Отче(т)

ЮАР, Кейптаун, 1665 год       Море шелестело у причала, накатывало на берег сливочными бурунами, которые тут же превращались в пенные лужицы. На горизонте покачивался небольшой фрегат, размытый голубой дымкой. Когда первые закатные лучи коснулись туго натянутого полотна, паруса покрылись розовыми всполохами.       Пристань Кейптауна шумела. Несколько рабов тяжело спускались с торгового судна, сгибаясь под тяжестью мешков, матросы, сгрудившись в тени корабля, курили и громко смеялись, парочка торговцев оживленно спорила в отдалении. Кажется, один из них был итальянец, а второй — из Ост-Индской компании. Всё вокруг было пропитано солью, выбелено ярким солнцем и бурлило первозданной жизнью.       Скрипнули старые доски причала, и на берег ступил крепко сбитый молодой человек с роскошной рыжей шевелюрой. Парень был плечист и горд собой. Зеленые глаза по-хозяйски осмотрели местных жителей и приезжих, лавки и склады, сгрудившиеся близ воды. Юноша подставил лицо теплым солнечным лучам, зажмурился, как сытый кот, снова открыл изумрудные глаза, обрамленные густыми светлыми ресницами. Он улыбнулся голубому небу, перекинул небольшой мешок через плечо и не спеша двинулся вглубь толпы.       Ян Купман не был красавцем, но обладал необъяснимой притягательностью, из-за которой молодые девушки забывали обо всех приличиях. Он был невысок, с широкой грудью, идеально прямой спиной, сильными руками. Посередине плоского, щедро усыпанного веснушками лица разместился довольно-таки крупный нос, под тяжелыми века блестели изумрудами живые глаза, а рыжие брови обрывались посередине, не дойдя до логического завершения. Похоже, на них божественный художник ощутил сильную усталость и поспешил побыстрее закончить, подмахнув лицо тонкими губами, всегда немного поджатыми, будто их владелец постоянно чем-то недоволен. По отдельности черты были скорее отталкивающими, но, собравшись в одном человеке, из этих несуразностей получился интересный юноша. Уверенность и непоколебимость напитывали его образ волшебством обольстителя, перед которым мало кто мог устоять.       Портовый городок выдохнул в лицо Яну своё приветствие: цвета, звуки, запахи. Невысокие домики повернули к морю бойницы окошечек, крепкие двери охранялись не менее крепкими мужиками, которые хмуро ощупывали глазами каждого проходящего мимо. В одном из окошек показалось смуглое личико. Очень миловидное смуглое личико. Девушке было лет пятнадцать — мулатка с округлыми чертами лица. Юноша приподнял невидимую шляпу и щербато улыбнулся. Природа даже в зубах решила подшутить над Яном, разделив их внушительной щелью, из-за которой другой человек не стал бы лишний раз открывать рот. Однако Ян с малых лет считал, что его ничего не может испортить, и гордился каждой, даже самой незначительной деталью своей внешности: и щербинкой, и мясистым носом, и тяжелыми веками. Девушка хихикнула в ответ на улыбку и скрылась в глубине дома.       «Возможно, здесь будет не так скучно, как мне представлялось, — подумал Ян. — Какая стеснительная. И живая. Дома таких славных не было». Он осмотрелся. До поместья дядюшки было километров* двадцать. После долгой качки Ян меньше всего хотел тащиться куда-либо пешком, поэтому он выискивал место, где смог бы арендовать лошадь.       Небольшая площадь перед портом пестрела людьми. Мужчины с длинными волосами в плоских шляпах, коротко подстриженные рабы, молоденькие девушки с аккуратными локонами, почтенные старушки с крепким буклями.       Шум накрывал со всех сторон, перемешивался в горячее южное варево из споров, криков, пряных запахов специй и подгнивших фруктов. Вдали виднелась негритянка с десятком бус на огромной груди. За её спиной, прислонившись к стене, дремал суровый мужчина, каких Купман до этого не видел: на голове — широкополая шляпа, шею туго обтягивал алый, как закат, платок, просторная рубаха подчеркивала массивные плечи, заправленная в дорогие вельветовые штаны, темный жилет. Худое запеченное солнцем лицо изрезано морщинами. Человек был похож на вековой дуб, перед которым пролетали жизни поколений, а тот наблюдал за вспышками чужих надежд и разочарований. Ян так его и отметил у себя в голове — Старый Дуб. Рядом с ним стояли на привязи несколько лошадей, которые живо привлекли внимание Купмана, и последний поторопился к коневоду.       — Почтенный, доброго дня! — Ян слегка наклонил голову в дружеском приветствии. Старый дуб мгновенно открыл глаза, которые оказались в тон коже — глубокие и тёмные, — ответил легкой полуулыбкой и заговорил неожиданно звонким голосом, который больше подошёл бы юноше, а не пожилому мужчине:       — Здравствуйте, господин! Чем могу помочь?       — Меня интересуют ваши лошади. Они же ваши?       — Не совсем. Это лошади господина Балтазара. Он их сдаёт в аренду приезжим на короткий срок: доехать с пристани до ближайшего города, откуда я или кто из слуг их забирает и возвращает назад с дополнительным грузом, обычно — с почтой.       — Как интересно! А не подскажете фамилию вашего господина?       — Конечно. Винке. Балтазар Винке.       Ба! Вот так удача. Среди немногих пожитков, которые Ян прихватил из Старого Света, было письмо отца, которое было перечитано много раз. Алберт Купман просит своего брата, достопочтенного Балтазара Винке, Маленькую Птичку, помочь Яну в обучении виноделию и торговле. Алберт рассчитывает на то, что лучшие качества Балтазара будут переняты Яном, и последний применит их для увеличения капитала семьи.       На самом деле отец отослал Яна как можно дальше от Роттердама из-за очередного скандала. На одном званом вечере Яну приглянулась дочка хозяев, о чем тот сообщил ей самым распространенным среди молодых людей способом: томно нашептал на ухо. Девушка была польщена вниманием, и «любовники» стремительно ускользнули от внимания старшего поколения, вовсю игравшего в карты. Когда Ян уже добрался до маленьких грудей с твердыми сосками, то его беспардонно прервал истошный крик бабушки семейства. Отец девушки хотел немедленной сатисфакции, но в дело вмешался Алберт Купман, который смог успокоить разъяренного родителя. В качестве наказания молодого человека отправили «на обучение за границу».       — Проще говоря, в ссылку, — заметил Ян.       — Это не ссылка, а необходимость. Я могу понять твою любовь к молоденьким девушкам, но твои выходки обходится мне всё дороже. Последнему я пожертвовал золотую табакерку и любимый перстень, чтобы этот сумасшедший прекратил размахивать ножом. За морем ты сможешь творить всё что захочешь, — отец сделал паузу, — но и отвечать за свои поступки будешь самостоятельно. Я не буду отправлять корабли с золотом, чтобы выкупить тебя у дикарей.       — Думаешь, через пару лет всё успокоится?       — Я надеюсь. Сейчас ты успел обидеть половину знатных семей Роттердама. Надо, чтобы пыль улеглась.       Отец крепко обнял сына. В юности про Алберта говорили то же, что и про Яна сейчас, поэтому старший Купман не считал себя вправе осуждать отпрыска. Юность проходит слишком быстро, чтобы отказывать себе в удовольствии поцеловать пылкие губы или шепнуть нежное слово в маленькое ушко. Но у Алберта был всего один сын, и новых он заводить не собирался. Юность мимолетна, Ян и не заметит, как молодые годы пролетят. Альберту же нужен сильный преемник, знающий, когда можно тянуться к чужой груди, а когда — улыбаться и пожимать руки главам торговых компаний. Настало время показать сыну, что жизнь состоит не только из удовольствий, в ней присутствуют и обязательства.       Все эти рассуждения помещались на одном листе бумаги. Алберт Купман предусмотрительно опустил похождения отпрыска, оставив общий список лучших качеств Яна и примерный срок пребывания последнего на обучении. Первые полгода мистер Купман обещает присылать определенную сумму на содержание, дальше решение будет принято по успехам и неудачам молодого человека.       Слуга учтиво кашлянул, вернув Яна к разговору. Пауза явно затянулась.       — Так я могу вам как-то помочь?       — Да, я племянник твоего хозяина и хотел бы попасть к нему в поместье.       Старый Дуб внимательнее посмотрел на молодого Купмана.       — Хозяин упоминал, что у него есть брат. Но не говорил, что ждёт гостей.       — Это было спонтанное решение. Так я могу взять лошадь?       — Разве вы не должны были отправить вперёд себя письмо почтовым судном?       Теперь настал черёд Яна пристально осмотреть говорившего. Он пытался понять: этот слуга слишком умный или слишком заносчивый?       — Я не расслышал твоё имя, повтори?       — Хозяин меня зовёт Смит. Вы можете называть меня так.       Купман прищурился. Меньше всего парень походил на англичанина. Но не будет же он перечить дяде?       — Хорошо, Смит. Я не обязан тебе объяснять, почему о моём приезде не было предупреждения. Ты дашь мне лошадь или нет?       Слуга покачал головой.       — Эти лошади для аренды. Я не могу их дать незнакомому человеку, даже если он представляется племянником хозяина. Однако, — он сделал знак юноше на другой стороне улицы, тот направился в их сторону. Когда он подошел вплотную, то Ян понял, что это не юноша, а низкорослый мужчина. — Гастон вас проводит. Вещей у вас почти нет, так что вы сможете доехать на одной лошади.       Гастон выжидательно посмотрел на Смита, тот начал ему что-то объяснять на непонятном Яну языке. Юноша махал руками, тыкал в разные стороны, на секунду прервался, обратившись к Яну:       — Простите, как вас зовут?       — Ян Купман.       Смит кивнул и продолжил что-то объяснять Гастону. Шляпа съехала вперед, на темном лбу выступили капельки пота, за несколько минут он преобразился из засоленной деревяшки в молодое деревце, гибкое и живое. Купман не успел в полной мере оценить перемену, как парень снова обратился к нему:       — Следуйте за Гастоном, он отвезёт вас в поместье. ***       Ян с удовольствием вытянул ноги на веранде, поднял бокал соломенного вина и сделал глоток. Напиток был легким, как бабочка-капустница, перелетающая с травинки на травинку. Он покатал вино во рту и удовлетворенно проглотил. Ян не разбирался в виноделии, ничего не смыслил в производстве вина, но с удовольствием его потреблял. Особенно такое, как с виноградников его дяди.       Их первое знакомство было коротким. Дядюшка проводил встречу в кабинете, когда объявился племянник. Балтазар Винке, Маленькая Птичка, на деле оказался совсем не маленьким. Рослый мужчина с длинными, как у Яна, рыжими волосами выглядел огромным на фоне своих деловых партнеров. Балтазар пробежался глазами по тексту письма, которое ему вручил Ян, кивнул, похлопал того по плечу и велел Еве, служанке, подготовить спальню для нежданного гостя, после чего кивнул дорогому родственнику на дверь. Молодой человек понимающе качнул головой и поспешил покинуть кабинет. Дядя производил впечатление человека, который не терпит лишних разговоров и долгих расшаркиваний.       С того момента Ян был предоставлен сам себе. Он прогулялся по саду возле дома, придумывая варианты, чем себя занять в провинциальной глуши. По рассказам слуг, до ближайших соседей было не меньше двух часов пешей прогулки. На севере располагалось поместье торговца тканями, достаточно хитрого и оборотистого для местного жителя, чтобы начать своё дело и не прогореть в соперничестве с поселенцами. Поговаривали, что он был из банту, но мало кто верил в то, что безграмотный туземец мог так быстро разобраться во всех хитростях торговли. У него было двое дочерей на выданье, которых старый хрыч стерёг днями и ночами, не забывая уделять время подбору подходящей партии для обеих. Однако поиски показывали себя больше неудачными: низкое происхождение и небольшое наследство не прельщали белое население города, а местные презирали их, считая предателями своего народа.       На востоке тоже был дом, в котором жил нелюдимый господин «со скверным характером», как о нём отозвалась одна из служанок. Господин приехал из Англии, где продал поместье, которое досталось ему случайно. Ходили слухи, что у сэра характер был взрывной и на родине, а после того, как умерла от горячки его возлюбленная, он окончательно озверел. Кроме того, пока она была жива, ему не позволили на ней жениться из-за его несостоятельности, поскольку он не имел ни семьи, ни денег, ни связей.       — Каким же образом у него появилось поместье для продажи?       — Я не уверена, но, кажется, старый хозяин вдрызг проигрался, а у этого вредного господина откуда-то появились деньги, и он выкупил дом. Он даже там прожил лет десять, изводя всех родственников и домочадцев. Они от него сбежали, поместье было ещё раз продано, а сэр переехал сюда, доживать свой век. Говорят, очень скучает по своим мрачным английским болотам, но возвращаться не планирует.       — И как же зовут нашего соседа?       — Ох, я и не припомню… Мы с ним один раз сталкивались в городе, а об остальном рассказали его слуги. Их двое, мужчина и женщина, они с ним приехали. Кажется, женщину зовут Кэти.       — Хорошенькая? — заинтересовался Ян.       — Обычная, — пожала плечами служанка и ушла.       Поднимаясь в свою комнату, Ян решил, что сегодня неподходящий день для знакомства. Дорога его утомила, и он не сможет по достоинству оценить «хозяйство соседей».       — А соседи не смогут оценить меня, — сказал Ян своему отражению, когда умывался с дороги. Изумрудные глаза устало смотрели на него из зеркала, лицо, обычно пышущее здоровьем, осунулось и посерело. — Не помешает перекусить и выпить бокальчик хорошего вина. Но сперва дело.       Вернувшись в комнату, он достал дневник, который начал вести в дороге. Сперва это была забава от скуки, потом он записывал туда интересные истории своих попутчиков, а дальше процесс его увлек настолько, что он стал туда вносить буквально всё. Записи захватили Яна с той же страстью, с какой он набрасывался на очередную хорошенькую кокетку. Но в отличие от мимолетной влюбленности, свои заметки Ян прекращать не собирался. Он был уверен, что в будущем о его похождениях напишут какой-нибудь роман. И его дневник станет отличным подспорьем для возможного писателя.       «Сегодня познакомился со своим дядюшкой, и он выглядит совсем иначе, нежели я себе представлял. Фамилия «Винке» переводится как «Маленькая птичка», но дядя совсем не похож на маленького или легкого человека. Интересно, почему он сменил родовую «Купман» на эту? Чтобы сбивать с толку своих партнеров? Надо будет спросить его при случае.       Когда вышел этот великан, я на секунду испугался, что он меня прогонит (или проглотит), как самозванца. В Новом Свете достаточно историй о том, как приезжали неизвестные люди с документами известных и жили десятилетиями, ни в чем себе не отказывая. Но дядя мне поверил, чему я безмерно рад. Не хотелось бы остаться без средств к существованию далеко от дома. Отец сказал, что деньги будет высылать на имя брата, чтобы я не потратил всё за один вечер. «В качестве наказания за проступки», тьху! Как будто мне снова десять лет. Но я отвлекся…       Мой дядя — исполин в нашем роду. До этого мне приходилось видеться с некоторыми родственниками, но они были сложены примерно так же, как и я. Разве что тетушка Агатия была не так широка плечами, но в остальном всё присутствовало: небольшой рост, светлая кожа, изумрудные глаза. Балтазар — громадина, будто составленная из нескольких Купманов. Интересно, на что было похоже детство моего отца бок о бок с такой дылдой? Если не обращать внимание на огромный рост, то в остальном проглядывают все семейные черты: рыжий волос, глаза, широкое лицо, зычный голос, вызывающий трепет и желание подчиниться. Надеюсь, вечером мы сможем обстоятельнее пообщаться с дядей о том, что меня ждёт в его поместье. Пока я не могу даже предположить, чем займёт меня Балтазар».       Юноша ощутил, как голод стискивает его желудок, оставил тетрадь и спустился в гостиную, где для него уже накрыли обед. После трапезы он взял бутылку вина с бокалом и отправился на веранду.       День стремился к своему завершению. Ян пил соломенное вино и лениво осматривал владения дяди Винке. Деревья, ещё деревья, какие-то кустарники, яркие цветы, вдали виднелись виноградники и маленькие фигурки рабов, которые возвращались после трудов своих. Взрослые женщины громко пели, но слов Ян не слышал, только обрывки неизвестной ему мелодии. Мужчины им подпевали, молодые парни гонялись за девушками, а те с визгом от них убегали. Ян развернулся в кресле. Под раскидистым деревом сидела служанка, которую Балтазар назвал Евой. Льняное платье, передник, босые ноги, голые руки. Её одевали по европейской моде, но неясно, по моде какой страны.       Ян вспомнил, как выглядели рабы на пристани и как от них отличался Смит, который тоже было рабом, хотя и звался слугой. Но, в отличие от слуг, Смиту никто не платил. Значит, он не мог достать одежду самостоятельно. Интересно, откуда платья. Дядя их сам покупал вместе с рабами, или у него есть слуга, который подбирает наряды? А может, существует магазин, где одежда продается на вес?       «Если бы найти ещё столько швей», — Ян хихикнул и продолжил рассматривать прислугу. По его меркам Ева была старовата, около тридцати, но недурна собой. Юноша предположил, что когда-то она была очень красивой. Возможно, на своей родине пользовалась успехом среди мужчин. Сейчас она была симпатичной, какой бывает добрая мать, любящая своих детей. «Но не та, которую ты бы хотел затащить в постель», — заметил про себя молодой человек. При их первой встрече Ева плохо говорила, коверкала слова, отвечала короткими фразами, не вдавалась в долгие разговоры. Ян подумал, что она немногословна из-за незнания языка, но то, что он увидел с веранды, заставило усомниться в этих выводах.       Перед Евой сидела небольшая стайка детишек и о чем-то оживленно спорила с ней. Женщина улыбалась, отвечала, долго что-то говорила. Ян заинтересовался происходящим, подлил вина в свой бокал и направился к большому дереву. Его заметили сразу, да он и не скрывал своего присутствия. Сперва замолчали дети, потом Ева. Все с опаской и любопытством смотрели на незваного гостя. Ян улыбнулся и спросил, какую тему так живо обсуждали присутствующие. Все молчали, пока голос не подал один из темноглазых малышей. Он сказал, что Ева знает много сказок, и они обычно приходят их послушать, но сейчас она упирается и не хочет ничего говорить.       — Но уже вечер и мы хотим историю!       Ян заинтересованно взглянул на служанку. Та рассеянно улыбалась, переводя взгляд с детей на Яна, и пожала плечами, как будто извиняясь за их и своё поведение.       — Ева, порадуй детей и меня. Расскажи какую-нибудь короткую историю.       Девушка внимательно посмотрела на Яна. На дне её глубоких глаз пряталось что-то такое, от чего у него пробежал холодок по спине. «Экая чертовка! Улыбается, а в глазах — демоны смиренно опустили головы в обманчивой покорности». Тем не менее Ева прикрыла глаза, пожевала губами и заговорила. Голос у неё был низкий, слегка надтреснутый, но приятный. Она говорила медленно, делая длинные паузы между предложениями, как бы давая время каждому обдумать то, что он услышал.       «Давным-давно Фаравари захотела иметь детей. Её родители были против и находили недостатки во всех женихах, которых выбирала Фаравари. Тот слишком высок, тот слишком низок, а у этого семья недостаточно хороша. Тогда Фаравари решила, что ей не нужен муж, а нужен только сын. Она взяла яйцо, опустила его в воду бурной реки, и из этого яйца родился большой и красивый бык. Фаравари не могла нарадоваться, кормила его самой свежей травой и вычесывала спину золотым гребнем. Но родители были недовольны. Они хотели другого внука, а ещё — чтобы у дочери сперва появился муж, которого они одобрят, а потом — наследник. Тогда они решили хитростью извести сына Фаравари. Они заманили быка в лес, где его задрали дикие животные.       Когда Фаравари об этом узнала, то ушла от родителей в бурную реку, из которой появился её сын. Фаравари долго плакала на дне этой реки. Её приходили утешать речные гады, змеи и крокодилы. Сам Фанампитулуху приходил к Фанавари. Он был опечален её горем и растроган нежностью, с которой она вспоминала о погибшем сыне. Фанампитулуху ощутил, что кроме жалости в нём появляется новое, неизвестное ему до этого чувство. Через несколько встреч Фанампитулуху понял, что такое — влюбиться. С каждым разом его чувство крепло. В очередной визит он предложил Фаравари выйти за него замуж. Фаравари согласилась и с тех пор стала повелительницей водных тварей. Змеи и крокодилы склоняли перед ней головы в почтении, а Фанампитулуху обвился вокруг земли и съедал каждого, кто смел расстроить его возлюбленную».       Дети слушали, затаив дыхание. Ян задумчиво прихлебывал вино из бокала. Причудливые имена не то божеств, не то людей вызывали у него легкое недоумение. Язык сломаешь, и всё для чего? Когда служанка закончила, юноша спросил:       — Ева, а можно я задам несколько вопросов?       Она бросила взгляд на Яна и после небольшой паузы кивнула.       — Кто такая Фанавари?       — Девушка. Молодая девушка. Красивая. И смелая. Будущая богиня царства мертвых.       — Царства мертвых?       — Да. Вы верите, что ваши мертвые под землей, а мы верим, что наши мертвые — в третьем мире, водном мире. Оттуда приползают гады. Они — плоть от плоти Фанампитулуху.       — Мы верим, что наши мертвые — на небе. Под землей только их тела, — Ян не разделял библейскую идею Ада для грешников, предпочитая веру в Рай** для всех без исключения. Неважно, был ты очень хорошим или очень плохим человеком, Смерть, как очищающий огонь, снимет этот налёт бренной и глупой жизни, обнажив душу, такую же чистую, какой она была в начале. Недаром ребёнок плачет от страха, рождаясь в муках собственной матери. Никто же не говорит, что младенец не чувствует той же боли? Если бы не страх смерти, то дети рождались бы с блаженной улыбкой. А они кричат, извиваются, боятся. Приблизившись же к грани небытия настолько близко, что холод неизбежного обжигает лицо, люди так же боятся и кричат, моля о пощаде. Это естественный порядок вещей. Только полный идиот не боится неизвестности, которая наступает за последним вздохом, той всепоглощающей темноты, откуда не возвращаются ни хорошие, ни плохие.       — А кто такой Фанампитулуху?       — Это погибший герой, который стал правителем царства мертвых.       — Занятная сказка, Ева. А какие сказки ты ещё знаешь?       Женщина снова безмятежно улыбнулась, перевела взгляд с Яна на детей, а с них — на солнце, стремительно уплывавшее за горизонт. Она не произнесла ни слова, но её жесты можно было трактовать так: «Да, господин, я знаю ещё тысячи историй, и лишь малую часть я рассказала этим ребятишкам, а вы услышали одну сейчас. Но малышам пора расходиться, а я устала. Приходите завтра». В отличие от Яна, дети уже понимали знаки служанки, потому они зашевелились и тихо, как полевые мыши, ушли в глубь сада. Через несколько минут оттуда донеслись озорные крики мальчиков и девочек, которые пробовали новую игру в богиню Царства Мертвых и её верного защитника. Ян задумчиво посмотрел в сторону сада, кивнул Еве на прощание и пошёл к дому.       «Не самое ожидаемое развлечение, — отметил про себя он. На дне бокала плескались остатки вина, и Ян одним махом опрокинул их в себя. — Чем-то напоминает сказки, которые мне читала няня. Правда, в тех было больше говорящих животных и понятных мне имен: Гансы и Фридрихи, мыши и коты, волки и гуси…»       Он вернулся в дом, поднялся к себе и записал то, что услышал. Особое внимание он уделил именам, надеясь, что ничего не перепутал. Из окна его комнаты были видны сад и дерево, под которым осталась Ева. Солнце скрылось за горизонтом, и небо превратилось в невесомую дымку. Ночная прохлада бархатным пологом ложилась на землю, предупреждая дневных птиц и жучков, что их время закончилось. Теперь приходит ночь, в которой правят другие существа — опасные существа. Когда небо расцвело искорками звёзд, Ева встала и направилась в сторону виноградников. Через несколько мгновений она растворилась в ночи, как легкий туман. Ян ещё несколько минут смотрел ей вслед. Бутылка вина кончилась, но голова оставалась удивительно ясной. Поэтому юноша решил, что перед сном следует ещё раз пообщаться с дядюшкой. Юноша побрызгал на лицо водой, зачесал рыжие локоны за уши и отправился на встречу с Маленькой Птичкой.