Глава 4.
«Любопытные Варвары»
От Леви.
— Не смотри на меня так, — гневно цедит Аккерман, закидывая ногу на ногу и, завидев изумление в глазах собеседника, договаривает — Не надумывай себе ничего и только попробуй сказать что-то лишнее. Интересно, а что именно можно подразумевать под «что-то лишнее» в ситуации, когда капитан, назначив самоличный утренний визит к главнокомандующему в без десяти шесть, просит выбить выходной для его же дочери? Наверное, можно сказать, и подумать, многое. На самом деле, что угодно. Именно поэтому темноволосый выдавив из себя эту просьбу, не давая Смиту-старшему и минуты на размышления, вставил последнюю фразу. И правда, не стоит говорить что-либо лишнее. Не надо надумывать себе что-либо лишнее, ведь Леви просто высказал просьбу касательно другого человека. Просто так. Правда, Эрвин, кажется, пропустил последнюю фразу мимо ушей. Его брови стремительно поползли наверх, глаза округлились, а сам он вытаращился ими в сторону Аккермана, словно тот попросил не выходной для его дочери, а её руки. Такая глупость. — Ле… — Ты подпишешь или нет? — хмурясь, мужчина протягивает бумагу поближе в сторону командира, намекая на положительный ответ. И на то, чтобы он умолк. Приструнил свое изумление и взял себя в руки или бедному капитану, что и без того был готов умереть со стыда от неловкости своей же просьбы, пришлось бы не сладко. Аккерман уже просил Ханджи оказать содействие его магниту для проблем, однако, тогда было проще. Зое особо не задавалась вопросами. Точнее, Леви смог её приструнить вовремя. Точнее… Мог сделать это. С Эрвином было сложнее. Хотя бы потому, что дело касалось его ребенка. Леви сам не понял, с какого черта приперся сюда с такой просьбой в такую рань, ведь просить выходной у Смита для его же дочери, было как минимум странно. Как максимум — подозрительно. Хотя, чего тут подозрительного? Амелия заполняла его отчеты всю ночь. Тогда Аккерман был удивлен, рад и зол одновременно. Рад, потому что ему предстала отличная возможность отдохнуть перед грядущим сражением. Удивлен, потому что будучи простым кадетом Амелия смогла разобрать все вопросы, утвержденные на бесчисленном множестве бумаг, что некогда покоились на столе Аккермана. В тот момент Леви даже засомневался в верности сочинения этих бланков, ведь некоторых из них касались не хозяйственной части, которую он без всяких сомнений и угрызений совести мог доверить ей на заполнение (и не раз это делал ввиду обстоятельств). Меньшая, но неоднократная часть этих документов касалась грядущей вылазки, но девчонка, изучая его черновики, смогла не только разобрать их, но и верно истолковала на бумаге. Черновые работы Аккермана были исписаны не в официальной манере, как требовало руководство, а в неформальной. При составлении он использовал сокращения и термины, что употреблялись солдатами во время сражений и междусобойчиками. Разумеется все это было сделано с целью экономии времени, однако Амелия сумела разобраться в них. Смогла перефразировать, составить, в некоторые местах сочинить и дописать его мысли развития плана, по которому они должны были следовать. Будто бы прочитала его мысли. Возможно, это могло показаться ему странным, но исход плана и выбор обратного пути, что оказались не дописаны им в конце отчета, были весьма простыми в исполнении. Наверное, девчонка просто угадала. Возможно, додумала верный исход событий, ведь сама она являлась дочерью Великого стратега, значит, ей присуща способность к рациональному мышлению. Хотя временами Леви в этом сомневается. Но эти «времена» касаются тех моментов, когда она сбегает в Подземный город и дерется с мужиками. В иных ситуациях Смит и правда поступает разумно. Она смогла прийти к верному исходу событий, описанных на бумаги, путем размышлений и прохождению по цепочке действий, расписанных самим Аккерманом. Работа была трудоемкой и сложной даже для большинства офицеров, а для простого кадета — тем более. Было важным даже не это, а то, что Амелия, принося в жертву свой сон и здоровье, здорово выручила его. Теперь Леви выручает её. И не надо брать в расчет то, что она же и стала причиной завала на работе, потому что… Потому что потому! Такой ответ звучал глупо, но это единственное, что приходит в голову капитана, который уже не может сдерживать своего негодование в виду заминки со стороны главнокомандующего. Эрвин не сводил пытливого взгляда с подчиненного, словно тот являлся каким-то разбойником. Нет, ну это ведь в прошлом… Леви не знал, как поступить. На секунду ему показалось, что время просто остановилось, ведь Смит даже не моргал. Однако, эта мысль была откинута в сторону, ведь по кабинету раздавалось неспешное тиканье часов, напоминающее о том, что до объявления подьема оставались жалкие пятнадцать минут. Время поджимает, а Эрвин даже не думал подписывать бумагу, умостившуюся на его рабочем столе, будто бы этот документ был плодом воображения Аккермана и тому захотелось помахать им перед лицом командира, дабы привлечь его внимание к этому документу. И отнять внимание от своего лица. — У меня что-то на лице? — фыркнул темноволосый, избирая иной путь достижения заветной цели. Разумеется, вопрос этот снова был риторическим, поэтому, не давая и секунды на раздумья или же выдачу ответа, он продолжил — Подпиши и я пойду. У меня дела. Дела. Были ли у Леви дела на самом деле? Разумеется, нет. Вся работа переделана и те самые «дела» были связаны с человеком, который и был повинен в безделье Аккермана. Правда, Смит об этом не знал. Это было на руку, но главнокомандующий не принял этой попытки ускорения процесса. Он продолжал сверлить подчиненного взором небесно-голубых глаз. Тем временем Леви уставился в ответ не менее пронзительным взглядом, словно они играли в гляделки, как с его дочерью вчера. Правда, об этом ему лучше не знать. И о том, что было перед этим тоже. — Нет, — внезапно ответил блондин, складывая руки в замок и, слава Стенам, отвел взгляд в сторону — Я сам хотел это сделать. Подпишу освобождение, но только на утреннюю тренировку, чтобы, — вернув взгляд обратно, командир внезапно недоверчиво сощурил глаза, уставившись на Аккермана предупреждающим взглядом, словно его дочь собиралась провести это время в его кабинете. Бред же? — …у других не возникло вопросов. Леви кивнул соглашаясь. Отметил комичность ситуации, ведь вопросы всё равно возникли. Правда они касались не его дочери, а самого капитана. Аккерман видел это во взгляде Смита и в его безмолвном удивлении. Однако, блондин решил проигнорировать этот момент и сдержать свой интерес внутри. Сначала темноволосый подумал именно так. — Леви. А затем понял, что ошибся. — Почему ты решил позаботиться …об этом? Аккерман отнимает взгляд серо-синих глаз от настенных часов, встречаясь с пристальным взором голубых глаз командира, который всё ещё не поставил подпись на необходимый документ. На мгновение ему хочется плюнуть на все, схватить этот клочок бумажки, покинуть кабинет командира и забыть обо всем этом, однако, он не может оставить сей ненавистный им вопрос без ответа. Нет, разумеется Леви не в первой игнорировать этот вопрос. Он делал это раньше в своем подсознании, но сейчас это прозвучало в действительности и дабы получить подпись командира (и желаемый результат) ему нужно было ответить, но что именно? Потому что… Потому что «что?» Тот самый ответ «потому что потому», которым Леви отметал странное смятение ввиду перемен в его жизни, не подходил. В действительности он звучал ещё глупее, нежели в его подсознании. Возможно, ему следует сказать, что его дочь не спала двое суток? Одно можно списать на выполнение наказания, ведь Смит не был в курсе аннулирования сего процесса самим Аккерманом, как и то, что его ребенок провел минувшую ночь в его кабинете. В гордом одиночестве разумеется. Ещё бы она провела эту ночь с ним… Аккерман тут же откидывает мысль, что отдается шумом в ушах, в сторону, ведь это и правда глупости. Никакого странного подтекста в этой мысли нет (или быть не должно?), ведь Леви просто не позволил бы девчонке узурпировать его комнату на всю ночь вместе с ним. Да и чтобы они делали там? В лесу-то им нашлось совместное занятие: они наблюдали за небом. Все чисто и невинно. А в закрытом помещении? Чтобы они делали там всю ночь? Пялились в потолок? Друг на друга? Спали бы в одной кровати? Аккерман еле заметно качает головой, откидывая и эту мысль в сторону. Решает продолжить думать о том, что важно сейчас. Итак, допустим причину бессонницы позапрошлой ночи можно списать на наказание, а предыдущей? Как он пояснит причину того, что его несносная дочурка не спала минувшей ночью тоже? Что она, как и планировалось, провела ночь не в теплой постельке, а в лесу? Как ему тактично сказать о том, что девчонка, обхитрив массу дежурных и родного отца, провела ночь в ожидании мете-что-то-там? Да ещё и с ним. Да ещё и на нем. Этот вариант точно не подходил. По всем критериям и породил бы ещё больше вопросов в сторону Аккермана, который своим промедлением мог вызвать ещё больше подозрений. Именно поэтому, собравшись с мыслями (насколько это возможно ввиду неловкой ситуации), Леви ответил: — А что? Точнее спросил, ведь лучшая защита — это нападение, не так ли? Наверное, именно так и подумала Амелия, когда упрекнула его в сохранении молчания при прослушивании её пламенных рассуждений на тему наглости и непродуманности своего капитана. А также… — Капитан-Титан. Ему подходит. Да даже в рифму! Созвучности его звания с определением Врагов Человечества. Было весьма интересно наблюдать за ней, ведь девчонка даже не заприметила его присутствия. Трещала во всю нелепые прозвища, забавляя Аккермана искусным проявлением сатиры. Тогда мужчина подумал, что она точно тронулась умом, но не смел перебивать этот бред сумасшедшего. Это показалось ему милым и забавным, а затем, когда блондинка узрела его присутствие, стало ещё смешнее. Негодование сменилось растерянностью. В зеленых глазах заплясали нотки смятения и присущего ей в обыденной жизни волнения. Путаница мыслей, что проявилась в дальнейших словах его проблемы, умиляла, а затем: — Почему Вы не заткнули меня раньше? Удивила. Этот манёвр, который он позаимствовал у неё в разговоре со Смитом изумил его ещё больше. Тогда он и правда удивился. В большей мере ошалел от такого упрека в свою сторону и решил, что в следующий раз поступит согласно её укору. Если Амелия начнет безудержно трещать о чем-либо, не давая ему вставить и слова, Леви её заткнет. Любым способом. Впрочем, у него было много возможностей пресечь этот бред сумасшедшего, но тогда он решил помедлить. Как и отмечалось ранее, наблюдать за ней было забавно. Она краснела, вопила, топала ножкой, фыркала, взмахивала руками. Временами даже визжала, как свинья и это тоже казалось ему забавным. В какой-то степени даже милым. Аккерман ненавидел этих животных, но в сопоставлении с Амелией никогда не видел в них чего-либо отвратного, как ранее. Странный парадокс. Леви мог бы ещё долго вспоминать детали его наблюдений, но главнокомандующий напротив него внезапно рассмеялся. Это заставило удивленно вскинуть брови и, поддавшись смятение этой необоснованной реакции и раздражению ввиду потери времени, он выдал ещё более неожиданный вопрос: — Ты тоже чокнулся? И осекся. Понял, что совершил ошибку, ведь после этого изречения смех командора затих, как по щелчку пальцев, а по комнате снова раздалось напрягающее тиканье часов. В глубине души Леви даже сумел восхититься его умением переключаться и даже начал завидовать. Сам он владел этим навыком в идеале и мог быстро подавить любые эмоции. Помимо злости, ведь её он приструнить и не пытался. Аккерман редко выходил из себя и если у кого-нибудь получалось это сделать, то ему приходилось несладко. Например, Амелии в Подземном городе, где был украден её первый поцелуй. Или же всё-таки сладко? Впрочем, тоже не важно, ведь факт оставался фактом — Леви мог приструнить эмоции. Точнее, не выражать их совсем. Сдержанность была присуща его характеру, но это было не от рождения. Многие считали его чёрствым, безэмоциональным и безучастным. С виду так и казалось, ведь выражать свои эмоции он не умел. Этот навык был растерян им ещё в раннем детстве, как следствие травмы, что залегла в его разум ввиду жизни в Подземном городе. Если это можно назвать жизнью. Скорее обозвать, но это не так важно. Важно то, что эта травма была неизлечима и со смертью матери укоренилась в его сердце, очерняя его душу. Кушель была единственным человеком, кому были интересны его мысли и чувства. Единственным человеком, перед которым Леви мог быть самим собой. Простым мальчишкой, который любит шутить и умеет задорно смеяться. Он подшучивал над ней, веселил её, заботился о ней, ждал, лелеял, слушался. Несмотря ни на что, Леви всегда уважал её и восхищался ею, ведь Кушель, всегда находила время что бы уделить своё внимание ему. Откидывая в сторону страх, забивая на себя и свои желания, работая не покладая рук, валясь с ног от усталости, она всегда находила время для него. Он скорбел по ней, но, как и говорил, сумел отпустить её. Жил своей жизнью, но временами нуждался в ней, как никогда. Тосковал по тому времени и больше всего на свете мечтал хоть на мгновение вернуться в те дни, когда она оставалась дома. Она возвращалась поздно. Днем работала официанткой в борделе, принимала гостей и обслуживала их. А ночью… Снова обслуживала Впрочем, это не самые лучшие воспоминания. Именно поэтому Леви никогда не углублялся в них, откидывая неприятную тему в сторону. Даже в откровениях со Смит он не стал вдаваться в подробности её работы, делая упор на «особенностях» жизни в Подземном городе. Не то, чтобы он стеснялся своей матери. Просто эта тема была следствием кошмаров и он старался о ней не то, чтобы позабыть. Просто откидывал их в сторону. Подобно вопросам «почему», но Леви знал, что эти вопросы вернутся вновь. И ему придется с ними разобраться. И с воспоминаниями тоже. Каждое воспоминание по непонятным причинам порождало ужасные сны, в которых происходил повтор самых ужасных сцен, что были запечатлены Аккерманом в юном возрасте. Каждое видение прошлого заканчивалось самыми страшными моментами его жизни, но начало было не столь плохим и удручающим. Наоборот — такие сны начинались с приятных моментов. С редких, но таких дорогих мгновений, когда мама возвращалась домой пораньше. Это было роскошью. Леви помнил все до мельчайших подробностей: её запоздалый, но столь долгожданный и радостный для сына приход к полуночи; крепкие объятия и приветственный поцелуй в лоб; аромат черного чая, заваренного с любовью перед сном, что обладал терпким, лишенным горечи, вкусом; её голос, что временами отражался в усталом, но искреннем смехе; теплые ладони, что бережно накрывали его тело тоненьким, слегка потрепанным, но чистым одеялом, которое он, несмотря на ненависть к этому предмету, не спешил откидывать в сторону; колыбельная, которой она усмиряла мнимый протест своего чада в сторону усыпления. Леви был капризным ребенком. Точнее, придерживался такого мнения, ибо продолжал упрямиться, заставляя маму похлопотать над ним, прежде чем отойти в царство Морфея. Делал он это с одной единственной, немного эгоистичной целью — провести побольше времени в компании матери. Чтобы слушать её голос; чувствовать запах чистого мыла и миндаля, что исходил от её исхудавшего ввиду голода, тела; внимать ей; видеть красу серо-голубых глаз, что были больше и светлее, чем у самого Леви; чувствовать крепкие объятия и заботу; таить от её измученной, но искренней улыбки, что всегда была посвящена ему. Только ему. В такие ночи темноволосый старался вести себя максимально бодро, отгоняя сонливость и дремоту, что к столь позднему времени суток уже была готова накрыть его с головой. И он бы несомненно подчинился своей потребности в отдыхе, если бы не «ранний» приход матери, что был целым праздником для маленького ребенка. Обычно она приходила ранним утром, ведь жизнь в Подземном городе прогрессировала под ночь. Точнее, ночью процветала не жизнь. А проституция. Аккерман не знал. Тогда он думал, что она так и работает уборщицей в доме одного из «приоритетных» жителей Подземного города, однако позже узнал правду о её истинной работе. Всё тайное становится явным. Но даже тогда Леви не понял истинного значения того дома, именуемого борделем. Ввиду возраста он не был осведомлен о наличии таких видов заработка, а вследствие детского склада ума не понимал этиологии странного поведения матери. Не понимал, почему по приходу домой привычный запах миндаля, коим обладало тело его матери, смешивался с запахом спирта, которым она натирала его во время простуды, и землисто-пряным оттенком затхлой сены. В дальнейшем он узнал, что именно так пахнет настоящий табак. Потом Леви узнал место и причину слияния двух противоположных ароматов. Но об этом позже. В присутствии матери даже в столь опасном месте он чувствовал себя в безопасности. Не было никакой тревоги или переживаний и Аккерман частенько желал вернуть ту безмятежность в свою жизнь. Хотел снова побыть капризным ребенком, выпрашивающего у матери дополнительную колыбельную. С оттенком тоски, в бессонные ночи Леви вспоминал то, как усталая Кушель, нуждавшаяся в крепком сне перед очередным рабочим днем, ловко обводила его вокруг пальца, применяя своё секретное, как она выражалась сама, оружие. Читала сказку. Точнее выдумывала. У матери была хорошая фантазия, она могла придумать сказку на ходу из ничего и у Леви это вызывало противоречивые чувства. С одной стороны он восхищался складом ума своей матери, а с другой понимал, что это была вынужденная мера. У них не было денег на книжки и прочую, как утешал себя Аккерман, ерунду. Но Леви смутно вспоминает наличие одной книги, что давным-давно была утеряна им после встречи с Кенни. Капитан не помнит откуда она, да и историю, описанную в этой книге он тоже помнит смутно. Впрочем, теперь это было не важно. Леви в этом не нуждается. Он не ребенок. Ему не нужны всякие нежности, мнимое волнение или же… — Вам нужна забота. …забота. — Всем нужна забота. Внутренний-голос-девочки-Титана заставил его вынырнуть из своих мыслей и Леви даже не успел попытаться оспорить те слова и удивится вновь, ведь в такие моменты время будто бы искажалось. Меняло свой ход. Ему казалось, что прошла целая вечность его раздумий. На деле — всего пару мгновений. Подтверждением тому были стрелки циферблата, по которым можно было понять, что прошла одна минута. Волшебство да и только. — Что значит «тоже»? — ехидно спросил главнокомандующий и, поддавшись своему интересу, что ярким пламенем горел в его глазах, подсел ближе, заставляя темноволосого вжаться в спинку своего стула. Едва заметно, но ощутимо для собеседника, отчего его улыбка стала ещё шире, словно тот пытался напасть на него и съесть. В отличии от дочери Эрвин точно не был Титаном и не думал его пожирать. Но напасть пытался. — Вспомнил что-то? Или может быть, — внезапная игра бровями заставила Аккерман нахмурится ещё сильнее, когда тот продолжил — Кого-то? Леви уставился на него немигающим взглядом, пытаясь передать степень своего негодования таким тупым, как он успел подметить в своих мыслях, вопросом. Нет, он конечно и правда спалился с тем, что вспомнил «что-то». Точнее, «кого-то», но с чего вдруг такая непокрытая заинтересованность в столь незначительной, казалось бы, детали? К чему он клонит? На что намекает и… Точнее, на кого? Впрочем, главнокомандующий явно понял ответный намек со стороны капитана, однако, молчал, ожидая ответа. Небесно-голубые глаза пытались прожечь насквозь, вывести на чистую воду, узнать правду. Но стальной отблеск серо-синих не пропускал их внутрь, скрывая что-то глубоко внутри себя. Эрвин продолжал молчать, ожидая ответа, а Леви, метнув быстрый взгляд в сторону часов, плотно поджал губы, понимая, что времени осталось совсем немного. Ему нужно передать этот документ несносной девчонке, что по логике, завершив все водные процедуры к этому времени, должна была отсидеться в его кабинете до окончания отбоя. Леви надеялся, что она не сглупит, ринувшись в свой корпус раньше положенного времени, создавая риск оказаться пойманной. Впрочем, его надежда оправдается. — Не понимаю, о чем ты, — наконец выдал темноволосый, возвращая взгляд к командиру и, протягивая документ вновь, отчеканил — Подпиши. Тебе тоже нужно торопиться. Эрвин хитро улыбнулся, примечая акцент на нужном слове и, не отнимая взгляда с его лица, принял лист в руки. Леви не успел обрадоваться такому раскладу событий, как вдруг он выдал: — Какой же ты все-таки нетерпеливый. Аккерман удивленно вскинул брови и Смит, явно довольный полученный реакцией, опустил взгляд вниз, сосредотачиваясь на бумаге и принялся её подписывать, но теперь это было не столь важно. Сердце начало биться чаще от собственной догадки и темноволосый, не выдержав, выдал: — Ты слышал, — сухо констатировал Аккерман, хмурясь. — Трудно было не услышать, — пожав плечами, командир отдал бумагу обратно, договаривая — Кстати, на кого ты кричал с утра пораньше? Последний вопрос заставил его расслабиться и отругать себя за сраную паранойю. Возможно Эрвин и слышал его крик, но откуда ему знать на кого именно он кричал? Тем более время раннее. Все кадеты и большинство старших еще дремлют. Наверное, командир подумал, что на кого-то из дежурных. Впрочем, Леви решил укоренить эту неверную догадку в его голове. — На Моблита, — обвинив своего «брата», он мигом выхватил листок из рук Смита и тут же направился к выходу, кидая быстрое — Не забудь согласовать дату вылазки. Быстро настигнув свою цель, Аккерман скрылся за дверным проемом, пронизывая кабинет командора характерным звуком закрывающейся двери. Ускоряя привычный ему темп до предела, Леви направился в свой кабинет, дабы уведомить свой магнит для проблем об изменении в её расписании и попытался откинуть странное волнение по поводу слов Смита-старшего. Его интерес касательно последнего вопроса был поддельным. Аккерман пытался успокоить себя мыслью, что он спросил это чисто к слову. Но глубоко в душе Леви знал одну простую истину, отмеченную им ещё при знакомстве: Эрвин Смит любит задавать вопросы. Зная ответ наперед.***
— Смит, я… Именно с такими словами, дабы не вызвать подозрений при озвучивании дальнейшей информации, Леви переступил порог своего кабинета и тут же смолк, завидев весьма паршивую, как он успел отметить про себя вновь, картину. От увиденного его глаза широко распахнулись. Всего на секунду, а сам капитан, не смея сводить взгляд в сторону, застыл в дверном проеме своего кабинета, словно гость, ворвавшийся на чужую территорию без стука. Взгляд серо-синих глаз был сосредоточен на двух фигурах, находившихся к нему боком, а затем переключился на третью, умостившуюся на его диване. — Ой, Леви… привет? Ханджи выглядела весьма растерянно, а в глазах второй женщины, что отличилась молчаливой деликатностью, читалось замешательство. Они выглядели так, словно не ожидали прихода Аккермана в его же кабинет. Словно этим визитом он загнал их в угол, но комичность ситуации заключалась в том, что все было с точностью да наоборот. Их совместный визит оказался весьма неожиданным даже для самого Аккермана, но в трудное положение поставило не это. А Амелия, которая с какого-то черта заснула на его диване… Блондинка, которая в очередной раз прибрала к рукам его территорию, мирно посапывала на мягкой поверхности его мебели. Наверное, она видела прекрасные сны и даже не догадывалась о том, через что прошел Аккерман пару минут назад в кабинете её отца. И через что ему придется пройти теперь… Потерпев фиаско ввиду непредвиденного визита двух женщина, Леви мысленно чертыхнулся, а когда незваные гостьи, хитро улыбаясь, начали переглядываться между собой, и вовсе выругался. Этот способ общения был ему известен. Марго и Ханджи были неразлучным дуэтом, что временами вселял раздражение в Аккермана, ведь тема общения двух барышень в его присутствии ранее сводилась к одному — найти ему пару. У самих женщин её не было, но они с какого-то черта пытались обеспечить ею Аккермана, который был готов убить их за это. Возможно, им просто было скучно и они пытались занять этим свободное время, что было непонятно, как и то, что с недавних пор эта тема чудным образом оказалась закрыта. Они перестали затрагивать её, прекратили ряд призрачных намеков в сторону его заинтересованности в ком-то. Казалось бы… Это, несомненно, радовало и облегчало жизнь и Леви мог бы расслабиться. Но на ряду с этим — не мог. Такая резкая смена поведения казалась ему подозрительной. Подобием смены тактики, впрочем, сейчас нужно было сосредоточиться на другом, а именно на том, как бы деликатно (или не совсем), выгнать их из своего кабинета. Взгляд серо-синих глаз как можно более спокойно перескочил со спящей девушки на двух женщина и Аккерман раздраженно прикрыл глаза. Собирая произошедшее в цепочку событий, осознавая происходящее и предвидев дальнейшие подколы, он, не найдя в своей голове ничего путного на этот счет, раскрыл глаза. Вопросов не избежать, ответов не сочинить. Так что придется прибегнуть к плану его спящей проблемы, которая и надоумила его на использование прекрасной позиции обороны. Лучшая защита — это нападение. — Что вы здесь забыли с утра пораньше? — как можно более спокойно спросил Аккерман, принимая спокойный вид. Он старался выглядеть как можно более невозмутимо, словно всё в порядке и не произошло ничего такого из ряда вон выходящего. Но это было не так. Кто же знал, что с какого-то черта, да ещё и за десять минут его отсутствия, несносный кадет, зажав в тиски одну из пуховых подушек, успеет задремать на его диване? Да ещё и в грязной одежде. Да ещё и перед самым началом тренировки. Да ещё и в присутствии Ханджи и Марго. Аккерман понимал, что эта проблемная девчонка не могла заснуть при них, да и нарочно этого сделать не могла, но сдержать своего негодования он тоже не мог. Леви просто не понимал, почему она такая проблемная и что с ней теперь делать, а что ещё более важно — что делать с парой любопытных Варвар, которые оказались здесь с утра пораньше? И вообще… Какого черта они оказались здесь с утра пораньше? Будто бы прочитав его мысленное негодование и пассивную агрессии, что норовила перейти в активную, они решили ответить на этот упрек. Точнее на этот шаг решилась Ханджи, что с трудом сдерживала поток вопросов внутри себя. Леви это видел, знал и чувствовал. И морально готовился. — Леви! А мы тут, ай! Договорить женщина не успела. Её громкий голос был пресечен ударом под дых от её подружки, что послужил ей подобием намека на сохранении тишины. И Леви был благодарен медику за столь нужную и своевременную реакцию, ведь Зое была слишком громкой. Она могла привлечь внимание Смита-старшего, который все ещё находился за бетонной, как оказалось, недостаточно толстой, стеной сего помещения, подготавливаясь к раннему отъезду вместе с двумя «гостевыми» командирами в Стохесс. Своими криками, которые как оказалось были слышны сквозь толщу стен, отделяющих два помещения друг от друга, она могла породить новые вопросы у главнокомандующего. И разбудить его светловолосую проблему. — За что? — уже более тихо прошипела Зое, потирая бок, и, увидев намек в черных глазах темноволосой подруги, перевела взгляд на спящего кадета, продолжая возмущаться — Да она же спит, как Титаны ночью! Хрен разбудишь… Леви мог бы даже посмеяться, ведь он, оказывается, был не единственным, кто сравнивал дочку командора с Врагами Человечества. Мог, но сейчас ему было не до смеха. Сейчас нужно было как-то отвертеться и спровадить двух женщин из своего кабинета. Но он обязательно упомянет этот момент в будущем. — Я задал вопрос, — как бы напоминая о своем присутствии, начал Аккерман, приближаясь — Какого хрена вы сюда приперлись с утра пораньше? С каждым приближающимся в её сторону шагом, пыл лейтенанта начал убавляться. Она, выставив руки вперед, заверещала: — Да мы просто зашли, чтобы, — сказав это, женщина, запнувшись, тут же отвела взгляд в сторону майора. Видимо, это было сделано в поисках подмоги, которую она тут же нашла. — …пожелать Вам доброго утра. Аккерман уставился на последнюю угрюмым взглядом, прямо как пару минут назад в кабинете главнокомандующего, пытаясь ясно показать то, что такой ответ его не устраивает. Не выдержав этого взгляда, женщина тут же, повторяя прием подруги, выставила руки перед собой, неловко махая ими из стороны в сторону и, нелепо улыбаясь, видимо, в подтверждение своего алиби, сказала: — Доброго… утречка? Аккерман закатил глаза. Ему хотелось ответить, что оно могло бы быть добрым, однако в такой нелепой ситуации это могло бы восприняться ими не совсем правильно. Да и вообще, что из всего произошедшего могло восприняться ими «правильно»? К какому выводу две чокнутые женщины могли прийти при виде этой картины? Что Смит ночевала здесь? Или то, что Аккерман назначил ей наказание таким образом? Может быть так и подумали, но ведь Амелия уже ночевала в его комнате и Ханджи (значит и Марго) осведомлена об этом. Так, какого черта они так удивлены? Ведь Леви уже не удивляется… Этой девчонке не в первой ночевать в его комнате. Да и не только ночевать. Амелия уже много раз бывала на его территории и успела провести здесь массу времени и манипуляций: ревела и спала на его кровати; заполняла вместе с ним, а недавно и без него, его отчеты; гоняла его, словно вшивого мальчишку по территории его же кабинета, а теперь ещё и душ приняла здесь. Задумавшись над этим всего на мгновение, продолжая испепелять двух женщин пронзительным взглядом, Аккерман мысленно усмехнулся странной мысли, которую тут же попытался откинуть ввиду неосознанного подтекста в ней. Осталось только принять душ вдвоем. Леви даже не знал, чего ожидать в дальнейшем. И от неё и от себя, да и решил не зацикливаться на этом. Сейчас было важным другое: что, черт бы их побрал, сказать двум неотесанным женщинам в ответ на их безмолвно-кричащий интерес, что горел неистовым огнем в глазах обеих. Особенно ярко в шоколадных глаза Зое, которая тут же и весьма ожидаемо попыталась перевести разговор в другое русло. В верное, но не совсем выгодное для него, русло. — Но я погляжу, — махнув головой в сторону девушки, повторяя игру бровей командора, договорила — В этом не было особой нужды. Леви стиснул зубы поплотнее. Казалось даже скрипнул ими, ведь вымолвив сей призрачный намек, завидев злобу в его глазах, Зое умолкла. Сделала шаг назад и начала нервно улыбаться, косясь на свою подругу. Кажется она поняла, что и без её шуточек мужчина был готов скормить её Титанам за этот неприкрытый намек. Возможно, скормить своему домашнему Титану, который спал, точно младенец. Девчонка даже не подозревала через что именно пришлось пройти бедному капитану для продления её безмятежного сна. Нет, он конечно ради этого и пошел к Эрвину, но какого черта она заснула на диване? Не могла сделать это в другом место? Хотя бы на кровати. В поисках ответа на сию наглость, взгляд серо-синих глаз на секунду сосредоточился на лице подчиненной. Ответа на эту выходку он там не нашел, но начал думать о том, как поступить. Может сделать вид, что он её не видит? Сказать, что это плод воображение Очкастой и скинуть все на её бестолковые исследования, намекнув на то, что она настолько сильно помешалась на них, что у неё начались галлюцинации? А что делать с Марго? Сказать, что ей все снится? Или то, что на ряду с подругой у неё тоже начались галлюцинации? Совместные и чертовски реалистичные галлюцинации… — Амелия уже пожелала тебе доброго утра? Может просто вышвырнуть их отсюда нахер? — Или не успела? Давно спит? Почему она спит здесь и… — Ближе к делу. Пытаясь пресечь нелепую болтовню женщины, что пыталась выкопать не только правду, но и яму для себя и своей подружки, он, возобновляя зрительный контакт, ступил ближе. Встал прямо напротив неё, складывая руки на груди и рассердился ещё сильнее, ведь Зое улыбалась. Так нагло и коварно, что ему захотелось стереть улыбочку с её лица, но Леви не был намерен делать этого сейчас, ведь на данный момент перед ним стояла другая проблема. — Вы хотели пожелать мне доброго утра? — переводя взгляд с одной женщины на другую, спросил Аккерман и тут же, не давая возможности ответить, продолжил — Пожелали. Теперь, — ухватив брюнетку за руку, он резко дернул её в сторону выхода, сцеживая — Катитесь к черту. Сказав это, темноволосый потащил Зое под локоть к выходу. Майору не понадобилось особого приглашения, она направилась следом за подругой. Леви был рад тому, что мог так поступить с ними, ведь в недавнем разговоре с главнокомандующим не смог позволить себе совершить такое действие. Две женщины, да и главнокомандующий, точно не обиделись бы на эту выходку, однако, ему пришлось потешить любопытство командора и вытерпеть неприятный разговор и двоякие (а может и троякие) намеки. Во-первых, он чисто теоретически не мог выставить Смита из его же кабинета. Во-вторых, он был старше по званию. В-третьих, ему нужна была его подпись. И последний аргумент: Дело касалось его дочери. И даже не смотря на это, Эрвин отнесся к нему более лояльно, нежели Ханджи и Марго. Благо он все еще был вправе выставить двух недисциплинированных женщин из своего кабинет. Дабы они не мешали спать третьей недисциплинированной девушке. — Эй, Леви, а как же… — Это, — бесцеремонно перебил темноволосый, останавливаясь у самой двери и, приоткрыв её, всунул в руки женщины недавний документ и, подталкивая её, продолжил — Передашь Гюнтеру. Сегодня он проводит тренировку третьегодок. — Но… — Топайте отсюда, — вытолкнув женщину, которая с какого-то черта пыталась оказать сопротивление, за дверь, он отошел в сторону, пропуская Кришти и, снисходительно указав ей на дверь рукой, добавил — И не надо трезвонить об этом, ясно? — завидев кивок майора, решил пояснить — Всё не так, как кажется. Это случайность. Но это пояснение не потешило любопытство Зое. Как только её подруги ступила за дверной проем, Ханджи попыталась возразить: — Но… — Живо. Женщины не смели перечить больше. Наверное, причиной тому было то, что они уже вдоволь поиздевались над бедным капитаном, что с утра пораньше оказался застигнут врасплох непредвиденными обстоятельствами. — Капитан. Обращение, сорванное с уст майора заставило Аккермана остановится ровно в тот момент, когда он, ухватившись за край двери, был готов положить конец этому неловкому моменту, захлопнув ею перед их носами. Усмирив желание сделать задуманное (точнее, отложив его на потом), темноволосый выжидающе уставился на женщину сквозь небольшую щель. Он молчал, ожидая продолжения мысли, ведь Марго никогда не измывалась над ним. Подшучивала — да. Намекала — тоже да. Но никогда не издевалась. Даже сейчас в столь неловкой ситуации она, в отличие от подруги, удерживала своё любопытство под контролем. — На диване не очень удобно спать. Забудьте всё, что было сказано ранее. — Вам следует позаботиться о своей… «подчиненной». Она тоже наглая и любит над ним издеваться, ведь игра бровями, удар локтем со стороны подруги, двоякий смешок, сорванный с её уст при выдаче последней фразы, к которому спустя пару мгновений присоединилось гнусное хихиканье Зое, акцент и движение рук, что указывало на наличие кавычек, на нужном слове, опровергали его предположения о наличии здравого смысла в одной из этих женщин. Они два сапога пара. И сейчас эту парочку он вышвырнет отсюда нахрен. — Тц, — сжимая деревянную раму своей двери меж пальцев, он нахмурился, договаривая — Вы тоже чокнулись. — А что зна… Договорить Ханджи не успела. Заприметив повторение недавней ошибки, что впервые проскользнула по его невнимательности в разговоре с командором, Леви быстро захлопнул дверь перед её носом. Раздраженно фыркнув, Аккерман ещё пару мгновений сверлил дверь злым взглядом, прислушиваясь к злорадным хихиканьям за ней. Ну что за проклятье, подумал темноволосый, понимая, что этот день начался весьма паршиво. Время только пробило шесть утра, а ему уже успели изрядно потрепать нервы. Что будет дальше? Впрочем, размышлять над этим он не собирался. Слишком устал. Леви хотелось просто отдохнуть и поспать, ведь минувшая ночь оставила отпечаток на его самочувствии и общем состоянии. Точнее, это сделал человек, которому он её и посвятил. Кстати о нем… Устало вздохнув, Аккерман развернулся в сторону дивана и мигом, не давая своему подсознанию выкинуть очередной вопрос-упрек в сторону своего странного поведения, направился в сторону девушки, что за все время их разговора даже не шелохнулась. Она, как подметила Зое, точно являлась Титаном. Спящий Титан. — Как ты умудрилась здесь заснуть? — шепотом начал возмущаться темноволосый, присаживаясь на корточки возле дивана — Хотя… Ничего удивительного. Эта девчонка оказалась весьма способной в этом плане. Она могла сделать это так неожиданно и необдуманно, вызывая тем самым негодование и волнение со стороны Аккермана. Негодование, ведь ещё совсем недавно в столице государства Смит утверждала обратное. — Сказали спать сидя. Не получается. Зато получается спать на его кровати; на его плече в повозке; в чужом доме, да ещё и в одной комнате с ним; под потоком леденящего душу ветра, на холодной земле в его объятиях; в присутствии двух неотесанных женщин, голос одной из которых напоминает рев Титана, да ещё и на его диване. Амелия может засыпать в столь экстремальных условиях и это поражает, как и то, что она так бессовестно, не обдумав наличие каких-либо рисков и возможности срыва «операции», найдя небольшое место в самом углу его дивана, уснула без задних ног. Хотя, больше поражает другое: каждая ситуация её «чудного» отхождения в сон косвенно или напрямую связана с ним. Чудеса, да и только. — Спать на диване не очень удобно. — Черт, — раздраженно чертыхается Аккерман, вспоминая недавний намек-наставление майора — Какая же ты проблемная… Темноволосый, прикрыв глаза, понурил голову вниз, думая над тем, что делать. Первым делом в его голову пробралась забавная мысль, касательно того, что всякий раз, когда Смит засыпает на нем или в его присутствии, он начинает вести с ней беседу. Не то чтобы серьезно, скорее просто выражает своё негодование вслух, понимая, что в этом нет толка. Она не слышит и все его упреки проходят мимо её ушей, но он продолжает это делать. Сам не знает почему, но продолжает. И наблюдать тоже. Подняв голову, Аккерман уже по привычке задержался в столь близком положении к подчиненной, внимая девичьему лику, на котором застыла гримаса удовольствия и умиротворения. Всё те же правильные черты лица, освещаемые теплыми лучами солнца, что проникали внутрь сквозь призму не зашторенного, но прикрытого ввиду конспирации, окна. Подметив теплую погоду и духоту в кабинете, мужчина продолжил скользить взглядом по её лицу, понимая, что ему следует открыть окно. Но сначала он должен закончить начатое. Взгляд серо-синих глаз продолжил разгуливать по ограниченной территории девичьего лица, отмечая тонкие брови, что были чуть темнее волос девушки; пухлые приоткрытые губы, из которых доносилось привычное капитану сопение; аккуратный нос, кончик которого был незаметно задран кверху. Наверное, в обыденной жизни эти моменты были бы им упущены, но исследуя её лик на таком расстоянии, делая это довольно-таки часто, Леви приметил и эти, казалось бы не примечательные с виду, детали её внешности. Мужчина пользовался этой возможностью многократно. Делая это из раза в раз, он не чувствовал и грамма вины. Леви просто не мог остановиться. И пояснить происходящее тоже не мог. Просто всякий раз при виде спящей девушки он, словно некий маньяк, начинал любоваться ей, примечая новые и новые детали девичего облика. Будто всякий раз, заглядывая в её лицо, он ищет изменения в нем, но оно остаётся все таким же. Другой причины этого действия попросту не было. Иногда ему казалось, что он его просто пока что не нашел, но мужчина просто опровергал это предположение в сторону, скидывая все на простую скуку. Наверное, он делает это просто так, однако с недавних пор эта отмазка казалась ему ещё более глупой, ведь в недавнем разговоре с Амелией он понял одну простую истину: За этим «просто» скрывается что-то ещё. Так, оказывается, было всегда и это не дает ему покоя. Тревожит его, но каждый раз он откидывает тревогу в закрома своей души. Делает это осознанно, понимая, что однажды это выльется во что-то более серьезное. Просто он не может найти объяснение этому моменту сейчас, но обязательно сделает это в будущем. В скором будущем. Леви это понимал и решил плыть по течению, отбрасывая поиски ответов на тот самый неопределенный промежуток времени. На данный момент у него нет понимания истинной причины сего поступка, но есть два оправдания, одно из которых заключается в том, что его взгляд блуждает только по лицу юной девушки, пытаясь найти какие-то ответы. Правда, вопросы пока что тоже не обозначены. Впрочем, у него было ещё одно оправдание в сторону его маниакальной склонности к изучению чужого лица — он делает это только с Амелией. Значит, все в порядке. Эта девчонка, что сейчас мило посапывает на его диване, стала чем-то нормальным и привычным в его жизни. Чем-то важным, что вносит в его черную реальность краски, цвета её поступков, разговоров и действий всегда так многогранны и разнообразны, что у него не хватает слов, чтобы описать колорит очередной палитры, которую она использует для того, чтобы скрасить серые будни капитана. Амелия стала чем-то правильным в его жизни. Заняла важное место в ней и Леви не видел смысла отрицать этого, ведь в этом не было ничего плохого. Впрочем, в ней самой не было ничего плохого, но было что-то необъяснимое. Она была чем-то новым в его жизни. И Леви пока что не понял, что именно ему следует сделать с этим «новым» в его жизни. Не мог обозначить его и понять куда и каким боком вставить этого человека в свою жизнь, ведь это не было похоже ни на что другое, что происходило с ним ранее. Но Леви понимал, что с её полноправным приходом в его жизнь, он уже не будет прежним. Всё поменяется. Уже меняется. — Черт… Доказательство тому является она сама, заснувшая в столь неудобном положении на ограниченной территории его мебели. Глядя на то, как Смит, скрючившись полубоком, свесив одну ногу вниз, весьма беззаботно странствует в тишине и красоте садов Морфея, Леви почувствовал укол вины. Все-же, он поступил весьма непродуманно разрешив ей стать свидетелем своего чудного явления, которое являлось её тайной мечтой. И даже не жалел об этом. Но последствия разгребать придется. Тяжело выдохнув, Аккерман глядит на настенные часы уже своего кабинет, вспоминая, что утренняя тренировка длится три часа. Затем завтрак и основные занятия. Значит, ему стоит обеспечить девушку более комфортными условиями для сна. Забавно, он принимал на себя роль её подушки для слез и сна, матраса и даже гостинцы. Теперь… — Консьерж… Приняв новую роль и свою участь, Аккерман, усмехаясь, встает с места и тут же наклоняется к подчиненной. Приподнимая девушку за плечи, он внимательно следит за каждым изменением в её лице и не может сдержать повторной усмешки, ведь слова Зое оказались правдивы. Спит как Титан. Именно такая мысль проскальзывает в его голове, когда мужчина аккуратно приподнимает девушку на руки. Только он, приняв более-менее устойчивое положение, собирается ступить дальше, как вдруг она, прижавшись щекой к его груди, начинает тереться ею об него, точно ластящаяся кошка. Аккерман замирает в таком положении и даже мысленно ругается на ничего не подозревающую девушку. Для полной картины счастья сего дня не хватало ещё, чтобы кто-то ворвался в его кабинет пьяным в хлам. Тогда этот день можно будет пометить в календаре, как день, когда он окончательно чокнется. Благо, свидетелем последней ситуации Аккерман никогда не был. Да и не горел желанием стать таковым. Но мир — это не фабрика по исполнению желаний. — Чертова… маньячка… — прошептал Аккерман и, завидев долгожданное бездействие со стороны девушки, ступил по деревянному полу в сторону своей комнаты, продолжая толковать — Я тебе это ещё припомню. Ответом ему послужила девичья рука, что чудным образом оказалась на его шее, обвивая её. Леви замер, ощущая мягкое прикосновение подушечек пальцев вдоль трапециевидной мышцы, когда рука, не удержавшись на его шее, медленно сползла вниз. Проводя пальцами вдоль открытого участка кожи, блондинка зацепилась за ворот его футболки, будто бы давая ему не то чтобы ответ, а самый что ни на есть настоящий призыв к действиям. Она будто бы посмеялась над его тихой угрозой в свою сторону, и, оттянув край ткани вниз, приказала ему отнести её на ручках в его же спально, точно давая команду. Своей лошади. «Наглая девица…» Стиснув челюсть, Леви так и поступил. Продолжил путь, но в душе пожелал отвесить ей смачный подзатыльник за, пусть и неосознанное, сопоставление с лошадью. — Это я тебе тоже припомню, — проходя через дверной проем, ведущий в спально, мужчина разворачивается полубоком, бурча под нос ругательства — Наглое отродье. Вот так, транслируя по пути пустые угрозы и тихие наставления, Леви донёс её до своей комнаты. Уложил на свою кровать и, выпрямляясь, тяжело вздохнул. А ведь он планировал поспать тоже… Усмехаясь глупому стечению обстоятельств, Аккерман направился к окну и мигом приоткрыл две створки наружу, впуская прохладный утренний ветерок разгуливать по территории своей комнаты. На улице уже вовсю светило солнце, земля только начала нагреваться, а в помещении уже было душно. Предвидя грядущую жару знойного лета, что пришла в этом году немного раньше обычного, Леви обреченно вздохнул. Он ненавидел жару и всё, что с ней связано. Ненавидел летние деньки, жаркие лучи солнца, летающих комаров и мошек. Мужчина не любил пользоваться одеялом и игнорировал его даже зимой. А поздней весной, даже при игнорировании этого предмета, он сгорал от жары и неудобства. Что уж говорить про лето? Он плавился и ждал наступления прохладной осени, но не смотря ни на что, эта вещицы продолжала пылиться на самой верхней полке месяцами до смены комплекта и только теперь стало ясно, почему этот плед таился в закромах шкафа все эти месяца, а может и годы. Раньше Леви думал, что хранит его на всякий случай. Не писал отказа и не давал особых указаний, ведь лютый мороз мог заставить его вытащить ненавистную вещь из шкафа. Как оказалось, не только он. — Блять… Прошептав ругательство одними губами, темноволосый направился в сторону своего шкафа, вспоминая, что уже однажды забирался туда с той же целью. Правда, не успел его использовать должным образом, ведь девчонка закатила целую истерику на полу в его кабинете, вынуждая капитана отбросить эту вещицу обратно. Сейчас он не мог этого сделать, но оно и к лучшему. В помещении было душно и в такой ситуации оставить окно закрытым он попросту не мог, ведь это явно помешало бы не только ему, но и девушке, что весьма удобно и нагло разлеглась на его кровати, узурпируя её, подобно дивану пару минут назад. Ну, хотя бы обувь сняла… В тот раз, при проведении «тренировочного» забега в своем кабинете, Леви даже не вспомнил о той детали. Все его мысли были забиты той занозой, что вонзилась в тонкую кожицу внутренней стороны ладони его магнита для проблем. Он думал лишь о том, как бы достать её, ведь девчонка убегала от него, как сумасшедшая. Теперь слово «как» можно убрать. Тот поступок со стороны Аккермана, его реакция и желание избавить подчиненную от небольшой, казалось бы, щепки, может показаться чем-то странным, но тогда эти смутные вопросы не одолевали его разум. Скорее всего тогда он поступил основываясь на личном опыте и логике, нежели на внутренних переживаниях об этой девушке. Тогда она была просто подчиненной. — Вам следует позаботиться о своей… «подчиненной». Теперь все было иначе и Леви может признать этот факт, как и то, что он переживает о ней, ведь Амелия стала ему дорога. Она не просто подчиненная, а близкий ему человек, но тогда это было совершенно не так. Его поступок был гиперболизирован, но тому есть объяснение, когда дело касалось здоровья, Леви не мог стоять в стороне. Это была детская травма. Одна из многих. По этой причине он потерял близкого человека и теперь был более внимателен не только к своему самочувствию, но и к окружающим. По поводу близких он переживал ещё больше и всякий раз читал им наставления о том, что здоровье надо беречь. А здоровье близких тем более и теперь… — Чертов плед. Он должен поберечь здоровье Амелии. Именно так подумал про себя Аккерман, доставая с самой дальней полки легкий плед, выданный прачкой еще в середине весны, который должен было послужить заменой утолщенному зимнему одеялу по отступлению морозов. Сделав задуманное, он направился к своей светловолосой проблеме, чьи кожные покровы всегда были противоположны коже капитана. И это подтвердилось в иной раз, когда темноволосый ненароком, натягивая плед повыше, задел видимую часть шеи, что всего за пару мгновений соприкосновения с потоком воздуха, успела проникнуться холодком. Казалось, Амелия мёрзла всегда и при любых обстоятельства, хоть и любила отрицать эту особенность своего организма. Прямо как-то, что её щеки, на смотря на мерзлявость их обладательницы, частенько горели ярким пламенем, окрашивая её лицо в нежно-пунцовый оттенок смущения или ярко-алый цвет злости. — «Делай, что говорю, девочка-Титан». Сам ты Титан! Вспомнив её лютую злобу и словесное негодование, Аккерман не сумел сдержать улыбки, понимая, что она и правда не похожа на множество людей, что повстречались на его пути. Такая противоречивая и странная. Добрая и раздражающая. Легко читаемая в плане эмоций, но непредсказуемая с точки зрения мыслей и поступков. Интересная и донельзя правильная. Скромная, но на ряду с этим такая наглая, что в один момент внутри капитана просыпается желание выгнать её в зашей, ведь она поставила его в такое трудное положение перед другими людьми; а в другой момент ему хочется накрыть её пледом по самые уши. Чтобы не замерзла. И всё же, Леви готов простить ей эту наглость. Наверное, потому что наряду с захватом его территории, она так скромно сложила обувь в углу его кабинета, переставляя её с одного места на другое. Не зная, куда себя деть и как поступить, переживая о том, чтобы соблюсти установленные им правила. Хоть он и не требовал этого делать, этот момент показался ему приятным. То, что человек заботился о такой мелочи, пытаясь угодить ему и его комфорту. Возможно, Леви и был чересчур дотошным в плане чистоплотности. Он и сам так считал временами, но не мог ничего с этим поделать. Увидев все прелести жизни в Подземном городе, Аккерман ещё тогда решил, что больше никогда не позволит грязи и мусору вернутся в его жизнь. Обещал себе и своей матери, что его жизнь на поверхности будет проложена честным путем и вокруг него больше не будет того хаоса и беспорядка, что преследовал его большую часть жизни. Обещал, что жизнь его будет наполнена светом и чистотой. Старался себя в этом убедить, но порой… Считал самого себя грязью. Сам не мог пояснить этот момент и видел в Амелии полную противоположность. Чистая и невинная, с непонятной искренностью и интересом ко всему вокруг, она казалась ему образом того самого «примерного» гражданина, чья жизнь и есть пример для подражания. Отличница, умница, труженица. И поступков-то плохих не совершала. Хотя… — Честное слово, я пошла сразу домой, я не вру! Даже не помогла тому дедушке, который спросил дорогу, потому что … Один плохой поступок за ней все ещё имеется, но это такая милая глупость, заставляющая его улыбаться. Совершенно незначимая деталь, а наряду с тем, что совершал Леви и вовсе, херня полная. Стоит ли вообще сравнивать их жизни? Казалось, даже кровь внутри него течет, не красная, а черная. Такая же, как и его душа, сердце и прошлое, покрытое тайнами и грязью тех мест. Что касается Амелии, всё с точностью да наоборот. Её жизнь пропитана светом. Хотя… — Я просто объяснила на словах, хотя у него в руках были пакеты, могла и проводить. Возможно, это карма! Да, это карма за то, что я не помогла ему. Она и есть свет. Тяжело вздыхая, Аккерман выпрямляется и решает откинуть эти мысли нахрен, ведь эти воспоминания вынуждали его забираться в самые темные уголки души, заставляя копать глубже внутрь себя. Это могло привести лишь к одному — он выроет себе могилу. И ничем хорошим это не закончится. Ступая к двери, почти переступая порог комнаты, он внезапно замер. Сердце отдалось сильным ударом в груди, ритм которого молнией пронесся по телу, как и упущенный момент недавних воспоминаний: — …потому что была расстроена из-за этого чертового венка! Чертовски расстроена, что чуть не заревела. И как простой венок, оставленный ею самолично, мог довести её до слез? Леви не знал, но решил, что должен спросить об этом. Немного позже, но воспоминания о венке заставили его вернуться к своему шкафу, который он, полагая, что все дела касательно этого объекта завершены, закрыл. Теперь же темноволосый понял, что не все. Нужно было глянуть на тот самый атрибут. Не то, чтобы его мог кто-то выкрасть. Просто захотел. Подходя к своему шкафу, раскрывая деревянные дверцы массивного предмета, что теперь таил в себе не только рабочие принадлежности, Леви уже по привычке потянул руки под толщу стопок с одеждой. Тут же нашел небольшую коробочку, выполненную из того же материала, что и сам шкаф, окрашенную в черный цвет, подобно цвету его волос, и приподнял крышку. Перед тем, как взглянуть внутрь, темноволосый кидает быстрый взгляд в сторону своей кровати, словно Смит может вот-вот поймать его за этим делом, словно нашкодившего мальчишку. Но она спит. Даже голова девушки оказалась повернута в противоположную сторону, словно та всем видом пыталась показать свою не заинтересованность в происходящем и Леви вздыхает, возвращая взгляд обратно. Его брови стремительно поползли вверх при виде того, что некоторые цветки за момент его отсутствия уже успели завять. Из общей массы их было не так уж и много и этот процесс затронул лишь края желтых лепестков, но даже эта деталь заставила его нахмурить брови и поджать губы. А что он думал? Цветы вянут, это вполне нормальный процесс в природе. Так и должно быть. Но… Нет, так быть не должно. Они должны были простоять хотя бы чуточку подольше, ведь трудоемкий процесс создания сего предмета Леви видел самолично. Именно поэтому, с целью продлить ему жизнь, он и припрятал его в прохладное и затемненное место. Несомненно, учтенные моменты помогли ему сохранить красоту чужого труда подольше, ведь цветы вянут спустя пару часов после срыва. У него получилось продлить этот промежуток на пару-тройку дней, но даже это казалось чем-то недостаточным. То есть, Амелия плела его так усердно и внимательно. Была сосредоточена как никогда. Старалась, приложила усилия, вкладывая в эту простенькую, казалось бы, вещицу столько усилий и красоты. Поведала ему такой красивый рассказ, поделилась знаниями и дорогим её сердцу местом. Это казалось чем-то важным. Чем-то, что он обязан сохранить. На будущее. Прикрыв коробку крышкой, Аккерман тяжело вздохнул. Закрыл шкаф, направился к двери и ступив за неё, остановился. Обернулся из-за плеча, кидая быстрый взгляд в сторону окна и бегло прошелся по нему. Пару минут взгляд серо-синих глаз был зафиксирован на колышущихся шторах, что под потоком неторопливого, прозорливого ветра создавали белый шум, лаская ухо присутствующих. Леви понял, что не зря оставил окно приоткрытым, и правильным поступком являлось то, что, откинув массивные шторы синего цвета, которые были выполнены из непрозрачного материала, в две стороны, он оставил шифоновые занавески зашторенными. Это было сделано не только с целью убрать духоту помещения и сохранить свежесть воздуха, но и создать подобие преграды между холодом стихии и человеком, что отдыхал в просторе его комнаты. Мелочь, но несла в себе важную задачу. Сохранить её комфорт. Затем взор этих глаз зацепился за девушку, что откинув голову в сторону стенки, продолжала мирно посапывать под тоненьким слоем серебристого пледа. В его комнате, на его кровати, с его пледом. Забавно. Усмехнувшись этой мысли, Аккерман взял пару девичьей обуви и перенес её с территории кабинета на площадь своей комнаты, ведь она являлась приватной частью старшего по званию. И если кто-либо решится навестить его во время отсутствия, то этот «кто-то» не заметит детали, которая могла бы выдать пребывание подчиненной здесь. Сделав это, он прикрыл дверь с наружной стороны и направился к входной двери. Коробочку взял с собой…