Призрак шести берёз

Через несколько дней болезнь отступила. Утром Маша нехотя поднялась с кровати и грустно оглядела собранный матерью портфель. Идти в школу совсем не хотелось. Было страшно думать о том, сколько всего она пропустила за эту неделю. Пережитый ночной кошмар казался чем-то далёким и нереальным, будто всего этого и не происходило. — Машуня! Мать стояла напротив кровати в домашнем халате и мягких тапочках. — Машуня, давай скорее кушать, а то в школу опоздаешь. И так неделю пропустила. Маша безмолвно кивнула и отправилась на кухню. Быстро проглотив яичницу, девочка оделась и выскочила за дверь. Свой комсомольский значок она впервые спрятала в карман юбки, подальше от любопытных глаз. На улице было темно и холодно. Мужики, ругаясь на мороз, чистили машины от снега, другие школьники выбегали из своих подъездов, приветствуя друг друга радостными криками. Маша прошла недолгий путь до школы в одиночестве. Всё было почти как в первый раз. Охранник всё так же плесневел на своем месте, разгадывая, наверное, уже миллионный сканворд. По коридорам носилась беснующаяся малышня. Дежурные с сонными лицами толпились на входе, изредка выцепляя кого-нибудь сопляка без сменки. Не хватало только того рослого усатого дружинника, представившегося Маше Василием. “Может, обратиться к нему? Сказать всё как было, может, комсомольцы мне помогут?” — грустно раздумывала Маша, поднимаясь на второй этаж. Раньше она верила во всё, что говорили на пионерских собраниях. Чувство локтя, вот, чего ей остро не хватало. Какой-то коллектив, друзья, подружки, но разве можно найти их тут? Маша дошла до нужного кабинета и быстро оглядела незнакомые лица одноклассников. Они все выглядели настолько далекими и чужими, что ей захотелось собрать все свои вещи и сбежать обратно на улицу. Лучше уж провести пару часов на морозе, чем снова находиться здесь, среди этих людей. — Маня, привет, — гортанный крик Марины оборвал её мысли. — Чего не здороваешься? — Иди сюда, Ухта, — угрюмо поддержала подругу Флюра. Они стояли так же, вчетвером. Другие девочки сторонились их компании, и Маше совсем не хотелось вставать в их кружок. — Ну же, Маша, — Катя подошла к ней и мягко приобняла за плечи. — Отболела? — Ага, — натужно кивнула Маша, пытаясь уйти в сторону. Нежные объятия за секунду переросли в бульдожью хватку. Катя отвела её к остальным и насильно впихнула в девичий кружок. — А мы думали, придёшь или нет? — вальяжно отвесила Марина. — А ты чего такая хмурая? До туалета не дошла? Девочки прыснули от смеха. Маша обернулась, ища помощи у одноклассников, но никто из них не смотрел в её сторону. Краешком глаза она заметила голову Максима, он, как обычно, стоял рядом с Назаром, тихонько посмеиваясь над очередным анекдотом. Прозвеневший звонок принёс секунды облегчения. В класс зашла грузная женщина, лет за пятьдесят. Учительница алгебры и геометрии. Катя оказалась старостой класса. Уверенным и звонким голосом она отчеканила фамилии отсутствующих на уроке и села рядом с Машей. От её близости хотелось вжаться в стул. — Мышкина? — удивлённо спросила учительница. — Ты новенькая? Давай к доске. — Давай, — Катя легонько толкнула её в спину. Оказавшись у доски, Маша не могла оторвать глаз от своих туфель. Теперь она была как на ладони. Десятки взглядов ползали по её одежде, и среди них всех не было ни одного дружелюбного. — Мышкина, давай-ка с тобой решим задачу из следующего параграфа. Давай, нарисуй мне равнобедренную трапецию, как показано на рисунке. И запиши условия задачи… Маша старательно выводила буквы в слове “дано”, пытаясь сконцентрироваться на геометрии. — Мышкина! — одернула её учительница. — Ты что, ворон считаешь? Я тебе диктую условия задачи, а ты что? По классу прошёлся нестройный смешок. Маша чувствовала, как против воли щёки заливаются красной краской. Записав условия задачи, она осмотрела нарисованную трапецию, пытаясь вспомнить нужные правила для решения. Но как назло, ничего не лезло в голову. Маша ненавидела математику. — Ну что ты стоишь? Не знаешь? Что нам нужно, чтобы узнать, какой у нас тут угол? — Угол… — напряжённо оглядывая безразличные лица, Маша наткнулась на приятные пухлые губы. Максим бессмысленно улыбался, глядя в окно. Назар сидел рядом, нашептывая какую-то чушь ему на ухо. — Нужно сложить углы… — Так, — учительница встала со стула и подошла ближе. Из её рта разило чесноком и жаренной картошкой. — А дальше что? Морозова, ты руку тянешь зачем? — Ответить хочу, Валентина Павловна, — прощебетала Катя. — Можно я выйду к доске? — Можно, — кивнула учительница. — Покажи Мышкиной, как это делается. В одно мгновения Катя оказалась рядом. Пара движений мелом, и задача сложилась, как карточный домик. — Ну, теперь понимаешь? — зелёные глаза заботливо рассматривали Машу сверху вниз. — Понимаю, — кивнула Маша. — Нужно вычесть из ста восьмидесяти. — Вот молодцы! Морозовой пять, а Мышкина, пока карандашиком ставлю вопросик. На следующий урок подготовься получше. У нас тут не филонят! — Вы её простите, она просто из Ухты! — Катя приобняла Машу за плечо и повела обратно за парту. — Из Ухты? Это на севере? И как у вас там с математикой? — настороженно спросила учительница. — Как видите, — хихикнула Марина, — не очень. Урок тянулся бесконечно долго. Несмотря на внешнюю дружелюбность, Маша чувствовала от Кати некую странную уничтожающую силу. Будто девушка пыталась залезть к ней в душу, вывернуть наизнанку всё её нутро. Будто для этой Кати она была смешной, нелепой мышкой, попавшейся в западню. Вслед за ненавистной математикой пришло время литературы. Этот предмет нравился Маше намного больше. Кроме того, к теме урока она успела подготовиться дома. Учительница литературы выглядела совсем не так, как сухая и выцветшая математичка. Она была полной женщиной, с приятными ямочками на щеках. Её серо-зелёные глаза казались Маше совсем детскими, никогда не видевшими ничего плохого, и излишне добрыми. — Ребята, кто же расскажет нам о характере Паши Корчагина? Есть ли тут те, кто мог бы своими словами рассказать о нём? — Я могу! — Маша решительно встала с места. Эту книгу она прочитала несколько раз. Успела раскритиковать, восхититься и испытать скуку. — Паша — символ революционного духа и борьбы. Он настоящий герой, и это проявляется в его качествах, а именно в остром ощущении несправедливости. В пламени гражданской войны, когда человеческая жизнь стала дешевле ломтя хлеба, Паша сохранил лучшие человеческие качества, не упиваясь жестокостью и безнаказанностью этого страшного времени. С ранних лет он испытывал голод, он не понаслышке знал нищету, но мыслил куда шире, чем другие. Он чувствовал несправедливость, но не по отношению к собственному я, а по отношению ко всему рабоче-крестьянскому классу. Это отличает его от малолетних преступников, хулиганов, оправдывающих собственную жестокость и глупость тяжелыми условиями жизни. Главным качеством Паши была вера в идеалы марксизма-ленинизма. Он боролся за эти идеалы не ради себя, а ради справедливого общества и всеобщего блага. Ради этого блага и общества он отказывается сначала от Тони, а затем от Риты, ведь личная жизнь мешает ему сосредоточиться на построении этого самого “идеального мира”. На самом деле, — Маша запнулась, стараясь не смотреть учительнице в глаза, — Паша сумасшедший, одержимый идеей сделать каждый свой шаг полезным для общества. Ему страшно от бесцельно прожитого времени, оно наступает ему на пятки, не давая остановиться, завести семью и зажить, наконец, как человек. Когда его тело отказалось продолжать работать, он снова встретился с Ритой, но было уже поздно. Умирая от паралича, на больничной койке, Паша тешил себя мыслями о том, что он прожил свою жизнь не зря, положив её на алтарь общего дела. В классе воцарилась гробовая тишина. По Маше скользили испуганные, непонимающие взгляды одноклассников. По их лицам было видно, что она сказала что-то не то. Катя смотрела на Машу осуждающе, как управдом на товарищеском суде. А Максим всё так же продолжал пялиться в окно, не обращая на происходящее никакого внимания. — Интересный взгляд, — учительница помедлила и слегка прицокнула языком. — Ты ведь Мышкина, верно? Интересный взгляд. Так, по-вашему, было бы лучше, если бы Корчагин обзавелся семьей? — Он боролся за то, во что верил, — серьёзно ответила Маша, — и умер, потому что боролся. Если бы он завёл семью, он не был бы счастлив. Борьба за лучшее будущее была смыслом его жизни, определяла все его поступки. — Правильно! — учительница по-детски захлопала в ладоши и улыбнулась. — Молодец, Мышкина. Пять. Кто-нибудь ещё хочет высказаться? Класс ответил ей гробовой тишиной. Маша вернулась на свое место с приятным чувством выполненного долга. Пусть знают, что она не серая мышка. Интересно, что думает о ней Максим? — Ничего себе ты выдала, — Катя легонько задела её локтём. — А зачем ты так кричала? — Кричала? Разве я кричала? — Ага, — заговорчески шептала Катя, — на весь класс, как сумасшедшая. Я уже думала в медпункт бежать, за успокоительным. Маша оглянулась, пытаясь понять настроение класса. Внезапно она наткнулась на немигающий взгляд чёрных глаз, сверлящих её спину. Это был незнакомый ей парень с последней парты. Темноволосый, угрюмый и неприятный. Он смотрел на неё так, будто хотел сожрать. Выглядел он неопрятно, отросшие до бровей чёрные волосы казались грязными, на пиджаке не хватало верхней пуговицы. Но самым примечательным в нем было отрешенное выражение лица, будто ему было наплевать на всё, кроме Машиной спины. Стараясь не встречаться с ним глазами, Маша отвернулась и попыталась вслушаться в то, что рассказывала им учительница. — Когда я была в вашем возрасте, нам приходилось ходить до школы по шесть километров, пешком! В единственную в округе школу. Мы ходили в школу и в снег, и в дождь, и в зной! Пропустить уроки в наше время было просто так стыдно, что многие шли даже с температурой, что, конечно, неправильно… Наконец наступила большая перемена. Ученики весёлой гурьбой понеслись в столовую, сметая всё на своём пути. Перед тем, как спускаться в подземелья, из которых доносился дразнящий запах супа и котлет, Маша решила зайти в туалет. На её пути возникла высокая фигура в синей форме, напряженно подпиравшая стену возле учительской. Это был Макс. Собрав решимость в кулачки, Маша двинулась ему навстречу и сходу выпалила: — Привет! Я хотела сказать тебе спасибо за то, что ты мне помог! Максим, казалось, не сразу узнал её и несколько секунд по-глупому хлопал своими густыми ресницами. — Привет. Ты о чём? — он улыбнулся и озадаченно почесал голову. — А, тогда? Я просто мимо шёл, а тут смотрю — ты идёшь. С мокрой головой. Ты из бассейна, что ли, шла? Его лицо покрывали мелкие ссадины, они были и на щеках, и на переносице. Краешек нижней губы распух и почернел. — Не из бассейна. А что у тебя с лицом? — взволнованно спросила Маша. — Да ничего такого. Ты с Катюхой теперь? Ты аккуратнее с ней. Он настороженно оглянулся по сторонам и наклонился к Маше. Будто бы хотел поцеловать. — Ты лучше не общайся с ними. Слыхала про Валю? — Это та, что пропала? — Да, — кивнул Макс. — Они хотят тебя на её место поставить, а тебе оно нужно? Лучше отшейся, пока не поздно. — Ма-акс! — сзади к нему неожиданно подскочил запыхавшийся Назар. — Ты чё тут лясы точишь? Погнали! — Погнали, — улыбаясь, кивнул он. — Давай, удачи тебе! Помахав рукой на прощание, Максим вслед за Назаром скрылся на лестнице. В школьном туалете не было ни кабинок, ни унитазов, только чаши типа “Генуя”. Однако в отличие от туалета в старой Ухтинской школе, здесь были перегородки, дававшие какой-то минимум интимной атмосферы. Оглядев себя в зеркале, Маша недовольно нахмурилась. Выглядела она не очень, как-то понуро и скомкано, будто её мучают желчные камни. Лицо казалось неественно землистым, на щеках привлекали к себе внимание прыщи. И такой её видел Максим? Неудивительно, что он так быстро ушел, кому понравится смотреть на такую страшилищу? Оказавшись над чашей, Маша, как и всегда, мысленно произнесла молитву несуществующей высшей силе, уговаривая её не дать ворваться в туалет шумной мелюзге. Или курящим десятиклассницам, что было бы ещё хуже. Тук. Тук. Тук. Стучали в перегородку слева. Маша испуганно зажмурила глаза, пытаясь вспомнить, был ли кто-то в туалете, когда она вошла. Нет, никого быть не могло, она бы точно заметила. А если нет? “Растяпа, дура рассеянная”, — выругалась она про себя. Но зачем кому-то надо было стучать в перегородку? Тук. Тук. Тук. Маша опустила голову, чтобы заглянуть вниз и осмотреть ноги сидевшего над соседней чашей. То, что она увидела, вогнало её в ступор. Мягкие, облезлые лапы, совсем как из того ночного кошмара. “Но ведь это был сон. Это всё было не взаправду, не могло такого быть. Неужели я уснула на уроке?” — Маша, — тонкий, писклявый голос резал уши. — Не бойся меня. Сейчас ей впервые хотелось, чтобы в туалет кто-нибудь зашёл. Пускай зайдут и разбудят её, прогонят этот жуткий кошмар. — Не бойся, — повторило существо за перегородкой. — Меня не бойся. Других бояться надо. — Это сон, — твердо ответила Маша только для того, чтобы услышать свой голос. — Как хочешь. Я хочу поговорить с тобой, но не здесь. Кто-нибудь может зайти в любую минуту. После школы приходи в сквер, который за универмагом. Дойди в нём до второй развилки и сверни налево, к деревьям. Ищи шесть берёз, растущих друг с другом! Приходи одна! Дверь туалета скрипнула и помещение наполнилось голосами. — Без кунаклар котэбез. — Малайлар? — Айэ. Две темноволосые девчушки остановились у зеркала и синхронно достали расчёски. Маша смущённо встала, пытаясь издавать как можно меньше шума, но её всё же заметили. — Гафу үтенәм, — безразлично обратилась к ней одна из девочек. Пытаясь не задохнуться от страха, Маша подошла к умывальнику, надеясь смыть наваждение холодной водой. За перегородкой никого не было. Существо, если это был не морок, просто испарилось. “Неужели я схожу с ума?”

***

Спустя несколько часов уроки закончились, и потоки детей сгустками начали вываливаться из здания школы. Коридоры наполнялись теми, кто учился во вторую смену. Маша в нерешительности остановилась возле украшенной красными флагами ленинской комнаты. Сумасшествие сумасшествием, а новую жизнь на новом месте нужно было как-то обустраивать. Легонько толкнув дверь, Маша сделала уверенный шаг навстречу новой жизни. Внутри пахло по-особенному, так пахло только в ленинских комнатах. Исходил ли этот запах от свежеокрашенных плакатов или от развешанных повсюду алых штандартов, было неизвестно. В центре комнаты красовался целый Ленин. Не какой-то жалкий бюст, а самая белоснежная гипсовая статуя в полный рост. За ним — знамя с золотыми буквами воззвания к пионерии. В уголке, за шахматным столом, сидели двое. Кучерявую голову Василия Маша узнала сразу, а второй был похож на его брата близнеца. Впрочем, все дружинники были чем-то похожи. — Привет, — Василий оторвался от партии и дружелюбно улыбнулся. — Проходи, не стесняйся. — Из какого класса? — деловито спросил второй, куда менее приятный молодой человек. — Восьмой “Б”, — робко ответила Маша. — А, восьмой, и что ты хочешь? — Подожди, Дима, разве так можно, — Василий встал из-за стола и жестом пригласил Машу присесть. — Человек пришёл, может быть, по важному вопросу. А ты как следователь на допросе. Как тебя зовут? — Маша. — А фамилия? — Василий сел на стул рядом, приглаживая торчащие во все стороны кучеряшки. — Мышкина. Я пришла, — Маша немного помедлила, — потому что хочу принять участие в жизни школы. Я недавно перевелась сюда и совсем никого не знаю, поэтому я хотела бы… — Перевелась откуда? — Василий повернулся к сидящему сзади близнецу. — А кто в восьмом “Б” староста? — Катя Морозова, вроде бы. — Катю Морозову знаешь? — Василий не давал Маше открыть рта. — Не познакомилась ещё? А надо бы. Она девушка замечательная и староста твоего класса. Мигом введет тебя в курс дела, какие конкурсы есть, и всё прочее. Ты в шахматы играешь? — Нет. — Жаль, а может, радио увлекаешься? — Нет, — смущенно ответила Маша. — Я рисую. Рисовала раньше. А ещё раньше в музыкальную школу ходила… — А, это тебе в самодеятельность, — кивнул Василий. — Тамара готовится ко дню культуры народов Поволжья. А потом будет подготовка к Новрузу. Это тебе всё к Тамаре Степановне, но её сейчас нет. Она на больничном. — А вы… — А вот Дима. Он у нас глава шахматного клуба. Меня Василий зовут, я по ОКОДу. Так что, если будут какие проблемы с хулиганами, можешь смело обращаться ко мне! — Понятно, — Маша встала со стула и направилась к выходу. — Обязательно познакомься со своей старостой и попроси её направить тебя на кружки самодеятельности, — Василий проводил Машу до двери. — И заходи, если будут ещё какие-то вопросы. Маша молча кивнула. Вопросов у неё накопилось немало. Но смогут ли на них ответить эти два шахматиста? “Обратись к старосте”, — звучало, как издевательство. Сквозь опустевшие коридоры Маша добралась до гардероба, не встречая по пути ни одного знакомого лица. Значит, все уже ушли. Мальчишки побежали на спортивные секции, девочки, наверное, в кружки. По крайней мере, так было в Ухте. На улице валил снег. Дворники устало чистили дорожки от метровых сугробов, то и дело выбегая на перекур. “Возможно, мне стоит рассказать всё матери? Ага, чтобы она сдала меня в психушку? А если я и правда болею? Нужно просто рассказать ей всё, только так, чтобы папа не услышал…” Прилетевший в ухо комок снега оборвал её мысли на полпути. — Эй, Ухта! Иди сюда, — сбоку к Маше приближалась рослая фигура. — Куда топаешь? По грубому говору и накрашенным губам Маша опознала Марину. — Домой иду. — А мы с тобой в одном доме живём, ты в курсе? — Марина с размаху закинула ей руку на плечо, отчего Маша едва не упала. — Ну ты на литературе выдала речь, тебе бы с такими речами в райком. Там сейчас таких любят! Гласность, свежий взгляд на вещи. Правда, могут и в дурку упечь. Марина взяла её под руку и зашагала вперед, далеко выбрасывая длинные ноги. Несмотря на температуру далеко за минус три, Марина не отказывала себе в удовольствии натянуть тонкие капроновые колготки телесного цвета. — Всё ещё дуешься на нас? Это ты зря, как будто произошло что-то плохое. Разве произошло? — Я сейчас поскользнусь, не так быстро, — Маша едва поспевала за неожиданной попутчицей. — Зачем ты со мной идёшь? — Как это, зачем? — нахмурилась Марина. — Мы же подруги, разве нет? Для тебя стараемся, чтобы ты от одиночества не померла. Школьный двор остался позади. Марина уводила Машу дальше, в жилые массивы “брежневок”, мимо одинаковых дворовых площадок, заснеженных футбольных полей и хоккейных коробок. Не узнавая пространство вокруг, Маша испугалась. В голове мелькнула мысль: а чего стоит этой кобыле завести её куда-нибудь и избить? Мимо мелькнул магазин с вывеской “Универсам”. Когда Маша шла в школу, она его не проходила. Или не заметила? — Ты сама посуди, Ухта, — продолжала Марина. — Ты пришла в гости и начала хамить. А потом ещё и Катюхе чуть нос не сломала. Разве нормальные люди так делают? А мы на эмоциях, понимаешь? Ты губы не дуй. Обветрятся. А тебе ещё с мальчишками целоваться. Тебе уже нравится кто-то, да? Маша продолжала молчать, стараясь не упасть на сколькой дороге. — Максим нравится? Хах, — захохотала Марина. — Или ещё кто-то? По глазам вижу, скрываешь от меня! Колись давай, на кого запала? — Да ни на кого. А где остальные? — Катя с Адей в музыкалке, а Флюра быстрей домой умотала. К ней бабушка из Челнов приехала. Бешбармаки, зычпочмаки, ай, вкуснятина. Ты такое любишь? — Я не знаю, что это. — Ой, ну деревня, смотри-ка! Они вошли во двор, который Маша признала не сразу. Все эти серые дома казались какими-то одинаковыми. Только сейчас Маша поняла, что они почти пришли. Значит, никакой западни. У хоккейной коробки сидели трое ребят. В одном из них Маша сразу же признала того одноклассника, что пялился на неё на литературе. Черноглазый, черноволосый, в меховой шапке, сдвинутой на затылок. Двое других выглядели помладше. Мальчики, заметив Марину, переглянулись. Один из них, мальчишка без шапки с короткой стрижкой, в руках крутил чёрные солнцезащитные очки. Невиданная заграничная роскошь. — Вы чего на холодном сидите, жопу застудите! — весело прикрикнула Марина, подходя к нему ближе. — А чё у тебя там в руках, очки? Мальчик с кирпичным невыразительным лицом спрятал очки в карман куртки. — Чего ты ныкаешь, крысёнок, дай посмотреть. — Это очки непростые, — мальчик ответил ей так, словно у него напрочь заложило нос. — Это очки шаха Шапура. Если их наденет человек непосвященный, то с ума сойдёт. Марина недовольно прицокнула и перевела взгляд на их с Машей одноклассника. — Айдар, ты вокруг себя всех придурков собираешь? Может, так и квартал свой соберешь, из одних дебилов. — А обзываться не надо, — надрывно пискнул третий из ребят в коричневом пальто и толстых роговых очках. — А обзываться не надо, — передразнила его Марина. — Тебя вообще никто не спрашивал, перхоть. Она повернулась к гундосому парню, скрывшему очки в куртке, и требовательно выставила руку вперед. — Давай очки, я посмотреть хочу. — Может, поменяемся? — вдруг предложил он. — Что есть на обмен? — Обмен? — загоготала Марина. — Могу дать щелбан. А могу не дать. Что выбираешь? Маша настороженно перетаптывалась с одной ноги на другую. Её удивляло, как Марина может вести себя так дерзко и нагло с тремя парнями, хоть и не самыми здоровыми, но все же парнями. Ещё больше её смущал пристальный взгляд Айдара, который казалось вовсе не замечал стоявшую рядом с ним Марину. Его темные глаза гипнотическим образом не давали Маше смотреть никуда, кроме как на него. — Слушай, чушпан, — Марина явно теряла терпение, — давай очки, и я Валере про тебя ничего не расскажу. — А кокаин у тебя есть? Я бы на кокаин поменял, — невозмутимо ответил ей мелкий. — Ах ты засранец, — Марина попыталась схватить его за ухо, но тот ловко увернулся от её пальцев и моментально вскочил на ноги. Двое других тоже оживились, синхронно схватили портфели и побежали. — Уроды, — крикнула им в спины Марина. — Кто это? — Айдар и его команда. Пойдём за будку, мне надо перекурить. Остановившись за трансформаторной будкой, Марина нервно оглянулась и достала из кармана пачку сигарет “Астра”. — Это наш одноклассник? — озадаченно спросила Маша. — Ага, чушка чернобровая, — выругалась Марина, пытаясь поджечь спичкой сигарету. — Слушай, Ухта, не стой столбом, не видишь — у меня спички гаснут. Маша неловко собрала свои ладони в лодочку, помогая Марине прикурить. Злость и обида ушли в прошлое. Марина больше не казалась ей такой чужой, грубой и страшной, как раньше. По крайней мере, сейчас. — Ты ведь хочешь жить, Ухта? — вдруг серьёзно спросила Марина. — Это угроза? — Маша попыталась ответить как можно более грубо, но уже на второй букве её голос дрогнул, выдавая испуг. — Хах, ну ты и дура. Зачем мне тебе угрожать, если я могу просто тебя ударить? Я тебе помочь хочу, — Марина выпустила клуб вонючего дыма прямо ей в лицо. — Есть три правила, которые тебе нужно запомнить, если хочешь, чтобы всё было в порядке. Первое правило: люди, как яйца, все по разным сортам разложены. И мы, и пацаны. Хочешь с кем-то пообщаться, всегда спрашивай разрешения у меня или у Катьки, поняла? В соседнем доме живут девчонки, тут по кварталу ходят, главная у них — Наташа, сука белобрысая. Если увидим тебя с кем-то из ее компании… — в глазах Марины мелькнул злой огонёк. — Второе правило: от той высотки и до этого дома — наш квартал. Пацанов из других кварталов сюда не води. В чужие с ними не ходи. Даже если тебе кто-то сильно понравится — нельзя. Или спроси разрешения, поняла? Маша бессознательно кивнула. — И третье правило. За все нужно платить. Мы тебя взяли к нам, так что будь полезной. С тебя десять рублей, если ты помнишь. Ты не хмурься, не злись, все скидываются. Я скидываюсь, Флюра и Катя тоже. А ты у нас лучше всех, что ли? — У меня нет денег, — развела руками Маша. — Ну так найди. Подумай, где их взять. У вас там на севере все такие отмороженные, или только ты? Марина выкинула дымящийся бычок в сугроб и похлопала Машу по плечу. — Не бойся, всё будет в порядке. Я в двух подъездах от тебя живу, вон там, видишь? Так что никто тебя тут не тронет, ха-ха. Давай, Ухта, я побежала. Маша кивнула, устало провожая “подругу” глазами. Может быть, всё не так уж и однозначно. По крайней мере, разборки с одноклассницами были меньшим из всех зол.

***

Вернувшись домой, Маша сразу же столкнулась с матерью, занятой приготовлением обеда. Из кастрюль столбом валил дым, а вся квартира пропиталась стойким запахом щей. Скинув портфель возле кровати, Маша села за письменный стол и достала тетради, пытаясь заставить себя думать о домашнем задании. Но чёрные мысли даже не думали уходить из головы. Странное существо, напугавшее её в туалете, было точь-в-точь, как из того ночного кошмара. Но был ли это в самом деле всего лишь кошмар? Плотно закрытое, заклеенное газетами окно совсем не выглядело, как надежная защита. А что если существо придёт к ней этой ночью? Что если оно разозлится, за то, что она не выполнила её указания? Маша судорожно сглотнула. Покончив с домашним заданием, она зашла на кухню, чтобы перекусить. — Хлеба нету, — мать посмотрела на неё так, будто увидела перед собой привидение. — Сходишь за хлебом, Машунь? Я суп сварила, а про хлеб совсем забыла. Отец придёт, а хлеба нет! — Ладно. Мам, — Маша хотелось выпалить всё, что накопилось у нее в голове, — а что если я схожу с ума? — Сходишь с ума? — мать недоуменно разглядывала её, будто видела впервые в жизни. — Все сейчас сходят с ума. Время такое. Ты о чем говоришь? — А мы не можем переехать обратно? Мне не нравится здесь. — Что ты такое говоришь? Как мы можем переехать обратно, если нам уже выдали квартиру? Большую квартиру, двухкомнатную, — мать ожесточенно нарезала картошку на дольки. — А там мы жили в однушке. Да и к тому же, скоро я уйду в декретный отпуск, мне будут платить больше, чем раньше, а на работу ходить не буду. Ты хоть понимаешь, как нам повезло? А ты ведешь себя, как ребенок… Иди скорее за хлебом и, если будут булочки с маком, их тоже купи, отец их любит. Выйдя на улицу, Маша направилась к булочной. Во дворе беззаботно играли в хоккей детишки. Мимо проходили женщины с забитыми до отказа авоськами. Никто на неё не смотрел. Булочная располагалась на первом этаже соседнего дома. Сжимая в карманах выданные матерью монеты, Маша неожиданно для самой себя прошла мимо. Ноги сами вели её обратно к школе. Сквер за универмагом представлял собой выложенную бетонными плитами дорожку, посреди голых клёнов и каштанов. И ни одной берёзы. Вторая развилка оказалась небольшой площадкой с памятником ветеранам посередине. Уйдя налево, Маша почувствовала себя неловко. Никакой тропинки не было, только снег и хлюпающая грязь под ногами. Ботинки быстро промокли, но Маша настойчиво продолжала идти вперед, вглядываясь в древесные кроны. Никаких берёз не было видно. Она ушла уже так далеко, что, оглянувшись назад, не увидела памятника. Он скрылся где-то за деревьями. В этот момент Маша была готова развернуться и пойти обратно, как вдруг заметила чёрно-белые силуэты в десятке метров впереди. Пройдя поближе, она разглядела первую берёзу, затем вторую. Шепотом считая вслух, она чувствовала, как её спина покрывается холодным потом. Счёт остановился на цифре шесть. — Почему так долго? Голос принадлежал существу, спрятавшемуся за берёзкой. Впервые Маша смогла осмотреть его целиком. Внешне оно напоминало собаку, вставшую на задние лапы. Только очень большую и сильно облезлую. Морда у неё походила на человеческую, однако пасть была вытянута вперёд, как у хищного зверя. Сколько острых зубов скрывалось за этой ухмылкой? Несмотря на страшный вид существа, оно не казалось злобным. Скорее всего, из-за писклявого девичьего голоса и мутных разноцветных глаз, с интересом разглядывавших Машу. — Что ты такое? Маша чувствовала, что существо не причинит ей вреда. — А на что похоже? — весело спросила облезлая собака, полностью выйдя из-за дерева. — Не знаю. Ты в моей голове, ведь так? — Да ну, — хмыкнуло чудище, — с чего ты так уверена? Я просто умею не показываться на глаза ненужным людям, вот и все. Так было и в школе, меня никто не замечал, до поры до времени. — Я тебе не верю, — качнула головой Маша. — Чудищ не существует. Я просто сошла с ума. — Ага, — кивнул монстр. — Хочешь, я докажу тебе? Пойдём. Облезшая собака махнула лапой, приглашая за собой. Пройдя пару метров, чудище остановилось и жестом велело Маше замереть. — Видишь? Вон там, за деревом. В месте, на которое указал монстр, стоял мужчина в строительной форме. Он свернул с дороги и прислонился к сухому клёну, чтобы справить малую нужду. Если бы он оглянулся, то непременно заметил бы и Машу, и её странную спутницу. — Вот так, — чудище слепило лапами небольшой снежок и неожиданно бросило его в сторону мужика. Комок снега угодил тому прямо по шапке. — Ааа, — испуганно закричал мужчина и обернулся. Его глаза проскользили мимо Маши и уставились прямиком на облезлое чудовище. Он широко распахнул рот и перекрестился. Не застегивая ширинки, он побежал назад, к дороге, крича матом на ходу. — Видишь? Он меня видел! Этого не могло быть. Существо не могло быть настоящим, ведь оно противоречило всем законам физики и химии, изучаемым в школе. — Всё ещё не веришь? — Я тебя не боюсь, — сказала Маша больше для себя, чем для монстра. — Что ты такое? — Сама не знаю. Чебурашка. А может, Чупакабра? Так ведь называют всё, что неизвестно науке? Вот так меня и зови. Давай спрячемся, не хочу, чтобы мужик вернулся и надавал нам по шее. — А это ты приходила ко мне ночью? Ты говорила со мной в туалете? — Конечно, — хихикнула Чупакабра, уводя Машу обратно к берёзам. — Я думала, что ты испугаешься и не захочешь со мной разговаривать. Так и получилось. Раньше я выглядела намного лучше, конечно. — Лучше? Ты училась в школе? — Да. Валя Тюхина, слышала уже? Маша ошеломлённо застыла, пытаясь переварить всю полученную информацию. Всё это шло в полный разрез с реальностью. Как школьница могла превратиться в это существо? — Они ведь уже взяли тебя к себе, — с неожиданной злобой прошипела Чупакабра. — Деньги вымогают? — У тебя тоже вымогали? — Конечно, сначала десять рублей. Потом двадцать. Говорят, так нужно. Говорят, что это для моего же блага, а на самом деле, — Валя-Чупакабра издала низкий злобный рык, — это всего лишь первая часть. Дальше будет хуже. — Но ты ведь пропала, — прошептала Маша. — Исчезла, так говорят. Тебя милиция ищет. — Знаю, — кивнула Чупакабра. — Думаешь, если я к ним вот так приду, они мне поверят? Даже ты не веришь, а ты умнее их всех. Они ведь убили меня, — существо опустилось на корточки и грустно всхлипнуло. — Я была новенькой, мне нужны были друзья. Они это заметили и взяли меня к себе, первое время я даже была счастлива. Меня брали на дискотеки, даже с мальчиками знакомили, иногда насмехались, но мне казалось, что все так делают. Со временем я привыкла к своей роли, я не сопротивлялась, когда меня били, не спорила, когда нужно было украсть у родителей деньги, чтобы передать им. Я стала их вещью, они делали со мной всё, что хотели. У них есть дружки из нашего квартала, хулиганы. Никто не может им ничего сделать, потому что они не оставляют следов. Однажды, когда я украла у матери половину зарплаты… — Чупакабра подняла морду, и Маша увидела, что разноцветные глаза стали мокрыми от слёз. — Мать заметила это и отняла все мои деньги. Меня поставили стоять на горохе три ночи подряд, а эти твари требовали с меня денег, всё больше и больше. У Кати лопнуло терпение. Последнее, что я помню, они подкараулили меня после музыкалки и повели в этот сквер… Существо задрожало и упало на четвереньки. Чупакабра скулила, как подстреленная собака, и Маше стало её жаль. Девочка положила руки на мокрую шкуру и попыталась утешить чудовище. — А разве ты не можешь никому кроме меня рассказать? — Не могу, — всхлипывая, ответила Чупакабра. — Мне нельзя выходить из этого парка. Но с тобой я чувствую особую связь. С тобой я могу говорить на расстоянии! Ты должна мне помочь! — Но как? — Ты должна найти доказательства. Прижать их к стенке и заставить во всем признаться. Только тогда я смогу успокоиться с миром. Помоги мне, Маша! — Я не знаю, — беспокойно ответила Маша. — Я не смогу. — Сможешь, — уверенно кивнула Чупакабра. — Я в тебя верю. Тебе пора идти. Оглянувшись, Маша увидела, что уже стемнело. Сколько часов она провела в этом сквере? Отец уже мог вернуться с работы, а она до сих пор не принесла хлеб. Чупакабра исчезла. Укоряя себя за глупость, Маша побежала в булочную, молясь о том, чтобы не опоздать. Её насквозь промокшие ботинки хлюпали при каждом шаге, дополнительно заставляя ускориться. Купив хлеб и маковые булки, Маша газелью ринулась домой. Двор уже наполнялся машинами. Люди возвращались с работы, может быть, её отец тоже уже пришёл? Тогда ей точно не избежать ремня. Страшнее физических наказаний были наказания моральные. Мать обязательно спросит, где она шлялась. Нужно было придумать убедительную историю. Не дойдя до подъезда пары шагов, Маша замерла. У двери на лавочке сидел парень в темной куртке и меховой шапке, сдвинутой на затылок. Тот самый жуткий черноволосый одноклассник. Увидев Машу, он встал со скамейки и перегородил ей путь к двери. — Как ты думаешь, когда ты умрёшь? Маша оглянулась вокруг, приготовившись кричать. Черноволосый парень подошёл ближе, пряча руки в карманах куртки. “Наверняка у него там нож, большой и блестящий, с изогнутой рукояткой”. Во дворе как назло никого не было. Просить помощи не у кого. Но можно было закричать, может, кто-то выглянет в окно, увидит её и вызовет милицию? — Меня зовут Айдар, я учусь с тобой в одном классе, — парень вытащил руку из кармана и протянул её для рукопожатия. — Ты боишься меня? — Зачем ты здесь? — проблеяла Маша, отходя назад. — Я хочу с тобой познакомиться. Ещё в школе хотел, но там к тебе было не подойти. — Познакомиться? — Маша вздрогнула, чувствуя, как её промокшие ноги покрываются ледяной коркой. — Мне домой надо, хлеб отнести. Айдар нахмурился и спрятал руку обратно в карман. На его серьёзное лицо легла тень, заостряя углы скул. Тонкие губы искривились в гримасе боли. — Ладно. Я просто подумал, что мы могли бы подружиться, я их тоже ненавижу. — Кого ненавидишь? — удивилась Маша. — Всех их, ты знаешь кого, — Айдар махнул рукой и двинулся вперёд. Испугавшись, Маша отскочила в сторону, готовясь бежать, но парень прошёл мимо неё и вскоре скрылся за машинами, потерявшись в вечерней темноте. Вернувшись домой, Маша застала родителей за ужином. Отец уже почти доел суп, так и не дождавшись обещанного хлеба. Девочку ожидал тяжёлый разговор. Она пыталась объяснить, что задержалась из-за того, что встретила подружку, но это не было оправданием. Лёжа на кровати и считая удары, которые наносил отец, Маша не могла выкинуть из головы встречу с Чупакаброй. После экзекуции она укрылась одеялом и отвернулась от манящего окна. Всё складывалось, как пазл — новые подружки, пропавшая девочка, ночные кошмары. Могли ли они действительно убить свою подругу? Просто из-за денег? Засыпая, Маша решила, что ей нужно наведаться в библиотеку и найти там какую-нибудь книгу о психиатрии. Желательно, заграничную. Было бы здорово, если бы у неё была такая книга в шкафу. Но отец такое не приветствовал.