оказывается, многое о тебе не знаю. Леви, оказывается, тоже. — Я особо не люблю говорить о себе, — нелепо произносит девушка, и мужчина снова чувствует, что она неловко улыбается. — Но было бы не честно выслушать твою тайну и смолчать в ответ. Решила поделиться этим с тобой. Последняя фраза заставляет Леви растеряться. Только теперь он понимает, что вообще-то Смит даже не знает о его присутствии. Он впервые слышит от неё какие-либо сведения о её жизни, посвященные не для него. Она говорит с Лабером. Говорит для него. — Спасибо. Так мне и правда легче, — внезапно усмехается русоволосый парень. — Так, что по поводу… — Ах да, — поспешно обрывает блондинка, заставляя Леви вспыхнуть от негодования. Если бы она не поторопилась, он мог услышать. — Честно, я немного обескуражена твоим признанием. Это так неожиданно, но тем не менее… Леви замирает. — … я согласна. Аккерман пару раз моргает, составляя цепочку из диалога двух кадетов, словно он пропустил какой-то момент, который может обосновать последнюю фразу в другом ключе. Не в том, что забрался в его голову сейчас. На что она дала ему согласие? — Слава Стенам! Тогда, завтра? Неужели? — Да. После отбоя. На этом девушка, распрощавшись со своим… другом, двинулась в сторону столовой. Видимо, намереваясь завершать трапезу. Сам кадет направился в сторону своего корпуса, а Леви, успешно завершив свою миссию, продолжал стоять за ящиками, невольно сжимая руки меж собой. И когда двое ушли, позволил себе выразить мысль вслух: — Идиоты.***
Уже на протяжении нескольких часов капитан сидит в своем кабинете, не высовывая оттуда головы. Устроившись в своем мягком кресле, он изучает план действий, разработанный Эрвином на грядущую вылазку. — Абсурд, — хрипит Аккерман, складывая локти на край стола, и, понурив голову, рычит. — Полная белиберда. Вчитываясь в текст, он не может разобрать слов. Уже битый час сидит над ней, зная, что она уже изучена им от корки до корки. План вызубрен, снаряжения готовы, осталось согласовать дату, ведь адъютант Смита, с какого-то черта, забыл согласовать такую важную деталь. — Идиот. И дело не в адъютанте. — Чертовщина какая-то. И не в методичке Эрвина. — Полная дура… А в его дочери. Поднимая голову, капитан окидывает беглым взглядом свой кабинет. Щурит глаза, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепится. Что-то, чем можно себя занять. Чтобы не думать. На поверхности мебели ни единой пылинки. Вся работа переделана и передана в нужные руки. Методичка досконально изучена им до дыр. Вся канцелярия идеально сложена в ящиках так же, как и папки с необходимыми анкетами, делами, расчетными листами. Аккерман мог бы пойти в комнату, но так картина та же: одежда идеальными стопками сложена в шкафу; кровать заправлена так, как он предпочитает; пыли тоже нет. Все идеально, и ему хочется устроить там бардак, чтобы навести порядок. Хотя бы там, потому что в его голове царит настоящий хаос… Леви сам не знает почему и даже не хочет копаться в этом. В голове просто творится невесть что и единственное, что он понимает — это касается Амелии. Точно её, ведь с того самого разговора это состояние не отпускает его. Он сбрасывает все на то, что переживает за неё, ведь он, по всей видимости, стал свидетелем начала её первых отношений. И он их не одобряет. Во-первых, придурок-Лабер не станет поддерживать её безумные идеи, а девушке это важно. Тем более, он не сможет помочь ей удрать от дежурных ночью. Как это сделал Леви. Во-вторых, не сможет следить за ней вечно, а девчонка слишком проблемная. Если она снова ринется в Подземку? Он же, будучи сопляком, даже не знает, что это за место. Лабер не сможет защитить её. Как это сделал Леви. В-третьих, он не сможет позаботиться о ней. Девчонка слишком ранима. Она не может постоять за себя, подобно на заседании. Да, Амелия смогла отстоять свою непричастность, но изначально она не хотела бороться. Из-за робости и страхов. Ей нужен тот, кто сможет не только заступиться за неё. Ей нужен тот, кто сможет помочь ей поверить в себя. Лабер, пусть и вставил словечко, не сможет помочь ей этого достичь. Не сможет провести ночь в поиске документов и не сумеет поставить зазнавшуюся третьегодку на место. Как это сделал Леви. — Зараза… Встав с места, Аккерман направляется в свою комнату, дабы поискать что-либо интересное там. Что-то, что сможет заставить его оставить эту девчонку, а то он гонится за ней, словно какой-то маньяк. Да, возможно, они друзья, и сам Леви признал тот факт, что она ему дорога, но это не значит, что он имеет право вмешиваться в её жизнь. Да и какое ему дело? Ну попробует девчонка вкусить по своей дурости все прелести отношений и что? И вообще… — Что за херня, — не выдержав, ругается темноволосый, заслышав непонятный топот сверху. Вспоминает, что там находится кабинет Ханджи. Черт бы её побрал… Сверху сыпется бетон и непонятная пыль, которая заставляет Леви сощурить глаза и отнять взгляд оттуда. Серо-синие глаза, наполненные раздражением и злобой, следят за клубами пыли, которые оседают на поверхность его ковра. Грязно. Кажется, Леви нашел чем заняться. «Пойду и вправлю ей мозги» С такими мыслями, Аккерман направляется к выходу. Быстрыми шагами ступает по темному коридору, отмечая недавнее наступление отбоя. Пытается придумать способы убить Девиантную. Не может. Представляет на её месте Лабера. Оказывается, может. С каждым шагом, приближающим его к двери Зое, непонятный шум и гогот становится сильнее и сильнее. Леви удивляется, как соседи терпят её выходки? Сам Аккерма не знает, с какого черта его кабинет находится под этой чокнутой, но знает, что по возвращению в штаб не допустит повторения этой ошибки. — Давай, по еще одной бахнем! — Я думаю с неё хватит, она же вп… — Да мы же только начали! — Ханджи. Она не расск… — Да знаю я. Дай хотя бы загадку отгадает! Аккерман, ухватившись за дверную ручку, закатывает глаза. Распознать голос Кришти не составило особого труда. Эти двое точно идут в комплекте, они хорошо дополняют друг друга. Не то что парочка несносных кадетов, разговор которых он ненароком подслушал. Леви крепко сжимает ручку в руках и стискивает зубы. — Ладно, — вздох. — За кого на этот раз? Мысли снова бредут не туда, и дабы не ляпнуть лишнего, что может стать новым поводом для колкостей в его сторону, Леви шумно вдыхает через нос и выдыхает ртом. Повторяет эту манипуляцию пару раз. Пытается придумать двум дамам оправдание, чтобы ненароком не убить их. Калечить можно. — За Эрвина! — Мы за него уже пили. Возможно, Зое всё же решила устроить расчлененку? Вечеринку? И то и другое? Пригласила на неё Титанов или как по-другому можно объяснить причину землетрясения, которое спровоцировало сотрясение не только стен его кабинета, но и шаткое равновесие озлобленного капитана в столь поздний час? — Тогда за Леви. Может, вопреки отказу главнокомандующего в реализации и капитана в оказании содействия, ей все же удалось поймать Титана? Будет смешно, если так оно и будет. — За него мы тоже пили. Два раза, — вздох. — Давай за Моблита. Надеюсь, в этот раз она угадает… Какого черта они нажрались? Что за херню устроили? О ком говорят? Что за загадка? «Заебало», — поняв, что с каждой секундой его шаткое равновесие становится ещё более ненадежным, Леви просто откидывает попытки успокоиться и решает выместить всю злобу на двух дамах, которые, оказывается, уже успели за него выпить. Целых два раза. Превосходно. — Четырехглазая, блять, — с ходу ругается мужчина, открывая дверь, — скажи на милость, что за херня проис… Договорить Леви не успевает. Точнее, не может. Все изученные им ругательства, как и интересующие вопросы, застревают в горле. Глаза мужчины распахиваются шире, рот приоткрывается в безмолвном удивлении, когда взгляд серо-синих глаз вцепляется за профиль девушки, которая, уткнувшись лицом в стол, мычит что-то нечленораздельное. То ли поет, то ли ещё что. Леви никто не замечает, а сам он чувствует себя гадалкой. Угадал, блять. — Ну-с, давай ещё раз. Кто не курит и не пьет? Ханджи и впрямь поймала Титана. — Тот вообще-то, блять, пиздит. Научила его материться. — Смотри-ка, Марго! С седьмой рюмки отгадала! И с какого-то хера споила. — Мыслить правильно начала! Споила. Его. Титана.