Наши души обречены быть вместе

В некогда процветающем Янириамоне экономический кризис оставил неизгладимый след, изменив ландшафт и жизнь жителей. Торговля, которая когда-то определяла этот район, уступила место суровой и захватывающей картине, где пустые витрины магазинов и приглушенный свет рассказывали мрачную историю о трудностях и стойкости. Мастерская Кайлера Шелдона, место, где он вложил душу в свое ремесло, была центром его надежд и мечтаний. Однако дефицит бросил мрачную тень на город, и те, кто находился у власти, были безразличны к борьбе простых граждан. В один роковой день без предупреждения и объяснений в мастерскую прибыли силовики. Они привезли с собой приказ о немедленном сносе его магазина, заявив, что это необходимо для нового строительного проекта, поддерживаемого главой общины. Ткач с недоверием наблюдал, как его заветные творения, инструменты и воспоминания о бесчисленных часах, проведенных за упорной работой — превратились в руины. Потеряв работу, юноша столкнулся с непростой задачей обеспечить своих брата и сестер. Он был единственным кормильцем семьи, и внезапная потеря работы поставила его в очень уязвимое положение. Шелдон немедленно начал рассылать свое резюме различным работодателям. Он посещал ярмарки вакансий и агентства по трудоустройству в надежде получить новую должность. Парень тщательно проанализировал финансы семьи и начал сокращать ненужные расходы. Он уделял первоочередное внимание таким предметам первой необходимости, как аренда квартиры, еда и обучение младших. Кайлер все больше подозревал коррупционную практику, и однажды вечером, проходя по тускло освещенному переулку, он услышал приглушенный разговор между двумя государственными служащими, которые работали в Управлении доходов города. Один из них был самим лордом Макиавелли: «Мы получили средства от строительной компании, как и обещали. Они хотят, чтобы их проект был одобрен как можно скорее». «Отлично. Убедитесь, что документы прошли процедуру подтверждения без каких-либо задержек. Как только начнется строительство на месте той ткацкой мастерской, нас будет ждать щедрый «подарок». Они собирались убрать и перестроить ларек Кайлера, чтобы на его месте возвести бюро одной фирмы, которая принадлежит Макиавелли. Будучи преисполнен решимости разоблачить это правонарушение и добиться справедливости, Шелдон сообщил о разговоре местным властям, наивно полагая, что правда восторжествует. Вместо того, чтобы расследовать обвинения во взяточничестве, органы под влиянием тех самых олигархов, которые были замешаны в деле, заставили Кайлера замолчать. Его обвинили в распространении ложных слухов и попытке запятнать репутацию уважаемых госслужащих. Лично лорд Макиавелли позаботился о том, чтобы Кайлера посадили. В пределах волшебного города находилась тюрьма, непохожая ни на одну другую, — бастион, возведенный для содержания тех, чьи силы были использованы в нарушение святости общины. В коридорах разносились рыдания и стоны тех несчастных душ, которые оказались заточенными в ее холодных, неумолимых стенах. Каждый день здесь шла битва за выживание. Охранники, действуя как проводники правления олигархов, правили железной рукой, они не проявляли ни милосердия, ни снисхождения к тем, кого считали врагами. В этом мире, где каждый житель обладал уникальной связью с магией, задача удержания людей в стенах тюрьмы оказалась непростой, в частности потому что не существовало артефакта, способного полностью свести на нет врожденные способности человека. Вместо этого стражи опирались на железный указ: внутри тюрьмы строго запрещалось использование магии. Они патрулировали лабиринтные коридоры тюрьмы, их острые чувства были настроены на малейшее нарушение правопорядка. Любая попытка заключенного призвать мистические силы встречала быстрые и суровые последствия — удваивался срок или увеличивался изнуритульный объем работ. Также подчиненного могли банально избить до полусмерти. Кайлер тихо сидел на жесткой узкой койке и пытался осмыслить свою новую реальность. Тюремная камера была маленькой и тесной, кроме него здесь находились еще трое человек. Сокамерник рассказывал истории из жизни в городе до своего заключения. Именно во время одного из таких разговоров их покой был нарушен. Крики неизвестного о пощаде остались без внимания, и охранники продолжали нападение, игнорируя его мольбы. Шелдон почувствовал, как его сердце колотится в груди, и глубокий гнев и беспомощности вспыхнули внутри него. Он слышал истории о таком обращении, но увидеть это своими глазами — совсем другое дело. Тяжелый звон металла о металл разнесся по коридору, возвещая о прибытии охранников, люди в камере сели смирно, ожидая чего угодно. Когда дверь с ржавым стоном распахнулась, вошли трое надзирателей, таща за собой заключенного. Лицо мужчины было избито и окровавлено, одежда порвана и испачкана. — Не на тех нарвался, — молвил один из надзирателей. — Думаешь, ты тут самый смелый? Еще одно подобное высказывание и тебя запрут в одиночную камеру, но пока она занята, сиди здесь, надеюсь, новые соседи смогут преподать тебе урок о хорошем поведении. Вот, смотри, справа есть одна свободная койка. Когда охранники наконец ушли, оставив заключенного скорчившимся на полу камеры, Кайлер не мог оторвать взгляд от ужасного зрелища. Сокамерники Кайлера взглянули на новоприбывшего и осторожно поинтересовались, все ли нормально, тот старался держаться бодро, даже пару раз улыбнулся, несмотря на свои раны. Проходили минуты, мысли Шелдона были поглощены насилием, свидетелем которого он стал ранее. Избитый мужчина поднялся, его движения были медленными и болезненными, и он опустился на соседнюю койку. У него худое бледное лицо с горбатым носом, маленькими глазами и большими ушами — словом, непривлекательный внешне тип, теперь в дополнение на лбу потерпевшего красовался синяк и кровавый след от ножа. Его волосы висели спутанными комками. Надбровные дуги нависали над глубоко посаженными глазами — и от этого он казался похожим на гончую, загнанную в угол. Зрачки сузились до вертикальных щелочек, он молчал и даже не шевелился. Его дыхание было затруднено, а взгляд отстраненным, как будто он вновь переживал перенесенные муки. — Кто ты? Как давно ты здесь? — начал разговор бывший ремесленник. — Ты мне? — голова парня раскалывалась, в ушах болезненно и протяжно звенело. — Да, а кому же еще? Я тут около суток, через два дня должны выпустить. Меня зовут Кайлер. Я видел, что они с тобой сделали. Это было… жестоко. Собеседник вздрогнул, подходя ближе к новому знакомому и устраиваясь рядом с ним на матраце. — Жестоко — мягко сказано, но это касается не только меня. Это то, что они делают со всеми, кто осмеливается поставить под сомнение их авторитет. — Что ты имеешь в виду? — Я был частью группы реформаторов. Мы верили в перемены, в лучшее будущее для нашего города. Мы протестовали против олигархов, жадности, коррупции. К сожалению, наши действия были слишком хаотичными, у нас не было лидера, из-за этого почти все наши планы шли коту под хвост. Они послали своих силовиков, чтобы сорвать наши собрания, заставить нас замолчать. А когда этого оказалось недостаточно, они обвинили нас в преступлениях, которых мы не совершали. Я думал, что наши голоса могут изменить ситуацию, но… — Думаю, не стоит рассуждать об этом вслух, вас могут услышать, — заметил один из сокамерников. — Ну и что они мне сделают? Еще раз изобьют? Плевать, бывало и хуже. Я не могу стоять в стороне и позволять этой несправедливости продолжаться. Я нахожусь здесь уже год. Меня здесь зовут Гоблин, — парень повернулся к Кайлеру. — Интересное прозвище, не так ли? — он криво улыбнулся, его лицо болело от побоев. Вскоре Кайлер и новый сокамерник оказались среди множества заключенных, которых загоняли в столовую. Шум голосов, звон подносов и гнетущая атмосфера тяжело висели в воздухе. Гоблин передвигался с трудом из-за ран, полученных в результате недавней стычки. Когда они подошли к зоне обслуживания, он потянулся за подносом и порцией еды, но ослабленное состояние выдало его. Внезапно споткнувшись, он потерял равновесие, и его поднос с грохотом упал на землю. Окружающие смотрели на человека со смесью апатии и презрения. Шелдон отреагировал без колебаний, он быстро наклонился, подбирая упавший поднос и его скудное содержимое. — Вот, возьми мой, остальное я уберу, — тихо сказал Кайлер. — Тебе это нужно больше, чем мне. Гоблин встретился взглядом с Кайлером, в его глазах смешались благодарность и смущение. Он кивнул, принимая предложенный поднос дрожащей рукой. Редко можно было увидеть такое товарищество в месте, где выживание часто означало безжалостное самосохранение. Они сидели вместе, еда была безвкусной и едва сытной, но в тот момент это было похоже на праздник. Гоблин ел медленно и с усилием, наслаждаясь каждым кусочком. — Чего ты носишься с этим уродцем? Оставил бы его в покое, на него даже смотреть больно, — бросил один их проходивших мимо людей. Кайлер охранял своего друга, следя за тем, чтобы его не беспокоили и не преследовали другие заключенные. Он знал, что в этой неумолимой среде добрые поступки могут быть восприняты как слабость, но его это не волновало. — Не беспокойся, что бы ты не делал, всегда будут люди, которые тебя ненавидят, — дружелюбно улыбнулся Гоблин. — Я буду работать над собой для того, чтобы моя дурацкая кличка, данная мне из-за странной внешности, стала тем словом, которое они боятся. В месте, где каждый ресурс был ценным товаром, Гоблин оказался неоценимым союзником. Его худощавое телосложение двигалось с некоторой уличной уверенностью, что свидетельствовало о его опыте работы в темных уголках тюремной экономики. В течение следующих дней Гоблин продолжал демонстрировать свой опыт в сложной бартерной сети тюрьмы. Он обладал сверхъестественной способностью добывать предметы, которые большинство сочло бы недостижимыми, превращая, казалось бы, скудные ресурсы в сокровищницу вещей первой необходимости. Когда гнетущая жара камеры показалась невыносимой, человек со шрамом прибыл с небольшой запаской дополнительных бутылок с водой, стеклянные поверхности которых были покрыты конденсатом. — Это поможет в условиях адской жары, — заметил Гоблин, его глаза блестели от удовлетворения от успешных переговоров. — Когда выпьешь, отдашь мне, я незаметно выброшу их. Кайлер кивнул, чувствуя прилив благодарности за находчивость своего друга. Вода была небольшой роскошью, но она приносила комфорт и облегчение, что было редкостью в их суровых условиях. Потом через некоторое время Гоблин снова подошел к Кайлеру с небольшим свертком. Он осторожно развернул его и обнаружил набор основных средств гигиены: кусок мыла, зубную щетку и чистый комплект одежды. — Это для тебя, — сказал Гоблин запинаясь. — Мне удалось потянуть за ниточки. Думаю, ты сможешь ими воспользоваться. Эти, казалось бы, безделушки, напоминали о человечности, которая все еще жила в холодных, неумолимых стенах тюрьмы. — Я не могу отблагодарить тебя, — выдавил Шелдон. — Ты тот, кто воспринимает меня всерьез и не брезгует разговаривать со мной. Считаю, что за все поступки нужно платить двойную цену. Ты помогаешь мне, я поддерживаю тебя, то же самое наоборот: если тебя кто-то побил, ты должен ударить сильнее. По такому принципу я живу и по такому принципу я попал в тюрьму. Кайлер кивнул, и между ними пронеслось торжественное понимание. В этом суровом и неумолимом мире их узы взаимопомощи и поддержки стали маяком надежды, напоминанием о том, что даже в самые мрачные времена сострадание и дружба могут выжить. В тюремной камере мерцающий свет отбрасывал жуткие тени на влажные, облупившиеся стены. Кайлер сидел на узкой койке, глядя одним глазом на потертую временем книгу, которую пытался читать, а другим — на Гоблина. Он, как обычно, сидел на постели, прижавшись спиной к холодной стене. Его взгляд был прикован к определенному месту: безобидному участку выцветшей краски и потрескавшемуся бетону. Кайлер уже привык к этим моментам молчаливого созерцания своего друга. Сначала он думал, что для парня это был просто способ избежать мрачной реальности их заключения, мысленное убежище в каком-то более счастливом месте или в далеких воспоминаниях. Шелдон решил нарушить окутавшую их тишину. — Что ты видишь, когда смотришь на эту стену? — начал он осторожно. Гоблин моргнул, словно возвращаясь из далекой задумчивости. Он повернулся к сокамернику, и на его лице появилась тень печали, которую он редко проявлял. — Просто воспоминания о времени, когда все было по-другому. Кайлер понимал вес этих слов. В суровых условиях тюрьмы их мысли часто отвлекались на внешний мир, на ту жизнь, которую они когда-то вели до того, как стены сомкнулись над ними. Это был мир свободы, где выбор не ограничивался замкнутым пространством, где надежда не была поглощена отчаянием. — Но ты никогда об этом не говорил. Тебе не обязательно, если не хочешь, но… Я здесь, если ты когда-нибудь захочешь поделиться. Гоблин слабо улыбнулся, в его глазах светилась признательность. — Я знаю и ценю это. К некоторым воспоминаниям слишком больно возвращаться, понимаешь? Однако, когда рядом ты, мне становится легче. Твой срок короткий, тебя завтра уже выпустят, а мне придётся еще некоторое время торчать здесь. Мы встретимся на воле, приятель? — Обязательно, — поспешил заверить он, — но где и когда? — Это не важно, мне просто нужно знать, что ты согласишься повидаться со мной снова. — Обещаю. Кайлер нашел утешение в молчаливом обществе Гоблина. Он знал, что их прошлое окутано тенями, каждое из которых несет бремя тайн и сожалений. Взгляд сокамерника продолжал задерживаться на этом месте на стене. После окончания срока Кайлер вышел на улицу. По дороге он увидел таверну — скромное помещение с деревянными балками и тусклым освещением, и вот она, его младшая сестра. Она несла поднос с кружками эля и ловко маневрировала среди суетливой толпы. Ее волосы собраны в небрежный пучок, а фартук, который она носила, был ей велик на несколько размеров. Сердце Шелдона наполнилось смесью гордости и вины. Ей было всего тринадцать, но на ее лице лежал груз ответственности, далеко не по годам. Он думал, что сможет защитить ее и других своих младших от суровой реальности, но его арест разрушил эту иллюзию. Девочка заметила, что он стоит у двери. Ее глаза расширились от удивления, поднос на мгновение покачнулся. Она быстро раздала все напитки и подошла к нему: — Кайлер? — она прошептала его имя, как будто не могла поверить своим глазам. Он пересек комнату несколькими широкими шагами, они обнялись. Посетители таверны едва удостоили их взглядом, погруженные в свои разговоры и смех. Она слегка отстранилась, положив руки ему на плечи, изучая его лицо, словно пытаясь убедиться, что он реален. — Где ты был? Мы понятия не имели, что с тобой случилось, — он тяжело сглотнул, пытаясь подобрать слова. — Меня заключили в тюрьму, ложно обвинили в преступлении, которого я не совершал. — Эти ублюдки! А мы даже не знали, думали, что ты ушел. — Знаю, сестренка. Я хотел защитить вас всех от этого, но… — голос Шелдона затих. Девочка оглядела помещение, вдруг смутившись. — Пойдем на улицу. Здесь шумно, и у меня обеденный перерыв. Они вышли, оставив позади оживленную таверну. Шелдон глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — После того, как ты исчез, мы не знали, что делать… мне пришлось искать работу. Прости, Кайлер. Я соврала, сказав, что мне четырнадцать — только с такого возраста работать легально и без согласия взрослых. Я даже не подозревала, что так сложно найти работу, благо, тот господин оказался добрым и понимающим, и, узнав о нашем финансовом положении, позволил мне начать смену в тот же день, игнорируя предыдущих кандидатов. Я еще совсем неопытная, и, честно, это очень тяжелый труд, будь моя воля, я выбрала бы себе другую специальность. Парень положил руку ей на плечо и ободряюще улыбнулся. — Ты сделала то, что должна была. Ты самая храбрая из нас. Брат и сестра нуждаются в тебе сейчас больше, чем когда-либо, — она всхлипнула и вытерла выступившую слезу. — Я знаю, но это непросто. Я все время беспокоюсь о тебе и ненавижу то, что не могу сделать большего. Ты делаешь более чем достаточно, поверь. Спустя две недели он нашел подработки в качестве дворника и сортировщика на складе. Его график был распределён таким образом, что у него было только полдня отдыха в неделю. Сметая пыль и мусор в кучу на обочине дороги, он не мог не почувствовать укол негодования по отношению к аристократам. Как раз в тот момент, когда он вытирал пот со лба, на головокружительной скорости приблизилась карета, запряженная парой лошадей. Она украшена позолоченной филигранью и резьбой, но что привлекло внимание Кайлера и безмерно его раздражало, так это полное отсутствие приличия, проявленное одним из пассажиров. Хорошо одетый дворянин, устроившийся в шикарном салоне, небрежно выбросил на дорогу кучу мусора. Обертки, кожура от фруктов и даже полупустой винный кубок упали на землю. Дворянин явно верил, что такие слуги, как Кайлер, всегда будут рядом, чтобы навести порядок. Они населяли обширные особняки с блестящими мраморными полами, роскошными гобеленами и хрустальными люстрами, которые отбрасывали танцующие радуги света на богато украшенные бальные залы. Между тем дом Кайлера представлял собой тесную и разваливающуюся квартиру, где каждая скрипящая половица служила напоминанием об их скудном существовании. Пока он трудился, его руки были испорчены мозолями, а люди высшего класса наслаждались нескончаемой процессией роскошных вечеринок и банкетов. Их гардеробы были переполнены сшитыми на заказ шелком, атласом и бархатом, а он снова и снова чинил свою порванную одежду. Аристократы держались надменно, как будто мир существовал исключительно для их удовольствия. Они выставляли напоказ свое богатство, ведя позолоченные экипажи, запряженные великолепными лошадьми, по улицам, где бедность витала, как непоколебимый призрак. Зависть, которую он питал к богачам, касалась не только их имущества, но и возможностей, в которых ему и подобным было отказано. Он знал, что место человека в этом обществе зачастую определяло право первородства, а не заслуги. Аристократы были рождены в привилегированной среде, их путь к успеху облегчался серебряной ложкой во рту. Наблюдая издалека за людьми, наслаждающимися своими пирами и экстравагантными гала-концертами сквозь тончайшую завесу ненависти, Кайлер не мог не задаться вопросом, действительно ли они заслуживают своего изобилия. Они не трудились так, как он, не потели и не истекали кровью ради своего богатства. Хотел, чтобы их лишили привилегий, чтобы они увидели мир таким, каким он его знал, поняли сокрушительную тяжесть бедности. Но по мере того, как дни превращались в годы, Кайлер не мог избавиться от осознания того, что его зависть — непродуктивное чувство, она гноилась внутри, отравляя его дух и сея семена горечи. Лучше потратить свою энергию на то, чтобы изменить обстоятельства, а не на размышления о несправедливости жизни. Что, если бы, раздумывал он, богатство немногих привилегированных можно было использовать на благо всего населения города? Это была смелая идея, которую он держал запертой в самых глубоких уголках разума, опасаясь ее радикальности. Сама идея перераспределения богатства аристократов казалась революционной фантазией, о которой можно было только шептаться среди доверенных лиц глубокой ночью, но по мере того, как Кайлер наблюдал резкое неравенство в городе, его мысли по этому поводу становились все более страстными. Он представлял себе мир, в котором особняки аристократов были перепрофилированы в дома для бездомных, где дорогие экипажи и гардеробы обменивались на еду, образование и здравоохранение для нуждающихся. Рабочий считал, что аристократы должны быть готовы внести свой вклад в создание более справедливого общества. По его мнению, их деньги были общим ресурсом, которые могли бы облегчить страдания бесчисленных семей, предоставив возможности и надежду на светлое будущее. Однако Кайлер прекрасно понимал, что такое видение не обошлось без осложнений. Привилегированные будут сопротивляться любым попыткам перераспределения своих средств, и сама идея захвата их собственности могла спровоцировать гражданские волнения. Задался вопросом, хватит ли у него смелости стать катализатором перемен, бросить вызов установленному порядку и добиться справедливости для угнетенных. Он также столкнулся с этической дилеммой: является ли морально оправданным насильственный захват чужого богатства, даже ради общего блага. В конце концов, Кайлер знал, что достижение таких монументальных перемен потребует тщательного планирования, единства жителей города и, возможно, даже поддержки сочувствующих аристократов, которые признавали присущую существующей системе несправедливость. Это была мечта, которую он будет продолжать лелеять. Он поднял голову наверх, где в небе парил чудесный Водопад Полумесяца — уникальное природное явление, созданное ночным владыкой во времена религиозных воен, и которое можно наблюдать с любой точки города. Это символ стойкости жителей Янириамоне, которые героически защищали свою родную землю от захватчиков. Но ради чего? Чтобы их следующие поколения жили в нищете? Сестра продолжала трудиться в баре, совмещая учебу с работой. Теперь они вдвоем могли накопить больше денег, хотя Кайлер протестовал против того, чтобы она продолжала заниматься этим дальше, ведь, если начальство узнает о ее возрасте, у них будут проблемы. Эти взрослые мужчины могли бы запросто воспользоваться ею, кто в таком случае поможет ей? Кайлер недостаточно хорошо владел магией, чтобы драться. Прошло два месяца. Кайлер сидел в дымной таверне, сгорбившись над столом, и потягивая дешевый напиток, который уже давно стал теплым. От тревожных мыслей у него болела голова, он залпом допил стакан и тяжело опустил руку на стол. В заведение заявился тот самый человек со шрамом, которого Кайлер встретил в темнице. Он был не один, за его спиной следом за ним следовала девушка — высокая и худощавая, словно спичка, с черными волосами почти до колен, длинной шеей и маленькими глазами-огоньками. На ней было черное платье с открытой спиной — оно чуть шелестело при каждом ее шаге. Она выглядела неуверенной и зажатой — не местная, наверное, — подумал Кайлер. — Это так отличается от того, что было в моем родном городе. У нас вообще существовал табу на алкоголь, его можно было использовать лишь во время некоторых священных обрядов — на похоронах, например. Но в обычной жизни пить категорически запрещалось, это считалось греховным. Ее голос был приятным и спокойным, как журчание воды на лесной полянке, а движения — плавными и медлительными. Девушка, казалось, не обращала внимания на духоту. Она шла вслед за парнем спокойно, неторопливо, немного покачиваясь. Время от времени она касалась его плеча бледной рукой, и тот отвечал ей легким движением головы. Во всем их поведении была такая абсолютная гармония, что холод и духота, окружавшие его со всех сторон, отступали и затихали, как по мановению волшебной палочки. В какой-то момент среди этой симфонии исчезло все, кроме этой пары. Гоблин был нервным и то и дело оборачивался. Его лицо казалось растерянным, и, хотя он был очень высок, он ссутулился, избегая смотреть на посетителей таверны. Ему постоянно приходилось одергивать длинный черный плащ, который теперь выглядел на его плечах нелепым и не по размеру. Несмотря на это, его девушка вела себя с непринужденностью и грацией, давая понять, сколько усилий стоит ее спутнику держать себя в руках, чтобы не показать чрезмерной тоски или печали. — Ты всего лишь неделю здесь, Лилия, привыкнешь скоро, — Гоблин взял ее за руку и прижал к себе, глядя на нее он словно наполнялся новыми силами. Не отрывал от нее взгляд, каждую секунду он смотрел на ее длинные и утонченные пальцы, на пряди темных волос, на ее милый маленький нос. В сравнении с ней он выглядел еще уродливее, однако был безразмерно счастлив. — Хочешь, закажу тебе чего-нибудь из еды? — Я не голодна. А откуда у тебя деньги? — У меня сохранились некоторые сбережения, прежде чем меня закрыли за решеткой. — Точно, ты рассказывал. Могу только представить, через что тебе пришлось пройти, — он поцеловал ее руку и поднял взгляд: — Тебе пришлось гораздо хуже, я чувствую, однако теперь тебе не о чем беспокоиться. Мужчина подошел к Шелдону. — Давно не виделись, ты в порядке? — как ни в чем ни бывало заговорил Кайлер. — Это твоя возлюбленная? Ты не упоминал о ней, — особа, к которой шла речь, взглянула на Кайлера так, словно уже была наслышана о нем и заранее ждала встречи с ним. Ответ был резким, что отличалось от его обычной гостеприимной манеры. Он говорил быстрым, бессвязным потоком слов, перескакивая от одной фрагментированной мысли к другой. — Да, я давно искал тебя. Довольно, у нас нет времени на любезности, — он быстро сократил дистанцию между ними и говорил теперь ему прямо в глаза. Брови Шелдона нахмурились. Он ожидал, что бремя тюремного заключения друга ляжет на него тяжким бременем, но эта перемена выходила за рамки простой усталости. — Знаешь, я очень хотел поговорить о… — он снова опасливо огляделся по сторонам. — Учитывая все, что произошло, нам нужно защитить себя. — Что ты предлагаешь? — Существует тайное общество. Группа людей, которые объединились, чтобы бороться с коррупцией и тиранией олигархов. Они помогают тем, кто пострадал от несправедливости, как мы. — А как насчет моей семьи? Если они узнают… — Я понимаю твое беспокойство. Вот почему это тайное общество, они действуют в тени, защищая своих членов и их семьи, твоим близким ничего не угрожает. Кайлер откинулся на спинку стула, его разум боролся с противоречивыми эмоциями. Он разделял страсть приятеля к справедливости, но резкая перемена в его друге обеспокоила его. — Разве в прошлый раз вы не потерпели поражение? — Я не отрицаю, но в этот раз все иначе. Мы с тобой знакомы, и я посчитал, что ты мог быть нам полезен. Думаю, я смогу убедить тебя после того, как мы поговорим тет-а-тет. Мысли Шелдона кружились, пока он взвешивал риски и выгоды. Обещание защиты и шанс дать отпор репрессивным силам были заманчивыми, но ставки были высоки. Сомнение шепнуло ему: «Готов ли ты сделать этот шаг? Отважиться уйти в тень, бросить вызов тем самым силам, которые разрушили ваш мир?». Его сердце болело от груза ответственности за младших брата и сестер, выживание которых зависело от него. Девушка все это время любопытно глядела на Кайлера — она была очень симпатичной, но молчиливой в присутствии малознакомых людей. — Я долго обдумывал твое предложение — еще со дня нашего знакомства — и решил, что действительно хочу вам помочь. У меня нет плана, но я считаю, что мог бы стать вам полезным. Например, следить за распределением финансов организации — у меня был бизнес, я хорошо разбираюсь в подобном. Почему бы и нет? Хотя, если бы вы мне поручили задание сложнее, я бы не отказался. — Это прекрасно, однако нам все равно необходимо поболтать в другом месте, — нетерпеливо заметил знакомый, намекая на остальных людей в таверне. — Куда мы собираемся? — Ко мне домой. Воздух был прохладным, пока Кайлер, Гоблин и его девушка прогуливались по мощеным улицам Янириамоне вдали от таверны. Временами человек со шрамом внезапно впадал в жуткую тишину, устремляя взгляд на какой-то невидимый горизонт. Кайлер наконец нарушил молчание: — Ты рассказал мне о своем плане и времени, проведенном в тюрьме, но где ты был до всего этого? Какую работу ты выполнял? — шаги бывшего тюремника на мгновение замедлились, тяжесть пережитого отразилась в морщинах на его жутком лице. — Я был журналистом, работал в одной из городских газет, писал статьи и сообщал о несправедливости, которую видел вокруг себя. — Журналист — благородная профессия, — вставил Кайлер. — Должно быть, вы раскрыли немало историй. Губы собеседника скривились в горькой улыбке. — Да. Я писал о коррупции, тяжелом положении простых людей и зверствах, совершаемых силовиками, но мои слова были восприняты как угрозы, и олигархи заставили меня замолчать так же, как и любое инакомыслие. Пока они шли, Шелдон не мог избавиться от ощущения, что что-то не так. Поведение его друга было беспокойным и импульсивным, что отличалось от сдержанного и вдумчивого человека, которого он когда-то знал. Только к своей возлюбленной он обращался по-особенному. — Чувак, — резко начал активист, — ты понятия не имеешь, как там. Дни сливаются воедино, каждый неотличим от предыдущего. А ночи… они еще хуже. Тьма, кажется, проникает в самую душу. — Я могу только представить, — мягко ответил Кайлер, его голос был полон сочувствия. — Но теперь ты свободен. Мы найдем способ сделать все правильно. Ответом Гоблина был нервный смех с оттенком отчаяния. Его возлюбленная лишь мягко обняла его за плечи и прошептала что-то на ухо. Лилия — это ее настоящее имя или тоже прозвище? Эта особа тоже член тайного общества? — Сделать все правильно? Ты даже не представляешь, насколько глубока гниль. Коррупция, жестокость… она коварна и заложена в каждом кирпиче и камне, но я знаю, как все исправить. Нам нужно собраться вместе, из-за отсутствия наставника мы долгое время действовали хаотично. Наша догма будет строиться на таком синопсисе: вся человеческая история — это история борьбы разных класов, а в таком обществе постоянно будет угнетение; масса бедных и средних классов появилась позднее и поэтому стала порабощенной, наша цель поведет нас к равному миру, где не будет высших и нищих. Именно в наших интересах это сделать, и не потому, что мы альтруисты, а потому, что это лежит в площади наших интересов. Только уничтожение государственного аппарата и жестокий террор на всех, кто пытается присвоить себе ценности и производства, может вывести нас на дорогу счастливого будущего. Пускай нас будут называть преступниками, однако речь не в словах, а в сути. Да, мы будем злодействовать, вести непросветленных людей в новое сообщество, где они будут влавствовать над собственной жизнью, — напряженность в голосе друга вызвала у Кайлера дрожь. Нужно поскорее завязывать с этим. Дома его ждут две младшие сестры и брат, они не должны волноваться из-за его долгого отсутствия. Кайлер вошел в маленькую квартиру. В воздухе чувствовалась ощутимая влажность, а также смесь затхлости и старого пергамента. Мебель, задрапированная рваной тканью, была свидетелем безжалостного течения времени, стулья стонали под тяжестью лет, их обивка протерлась и провисла, а неровные половицы скрипели при каждом шаге. Среди мрака лежало множество книг и разбросанных свитков. На кривых полках стояли тома с потертыми корешками. Комнатные растения, когда-то яркие и пышные, теперь представляли собой лишь остатки своей былой зеленой славы — увядшие, высохшие и заброшенные. Беспорядочно развешенная одежда украшала спинку одинокого стула, а зеркала несли на себе накопленные следы небрежности. Окна, стекла которых были закрыты грязью, позволяли лишь проблескам слабого света проникать сквозь пелену тьмы внутри. И все же, как это ни парадоксально, в этой жуткой и неудобной обстановке Гоблин казался странно непринужденным. Для обитателя этого своеобразного владения комфорт заключался не в привычном понимании первозданной обстановки или изысканного декора, а, скорее, в святилище безвестности и одиночества. Хаос, сырость, загадочные фолианты и увядшая флора были вплетены в саму ткань их существования, создавая надежное убежище. В этом своеобразном пространстве Гоблин нашел утешение от обыденного мира, кокон, где была принята эксцентричность, где беспорядок был холстом для творчества. Лицо Гоблина исказилось странной смесью отчаяния и злобы, от него исходила леденящая аура. Внезапным сильным жестом друг Шелдона призвал темную магию, словно пороки сомкнулись вокруг него. Он ахнул, его дыхание вырывалось короткими, прерывистыми порывами, его тело было безжалостно прижато к стене. Боль пронизывала каждую клеточку его существа, невидимые руки сжимали саму его душу. Девушка, которая все это время стояла позади своего парня, оказалась злым духом. Это было видно по ее глазам. Они были такими же маленькими огоньками, только в тот момент горели они поярче. На ее тонких губах играла легкая, немного презрительная улыбка, никак не вязавшаяся с ее обликом милой, воспитанной и образованной девушки, какой она казалась издали. — Слушай, — голос Гоблина был пронизан тревожной смесью агрессии и отчаяния. Он размахивал руками, прерывая речь резкими, преувеличенными жестами. Как будто он пытался физически проявить хаотичные мысли, проносившиеся в его голове.— Другого пути нет. Нам нужно добиться мира, но мы должны действовать быстро. Глаза парня метались по тесной комнате в поисках выхода, но темная магия держала его в непреклонной хватке. Страх грыз его сердце. Предложение, которое выдвинул Гоблин, было не чем иным, как зловещим, и это был путь, чреватый опасностями. Его знакомый наклонился ближе, их лица были в нескольких дюймах друг от друга, его слова были похожи на ядовитый шепот. — Видишь ли, Кайлер, есть сила, которую можно обуздать, которая может склонить чашу весов в нашу пользу. Сила духа, связанного с нами контрактом. С ее помощью мы можем достичь невообразимого, но вы должен быть готов принести свою жертву. Пока не попробуешь — не узнаешь. За решеткой использовать волшебство невозможно, это было наказуемо. Теперь же ты можешь доказать, на что способен. Мысли Шелдона метались, пытаясь осознать серьезность стоящего перед ним выбора. Очарование перемен, лучшего будущего боролось со страхом перед неизвестным и преследующим шепотом его совести. Неужели он мог продать душу злому духу, впустить тьму в самое свое существо, и все ради революции? — Подумай о жизнях, которые мы могли бы спасти, о страданиях, которым мы могли бы положить конец, — продолжал человек со шрамом на лбу. — Если ты хочешь вступить в организацию, то обязан подписать контракт с духом. Иначе я не пощажу тебя и убью. Мне нужны только решительные и стойкие люди, которые готовы рисковать своей жизнью ради общего блага. Слабаков в своих рядах я не потерплю и придушу каждого из них лично. Бывший ремесленник балансировал на грани выбора, который навсегда изменит ход его жизни. В мерцающем свете свечей тени устрашающе плясали по стенам, отражая бурное смятение в душе Кайлера. Предложение было, несомненно, заманчивым. Обуздать силу призрака, выйти за пределы человеческих возможностей и отомстить тем, кто заключил его в тюрьму и увековечил цикл жестокости в городе — такая перспектива дразняще танцевала на краю его мыслей. Яркие воспоминания о пребывании в тюрьме, безжалостной жестокости надзирателей и мучениях, которые они причинили, разжигали бушующий внутри огонь. Ненависть, гнев и жгучее желание возмездия слились в его разуме. Кайлер вообразил себя наделенным темной и грозной силой, представлял, как столкнется со своими мучителями, и каждое столкновение закончится их подчинением или полным поражением. Он увидел, как преобразились улицы города, как наконец затихли крики угнетенных. И все же посреди этих опьяняющих видений в его сознание прокрался шепот сомнения. Он знал, что за такую власть пришлось заплатить невообразимую цену — продажу своей души. Это договор, который свяжет его со злонамеренной силой, которая неизбежно будет стремиться развратить и поглотить его. Воспоминания о трансформации Гоблина и отчаяние в его глазах остались ярким напоминанием о том опасном пути, который ему предлагали. Жажда мести яростно терзала его, в то время как надвигающийся призрак неизвестных последствий подтачивал его решимость. — Хорошо, я согласен. Дай мне предметы для ритуала и подробную инструкцию, как заключить контракт.