Леви
Выпуская девичье лицо из хватки собственных пальцев, Аккерман облегченно вздыхает. На секунду прикрыв глаза, устало потирает шею.
Заткнуть её оказалось сложнее, чем он предполагал.
Отметив про себя этот, казалось бы, неоспоримый факт, Леви раскрывает глаза. Снова смотрит на неё с долей усмешки отмечая то, что Смит замолка сразу, как приметила свой метеорный поток.
Это именно то, чего он добивался.
— Надо же, — усмехнувшись, продолжил — угомонилась.
Нужно было сразу поступить именно так. Леви был уверен в том, что если бы не пресек её болтовню таким образом, эта тупица точно пропустила бы свой поток, который застал их в самый неожиданный момент — во время спора. Трепалась бы про всякую фигню все пять минут своего чудного явления. А затем, узнав, что профукала его за глупой болтовней, расстроилась бы. Нет, ну пусть болтает конечно, нежели молчит как в библиотеке.
Но не про чертов Подземный город.
Сначала, приметив её задумчивость, он напрягся. Нахмуренные брови, поджатые губы, застывший в одной точке так называемый «взгляд в никуда». Язык тела отражал всю серьезность мысли, что закралась в девичье сознание. Он следил. Краем глаз, а затем, поняв, что она снова находится в некой прострации, в открытую развернулся и
бессовестно внимал каждому изменению в девичьем лице. Отметил странную хронологию. Сначала приметил задумчивость на белоснежном облике, которая плавно перетекла в волнение. Затем выражение её лица вмиг стало серьезным, словно она, будучи дочерью одного из лучших стратегов Разведки, составляла детальный план следующей экспедиции. Конечно, обычный кадет не смыслил в таких важных, каверзных вопросах. Леви думал, что никакая разработка планов по спасению человечества не заполонила бы её разум.
— Это маленькое добро может стать настоящим спасением.
Или же нет?
В любом случае, это бред. Маленькое добро не способно спасти этот чертов мир. Она не могла думать об этом. Наверное, подразумевала за этим что-то другое. Или же опять её цветочные фразы, не суть. Важно то, что Амелия явно думала о чем-то серьёзном. Леви всегда мог считывать эмоции людей.
С мыслями куда сложнее.
Он мог бы забить. Скинуть все на усталость или же на размышления по поводу Стен, ведь сам думал о том же. Мог подумать, что девчонка и впрямь составляет некий план по увеличению шансов на выживание для солдатов Разведывательного подразделения. Мог, но почувствовал, что здесь что-то не чисто. Некая тревога или же шестое чувство при виде той картины, заставила его насторожиться и задать тот самый вопрос.
И не прогадал ведь.
Просто спросил, а она, мечтательница, выдала все, как миленькая. Тогда темноволосый впервые за все время был рад тому, что Амелия выпала из реальности. Нет, ну этот навык она освоила лучше, чем технику рукопашного боя, по которой у неё были весьма недурные результаты. В физической подготовке уступала, но отточенная до идеала техника компенсировала это. Амелия могла бы стать хорошим солдатом, но часто считала ворон.
«А сейчас?»
С такими мыслями Леви отнял взгляд от собственных рук, сложенных на согнутых коленях. Посмотрел на девушку из-под челки. Даже не поднял головы, дабы не привлечь её внимание и начал более детально изучать лицо напротив. Захотел убедиться или же опровергнуть свою догадку.
Или же просто взглянуть?
Откинув все мысли
нахер прочь, принялся за дело. Даже несмотря на то, что девушка напротив была слишком увлечена созерцанием долгожданного явления, Леви глядел аккуратно. Неторопливо и осторожно, словно боясь спугнуть.
Или же попасться за столь наглым наблюдением.
Зеленые глазки бегло и весьма проворно перескакивали с одного объекта к другому. Всматривались в каждую деталь, внимали каждому разрушению. Глядя на слегка приоткрытый рот, темноволосый понимает, что она удивлена. Так сильно, что не может вымолвить и слова. Не считает ворон, но и находится где-то далеко. Думает о чем-то. Или же вспоминает что-то, но молчит.
Это к лучшему.
С такими мыслями, Леви запрокинул голову к звездам. Пусть молчит, откинет глупый спор и свою чертову благодетельность на потом. Даже не так.
Нахрен.
Тот разговор, несомненно, должен быть завершен, но не сейчас. Ей нужна передышка от хреновых дней, пусть смотрит на свой поток. Леви тоже нужна передышка от хреновых воспоминаний, он тоже будет смотреть на мете-что-то-там.
Временное перемирие.
Знал ли Леви как называется это явление на самом деле? Да. Уловил суть ещё тогда, при первом разговоре. Зачем каверкал название? Просто. Нравилось подшучивать над ней. Она смешно реагировала и он мог бы продолжить подбешивать эту глупую девицу, но…
Подземный город, блять.
Заслышав про это место вновь, он разозлился. Ещё бы, ведь это не самая лучшая тема для обсуждений. Да и место не самое лучшее.
Да и воспоминания тоже.
После услышанного ему было известно, какую цель она преследует, однако, Леви не знал повода такого необдуманного поступка. Как бы он ни старался, за время их разговора не смог понять, зачем и с какого черта девчонка захотела туда вернуться. Не ожидал, что она когда-нибудь изъявит такое желание, ибо ни одна нормальная девушка, после столкновения с таким убогим местом и его жителями, не захочет повторения сего неприятного опыта. Ах да, точно. Нормальная девушка. Её это не касается. Она поехавшая, нет, даже не так.
Она чертова маньячка!
Проблемная девчонка, которая из раза в раз заставляет бедного капитана нервничать. Леви сразу понял, что её «просто спросила» несет в себе более глубокий и сложный смысл. И Аккерман, задавая ей наводящие вопросы по ходу диалога, не смог понять её «просто» тупости. Раньше все мысли темноволосого были заняты Титанами и тем, почему они жрут людей. Теперь его мысли заняты Амелией и раз уж он сравнивает её с ними, значит, ничего не изменилось. Правда, вопросы были другие. Их было много, но сейчас интересовал лишь один из них:
На кой черт ей эта дыра?
Мотивы
его проблемы были загадкой так же, как и она сама. Некая тайна, одну из которых он все же смог разгадать. Надавил, заставив подчиненную сознаться в истинном значении её заинтересованности в этом месте.
Возможно, тайну её мотивов тоже удастся разгадать?
Возможно, да. Со временем, но суть не в этом. Услышав причину её желания вернуться в эту помойку, он удивился. Хотя, снова не то слово.
Был обескуражен.
Можно было бы выразиться по-другому. Более выразительно, чувственно и свойственно для сильнейшего воина, который увидев все прелести этой замечательной жизни, не стеснялся в выражениях. Сказать было что, но Аккерман не стал этого делать. В последнее время он слишком часто матерится. Это обоснованно, ведь эта девчонка творит всякую дичь, изводя его. Временами казалось, что она делает это нарочно. Возможно это плата за наказание, что он прописал ей на первом году обучения? Или же снова «просто»?
Просто хочет свести его с ума.
Помочь нуждающемуся мальчику — благое дело. Хорошая мысль и все такое, но риски совершенно необоснованны. Там опасно. Любой взрослый человек, любой мужчина подумает дважды, перед тем как пойти туда. Сам Леви после выхода на поверхность бывал там пару тройку раз и все эти разы были вынужденными. По работе. Чтобы выведать нужную информацию.
Или же спасти эту чокнутую.
В любом случае, он ясно дал понять, что она не сможет этого сделать. Главная причина — у неё просто нет таких денег. Она не сможет заплатить за его документы, а ведь у мальчишки ещё есть мама. Если вытаскивать его оттуда, то, разумеется и её тоже. Это основная причина. Вторая причина была более весомой.
Леви не позволит.
—
Но Вы не можете «присматривать» за мной вечно. Когда-нибудь я пропаду из поля вашего зрения.
Может. Именно это он и делает, однако, девчонка права. Леви может следить за ней вечно, но так же Амелия может пропасть из поля его зрения. Взять к примеру ситуацию с документами. Или ту стычку в столовой.
— Так, что будет если я сбегу?
Связать или же вырубить?
Мысленный ответ, проскользнувший в его сознании на словесный вопрос его подчиненной казался весьма диким. Безумным и, разумеется, он не мог этого сделать. По крайней мере второй вариант точно.
Первый, казалось, не так уж и плох.
В любом случае, если такое случится, ей и правда мало не покажется. Леви сделает все что угодно, чтобы эта девчонка сидела на попе ровно.
Все. Что. Угодно.
— Вау…
Шепот, разрывающий устоявшуюся на две минуты тишину, заставил его откинуть эти мысли на потом. Не в дальний ящик.
На потом.
Пару раз моргнув, Леви сконцентрировался на лице напротив, с удивлением отмечая, что впервые в жизни потерялся. Впал в некое сонное состояние. Окунулся в смутную прострацию, что было очень странно. Попытался отвлечься, ведь понял, что задумался так сильно, что попал в те самые оковы, в которых частенько блуждала его подчиненная.
Теперь он витает в облаках.
Несвойственное ему состояние, ведь Леви был уверен, что человек всегда должен быть на чеку. В любой момент, в любую секунду может случится что угодно. Причиной этого «что угодно» может быть любой человек. Кто угодно может застать тебя врасплох.
Но с ней он не ждал засады.
Наверное, доверился. Да это весьма логично, они давно «дружат», значит, он может ей доверять. Как Фарлану и Изабель.
Вот только относится он к ней… не так, как к ним.
Леви не тупой. Возможно глуповат в вопросах, не поддающихся логике и обоснованию, но смог понять столь простую истину. И принять тоже смог. Его отношение к этой девушке совершенно иное и он не связывает это с тем, что она его подчиненная. К прочим кадетам темноволосый относится нейтрально. Если такое поведение с его стороны не связано с чувством долга или же дружбой, то чем оно вызвано?
В этот раз у него есть… догадка.
Точнее, их несколько.
Первая — привычка.
Он присматривал за ней три года. Возможно, это внимание вызвано тем, что он привык исполнять роль «надзирателя» для этой проблемной девчонки. И плевать, что его поручение завершилось после Митры. Это ведь такое простое дело — привычка. От этого можно отвыкнуть, но Леви не хочет.
—
Так, Вы только что сказали, что Вам со мной интересно?
Да и смысл, если ему с ней, оказывается, интересно?
После её примечания Аккерман усиленно пытался вспомнить точную формулировку своей фразы. Когда эта задумка пришла в реальность, то он удивился, ведь она была права. Признал факт, что с ней интересно. Хотя, и не отрицал. Некое признание о заинтересованности в ее компании вырвалось случайно. Неосознанно.
Наверное, если бы Амелия не заметила эту деталь, он бы и не заметил.
Почему Леви не понял этого раньше?
Просто не задумывался над этим, но его подсознание уже давно знало ответ на этот вопрос. Да и после осознания решила не зацикливаться. Решил продолжить делать так, как душа велит. Делал то, чего она хочет.
А она хотела компанию его подчиненной.
Все-таки с ней интересно. Она многое знает. Многим интересуется. Делится с ним познаниями, воспоминаниями. Заставляет думать, задумываться. Учит чему-то. Поясняет то, чего он раньше не понимал, точнее, опять же — не задумывался. Помимо этого помогает ему с работой, заботится о нем, шутит с ним. Забавляет своими резкими сменами настроения и вечно-краснеющими щеками. Смешит своими прозвищами. Принуждает танцевать под дождем и нарушать правила. Она делает многое, но суть всех её поступков одна.
Она заставляет его жить.
Разминая шею, Леви с усмешкой понимает, что, оказывается, приходить к таким выводам не так уж и сложно. Нужно просто задуматься и придавать значение мелочам, как это делает
его проблема, а не откладывать всё на потом. Не сгребать все в кучу или же в дальний ящик. В этом пространстве накопилось слишком много вопросов касательно себя, но, даже если он захочет ответить на них всех — не сможет. Не потому что не хочет, просто это что-то необъяснимое. Что-то новое.
«Но что именно?»
Возможно, ответ есть в догадке номер два?
Вторая — благодарность.
На уровне инстинктов. Тогда, при виде чистоты ее помыслов и доброго поступка, он был обескуражен. Возможно, увидев мальчика, оказавшегося в схожей с ним ситуации, он неосознанно сравнил себя с ним. А Смит ему помогла и вот, он ей благодарен. Так же она заботилась о нем во время неожиданного недуга после загруженности по работе. Просто так, да ещё и в убыток себе. Тогда он понял, что Амелия добрый человек, таких людей мало и их надо оберегать.
И не важно, что под «их» он имеет в виду только ее.
Третья — более трепетные чувства.
Возможно, приглядывая за Амелией он проникся к ней более прочными чувствами? То есть, Леви спасал её. Заботился. Переживал. Смешил и по мере возможностей исполнял её капризы (если они не касались Подземного города). Возможно, так и есть.
Словно брат к сестре.
Это было самое глупое и необоснованное обоснование того, что он к ней испытывает. Самое глупое, ведь сестру не хочется поцеловать.
Чертов поцелуй…
Стоило вспомнить об этом, как все мысли о глупости последнего
оправдания обоснования смелись прочь. Нет, они конечно целовались раньше, но всякий раз инициатором был сам Леви. А теперь нет. Им была Амелия и это было невозможно описать словами.
О-фи-ге-ть.
От всего. Он не ожидал. Просто стоял, глядел в небо, а тут Амелия и внимательный взгляд заинтересованных глаз, направленных в его сторону. Застывший взгляд зелени под бледными лучами Царицы Ночи казались намного ярче. Этот взгляд, некогда темно-зеленых, цвета ранней летней листвы, глаз заставил Аккермана уподобиться их обладательнице и замереть вместе с ней. Застыл не только он.
Казалось, весь мир.
Странно, но это так. Он не слышал ничего. Не видел ничего, но чувствовал многое. А когда она резво и уверенно потянулась к его лицу, так вообще — выпал из реальности. То самое обращение вырвалось из его уст случайно. Растерявшись, Леви не понял, что она хочет сделать и от этого сглупил. Не успел даже ляпнуть что-то и тут же смолк. Но крошечный звук, больше напоминающий выдох, заставил её остановиться.
А он этого не хотел.
Чего таить? Аккерман хотел этого поцелуя, а от понимания того, что этого в первую очередь хотела и она, захотел ещё сильнее. От осознания, что Смит впервые решилась на такой шаг сама, это желание увеличилось в десятикратной мере. Поэтому и задал тот вопроса.
Спугнул и подтолкнул одновременно.
Амелия не была мастером поцелуев. Ввиду отсутствия опыта, ей было далеко до этого звания. Это оказалось совершенно не важно. Ему понравилось. Больше, чем какой-либо другой поцелуй, что зарождался между ними. Да и вообще между кем-либо ещё. У Леви было больше опыта, чем у неё. Но он впервые чувствовал такое волнение от простого поцелуя.
Словно какой-то мальчишка.
Хотя, даже будучи мальчишкой, он так не волновался. Чего греха таить? С кем и когда был его первый поцелуй — не помнит.
Зато знает всех «партнеров» Амелии.
Эта мысль заставила его едва ощутимо усмехнутся. Леви знал, что она целовалась только с ним, но не знал, какого черта эта мысль заставила его обрадоваться. Эгоистично. Наверное, потому что он эгоист или чересчур горделивый?
Возможно.
Но главная мысль не в этом. Суть внутреннего монолога заключается в другом — прежние поцелуи никогда не имели особо значения в его жизни. Не отпечатались в его памяти, как что-то важное. Конечно, он помнил большинство из них. Это происходило для некого разгона перед тем самым «прогрессивным» процессом, но это было…
Смутно. Вынужденно. Безвкусно.
А с ней совершенно иначе. Каждое движение такое неловкое, но трепетное. Полное волнения и мысленных терзаний юного кадета, который и был инициатором сего процесса на сей раз. Каждое движение, словно бы отражало внутреннюю борьбу девушки. Леви это чувствовал и это казалось чем-то особенным. Его так никто не целовал.
Волнительно. Трепетно. Нежно.
Проникновенно.
Это слово заставило его неестественно выпрямиться. Расслабленная поза вмиг стала более напряженной. Аккерман слегка нахмурил брови, пытаясь вернуть былое самообладание. Обычное слово. Она просто углубила поцелуй и то, сделала это слишком неуверенно.
А если бы чуточку смелее?
Мотнув головой, он еле заметно выдыхает. Эти мысли придется откинуть. Не в дальний ящик, а нахер, ведь мысли снова забрели не туда. Далеко не туда, в какие-то дебри. Смысл в другом — Амелия
впервые поцеловала его сама.
И ему понравилось.
Все. Признал и точка. Размышлять тут больше не над чем, а даже если и есть — потом. Все потом. Леви скинет это на то, что не опытна. Скинет все на то, что именно это и зацепило его в этом поцелуе.
Возможно.
Впрочем — не важно, ведь он четко обозначил, что одна из тех трех (или двух с половиной?) причин, что были описаны ранее точно могут обосновать его заботу и внимание к этой особе, что сидя напротив, все еще любовалась звездным небом. Внимала ему, даже не подозревая, что
её капитан, исследуя ночное небо, все это время думал о ней.
И о том поцелуе…
«Глупости»
С такими мыслями, решив откинуть все мысли на потом, Леви сосредоточился на небе. Пытаясь отвлечься, неспешно изучал небесный горизонт и тот самый метеорный поток, который так рьяно хотела увидеть его подчиненная. Он наблюдал за всем этим явлением около минуты. Внимал разрушению тех самых комет, составляя некую хронологию событий. Распад. Предшествующая ему яркая вспышка, освещающая небесный горизонт сверкающими искрами белого цвета. Всего на секунду, а затем толстый шлейф пыли, простирающийся после разрушения очередного небесного тела при проникновении в…
«Атмосферу»
Смакуя в сознании новый, непонятный ему термин, Аккерман продолжал вглядываться в рассеивающиеся клубы света и пыли. На смену им пришли новые. Их становилось все больше и больше. Вспышка, затем ещё одна. Снова слои пыли вслед за ней. Было ли это красиво? Несомненно. Знал ли сильнейший воин человечества о существовании такого явления ранее? Нет. Видел ли он его?
Да.
Видел, и не раз. Заставал эти потоки в дни бессонных ночей по много раз. Просто не знал, как они называются. Да и не интересовался особо. Просто любовался, ведь с самого первого дня пребывания на поверхности ему полюбилось ночное небо.
Это было роскошью.
Про тот проход он узнал не сразу, лишь под конец своего проживания под Землей. Так что такие вылазки были не частыми. По большей части — по работе. Время было ограничено. Немереное количество дел и большие риски попасться Военной полиции заставили его позабыть о личных желаниях насладиться ночным небом. Любования были редкими, но после перекочевания на поверхность — частыми. Сначала каждую ночь, затем через раз. Аккерман любил ночное небо, это было чем-то завораживающим. Чем-то прекрасным. Захватывающим дух.
Ранее недосягаемым.
В такие моменты он чувствовал. Это казалось ему непозволительной роскошью, ведь в обыденное время был скуп на эмоции. Если быть точнее:
На выражение эмоций.
Ввиду всего дерьма, произошедшего с ним за почти двадцать пять лет его жизни, это было сложно. Сложно выразить благодарность, извинится или же признать более глубокие чувства к другому человеку. Открыться другому человеку, признать его своим другом или же близким. В таком жестоком мире в этом плане возникают трудности. Непосильные трудности, ведь стоит проникнуться к кому-либо более трепетными чувствами и ты станешь уязвим. Леви не боялся этого. Мог позволить людям быть чуточку ближе, но старался не привязываться к ним.
Боялся потерять.
Как свою маму, чья смерть была медленной и мучительной. Столь невыносимой, прямо как для Аккермана, что наблюдал за этим процессом на протяжении недели. Загнанный в угол, совершенно беспомощный ребенок, который не смог спасти свою мать.
Сможет ли спасти кого-то другого?
Раньше он задавался этим вопросом часто, перестал это делать после первой вылазки. После потери Фарлана и Изабель, что погибли нестерпимой смертью в пасти Титанов. После их смерти, Леви ещё долго приходил в себя, да и не может утверждать того, что добился успеха в этом плане.
И их спасти не смог.
Они, как и все павшие на поле боя товарищи, преследовали его. В мыслях, во снах и даже в виде галлюцинаций на поле боя. Всегда, напоминая ему о долге, который он должен выполнить. У Аккермана были близкие люди. Эрвин, которым он негласно восхищался и Ханджи, которую хотел прибить. Пусть он и не показывает этого, но всегда считал эту женщину своим другом и недавно в это понятие влился ещё один человек.
Поехавшая Амелия Смит.
Он не отрицал этого, но удивлялся. В круг его «друзей» было сложно влиться. Наверное, потому что он сам никого туда не впускал. Впрочем, никто и не просился, ведь образ неприступного капитана Леви отпугивал людей и их затеи подружиться. Ему это не нужно. У него есть долг и он готов сделать все, что угодно, чтобы исполнить его. Они на самой настоящей войне и в любой момент близкие ему люди могут умереть. И Эрвин, и Ханджи. И даже…
«Нет»
Точно нет. Он не относится к ней как-то по особенному, но…
Конечно, нет…
Просто такие люди не погибают. Такие люди должны сидеть на жопе ровно и радоваться свободе, которую они просто обязаны отвоевать. Такие люди не должны кидаться в Подземный город, что наполнен смрадом и уже тем более за стены, что кишат чудовищами, готовыми их сожрать.
Глупая девчонка.
Вспомнив о своей задаче отговорить её, Аккерман отнимает взгляд от ночного неба. Удивляется, ведь на нём все еще отражаются яркие вспышки тех самых разрушений. Странно. Прошло меньше пяти минут, а в его голове пролетело столько мыслей.
И все они связаны с Амелией.
Явно или же скрытно, но все касаются её, а она все ещё смотрит на небо. Слегка запрокинув голову наверх, любуется им. Зелёные глаза всё так же горят заинтересованным огнем и, наверное, только слепой не заметит этой радости в них. Она буквально искрится в этом омуте. Горит и вспыхивает так же, как и метеоры над их головами. Вглядываясь в эти глаза, Леви внезапно замечает, что видит отражения этих разрушений в них. Яркие вспышки преломляются в виде отблесков, буквально зеркаля все происходящее на ночном горизонте во взоре летней листвы. И оставшиеся две минуты он любуется этими разрушениями в отражении её глаз. Леви всегда любовался звездами и дивился красоте ночного неба. Оказывается этого можно добиться совершенно иным способом. Нестандартным, но более привлекательным. Сквозь призму чьих либо глаз и это куда интереснее, нежели делать это по старинке. Возможно, потому что это новое открытие.
Возможно.
«Сколько себя помню, всегда держал голову запрокинутой к звездам» — с усмешкой думает Аккерман, глядя на девушку, умостившуюся напротив него.
На этой мысли все заканчивается.
Внезапно яркие вспышки, за которыми он в течении двух минут наблюдал сквозь отражения девичьих глаз, гаснут. Это служит неким оповещением по прошествию тех самых пяти минут, которые они уделили безмолвному любованию сего явления. Леви замирает, когда осознает, что погасли не только яркие вспышки распада комет.
Но и свет в её глазах.
— Ты…
— Все в порядке.
Молниеносный ответ, перебивший ещё не озвученный вопрос, заставил Аккермана плотнее поджать губы. Темноволосый все ещё смотрел на неё, думая, что сказать и вообще:
Стоит ли?
Ответ на этот вопрос был найден в тот момент, когда он, почувствовав неладное, слегка прищурился. Амелия все ещё смотрела на небесный горизонт. Даже не смотря на то, что метеорный поток завершился пол минуты назад, продолжала внимать небу. Смотрела, не моргая и Леви сразу понял, зачем она это делает. Знал, ведь цвет девичьих глаз стал глубже и ярче. В зеркалах её души отчетливо промелькнули лунные блики.
И отблеск слез.
— Не нужно притворяться, что все в порядке.
Леви, что следит за каждым изменением в девичьем лице, замечает, что подчиненная плотнее поджимает губы. Понимает, что она пытается собраться с мыслями. Сформулировать их. Выразить.
Но молчит.
Терпеливо ожидая продолжения, откидывая недавнюю злобу и недопонимание, Леви смиренно ожидает ее дальнейших слов. Пытается понять, что именно хочет выразить
его проблема, дабы подготовится. Подобрать дальнейшие слова или же предпринять необходимые действия, но теряется.
— Говорят, — обрушив тишину, блондинка решается начать говорить — человек ко всему привыкает, дайте только срок. Возможно, это так, но…
Тяжело вздыхая, она замолкает. В это время Аккерман задерживает дыхание, будто бы уступая ей глоток воздуха, что так необходим для продолжения рассказа. Он не знает зачем, ведь это полный бред. Воздуха много, хватит на всех и эта деталь совершенно неприметная и незначительная. Не имеет смысла, но он делает так и слегка расслабляется, когда девушка втягивает воздух через нос и начинает говорить вновь.
Неужели помогло?
— …я создала ложь и отчаянно пытаюсь себя в ней убедить, — тяжело вздыхая, продолжает — Это мешает привыкнуть и иногда, пытаясь наконец прекратить это, я задаюсь вопросом: «Сколько ещё ты намерена себе лгать?» — усмехаясь, добавляет — До сих пор ищу ответ.
Серо-синие глаза мужчины бегло пробегаются по видимым участкам ее лица. Все еще натянутый на девичей голове капюшон мешает осуществить задуманное более неприметно и эта деталь одежды, впервые за всю «вылазку», раздражает капитана, который пытается понять:
Что делать?
— Я просто не могу понять, что я чувствую, — словно считывая его вопрос, начинает блондинка — Теряюсь между рвением отстоять свои догадки и опровергнуть их одновременно. Мое сердце…
Внезапно девичий голов переходит на полушепот. Из-за гула ветра он кажется ещё тише, но Леви все равно слышит. Слушает и прислушивается к каждому изменению не только в лице, но и в голосе.
— …не принимает того, что принимает мой разум.
Услышав эту фразу снова, он понимает, что ничего не понимает. Не знает как поступить и что сказать. Смотрит на ту самую раздражающую его белесую прядь волос у её лица, что норовит попасть в девичий глаз, и думает. Пытается подобрать слова для поддержания этой беседы.
Но не находит нужных слов.
— Продолжая делать это из раза в раз, — словно бы почувствовав его смятение, она начинает говорить вновь. Леви принимает такой расклад событий и радуется небольшой поблажке. Возможно, сказанное ею в дальнейшем поможет ему подобрать верные слова. Но только возможно — гонясь за такими моментами, я забываюсь в них. Всего на мгновение. Такие моменты, как бы, — пытаясь подобрать подходящее описание, она замолкает. Всего на секунду, но за это мгновение сердце капитана успевает отбить парочку умеренных, но сильных ритмов, что молнией пробегаются по телу Аккермана, отдаваясь эхом в районе затылка —
хранят мое счастливое дыхание. В них мне становится немного легче дышать.
«Немного.»
Это слово ему знакомо.
—
Знаю, что по истечению этого времени придется столкнуться с суровой действительностью, — девушка вздыхает —
Знаю, что это глупо и не стоит тешить себя ложными надеждами, чтобы не огорчиться после ещё сильнее. Я…
знаю, — выплевывая череду этих отчаянных «знаний», продолжает — Но продолжаю искать возможность затеряться в этих воспоминаниях. Осознано. Хотя бы на секунду, ведь…
Некая запинка, что проскальзывает в её голосе заставляет его напрячься. Под конец её голос ломается и он неосознанно сжимает скрещенные между собой пальцы рук сильнее.
Девушка продолжает говорить.
— …
это единственное, что у меня осталось.
Полушепот и некая пауза дают ему понять, что она закончила. Замолкла, высказав половину из того, что накопилось. И чтобы вытащить из неё вторую половину терзаний, ему придется постараться.
Хорошенько постараться.
С такими мыслями, он наблюдает за ней дальше. Амелия все ещё смотрит наверх, словно пытается разглядеть там новый поток. Явление, которое уже прошло и не повторится вновь. Глядя на её застывший взгляд он снова понимает истинный смысл данного поступка.
Просто пытается сдержаться.
Порывы ветра холодным потоком врезаются в его лицо, бьют ей в спину. Пряди светлых волос почти касаются его, а до носа доносятся приятные ароматы. Душистое благоухание девичьего шампуня, мыла и ещё один неизвестный ему запах, который казался ему чем-то знакомым. Леви слышал этот аромат ранее, но не может вспомнить, где и когда. Не может вспомнить названия и описать его.
Но это что-то родное.
Откидывая эти мысли на потом, мужчина переключается на дальнейший разговор. Прокрутив сказанное в своем сознания, он сглатывает. Понимает, что
тоже так делал. Взять хотя бы к примеру её чай, что напоминал ему о матери. Тогда Аккерман не с проста попросил сделать его вновь.
Это единственное, что у него есть.
Также он принимает, что в этот раз в голову ничего не лезет. В этот раз ситуация куда сложнее, да и сам капитан растерян. Загнан в угол. Леви не думал, что за этим, казалось бы, мелочным желанием увидеть редкое явление, скрывается такая суть. Амелия говорила, что в такие моменты забываешься. Но он и подумать не мог, что в её жизни эти недолгие мгновения имеют столь значимое место. Они служат для неё некой передышкой. Несут в себе более глубокий смысл.
И такую боль.
Глядя в белоснежное лицо напротив, он надеется, что это не все и, возможно, она продолжит говорить. Но нет. Сидит, поджав ноги под себя и в этот раз это не раздражает.
Сейчас не до этого.
Он надеялся на то, что сможет зацепиться в её рассказе за что-то, как сделал это в прошлый раз. Тогда было проще. Она сказала о своих сомнениях. О том, что ей никто не верит и Леви оказал ей поддержку, сказав, что верит. Сейчас же сказанное ею ничего не дало. Аккерман, не найдя никакой точки опоры, начинает говорить от себя.
То, что сделал сам будучи в такой ситуации.
— Послушай.
Пытаясь собраться с мыслями и дать себе фору, он откашливается. Затем подползает ближе. Медленно кладет руку на одно колено девушки, пытаясь привлечь внимание, однако, это оказывается бессмысленно. Амелия молчит. Продолжает смотреть куда-то наверх. Изучает что-то.
Или же создает иллюзию заинтересованности.
Леви всегда было тяжело выражать свои мысли и тем более сопереживать кому-то. Нет, он конечно чувствовал разный спектр эмоций. Каждая экспедиция приносила боль, кошмары и море упреков в свою сторону. Аккерман винил себя, ведь все эти люди были на его попечении. Помимо этого он правда сочувствовал погибшим товарищам, что отдали жизни за общую цель. Сопереживал родственникам и друзьям, что оплакивали их после и сначала, ещё до назначения на свою должность, пытался их поддержать. Пытался подобрать нужные слова и со временем у него это получалось, но все попытки выразить их и пересилить себя были тщетны.
Он просто не мог выразить свои мысли словесно.
Максимум мог оказать поддержку в виде передачи кровавой нашивки тому самому человеку, нуждающимся в ней. Леви не знал с чем это связано. Возможно, это последствия после той чертовщины, что произошло с ним в юном возрасте после смерти матери. Возможно, он просто бездушная сволочь. Темноволосый этого не отрицал, но и доказать не мог. Со временем оставил эти попытки научиться выражать свои мысли словесно. Понял, что это не его и «утешитель» он никудышный.
Но для неё хотел стать «кудышным»
Тогда, на стене слова поддержки возникли в его голове сами собой. Словно один из этих метеоров. Быстро и не поддаваясь логике. Теперь же Леви полагал, что та ситуация повторится и надеялся исключить беспомощность, которая завладела им тогда. В библиотеке.
Ну в этот раз она хотя бы говорит с ним…
— Отпускать всегда страшно.
На этих словах, блондинка внезапно опускает голову вниз. Встречаясь с ней взглядом, Аккерман замолкает на секунду. Пытается понять, в правильном ли направлении он идет. Спустя секунду, когда блондинка еле заметно кивает головой, понимает, что да. В правильном.
Наверное.
— Отпускать не из жизни, а из сердца. Перестать скучать, ждать, искать, перестать изо дня в день перелистывать страницы памяти.
Нужные слова, кажется, снова приходят на ум сами по себе и мужчина не знает, как это происходит вновь. Не знает, что это за магия такая, но совершенно не противится ей. Наоборот, продолжает говорить.
Но осторожно.
— Отпустить — значит уничтожить всю свою привычную жизнь, весь свой внутренний мир. Отпускать всегда страшно, но освободить в своём сердце место, а не бесконечно пережёвывать моменты прошлого — это первый шаг на пути к счастью.
Амелия кивает снова. Понимая, что сказанное им звучит, как некий упрек, Леви задумывается над тем, как сгладить ситуацию.
В голове проскальзывает мысль.
И от мысли этой зарождается идея. Чувствуя дикую неловкость, Леви прочищает горло. От непривычки, ведь впервые собирается говорить кому-то такие несвойственные для него вещи.
— Понимаешь, воспоминания — это тоже реальность. Верить воспоминаниям, конечно же, можно — это ведь твое, прожитое, пережитое.
Несомненно все сказанное идет от сердца, но столь лиричные фразы и необоснованные поступки чужды ему. Так старательно подойдя к делу утешения, Леви чувствует себя не в своей тарелке. Это не плохие ощущения, нет.
Ему просто непривычно.
— Но частые обращения к воспоминаниям, — продолжает темноволосый, сжимая девичье колено вновь — сбивают с толку. С новой дороги. Ты можешь обращаться к ней, но, — он вздыхает —
не затеряйся в этом.
Вглядываясь в её глаза напротив, он старается донести до неё самую главную мысль:
— Я знаю, что это, Амелия. Я проходил через это, — зеленые глаза перескакивают с одного глаза на другой и замирают, когда он говорит следующее —
Это камень на твоей шее. Он потянет тебя на дно.
Заприметив то, как широко распахиваются девичьи глаза, Леви понимает, что попал в точку. В девичьих глазах плескается осознанность и негодование одновременно. Понимая, что она размышляет, он замолкает. Безмолвно уступает ей дальнейшее слово и чувствует облегчение.
Кажется, не облажался.
— Я знаю, что это камень на моей шее. Знаю, что иду с ним на дно, но…
Её голос звучит более твёрдо, но она запинается. Всегда на секунду, словно размышляя над чем-то. А затем, прикрыв глаза, искренне, но грустно улыбается.
И от этой улыбки он замирает.
—
Я люблю его и жить без него не могу.
Эта фраза звучит странно. Словно новый вкус, дарящий дурманящее послевкусие и Леви теряется ещё сильнее. От простого признания в сторону какого-то булыжника, его сердце начинает биться быстрее. Ощущая эти стуки, что быстрыми ритмами отдаются в районе затылка, темноволосый молчит. Чувствует смесь всевозможных эмоций, смотрит на её широкую, натянутую улыбку, и теряется ещё сильнее.
— Это мой камень, капитан Леви.
Не понимает, что за странная реакция, но понимает, что все-таки облажался.
— Я не хочу забывать, но понимаю, что это необходимо. Я вынуждена это сделать.
Сказал совершенно не то, что было нужно.
— Все говорят, что мне нужно забыть, — открывая глаза, она усмехается. Леви знает, что Амелия отмечает что-то важное про себя. Некую последовательность или же схожесть, но обдумать это не получается. В этом нет необходимости, ведь блондинка продолжает пояснять — Говорят, что я вынуждена это сделать, говорят «ты должна забыть», «забудешь», «забудь», «немедленно забудь», «ты вынуждена, у тебя нет другого выхода», «это пройдет». Говорят, говорят, говорят, говорят и… осуждают меня.
Делая акцент на чужих словах, она замолкает вновь. На секунду, как бы собираясь с силами. Леви в это время понимает, что опирался на собственное видение ситуации. Опирался на то, что сделал сам, позабыв о внутренних чувствах, терзающих девичье нутро, которая на самом деле и не ждала от него понимания или какого-либо совета.
— Но я ничего не могу с этим поделать. Я пробовала, правда.
Да и вообще ни от кого не ждала.
— И это не проходит,
понимаете?
Используя его же маневр с привлечением внимания, Смит еле заметно улыбается. Совершенно не злится. Не расстраивается.
Она знала, что он не поймет её.
— Другим сложно понять меня и принять эту точку зрения. Возможно, это и правда глупо, но я просто не готова, — вздыхая, продолжает — Не могу отпустить, хотя все считают иначе. Все просят меня забыть.
Амелия просто хотела выговориться.
Она не хотела советов и тем более осуждения в свою сторону. Хотела пояснить ситуацию и важность этих моментов для неё, а он, пусть и неосознанно, упрекнул её в этом. Тоже сказал забыть.
Тоже вошел в число этих «все».
— Именно поэтому я перестала делиться этим с другими. Не потому что они плохие, не поддерживают меня и прочая белиберда, — отводя взгляд, пальцами одной руки потирает кончик носа. Видимо, от неловкости —
Просто никто не должен меня понимать.
Легкое раздражение закрадывается в его голову от последней фразы, сорванной с девичих уст. Леви понимает, что тоже входит в эту категорию людей, но не хочет быть в ней. Хочет понимать её так, чтобы эта девчонка делилась с ним сокровенным. Хочет, чтобы она говорила с ним, рассказывала о всяких явлениях и приносила проблемы в его жизнь.
Хочет знать чуточку больше, чем остальные.
— Понятно, что человек не может любить самовольно, но оказывается он и забыть не может самовольно.
Это оказывается роскошь.
Примечая новую деталь схожести, Аккерман задерживает дыхание. Понимает, что менее десяти минут назад думал о том же, правда, в сторону другой ситуации.
«Она читает раньше, чем я пишу»
— Я это поняла, когда меня вынудили забыть.
Сказав это, Амелия замолкает.
На пару секунд становится тихо. Не в плане звуков, а в плане важности для Аккермана. До ушей доносятся всевозможные природные шумы, среди которых лидирует гул порывистого ветра, который внезапно меняет свою траекторию. Теперь он бьет не по лицу, а в спину. В сторону девушки, откидывая передние пряди волос, выступающих из оков капюшона, в стороны. Играется с ними, пропускают через себя, пока сама девушка молчит. Слегка щурится. Пытаясь спрятаться от колючих потоков леденящего душу ветра, поворачивает голову в сторону. Всегда на градус, словно это помогает и смотрит куда-то в сторону. Возможно, изучает что-то.
Возможно, пытается сдержать слезы.
— Но Вы правы, — внезапно выдает она на выдохе — Воспоминания — это тоже реальность.
Теперь, войдя в число этих «все», он жалеет. Вбирает побольше воздуха через нос и задерживает его в груди. На пару мгновений, а затем Леви решается попробовать снова и уже все равно, зачем он это делает. Просто сделает это, хотя из недавнего диалога, четко знает одну истину:
За этим «просто» скрывается нечто более глубокое. Сложное.
— Обманывать саму себя, тешить себя глупыми надеждами — глупо. И мне…
— Это не глупо.
Внезапно перебив, он сжимает девичие колено вновь. В этот раз осознано, пытаясь привлечь внимание не глупым «понимаешь», а так как привычно ему — через прикосновения. Подсаживаясь ближе, Леви замечает широко распахнутые глаза. Девушка, переваривая услышанное, пару раз хлопает ресницами и поворачивает голову в его сторону.
Ждет ответа.
—
Это нормально, Амелия.
На этих словах её взгляд становится растерянным. Словно взгляд запуганного до смерти кролика. Затем она бегло пробегается ими с одного глаза капитана на другой. Ждет продолжения.
Но в этот раз Леви не торопится.
Протягивая руки к её ладоням, мягко вытаскивает их из оков одежды и тут же, не теряя времени весьма неторопливо скользит подушечками пальцев по тыльной стороне ладони. Словно общаясь через тесный контакт с её кожей, он замолкает. Молчит дольше положенного, держит за руки и безмолвно передает ей то, что не может выразить вслух. Не для того, чтобы оттянуть время, ведь дальнейшие слова уже ясно обозначено в его сознании. Просто ему так легче.
Сам не знает почему, но прикосновения всегда помогают ему собраться с мыслями при разговоре с ней.
Только с ней.
— Это нормально, если ты не знаешь, что чувствуешь. Нормально, если не можешь определиться с тем, чего хочешь и если ты не можешь в чем-то разобраться. Нормально пытаться забыться и временами уходить от суровой реальности в более щадящую.
Вглядываясь в слегка растерянные зеленые глаза напротив, замечает, что она делает так же. Аккерман продолжает удерживать прохладные руки в своих и наряду с этим пытается через взгляд донести ей всю важность и искренность дальнейших слов.
— Нормально, если тебе это необходимо.
Затем, замечая отблеск едва видимых, сдержанных слез, поспешно договаривает:
— Нормально, если это помогает, понимаешь?
Задав вопрос, пытается добиться хоть какого-то сотрудничества. Отмечая странное сравнение с переговорами, он еле заметно улыбается. То ли от забавности сего примечания.
То ли для неё.
Затем молчит, ожидая её реакции. Ответ на тот подталкивающий вопрос не заставляет себя долго ждать. Девушка коротко кивает, поджимая губы, но Леви снова замечает маленькую, казалось бы, совершенно непримечательную деталь — дрожь в нижней губе. Этот элемент пропадает в тот момент, когда Амелия плотно поджимает губы. Мужчина знает, что она слушает каждое его слово. Чувствует через прикосновения, понимает по взгляду, ощущает это в самом воздухе, проникающим внутрь него.
И чувствует своим сердцем.
— Это твоя жизнь, — уже более тихо продолжает темноволосый — Твое дело и твои убеждения. Твой разум и твои чувства. И, что самое главное…
И снова неосознанный жест в виде легкой улыбки проскальзывает на его лице. Совершенно незаметно, но ощутимо для него.
И для неё.
— …
твое сердце. Понимаешь?
На этих словах, он подсаживается ещё ближе. Добавляя конкретики в вопрос и в свои рассуждения, мысленно радуется тому, что вновь видит неловкую, но осознанную отдачу с её стороны. Смит кивает. Смотрит на него, слушает и, кажется, безмолвно благодарит.
Леви это чувствует.
— Я уже говорил тебе это. И, надеюсь, тебе не понадобится целая жизнь, чтобы понять эту истину: — пытаясь сформулировать мысль, замолкает всего на секунду. Опять же, от не привычки —
Тебе не нужно никому ничего доказывать.
Ощущая удары собственного сердца, смотрит на то, как в зеленых глазах напротив, снова загорается некий огонек, добавляет:
—
Тебе не нужно подтверждение ни от кого, кроме самой себя.
Словно гипнотизируя её, темноволосый еле заметно кивает и девушка завороженно повторяет за ним этот безмолвный жест «согласия».
— Если от воспоминания тебе легче, значит так и должно быть. Если твое сердце верит во что-то, значит так и есть.
Замолкая на мгновение, с неким облегчением отмечает легкую улыбку на девичьем лице.
—
Ты научила меня этому.
Прекращая говорить, продолжает выдерживать зрительный контакт. Не спешит его разорвать и девушка поступает так же. Впервые Леви видит там собственное отражение. Замечает свою же улыбку и впервые теряется от этого. А когда та самая легкая, в какой-то степени, неловкая улыбка спадает с девичьего лица, теряется ещё сильнее. После последней фразы её рот слегка приоткрывается. Кажется, она удивлена.
Кажется?
— Я… — начиная говорить, девушка обжигает его лицо своим дыханием и Аккерман только сейчас понимает, что находится слишком близко. Так близко, что её шепот окутывает приятным теплом его лицо — Я даже не знаю, кхм, — откашливаясь, продолжает — Не знаю, что сказать.
Каждое слово выходит из девичих уст с трудом. Он это видит и понимает, что это вызвано не растерянностью или смятением.
Осознанностью.
— Просто скажи, что ты чувствуешь, — видя отблеск нерешительности в глазах напротив, продолжает — И позволь себе это выразить.
Девушка ещё плотнее поджимает губы. Отводит взгляд в сторону, мечется. Отмечая про себя эту хронологию, темноволосый понимает, что она раздумывает над его словами. Сжимая пальцы её рук в своих, продолжает говорить:
— Время лечит многие раны в нашем мире, однако и ему не под силу всё исцелить, — привлекая взгляд глаз цвета летней травы к себе вновь, продолжает — Душевные ожоги быстро не затягиваются. Просто, — запинаясь всего на секунду, выдыхает —
уважай свои чувства, какими они не были.
Амелия кивает.
— Я… — блондинка снова замолкает. Прикусывает нижнюю губу, еле заметно качает головой из стороны в сторону и отводит взгляд. Уголки губ Аккермана приподнимаются, когда он понимает, что эта
зараза снова мечется.
Ну точно — зараза.
Пытаясь безмолвно донести то, что можно не торопится, Леви продолжает невесомо сминать тонкий слой девичьей кожи на тыльной стороне ладони своими пальцами. Передает некий стимул на её нерешительность через эти прикосновения, словно только это может донести его готовность слушать. Хотя, так и есть. Слова ни к чему.
Есть вещи, которые нельзя передать словами.
— Я… — поворачиваясь к нему лицом снова, продолжает —
Её настолько «нет», что я чувствую её повсюду.
На этих словах, снова смотрит на него и Леви кивает, призывая к продолжению.
Теперь его очередь молчать.
— Не только в мыслях и воспоминаниях, но и в чужих словах. Я… Но что самое главное, — опуская взгляд на руки, Амелия вздыхает. Замолкает всего на секунду, переводя дух, ведь и ей, и ему, понятно, что ей сложно. Пытается отмахнуться и выделить самое главное в пучине мыслей, что окутали её с головой за время монолога капитана, который перенимает на себя роль слушателя. Затем, вздохнув через рот, на одним выдохе, она выпаливает следующее —
Её голос все ещё звучит в моих ушах.
Эти слова заставляют Леви замереть. Сердце начинает биться быстрее, а те самые методичные движения на девичей ладони, что начались весьма неожиданно, резко обрываются. Мужчина просто впадает в некое оцепенение, вспоминая потерю своей матери. Аккерман понимает, что так и есть. Она права, он тоже слышал её голос после смерти.
Раньше.
— Это… я думаю это высшая степень разлуки. Самая отчаянная и, — говорит девушка и, наконец-то поднимая взор зеленых глаз на него, продолжает — самая болезненная.
Её голос когда-то звучал в его ушах.
— Говорят, — продолжение мыслей Амелии, заставляет его попытаться вернуть былое самообладание. Попытка увенчается успехом лишь на половину, ведь сердце продолжает отбивать бешеные ритмы отчаяние в его груди — Раненного разлукой может исцелить лишь радость долгожданной встречи. Я… много раз представляла себе нашу встречу.
На этих словах Леви стискивает зубы.
— Точнее, грезила о ней, но… суть не в этом, — вздох —
Это не важно.
Последняя фраза заставляет его почувствовать некое дежавю.
Возможно.
Наверное.
Суть не в этом.
Это не важно.
Все эти слова кажутся ему до боли знакомыми. Леви знает, что на самом деле они важны, но понимает, что она, откидывает их в дальний ящик.
Они точно похожи.
Отметив про себя эту деталь вновь, темноволосый продолжает слушать её. Не решается перебивать, ведь девушка, с трудом переборов былую нерешительность, наконец-то высказывает то, что происходило внутри неё на протяжении долго времени.
На протяжении десяти лет.
— Однажды, — продолжая делится мыслями, она чуть морщится, когда ветер, вновь поменяв свое направление, холодным потоком впечатывается в её лицо — Хината сказала мне, что человек скучает по-прошлому только тогда, когда он не счастлив в настоящем.
Услышав это, Аккерман осторожно спрашивает:
— А ты…?
— Нет, — поспешно отвечает блондинка, качая головой — У меня хороший отец. Есть друзья, цель, мечта и в целом, у меня всё хорошо. Я не хочу жаловаться на свою жизнь, но… — вздыхая, продолжает —
внутри меня всегда есть беспокойство.
Леви чувствовал то же самое.
— И это беспокойство… ну, — хмурясь, продолжает — Кажется, я застряла в нем. Я пытаюсь выбраться, но, — её голос, такой мелодичный и тихий, заставляет его на секунду прикрыть глаза — Не знаю, как.
Не раскрывая глаз, он вдыхает через нос. Пытается успокоиться, ведь все её слова внезапно напоминают ему о прошлом, которое он так старательно скрывает. Не от других.
От самого себя.
Леви понимает её, ведь после смерти матери сам оказался в таком затруднительном положении. Пусть ситуации совершенно разные, они воспринимаются ими одинаково и это тоже нормально.
— Я не несчастна.
Леви знает, что она скажет дальше.
— Но и не счастлива тоже.
На этих словах, он открывает глаза. Смотрит на неё, сидящую напротив. В зоне досягаемости и понимает, что между ними больше общего, чем он думал. Она стала ему куда ближе, чем он предполагал.
Леви видит в ней себя.
Былая усмешка, забава и желание просто поддержать пропадают из мыслей ровно в тот момент, когда в его голове проскользнуло это осознание. Аккерман понимает, что есть важная истина, которую Леви должен озвучить.
Просто обязан это сделать.
Дышать становится труднее, а сердце начинает биться быстрее и Аккерман, растерянный такой реакцией своего организма, просто опускает взгляд ниже. Устремляет его вперед, отмечая, что сама девушка находится в весьма опасном положении, прямо на самом краю каменистого утеса. Она может упасть, но Леви не переживает за это.
Потому что держит её за руки.
— Такие моменты важны, — аккуратно начинает темноволосый, встречаясь взглядом — Иногда хочется забыться, окунуться в воспоминания, но тебе нужно понять одну вещь.
Совладав с собой, Аккерман хмурится. Понимает, что основную мысль сего вмешательства нужно донести до конца.
— Когда-нибудь тебе придется отпустить её, — на этих словах, её глаза широко распахиваются — Пусть не сейчас, но
тебе придется это сделать.
— Но Вы сказали…
— Дослушай.
В этот раз, желая донести до неё всю важность данной мысли целиком, Аккерман не дает ей возможности опровергнуть его слова. Говорит прежним тоном, который не терпит споров и отлагательств. Тоном, которым он говорит с другими людьми и девушка смиряется.
Но недоверчиво склоняет голову в бок.
— Я не прошу тебя забывать, — желая успокоить её, тут же поясняет свои мысли —
Отпустить не значит забыть, Амелия.
Сам Леви старался позабыть о прошлом. Знал, что нельзя за него цепляться. На это было несколько причины. Одна из них — это полное дерьмо. В нем нельзя погрязнуть снова. О нем хочется забыть. А другая причина — утеря связи с реальностью. В прошлом были и хорошие моменты. Если быть точнее, люди. Его друзья и что самое главное:
Мама.
Разумеется забывать её он не собирался. Это исключительный человек в его жизни. Её нельзя позабыть и заменить то неким, однако, если все время тешить себя воспоминания об ушедшем человеке, можно утерять свое настоящее, а затем и будущее. Верил ли Леви в наличии будущего для него?
Нет.
Но это не так важно. Имело значение одно — настоящее. О нем стоило думать, именно поэтому он отпустил. Отпустил не только из мыслей, но и из сердца. Вспоминал временами, но не с грустью и необоснованными надеждами, а просто. Потому что она была в его жизни. Отпустил и не цеплялся за неё. Принял то, что её больше нет в живых. Она не сможет присутствовать в его жизни.
И её мама тоже.
— Отпустить, значит позаботиться о своем настоящем.
Девушка опускает взгляд вниз.
—
Не причиняй зло своей душе, — продолжает темноволосый, и, желая разглядеть лицо, наклоняется чуточку ниже — Ты можешь ждать встречи с ней, но не цепляйся за прошлое. Живи в настоящем, иначе потеряешь себя и свое будущее.
— Да я ведь… — внезапно её голос срывается. На секунду она замолкает, но уже в следующую секунду, опуская голову ниже, продолжает — Я не смогу.
— Ты сможешь, — тут же говорит темноволосый пытаясь разглядеть её лицо. Поняв, что это тщетно, говорит следующее —
Потому что я смог.
Девушка молчит и он поддерживает эту тишину. Понимает, что она хочет что-то сказать, но не может.
Чувствует это.
— Мне… — голос становится совсем тихим — не хватит сил.
Темноволосый откидывает тщетные попытки разглядеть её лицо и выпрямляется. Понурив голову так низко, она создала целую полосу препятствий в виде волос и чертового капюшона, и единственный вариант достичь желаемого — снова заставить её поднять голову.
Но Леви не хочет этого делать.
Не хочет давить, да и принуждать к чему-либо. Хочет убедиться в отсутствии слез, но понимает, что в его попытках нет смысла.
Потому что её дыхание становится прерывистым.
— Можешь взять мои.
И плечи начинают содрогаться.
— А если, — предложение обрывает тихий всхлип. Самый первых, что в дальнейшем перерастет в нечто большее — я не хочу этого делать?
Леви опускает девичьи руки на её колени. Подсаживается ближе, уже по привычке кладет руку на её затылок, утыкая носом в свою шею. Вторую проносит через спину, опуская на поясницу.
И молча прижимает к себе.
— Ты можешь сделать это на счет три, — осторожно говорит мужчина, укладывая подбородок на её макушку — Можешь начать считать в любой момент. Сегодня. Завтра. Через месяц или два.
Прижимая к себе, замечает, что она, чуть отстраняясь, укладывает лоб на его плечо. Протягивает руки к лицу, прикрывая его своими руками. Леви принимает такой расклад событий.
— Сделай это, когда придет время, — продолжает смотреть за девичью спину. Поглаживая по ней, добавляет — Когда почувствуешь, что готова.
Чувствует прохладный ветер, от которого совсем недавно хотел укрыться. Чувствует её запах, который заставляет его прикрыть глаза. Чувствует содрогающееся в своих руках вздрагивающее от собственных рыданиях тело, которое, прикрыв лицо рукой, отчаянно пытается сдержать собственные всхлипы, которые даже сквозь шум ветра проскальзывают в его ухо. Эти звуки заставляет его стиснуть челюсть и прижать к себе источник сей мелодии отчаянья ещё ближе.
— Вы… — выбившийся сквозь еле уловимый всхлип шепот, заставляет темноволосого раскрыть глаза — Вы ведь закрыли глаза?
Аккерман закрывает их обратно.
— Закрыл.
Он снова дает это обещание, составляя негласное соглашение на повторение той ситуации, впервые заставшей двоих молодых людей на стене.
Или же ещё тогда, в его кабинете?
— Спасибо.
А она снова начинает громко плакать в его объятиях, принимая это соглашение.
— Капитан, — отчаянное обращение, больше походившее на плач, вырвалось из её груди спустя пару мгновений. Ровно в тот момент, когда мужчина неторопливо провел ладонью вниз. Вдоль её спины.
— Т-с-с-с, — успокаивающий шепотом сорвался с его груди, когда темноволосый понял, что ей всего-лишь нужно почувствовать его присутствие словесно. Один раз. Понял молча. Без лишней болтовни. Сердцем. — Я здесь.
И оба подписывают этот пакт временной тишины и залечивание раны одного из них.
***
Слезы закончились давно, но девушка продолжала сидеть в его объятиях. Леви, не смея нарушить согласование, что было заключено между ними, все время держал глаза закрытыми. Иногда по его телу пробегали колючие мурашки. От холода. От всхлипов. От капель слез, что проникали за ворот его рубашки и от голоса подчиненной, когда она, успокоившись, начала говорить.
— Тогда я так же сидела у мамы в объятиях.
— И плакала? — серьезно спросил Аккерман. В его голосе нет и тени усмешки или намека на издевку. Он просто интересуется.
— Нет же, — шмыгая носом, говорит девушка — Просто сидела с ней. Разговаривала. Чувствовала себя в безопасности.
Леви знает, зачем она отметила последнюю деталь. Точнее, знает, что это вырвалось из её уст неосознанно. Амелия сказала то, за чем гналась, ведь в объятиях своей матери он тоже чувствовал это. Чувство безопасности. Словно в объятиях этого человека никто и ничто не может тебе навредить. После её кончины это чувство настигало его лишь раз. В Митре.
— Даже уснула тогда.
В объятиях Амелии.
— Она потом ворчала, — с признаком смешинки говорит блондинка.
— О чем вы тогда разговаривали?
Девушка задумчиво хмыкает.
— Честно, не помню. Это было так давно и так… смутно. Помню лишь одну фразу.
Замолкает на секунду. Леви слышит шумный выдох. Неловкое шмыганье носом. Усмехается, представляя её раскрасневшиеся щеки. Воспользовавшись заминкой хочет подшутить, но она не дает этого сделать. Амелия продолжает говорить:
—
Когда-нибудь ты будешь сидеть под звёздами с человеком, с которым сегодня, возможно, ещё не знакома.
И Леви снова замирает. Понимает, что это какая-то чертова магия, но так оно и есть.
— Она оказалась права, — любопытно хмыкает Аккерман и неожиданно тихо смеется. Совершенно не долго, от комичности, нелепости и уместности этой фразы в сей момент. Просто смеется над столь неожиданным поворотом событий. Ещё вчера днем он планировал провести весь день в кабинете, за разбиванием скучной документации, но в этом оказалось не было нужды. Смит заполнила за него все документы и уже сейчас, в три часа ночи они сидят хрен-пойми-где. Хрен-знает-как смогли поймать этот метеорный поток.
И хрен-знает-почему сидят в обнимочку более двадцати минут
Это превышает установленную ими же норму «одной минуты» в двадцать раз. Девушка, что смеется в ответ, явно не против такого нарушения и Леви поддерживает ее в этом. Начинает думать, что это весьма забавно и в то же время так странно. Еще вчера они были друг другу капитаном и подчиненной, а сейчас…
А сейчас что?
— Чтобы ты хотела? — внезапно спрашивает темноволосый, желая отогнать странное наваждение.
— А?
Чувствуя, как она дергается, Аккерман слегка ослабляет хватку на её спине. Думает, что она хочет вынырнуть из его объятий.
Но ошибается.
— Чтобы хотела… Чтобы я хотела? — задумчиво повторяет блондинка, возвращаясь на прежнее место. Меняя позу на более удобную, разворачиваясь боком, в наглую укладывает свою щеку на его грудь. Впрочем, Леви не противится этой наглости. Просто возвращает руки на место, только иным образом. Обхватывая хрупкое тело двумя руками, сцепляет их в замок в районе талии. Прижимаясь щекой к макушке, слышит —
Ничем хотела бы быть.
Такой ответ оказался весьма неожиданным. Вскидывая брови, он переспрашивает.
— Ничем?
До ушей доносится усталый зевок, который заставляет темноволосого усмехнуться.
Не спала более суток, зараза.
— Уподобится ветру, — лениво, с нотками дремоты произносит девушка, прижимаясь щекой ещё плотнее — Стать невидимой.
Но в голован Леви это трактуется иначе.
— Исчезнуть, — констатирует Аккерман, ощущая смешанные чувства от такого ответа.
— Исчезнуть.
Тело в его руках расслабляется. В какой-то степени обмякает и Леви расслабляется вместе с ней.
Прикрывает глаза, желая уподобиться ветру подобно подчиненной, что неожиданно смолкает. Растворится в собственном порыве, который имеет новое значение. Это не минутное желание почувствовать себя в объятиях другого человека. Это исцеление. Аккерман обнаруживает, что не только мысли, но и ситуация, в которой он когда-то был, похожа на то, что происходит в жизни юной девушки сейчас. Возможно, поэтому он хочет её поддержать?
Нет.
Леви впервые знает ответ на этот вопрос. Впервые опровергает это чертово «возможно». Ему просто захотелось это сделать, ведь…
Разве на это нужна причина?
Прекратив мысленное противостояние ответом своей подчиненной, Аккерман вздыхает. На это, оказывается, и правда не нужна причина. Они делают это «просто».
«
Просто» исцеляют раны друг друга.
Внезапный порыв ветра заставляет его неприятно поежиться.
— Если ты посмотрела свой поток и наревелась, возможно, мы можем идти? — с усмешкой и долей скептицизма спрашивает Аккерман. Без злобы или упрека, просто забавляется её спокойствием. Она забыла дать ему разрешение на раскрытие глаз согласно договору? Или издевается? — А то я замерзну.
Ответом служит мелодичный гул ветра и журчанье реки. Не понимая, что происходит, вопреки тому соглашению, он раскрывает глаза.
— Амелия?
Заглядывая в белоснежное лицо девушки, Леви устало вздыхает. Разглядывая слегка покрасневшее, но умиротворенное лицо, он замолкает. Смотрит пару мгновений, словно не веря, что эта девчонка и правда смогла уснуть в таких условиях. В уличной одежде, на улице, на земле, у края чертовой скалы.
Так ещё и на нем.
— Приплыли, — констатирует Аккерман, поднимая голову к небу. Оно все еще иссиня-черное и не спешит сдавать свой пост во владения утренней зорьки. До нее есть пару часов. Мысленно изнывая от отчаяния, спрашивает у кого-то сверху — И что мне прикажете делать?
Ответом ему служит тишина. Такая спокойная и умиротворенная, подобно девушки, что заснула у него в руках. Опуская голову обратно, он снова цепляется глазами за девичье лицо. Пытующим взглядом бегло пробегается по контурам её носа, губам и прикрытым глазам. Задерживается на ресницах, разглядывая то, как они, под натиском её дыхания, слегка подрагивают во сне. Темноволосый мечется. С одной стороны здесь холодно.
Для неё.
Сам же Леви привык к таким условиям. Сначала в чертовом городе разврата и убийств, затем во время экспедиций. Он не брезгует и может потерпеть, ведь выспался в обед, но это не самое лучшее место для сна этой наглой девушки.
А с другой стороны…
С другой стороны Амелия и правда устала. Последние дни выдались тяжелыми. Утеря документов, давление кадетов и перепалка с зазнавшейся третьегодкой заставили её изрядно понервничать. Заполнение скучной документации усугубило это состояние. Наверняка выбило из неё все оставшиеся силы. Так ещё и не спала, не ела и проревела здесь двадцать минут.
Магнит для проблем.
— Ты такая проблемная, знаешь об этом? — шикает Аккерман, морща нос от холода. Внезапно девушка еле заметно вскидывает брови, на что он усмехается, принимая это за ответ — Видимо, знаешь.
Забавляясь такой реакции, он замолкает. Смотрит дальше и принимает решение.
— Так уж и быть. Можешь использовать меня в качестве подушки.
Дает разрешение на наглую эксплуатацию своего тела, которое к сожалению, совершенно не имеет смысла. Ей оно не нужно, эта барышня уже лежит на нем.
— Но не смей слюнявить меня, — и как можно угрюмо добавляет — отродье.
Отползая чуточку дальше от опасной территории, Аккерман старается делать все с крайне осторожностью. Думает над тем, как разместить сие чудо поудобнее. Можно было бы уложить её как тогда, на свои ноги, но здесь слишком грязно. На стене все же почище было. Понимая это и боясь разбудить, решается оставить все, как есть. Скрючивается в три погибели, чтобы этой особе было комфортно лежать на нем. Сделав задуманное, надеется, что она проснется как можно раньше, ведь здесь холодно.
И в то же время…
Смотрит на её лицо. Изучает его. Словно губка впитывает каждую деталь девичьего облика. Длинные ресницы все ещё слегка подрагивают во сне. От её умиротворенного дыхания и прохладного ветра, который все равно касается её лица даже сквозь мнимую преград в виде капюшона. В нем она похожа на запеленутого ребенка и это забавляет. Хочется пошутить, но девушка спит.
А когда она спит шутить не так интересно.
Из слегка приоткрытого рта доносится едва уловимое, уже знакомое слуху Аккермана, сопение. Под серым освещением Ночного пастуха её лицо кажется белее чем обычно, но оно все ещё имеет красноватый оттенок. Заплаканная от недавно выплаканных слез, бессовестно лежит на нем. Посапывет и явно радуется теплу и уюту своего надувного матраса в виде сильнейшего воина человечества. Зато успокоилась.
Но у Леви осталось парочку вопросов.
Касательно Ленц, Лабера, Разведки, её слов о венке и Подземного города. Последнее настораживает больше всего, но сейчас Леви решает откинуть это на потом. Сейчас думает о хорошем — все устаканилось. И ситуация с этими чертовыми документы. И с зазнавшейся третьгодкой. Даже метеорный поток поймали. Глядя на её облик понимает, что рад такому исходу событий. Внезапно понимает ещё одну вещь. Точнее, впервые осознает это:
Она красивая.
При сером освещении Лунного света он замечает это более детально.
Замечает правильные, в какой-то степени милые, черты лица. Пухлые губы, ровный нос. Длинные и весьма послушные светлые волосы, которые на данный момент, сквозь толщу одежды, видны лишь мельком. И правда, она симпатичная, но красивой её делает нечто иное.
Характер. Замашки. Поведение.
«И щеки»
От этой мысли становится неловко. Душно и сердце начинает биться чаще. Ощущая непонятные ему эмоции и учащение пульса, продолжает изучать ее лицо, но старается отвлечься. Думает о том, что принял на себя роль подушки для слез и сна. Мысленно усмехается этому и тому, что девчонка уснула на нем без задней мысли.
И вспоминает.
— Тогда я так же сидела у мамы в объятиях.
— И плакала?
— Нет же. Просто сидела с ней. Разговаривала и чувствовала себя в безопасности. Даже уснула тогда. Она потом ворчала.
От этого, не сдержавшись, Леви начинает смеяться. Тихо, чтобы не разбудить её ненароком, но искренне.
Теперь Амелия сидит в его объятиях, а он ворчит.
«Словно мамочка»
— И как я до такого докатился?
И правда, как и каким образом? Сильнейшего воина человечества, капитана элитного отряда, бывшего разбойника преступного города используют в качестве подушки для слез. Матраса и кровати.
Леви чувствует себя гостиницей.
— Видишь, — вздыхая, начинает Аккерман —
ты можешь чувствовать себя в безопасности и в моих объятиях.
И вспоминает слова её матери.
—
Когда-нибудь ты будешь сидеть под звёздами с человеком, с которым сегодня, возможно, ещё не знакома.
Верные слова. Он отметил забаву этого комментария ещё тогда, до отхождения подчиненной в царство Морфея. Сейчас же Леви чувствует нотку волнения и плотно стискивает зубы вновь. Уже более серьезно смотрит на подчиненную и она, казалось бы, почувствовав пристальный взор серо-синих глаз, внезапно хмурится.
Словно чувствует всю плачевность ситуации.
— Тебе придется отпустить на счет три, Амелия, — снова повторяет темноволосый недавнюю фразу. В порыве, пальцами свободной руки, откидывает надоедливую прядь белесых волос у её лица в сторону. Сделав задуманное, будто бы она его слышит, объясняет — Не сейчас, но чуточку позднее придется это сделать.
Чуточку позднее.
А пока что она может эксплуатировать его тело в качестве чего только можно. Подушки для слез и укрытия. Матраса и кровати. В любом случае Леви смирился.
Он гостиница.
