Соня

Совсем недалеко от главного рынка, вдоль трассы, которая превращалась в просёлочную дорогу, а затем заканчивалась у заброшенного карьера, стояли старые бараки. Часть из них, что ближе к болоту, были уже разграблены. Молодые парочки, когда совсем было невтерпёж, а родители сидели дома, отправлялись именно сюда заниматься грешным делом. А началось всё в начале девяностых, когда последний карьер по добыче торфа опустел. Народ разъехался по небольшим близлежащим городкам, где ещё осталась работа, и все сельскохозяйственные предприятия закрылись. В том числе единственная скотобойня. Соня бывала там с подружками. В неглубоких канавках всё ещё лежали кости животных. С металлических балок свисали ржавые цепи и крюки. Соне казалось, будто это старые декорации фильмов ужасов. Но нет. Тут действительно разделывали туши животных. А запах. До сих пор по всему зданию гулял душок сена и коровьего дерьма. Несмотря на разбитые стёкла, аромат совсем не собирался исчезать. Поговаривали, что здесь собирается отмечать выпускной одиннадцатый класс. Море алкоголя и дешёвой дряни на остатках «великой державы». Старый учитель по истории России часто размышлял, «что же они сделали не так?» и «на кого останется страна, после того как последние советские люди помрут?» Соне было плевать на учителя истории, на Советский Союз и уж тем более на вечеринку. По большей части потому, что она была уверена, что никто её не позовёт, а во-вторых, последняя вписка у Кати была свежа в памяти. Сейчас её больше волновал поход к заброшенному дому ведьмы. Они договорились с Катей, что Соня зайдёт к ней сразу после школы. Судя по её неразборчивым словам в смс, вечеринка до сих пор не закончилась. Соня переживала, что та будет не в состоянии куда-либо пойти. По пути она обсуждала с голосами то, что ей приснилось пару дней назад. Некоторые кадры плотно въелись в мозг, и их никак нельзя было стереть. «Давай ещё раз, — Матушка была как всегда недовольна, — ты помнишь больницу, ведьму и подвальный коридор?». «Да, больше ничего. Я стараюсь вспомнить больше, но что-то мешает. Такое ощущение, что я и их не должна видеть. Странные люди, странное место, странный сон. Я могла управлять своим телом, словно это было осознанно. Я чувствовала запахи, прикосновения, но не помню, какие именно» «Сны много о чём говорят». «Давай без заумных нотаций. Мы почти пришли». Бараки, где жила Катя, стояли с противоположной стороны от трассы, чуть в низине, на краю болота Неодолимое. В этой части города стояли трёхэтажные дома, построенные специально для рабочих карьера. Жилых осталось только шесть, которые прилегали к дороге. У Катиного подъезда стояла «баклажановая» шестёрка, из которой громко «ругался» русский рэп. Соня ненавидела рэп. А ещё больше тех людей, которые его слушают. Машина показалась смутно знакомой. В «шахе» сидели молодые парни и курили. После тяжки один из них заметил Соню. Он поперхнулся, замахал руками и полез к ручке, чтобы открыть окно. Едва оно дёрнулось, из машины повалил дым и знакомый ей запах. Как пахла «травка», она уже знала. — Эй, малышка, не хочешь с нами покурить? — позвал парниша. Молодое лицо, но уже несколько шрамов, ёжик на голове и серый спортивный костюм. С таким дел лучше не иметь, Соня это знала и поспешила к подъезду. Второй парень, тот, что сидел за водительским сидением, начал ухохатываться, словно первый сказал что-то смешное. Тот взглянул на него, хмыкнул и забрал косяк. Больше на Соню они внимания не обращали. Она медленно выдохнула. Домофона у подруги не было. Замок по-старинке открывался с помощью кода. Нужно было одновременно нажать пальцами несколько цифр на панели, только тогда срабатывал замок, и открывалась дверь. Но на этом подъезде он был настолько старый, что за десятилетия нужные кнопки сильно протёрлись, и их было видно невооруженным взглядом. Два-три-восемь. Замок щелкнул. Соня посильнее дёрнула дверь, та частенько заедала, и вошла в подъезд. Да, хоть она и жила в часе езды до Санкт-Петербурга, называть это парадной у неё не поворачивался язык. Узкий проём до лестницы. Дальше — небольшой спуск в подвал, откуда пахло мочой. Вдоль обшарпанной зелёной стены висели деревянные почтовые ящики без дверец. Свет на лестничной площадке не горел уже несколько лет. Соня знала, где начинаются ступеньки, но всё равно чуть не споткнулась об них в темноте. Единственное освещение исходило из грязного окна между этажами. Днём в целом этого хватало, но после восьми опытные люди без фонарика старались не ходить. Соня быстро поднялась до последнего этажа и громко начала пинать дверь. Катя быстро открыла и впустила подружку. Она встретила Соню в домашних штанах и мятой футболке. — Ты ещё не готова? — негодовала Соня. — Мы должны уже выходить через полчаса! Катя лишь посмотрела в ответ мутным взглядом. — Извини, подруга. Тусили с Юлькой и мальчиками до утра, щас мы. Подождёт твой дружок. — Кто это мы…? Из комнаты, ещё более помятая, вышла Юля и помахала рукой. — Катя! — Соне захотелось дать ей очень хорошего подзатыльника. — Мы же договаривались! — Ну сорян. Она так хотела. Чё тебе, жалко что ли? Пусть сходит, — ответила Катя из ванной. — Так и эти мальчики тоже ваши? — спросила Соня, кивнув в сторону двери, надеясь, что их Катя с собой не потащит. — А они всё ещё там? — удивилась Юля. — Сидят, траву курят. — Вот гондоны! Слышь, Кать, у них ещё осталось, прикинь? Щас пойду поговорю с ними, пусть делятся! — покачиваясь, Юля влезла в тапки и покатилась по лестнице. Соня дождалась, пока Катя выйдет из ванны, и набросила с вопросом. — И какого хрена она тут делает? Мы же договаривались пойти без неё. — Ну ты видишь, как получилось, — Катя зажмурила глаза и потерла виски, голова всё ещё болела от похмелья, — родители сказали, что задержатся до среды, ну мы и решили продолжить. Ты же видела, в каком она сейчас состоянии, не оставлю же я её одну тут? — Пусть валит со своими уродами, они же как раз с одного района! — Это другие — пацаны с Дыбенко. — Стрёмные. — Это точно, — хмыкнула Катя, — зато товар всегда есть, чё захочешь привезут. Связи на районе. Девушка достала из комода фен и начала сушить волосы. — Дай мне двадцать минут, и мы выходим. Но Юльку мы возьмём с собой, — потом, подумав, продолжила, — у нас там в холодильнике банка «Яги» осталась. Хочешь — выпей. В нас больше не лезет. Соня махнула рукой и пошла на кухню. На столе был срач. Грязная сковорода с пережаренными сосисками, миллион чашек с остатками алкоголя, тарелки с засохшей едой. И запах такой, словно кто-то гнил прямо под столом. На подоконнике валялись окурки, некоторые от самокруток. Последняя их встреча в субботу напрочь отбила желание пить. Голова прошла только к вечеру. Но голова это только полбеды. Эмоциональное состояние было подорвано после того, как она проснулась в постели с парнем. Она знала, что ничего не было, но не могла отделаться от мысли, что ей хорошенько попользовались. От чего появилась неприязнь к себе и, как ни странно, к Мише. Катя не соврала. В холодильнике стояли две банки «Ягуара». Самый приятный на вкус из всех алкогольных энергетиков, которые у них продавались. «Блейзер», «Голден Кэп», «Чёрный Русский» — ни в какое сравнение. Даже покупать такое считалось западло. Юля вернулась обкуренная до одури. Когда ей велели одеваться, она свела руки лодочкой и, смеясь, закружилась на месте. — А у вас ни у кого в роду ведьм случаем нет? Наверное, прикольно, если бабка ведьма. А может, у тебя? — остановившись, Юля показала пальцем на Соню. — Голоса в голове, наверное, страшно, но прикольно. Я тоже хочу! Та фыркнула и кинула в неё джинсы. — Одевайся, нас уже ждут. — Сколько нам идти? — уточнила Катя. Она уже успела высушить голову и собраться. Ждали только Юлю. — Час, хотя с ней… — Надеюсь, до деревни она придёт в себя. Эй, подруга, придёшь? — Катя наклонилась и нежно постучала по щекам подруги, пока та пыталась натянуть штаны. — Уж поверь, там такая аура… В кармане завибрировал телефон. Соня достала его и посмотрела на экран: «Миша» Краем глаза в углу мигающего экрана она заметила время и поняла, что они уже опаздывают на полчаса. — Да, Миш, говори. — Ну вы там скоро? — Идём, скоро будем. Нас тут немного больше, чем я думала. В ответ раздалось бурчание, но Соня не стала это слушать и положила трубку. — Мы вроде готовы, — сказала Катя, причёсываясь у зеркала. Соня осмотрела девочек, поправила футболку у Кати, а на Юлю просто недовольно махнула рукой. Выглядела она, мягко говоря, помятой. — Пошли, нам туда пять километров топать. — А может, на такси? — хихикнула Юля. — Кстати, а мальчики твои уехали уже? — сообразила Катя. — Уехали, гондоны. Чтобы я последнее не забрала. — А могли бы и подвезти. — Не надо нам таких водил! — возмутилась Соня. Она уже представила реакцию Миши, если бы они приехали с этими гопниками. *** Снова эта лесная дорога. Кроны хвойных деревьев закрыли небо. Лес был тёмен и дремуч. Ребята шли молча, словно нарочно поддерживали напряжение. Из них, кроме Сони и Миши, раньше по этим дорогам никто не ходил. Да и незачем. Недаром родители строго-настрого запрещали детям подходить к болоту. Но когда появлялся соблазн раскрыть тайну, даже самых трусливых школьников эти запреты не останавливали. Миша обещал достать лодку, но сперва нужно было обогнуть деревню с севера. Он не хотел, чтобы их увидели, словно они делали что-то запрещенное. Но никто не знал, почему. Мысль пришла Соне в голову на развилке. Тропа подходила к кладбищу. Это был единственный обходной путь. Дорога извивалась между толстыми соснами. Некоторые были повалены и оголяли свои огромные корни. Шторма частенько проходили в этом месте и не щадили слабые и неокрепшие деревья. Здесь они служили естественной границей перед кладбищем. Одинокая калитка с ржавой дверью печально встречала гостей. На сильном ветру дверца хлопала так, будто грозилась вырваться с петель и навсегда упасть куда-нибудь в кусты. Совсем рядом стоял гнилой крест. Никто не знал, кто и как давно был здесь похоронен. Даже местные древние старушки рассказывали, что этот крест стоял ещё при их молодости. Сейчас ворота были слегка приоткрыты. Миша посильнее толкнул их. Из-за небольшого наклона дверь поспешила вернуться на место, но парень на лету успел её поймать, пока она ненароком не задела кого-нибудь из девочек, при этом он сильно поцарапал руку и испачкался в ржавчине. Дальше тропа разветвлялась на множество других. Те, кто не часто бывал здесь, терялись с бесконечном лабиринте одинаковых дорожек. Но Соня к ним не относилась. Здесь была похоронена её старшая сестра. Уверенно свернув на одну из заросших троп, девушка проскочила между бетонных плит и вышла на небольшое пространство, огороженное ржавым забором. За ним, как и за всеми другими, никто не ухаживал. Кладбище выглядело заброшенным, несмотря на то, что оно иногда обновлялось свежими телами. Внутри ограды всё поросло бурьяном. Трава была высотой почти с крест. Соня знала, что родители давно сюда не ходили, но всё равно неприятно удивилась. Остальные ребята стояли в стороне, пока Соня убирала траву — хотела, чтобы могилка сестры стала хоть немного прибранной. Она наконец смогла рассмотреть фотографию Лилии. В овальной рамке, на пожелтевшей от времени фотобумаге улыбалась одиннадцатилетняя девочка. Но сколько бы Соня ни всматривалась, узнать её не смогла. Словно кто-то стёр из памяти её лицо, оставив лишь имя. Слишком много лет прошло с тех пор. Никто никогда не спрашивал, как она погибла. Даже школьные шутники старались избегать этой темы. Весь город знал о пропавшей на болотах девочке. Тело не нашли, лишь желтый дождевик, висевший на суку засохшего дерева прямо у кромки Неодолимого. Соня закончила быстро — понимала, что полноценная уборка затянется на несколько часов, а задерживаться не хотелось, ребята хотели осмотреть хижину ведьмы до темноты. — Красивое имя, — тихо сказала Катя, словно боялась разбудить мёртвых, — Лилия. — Да, как цветок, — выдохнула Соня. Остальные стояли в стороне и смущённо смотрели по сторонам. — Я почти не помню её. Каждый раз смотрю на фотографию, пытаюсь отыскать хоть что-то в памяти. Но ничего нет. Ни единого воспоминания. Словно и не было её никогда. Если бы она тогда не умерла, возможно, всё сложилось по-другому. Соня не знала, кому она это сказала. Себе? Возможно. Катя медленно подошла и взяла её за руку. — Ладно, пора идти. Соня дёрнула руку и пошла прочь от могилы. — Да, пойдёмте, тут больше нечего смотреть. Они вышли на основную тропу и пошли вдоль заброшенных крестов. Дорога виляла из стороны в сторону, огибая упавшие деревья и небольшие болотца, пока не вывела к северной части заболоченного озера. — Сейчас справа можно увидеть мою деревню, — сказал Миша. Через несколько метров из-за деревьев открывался тоскливый вид на болота, на другой стороне которого стояли покосившиеся одноэтажные домики. Из потемневших от сырости домов торчали почерневшие от копоти трубы. Из некоторых даже валил дым, хотя издалека казалось, что деревня тоже была заброшена. Привычных деревенских звуков слышно не было. Лишь монотонное бульканье поднимавшихся их недр болот пузырей. Над деревней собирались тучи. Погода в этом месте явно не благословляла ребятам путь. Им оставалось пройти около километра вдоль берега до искусственного насыпного перешейка. Под насыпью была проложена большая труба, по которой, в зависимости от времени года, перетекала вода из болота в озеро и наоборот. Когда-то давно это было цельное озеро, но для удобства в самом узком месте сделали насыпь, посчитали, что это дешевле моста. Со временем малая северная его часть заболотилась и постепенно подходила к деревне, подтапливая крошечные огороды и сгнаивая вековые деревья. Со стороны озера на импровизированном пляже лежали несколько деревянных лодок, перевёрнутые вверх дном. Миша подошёл к одной из них и слегка пнул металлическую цепь, на которую была привязана лодка. Та звонко лязгнула и выскочила из кольца на лодке. Оказалась не пристёгнута на замок. — Я договорился с дедом Ефимом. Лодка наша до вечера, — рассказал он под удивленные девичьи взгляды. Миша ухватил за край и с силой приподнял. Та со страшным скрипом перевернулась через край. Под ней лежали два полусгнивших деревянных весла и доски, предназначенные для сидения. Лодка оказалась двухместная. Миша оценивающе рассмотрел девушек и принялся рассаживать так, чтобы ни на одном из краёв не было перевеса. Юлю, как самую крупную, посадили по центру, остальные расселись так, чтобы хватило место гребцу. — Мне это уже не нравится. Ты мог найти лодку покрупнее? Может, не пойдем туда, а? — неуверенно спросила Юля. Никто не ответил. Соня не хотела её брать, но та напросилась сама. Уговаривала взять её с собой. — У вас всегда тут так жутко? — Последнее слово Юля проговорила чуть громче, чем хотела, и по озеру пронеслось негромкое: «жутко... жутко». — Я привык. Тихо, спокойно. Никого нет. Полезай в лодку, мы всё равно поплывём, с тобой или без тебя, — в голосе Миши появилось раздражение. Он вытолкал часть лодки в воду и придержал за борт, чтобы девушки не раскачали ее и не свалились в воду. — Долго туда плыть? — Десять минут, на нужно добраться лишь до противоположного берега. Там должна быть тропа через лес. Сразу предупреждаю, там жуткий бурелом, дорогу никто не чистит, так что держитесь меня и никуда не сходите с тропы. Ещё провалитесь. — Куда…? — застонала Юля. — В болото, — отрезал Миша, — провалишься, не сыщем потом. Юля зажмурилась, помотала головой и полезла в лодку, чуть не промочив ноги. Лодка неторопливо шла по зеркально гладкой воде. Миша не спешил. Грести приходилось аккуратно, из-за перевеса. Одно неосторожное движение, и борт хлебнёт воды. Вёсла мягко касались озера, лишь слегка отталкивались от воды и дальше по новой. Слишком трухлявые, парень явно не хотел грести обратно руками. Посередине озера, в десяти метрах от них из-под воды начали появляться пузыри. Девочки засуетились, и лодка чуть не черпнула. — Спокойно. Не надо дергаться. Это всего лишь болотный газ. Он выделяется со дна стоячих водоёмов в результате гниения ила, — с умным видом, словно ходячая энциклопедия, произнёс Миша. Это никого не успокоило, но дёргаться девочки перестали. Страх перевернуть лодку оказался сильнее каких-то пузырей. Соня посмотрела по сторонам. Озера было не такое больше, каким ей сперва показалось. Около пятисот метров в длину, по-крайней мере, видимая часть. С левой стороны оно резко изгибалось на восток. Должно быть, с хорошую погоду оттуда открывались красивые виды на восход солнца. Ширина, прикинула Соня, не больше сотни метров. У берегов торчали сгнившие коряги, местами ещё не разложившиеся деревья. Полоса камышей в несколько метров вдоль берега мешала лодке причалить. Никакой пристани здесь не было и в помине. Миша аккуратно опустил весло, прощупать дно. удовлетворительно хмыкнул, попытался упереться, но раздался неприятный хруст. Весло треснуло ровно посередине. Нецензурно выругавшись, чем смутив Соню (по крайней мере, при ней он никогда так не выражался), Миша аккуратно спрыгнул с лодки. Вода оказалась ему немного выше колена, но он не промок, предусмотрительно надел высокие сапоги. Парень нащупал цепь на корме и, пробираясь через камыши, потащил лодку за собой. Наконец, когда под ногами оказалась плотная земля, он дернул посильнее, вытянув переднюю часть лодки на твердь, и устало плюхнулся на траву. Соня первая спрыгнула с лодки. Где-то в чаще леса крикнула кукушка. — Я видел её лишь однажды. В детстве. Мы играли с ребятами на берегу в один из летних дней. Да, я помню этот день. Было солнце и даже довольно тепло… — таинственный голосом начал Миша, закинув в рот стебелёк. Девушки прислушались. — Раньше камыши не были такими большими. Даже просматривалось что-то наподобии берега. Парни постарше любили рассказывать сказки про не то старуху, не то девушку, которая изредка выходит купаться голышом на противоположном берегу. Конечно, мы не верили, но охотно слушали. Все любят страшилки и всякие интересные истории. Но в тот день краем глаза я заметил движение в воде. И правда, удивился я, кто-то плыл вдоль берега с той стороны. Как зачарованный, я любовался, как она плавает туда-сюда, туда-сюда. В один момент мне даже показалось, что вместо ног у неё хвост. Русалка! Пронеслось тогда мимоходом у меня в голове. Но когда она вышла из воды, у неё всё же оказались ноги. Не думаю, что я расстроился из-за этого. И нет… Она была не голая. С неё до колен свисала длинная светлая рубашка. А ещё волосы, — он мечтательно улыбнулся, — таких длинных волос я ещё никогда не видел. Белоснежно-белые, как снег. Кстати, — Миша посмотрел в сторону Сони, — чем-то похожи на твои. Соня поёжилась. Сравнение с ведьмой её не устраивало. В школе девочки вроде Саши и Леры могли придумать обидные сравнения, но что бы он… — Потом она обернулась… И я оцепенел от страха… — Миша понизил голос. — Голодные, красные глаза. Я их рассмотрел даже через озеро. Они словно пылали. Тело одеревенело от страха, ноги отказывались слушаться, как в кошмарах. И я не мог оторвать от неё взгляд. Её губы… Они двигались, но голос звучал в голове. Она звала меня. Звала прямо в это чёртово озеро. Я пришёл в себя от удара футбольным мячом по голове. Ребята сказали, что я стеклянными глазами, не моргая, тупо смотрел на озеро. Не реагировал на зов и крики. Поэтому они решили бросить в меня мячом. Не представляю, что могло бы случиться, не сделай они этого… — он задумался, будто что-то вспоминая. — Когда я был маленьким, думал, что это была ведьма. Старики говорили, что она жила в землянке на этом острове. Мы с пацанами плавали сюда пару раз, пытались найти её, её жилище, и даже один раз получилось. Но близко не подходили. Смотрели издалека. Мелкие были же, страшно. Кто захочет получить ведьмино проклятье? Хотя сейчас мне кажется, что нас просто пугали им, чтобы не ползали по заброшкам. Но на всякий случай не будем разделяться, как это делают в глупых фильмах ужасов. Просто на всякий случай. Со стороны Ладожского озера уже летела чёрная туча. Соня заметила, как поднялся и усилился ветер, и потеплее закуталась в свитер. Стали доносится редкие раскаты грома. Между деревьями ползла еле видимая тропинка. Чем глубже в лес — тем холоднее и темнее становилось. Чувствовался запах болот. И сырость. Иногда тропа прерывалась из-за поваленных деревьев. Перебираться через них тяжелее всего приходилось Юле. Она была уже вся мокрая, на розовой футболке появились тёмные пятна от пота. После очередного дерева она села и вздохнула. — Давайте сделаем перерыв. Я очень устала, — она облокотилась на сухой ствол дерева. Тот не выдержал её веса, хрустнул и проломился в том месте, куда давила спина. Юля взвизгнула и полетела бы назад, если бы Миша не успел подскочить и схватить её за руку. Девушка замахала своими полными ручонками, чтобы поймать равновесие, но только мешала Мише вытаскивать себя. «Сейчас грохнется, — довольно шепнул маленький иуда, — грохнется и сломает себе спину. Или наткнется на толстую ветку, как шампур. Свининка на шампуре, уи-и, уи-и». Соня чуть не засмеялась, успев прикрыть рот рукой. Такой расклад её бы вполне устроил. Но Мише на помощь пришла Катя. Вдвоём они всё-таки вытянули Юлю. — Никогда так больше не делай, — выдохнул Миша, — если дерево лежит, то скорее всего оно сухое или трухлявое. — Спасибо… — прошептала Юля. Голоса после визга у неё не было. — Нам осталось совсем немного, никаких привалов, пока не дойдём. К тому же, — Миша поднял голову вверх, — тучи уже близко. Возможно, зальёт. Шли в тишине минут пять, пока не вышли на небольшую опушку, окруженную сосновым лесом. На дальней стороне между деревьями виднелась землянка. Полутораметровая насыпь была закидана ветками, но под ними всё же просматривалась дверь. — Вот оно. Тут она и жила. — Совсем одна? — удивилась Катя. — Тут же совершенно невозможно жить. Ладно летом, но ведь зимой как! — А, по-моему, такой же срач, как у тебя. — хихикнула Юля, за что получила в ответ гневный взгляд. — Пойдем посмотрим, что внутри, или боитесь? — Миша не спеша двинулся вперёд, смотря под ноги. «Плохая идея, — от резкого голоса Матушки Соня вздрогнула, — чую что-то нехорошее». «Вспомни сон», — прошептал неизвестный голос. Будто бы наяву. — Вы ничего не слышали? — Соню начало слегка потряхивать от напряжения. — Нет, ничего, — ответил Миша, — всё в порядке? — Да, наверное, — ответила Соня и прислушалась. «Сон», — шептал голос, немного отдаляясь. «Маленький иуда, чёрт возьми, это ты так шутишь?» — и, не дождавшись ответа, непроизвольно, уже вслух спросила: — Лилия? Поднялся ветер. Чистое небо над головой затягивалось тучами. Вспышка света. Позади раздался оглушительный хлопок. Ребята от неожиданности разом подпрыгнули. Заложило уши. Со стороны центра болот надвигался гул. Миша сообразил первый. — Сейчас зальёт, все в дом! — парень взял Соню за руку и, подталкивая остальных, побежал к навесу перед входом в землянку. Только они успели спрятаться, с неба посыпался град. Настолько крупный, что некоторые из градин были размеров с мяч для настольного тенниса и больно били по ногам, отлетая от земли. Миша силой толкнул дверь, вырвав внутренний крючок, державший дверь, с корнем, и первым вошёл внутрь. «Не заходи!» — В один голос завопили Матушка и маленький иуда, но уже было поздно. Они переступили порог, и ничего не произошло. Темное помещение внутри оказалось больше, чем снаружи. Дверь решили не закрывать, пока не найдут то, что может подсветить комнату. — У кого на телефоне есть фонарик? — спросил Миша. — У меня был, — отозвалась Катя, — но телефон скоро сядет, мало зарядки. — Подсвети стол. Нужно найти свечи или что-то похожее. Катя достала свою «Нокиа» и включила подсветку экрана. Первое, что увидела Соня, было большой расплавленной до основания свечой, из которой на несколько сантиметров торчал обугленный фитиль. — Думаю, тут еще есть свечи, девочки, посмотрите по ящикам, — властным тоном сказал Миша. Свечи нашлись быстро. В одном из ящиков аккуратно перемотанная шнурком лежала упаковка из восьми штук. — Огоньку не найдётся? — Миша неспешно подошёл к Соне и протянул ей свечу, зажав между пальцев как сигару. Зажигалка была только у неё. Соня впервые за день почувствовала себя хоть немножечко нужной. Миша поджёг каждому по свече и раздал. Ещё одну зажжённую поставил на стол вместо той сгоревшей. Комната наконец стала получать очертания. Стены были сделаны из добротного бревна. В углу лежали скомканные матрасы, из которых во все стороны торчала солома. Почти все были проедены мышами. В соседнем углу стояла печка-буржуйка с длинной трубой, которая уходила куда-то в потолок. От старости герметичность печи была нарушена, из-за града по трубе лилась небольшая струйка воды и терялась в неровностях стены. На стенах висели полки, на которых стояли прозрачные банки с крупой и какими-то травами. Часть из них разбитые лежали на полу. Вдоль продольной стены стояла ржавая раковина, над которой висел покосившийся рукомойник. Рядом кухонный стол, а на небольшом табурете под дырявым покрывалом лежали старые книги с необычными символами. Пахло затхлостью и чуть-чуть травами. Град закончился, начался ливень. Наспех сделанная ливнёвка еле справлялась с потоками воды. У раскрытой двери собралась небольшая лужа. Землянку, не смотря на толстые брёвна, местами продувало, из-за чего внутри нарастал неприятный свист. Соня было неуютно. Словно что-то давило. Она чувствовала чей-то взгляд. — Смотрите… — еле слышно сказала Катя. Она подняла несколько старых одеял, под которыми стояла небольшая детская кроватка. Посередине лежала кукла с оторванной головой и конечностями. Соня присмотрелась и ужаснулась. Она узнала куклу. Та самая, которую она украла у Леры в детстве. — КАР! — разнеслось по всей землянке. Девочки подпрыгнули от неожиданности. Юля снова неприятно завизжала. На двери сидела ворона, подозрительно рассматривая ребят. — Кыш-кыш! — чуть не плача закричала Юля. Ворона даже не шелохнулась. — Оставь её, — Катя попыталась взять Юлю за руку, но та одернула и зло посмотрела. — Не трогай меня! Эта тварь меня чуть до смерти не напугала. — Кар! — подтвердила громко ворона. Соня стояла в стороне и нервно наблюдала. Ворона её не сильно заботила. Больше беспокоило то, что пропали голоса. «Ну где вы?» Ответа не последовало. — Надолго мы тут застряли? — Юля немного успокоилась, но глаза всё равно бегали из стороны в сторону. Ей тут явно не нравилось. — Пока не кончится ливень. Посмотри в интернете, у тебя есть? — ответил Миша. Юля достала покоцанную «раскладушку». — Связи нет. — Ещё бы… Даже в деревне не всегда ловит. В любом случае придется ждать. Перелезать через бурелом в ливень опасно. Но даже если мы вернёмся, на озере шторм. Мы его не переплывём, пока всё не утихнет. — Какого чёрта мы вообще тут делаем? — кажется, успокоилась Юля только на минуту. — А нечего переться, куда не звали! Я тебе говорила, — обратилась Соня к Кате, — что зря мы её берём. Сидим тут и ждём, пока кончится дождь. Вы же все так хотели посмотреть ведьмин дом, а теперь ноете. — Соня, не кипятись… — удивился Миша. — Всё в порядке. Дождь ненадолго, мы всё успеем посмотреть. Если кому-то это ещё интересно. Вот что тебе тут показалось интересным? — Кроватка. — ответила за неё Катя. — Меня больше интересует, что тут делает пустая детская кроватка и кукла. Ты же сказал, что ведьма пропала, верно? — Да, просто исчезла. Так сказали старшие. — Но раз тут есть кроватка — значит, у неё был ребёнок? — А может просто решила заранее подготовиться, планировала, мне о таком не рассказывали? Я не представляю, как в таких условиях можно жить, а ты говоришь ещё и с ребёнком? «Бегите, — прошептал незнакомый голос, — она близко». — Давайте, как только дождь закончится, сразу уйдём отсюда. У меня нехорошее предчувствие, — перебила ребят Соня. Остальные согласно закивали. Обычно Соню дождь вполне устраивал. Можно было сесть на подоконник, укутаться в плед, пить кофе и думать о нём. По крайней мере так советовали картинки в интернете. На деле Соня открывала окно, высовывала руки, пока вода до краёв наберётся в ладони, и брызгалась. Гроза успокаивалась. Местные уже привыкли к этому феномену. Шторм исчезал так же быстро, как и появлялся. Вот только тучи продолжали держать всех в напряжении, словно что-то нехорошее витало в воздухе. С улицы послышался хруст веток. Кто-то медленно обходил землянку. — Запри дверь, — завопила от страха Соня. Было поздно. Неизвестный уже спускался по деревянным доскам к ним. На пороге стояла фигура в плаще. Подростки потеряли дар речи, сбились в углу и вжались в стену. Никто не мог не проронить ни слова. — Мишка, ты? Етить твоё налево! — фигура скинула капюшон. Мужичок лет шестидесяти недовольно на них смотрел. — Твоя мамка чуть с ума не сошла. Что ж ты творишь то? — Д-д-дядя Коля? — таким ещё Мишин голос никто не слышал. — Ну если хочешь с девками уединиться, так сеновал на то есть. Ну етить твою налево, а? Ещё и у Петровича лодку стащил. Вот что ты ему скажешь? — А вы что тут делаете? — еле выдавил из себя Миша. — Что-что? За вами пошёл. Мамка твоя прибегает, слезами обливается. Малец, говорит, на болото попёрсял. Так ещё ж и перед дождём. Передо́хнут же там! — дядя Коля осмотрелся и слегка поморщился. Даже взрослым тут было не по себе. — Нечего вам тут делать, я вам говорю. Проклято это место. Старая карга прокляла, да померла. — Старая? Но ведь в деревне говорили… — Мало ли что говорят. Я сам её тело хоронил, двадцать? Тридцать? Лет назад… Через два года после того, как ребёночка мёртвого родила. С мёртвым на руках и ходила. А перед смертью самой прокляла эти места. Ужасов хотели? Так вот слушайте! — дядя Коля не на шутку разозлился. — Все знали, что она была заядлой язычницей. Кто-то ходил к ней за целебными снадобьями, кто-то просил снять порчу. Вся деревня побаивалась её, но если прям срочно надо, то ходили на поклон. Она нехотя принимала гостей, но после смерти дочери, когда к ней пришла очередная женщина, попросила платы. Да не деньгами, а человеческим ребёнком. Сказала, что родить она больше не может и радость материнства никогда не ощутит, но очень ей хочется на деток посмотреть. Отпустила ведьма её обратно в деревню. Та пришла, рассказала, чего старуха желает, и начался совет. Всю ночь люди спорили, стоит ли отпускать к ней детей, но при этом никому не хотелось отказываться от её благословения. На утро и порешили. Столько лет уже эта ведьма тут живёт, если бы хотела, давно что-то такое исполнила. А так хоть и колдунья, но вполне безобидная женщина. На следующую неделю к ней отправилась баба Клава, царствие ей небесное. Померла лет десять назад, с ума сошла после того разу. Так вот было у неё трое ребятишек от десяти до четырёх лет, всех с собой взяла. Рассказываю с её слов. Прихожу, говорит, я к её землянке. Стоит, вся довольная, словно ждала. Из окна чем-то сладким тянет. Дети испугались, говорят не хотим к Бабе-Яге идти, съест она нас. Я уж думала обратно повернуть, да только сила меня какая-то одолела, спать захотела, ну, и не совладала. Очнулась я на берегу озера одна. Я бегом к её землянке. Прихожу, она очень любила креститься на этом моменте, — уточнил дядя Коля, — прихожу, говорит, а там три креста с меня ростом, и дитятки мои весят. Мать моя рóдная, я так испугалась, обратно бегу, на помощь зову. К берегу подбегаю, вижу, уже соседи плывут, Ефим с ружьём, видно, на крик мой. Я возвращаться не стала, у меня истерика, а мужики пошли. Через двадцать минут вернулись, нет, говорят, там ничего. Ни крестов, ни детей, ни следов. — рассказывал мужчина. Такую правду вы хотели услышать? — гневался дядя Коля. — Ради этого пришли сюда? — Я не знал этой истории… — прошептал Миша. — Конечно, не знал. Все хотят забыть её поскорее. А вы тут роетесь, копошитесь. Вот зачем вам это? — он замолчал, задыхаясь от гнева. Остальные молчали, остолбеневшие от рассказа дяди Коли. — Так и не нашли её сыновей, всё списали на болота. А к ведьме после этого так и не ходили, до тех пор пока та, ну... Я у неё спрашивал потом, говорит, сделала, что Клавдия просила, детей ягодным пирогом накормила, те и ушли. А ещё через год сама в озеро прыгнула. Вот и вся история. Но не для детских это ушей. Ай, балбесы, куда же вы лезете-то всё, — затем посмотрел за порог на небо и сказал: — дождь кончается. Пойдёмте, под каплями не раскисните, — дядя Коля махнул рукой и первый вышел на улицу. Дождь действительно стих, гром гремел уже где-то далеко. Дядя Коля дождался, пока все выйдут, захлопнул дверь и перекрестил. — Упаси Господь душу её и ребятенка еёного. Сжечь бы халупу эту до забыть как страшный сон, — и ещё раз перекрестился. У самого конца опушки Соня задержалась и кинула взгляд на землянку. На первой ступеньке стояла старая женщина в лохмотьях с длинными седыми волосами. В руках у неё был кулёк, из которого, как Соне показалось, доносился плач. — Соня! Не отставай! — окликнула её Катя. Соня вздрогнула и моргнула. Никого не было. Лишь вороны неспешно слетались с верхушек деревьев на крышу. «Привиделось же…» «Привиделось ли?» Обратно ребят вели более длинным путём, но почти без препятствий в виде деревьев. Дядя Коля добрался до острова на большой моторной лодке. В высоких по бёдра сапогах он вошёл в воду и стянул брезент, которым предусмотрительно накрыл лодку перед ливнем. Но град оказался настолько сильным, что пробил несколько дыр. Достав со дна лодки несколько крупных градин размером чуть ли не с куриное яйцо, он присвистнул и начал рассаживать подростков. На противоположном берегу одиноко стояла женщина. Уперев руки в боки. — Чёрт, кажется кто-то сейчас получит по башке. — ухмыльнулся дядя Коля. — Но будет это вам уроком, молодежь, чтоб не ходили больше туда. Вам повезло, что всё обошлось без происшествий. Если и есть Бог на земле, — он потеребил крестик. — то на наши земли он давно не захаживал. А с тобой, Михаил, мы поговорим отдельно, — подмигнул дядя Коля и отвесил несильный подзатыльник. На берегу Мишина мать устроила спектакль. Не успел он спрыгнуть на берег, как женщина начала хлестать бедного парня кухонным полотенцем, которое всегда висело у неё на плече. «Подонок» и «скотина» — самые добрые слова, которые услышали девочки. — Чуть до инфаркта мать не довёл! Ты — чудовище, а не сын! Ой, мне плохо, вызывайте скорую. Устав, женщина шлёпнулась на скамейку и стала рассматривать ребят. Когда её взгляд остановился на Соне, её лицо покраснело от злости. — Я же тебе строго-настрого запретила общаться с ней! Я тебе говорила, эта девочка тебя хорошему не научит, и посмотри, кем ты стал! Вор! Вы представляете? Мой сын вор! — кричала мать на всю деревню. — украл лодку у добрых людей! И для чего! Мама рóдная. На ведьмин дом смотреть? Да она сама ведьма, и волосы у неё такие же, как и у той! — затем медленно перевела взгляд на Соню и прошипела. — Ещё раз увижу тебя рядом со своим сыном, я за себя не отвечаю. Соня лишь ухмыльнулась, не став напоминать, что они учатся в одном классе. Мишина мать сейчас её мало волновала. Она переживала за голоса. Они пропали с того момента, как она вошла в землянку. — Да ты, дрянь, ещё смеяться надо мной вздумала? А ну вон пошла отсюда! Вон! Женщина попыталась подняться с места и уже держала полотенце наготове, но подскочил Миша. Полетела новая партия оскорблений. Соня кивнула подругам в сторону дороги, и все втроём аккуратно пошли, обходя лужи. — Соня, погоди, я тебя провожу! — крикнул Миша. — Вот паршивец! Будешь дома сидеть, я тебе сказала. Догонять он не стал. Девушки молча шли по единственной дороге в сторону леса. Первой нарушила молчание Юля. — Да-а-а… Ну и маменькиным сынком он оказался. «Давай, врежь ей хорошенько, этой сучьей подстилке», — где-то из глубин подсознания набирали громкость голоса. Соня узнала маленького иуду. Её настолько раздражала Юля, что хотелось вцепиться ей в волосы, но, стиснув зубы, прошипела: — заткнулась бы ты лучше. От ссоры их спас короткий гудок. Позади на старом уазике подъезжал дядя Коля. — Девчонки. Я в город еду, вас подбросить? Не ровен час, дождь снова зальёт. Тучи ого-го какие. Девушки переглянулись, пожали плечами и согласились. Дождь так и не начался. *** Нехорошо получилось. Очень нехорошо. Миша смотрел из-за плеча матери, как девочки садятся в машину и уезжают. — Пошли, чего встал! — грозно сказала мать, помахивая кухонным полотенцем. — Ты, значит, ещё и воришка. Да как тебе не стыдно? Позор нашей семьи! Большой рукой она взяла его за плечо и повела в дом. — Тебе надо исповедаться, сегодня же пойдем в церковь. И молитва веры исцелит и восстановит его Господь; и если он сотворил грехи, они простятся и искупятся ему, — произнесла мать, повернувшись в сторону красного угла, после чего три раза перекрестилась. — Дожили… дожили! — Да я всего-то одолжил лодку на пару часов. Дед Ефим всё равно не ходит, она ему нафиг не нужна. Мы поплавали и вернули, — попытался оправдаться Миша. — Это она тебя надоумила? Отвечай! Я же тебе запретила с ней общаться! — Мама, мы просто плавали по озеру. — Ты просто на краденой лодке плавал с ведьмой, дочерью дьявола! — перешла на крик мать. — Что вы там искали? Она тебя заколдовала? — женщина пощелкала перед носом Миши пальцами, следя за реакцией. — Я же по глазам её видела — она бесноватая. Разговаривает она сама с собой! Что вы искали там? — Землянку… — На проклятую землю, значит, пошли, в дом нечестивый. — Я просто хотел узнать, жила ли там эта ведьма по-настоящему, или же это всё байки ваши взрослые, чтоб детей пугать. — И поддержит Господь намерения тех, кто стремится к правде, а усилия нечестивых сделает тщетными. Да защитит Господь тебя от всякого зла, сохранит душу твою Господь… — мать снова сложила ладони и повернулась к иконам. — Мама, прекрати. Почему ты никогда не можешь нормально со мной поговорить? Сплошные молитвы. Ты же сама говоришь с картинами на стене, а ещё Соню называешь ведьмой. Мать прервалась на середине молитвы и с яростью посмотрела на сына. — Да как ты смеешь так говорить? Это ты мать свою сумасшедшей назвал? А кто, если не Бог, излечил тебя? Кто, если не Бог, остановил твои кошмары? Я до сих пор помню твой полный ужаса взгляд. Ты, не моргая, смотрел на потолок и показывал пальцами в одну точку. И так каждую ночь, изо дня в день! Пока я тебя наконец не покрестила. Ты должен быть благодарен, не мне, так Богу, за то, что он избавил тебя от всего этого! Миша раздраженно взмахнул рукой. Она повторяла это из раза в раз, как только у неё кончались аргументы. А так как он действительно ничего не помнил, то даже подумывал, что мать это специально придумала для того, чтобы был рычаг давления. В детстве это действительно работало, но сейчас он уже слишком повзрослел. — Я не пойду с тобой в церковь. Ни на исповедь, ни просто помолиться. Я устал от твоего Бога и больше никогда ничего не хочу о нём слышать. Ты своей настойчивостью, мам, сама отбила любовь к Богу, теперь у меня только ненависть. Я пойду в комнату и посижу там. А ты, если хочешь, можешь пойти в церковь и там молиться сколько захочешь. Пока лоб себе не расшибёшь. Тебе же Он важен больше собственного сына. С каждым разом ответ был всё резче. Он еле сдерживал себе и старался отвечать максимально корректно по отношению к матери. Но с каждым разом ему хотелось высказаться всё грубее. Миша был уверен, что если бы он слышал голоса, как Соня, то те бы сейчас его подначивали: «Да пошли ты её уже куда подальше». Парень закрыл за собой дверь в комнате и полез в шкаф за сухими вещами. Носки насквозь промокли, а ноги замерзли. С нижней полки Миша достал шерстяные носки, вместе с ними из шкафа выпала карта. Он поднял её и перевернул рубашкой вниз. Пиковый валет. От неожиданности он ойкнул и выронил карту. Она, словно бумажный самолётик, спланировала прямо под кровать. Миша кинулся смотреть, но туда было не попасть, залезала только кисть. В комнату зашла мать. — У тебя что-то случилось? — спросила они и принюхалась. — Нет-нет. Всё нормально. — ответил Миша с рукой под кроватью. Нащупать карту не получилось, как корова языком слизала. — Что ищешь? — снова спросила мать. — Да ничего, бумажка завалялась, вот и ищу. — Господи, помилуй раба Божьего Михаила от злых духов, убереги от чёрных душ и завистливых ртов. Смиренно предстою я пред образом твоим, о помощи и защите вознося молитву. Аминь! Мать молча вышла. Миша ещё повозил рукой под кроватью, но так ничего и не нашёл. Махнув рукой, он переодел мокрые носки и включил компьютер. Через пару минут карта забылась — Миша читал в интернете новости. На экране периодически начали появляться реклама порносайтов. Чем больше он пытался её удалить, тем больше её появлялось. «Чёрт, подхватил вирус…» На центральную часть экрана вылезла всплывающее окошко с видео, которое называлось «Письмо любви». Ролик уже начался. Полуголый черноволосый мужчина с накаченным торсом сидел за столом и писал письмо. При свете свечей он макал перо в чернила и вырисовывал каждую букву. Закончив, он свернул бумагу в трубочку и склеил его сургучной печатью. Миша догадался, что это был порноролик, и периодически озирался — могла зайти мать. Его не сильно интересовало само видео, было интересно, как отреагирует девушка на письмо. Главный герой, наткнувшись на выходе не нескольких рыцарей, вытащил из подставки металлический подсвечник и начал сражаться, держа письмо в другой руке. Обхитрив нападавших, он запер их в комнате и поспешил в конюшню, где на ходу запрыгнул на лошадь и поскакал в лес. Следующим кадром показали молодую девушку в эротической одежде. Она сидела на крыльце небольшого деревенского домика и пряла на веретене. Издалека слышится стук копыт, в кадре появляется тот самый мужчина с письмом. Девушка, увидев его, бросается навстречу. Они обнимаются. Парень вручает ей письмо. Она с осторожностью открывает его и, плача от радости, читает, после чего они сливаются в страстном поцелуе. Миша возбудился настолько, что член неудобно упёрся в ширинку. Он встряхнул головой и выключил видео, если увидит мама начнется новый скандал. «Ведь рукоблудие — это грех против самого себя». Возник в голове голос матери. «Не сейчас, она ещё не уснула». Миша снова попытался запустить пиратский антивирусник, который не обновлялся уже с полгода, и тот наконец начал проверку. Свернув экраны, он задумался о сюжете. Безумная идея пришла в возбужденную голову. Он собрался написать Соне любовное письмо. Не настоящее, конечно, у него бы никогда не хватило смелости вручить такое вживую. А вот во «ВКонтакте», продумав над оборотами, можно было бы и отправить. Он понимал, что сегодняшняя прогулка не совсем удалась, хотя некоторые моменты были полны настоящими эмоциями. Ну и к тому же скоро планировался большой концерт в честь Дня города, нельзя не упустить такой шанс. Миша открыл «Ворд» и начал накидывать текст. Сперва очень неумело. Слова прыгали по предложению и не хотели красиво ложиться в ряд. Там ошибка, там. Добрая треть слов подчеркивалась красной волнистой линией. Для себя он ещё раз отметил, что никогда не пойдёт в гуманитарный техникум. Периодически посматривая на экран, Миша отмечал что письмо становилось лучше. За двадцать минут, как он считал, он неплохо набил руку. Антивирус уже закончил очистку от вирусов. Миша закрыл файл, предварительно нажав на кнопку «сохранить», и перезагрузил компьютер. За это время смелости порядком поубавилось. Когда «Виндовс» наконец прогрузился, Миша открыл файл и вместо шедевра, написанного пять минут назад, увидел груду кривых, неотесанных предложений. Он знал, что такое может случиться, и заранее подумал над решением проблемы. За домом в сарае у него было припрятано несколько банок «Балтики 9» — осталось с прошлой попойки с пацанами. Мать тут не ходит, особенно сейчас, с ногой, поэтому Миша мог хранить здесь то, что не должны видеть другие. Сложность была только в одном — не спалиться. Мать ложилась спать рано, сразу после вечерних новостей на «Первом». Миша вышел из дома, предварительно приоткрыв окно в своей комнате. Он знал, что мать всегда слушает, что происходит во дворе, поэтому с крыльца он повернул налево к уличному туалету. Посильнее хлопнув дверью, он на носочках, по мокрой траве прокрался к задней части здания, где в небольшой коробке, заваленной досками, лежало несколько банок пива. Миша взял одну, так же тихо подошёл к окну своей комнаты и поставил банку на подоконник. Вернулся обратно точно таким же путём через туалет, снова громко хлопнув дверью. На входе немного отряхнул ботинки от травы и пошёл в свою комнату. Из маминой спальни равномерно раздавался телевизионный гул. Мать была уже глуховата и делала телевизор громче, чем положено. На это и был расчёт. Открыть банку сейчас и убрать на пол часика под стол, пока она не слышит. Полчаса спустя в доме царила тишина. Лишь лёгкое мамино похрапывание доносилось из-за деревянных стен, да шумел компьютерный блок питания. Он снова открыл текст, достал банку с пивом и сделал первый большой глоток. Так как он остался без ужина, алкоголь сразу ударил по голове. Письмо Соне снова стало необычным и красиво написанным. Он перечитал его ещё раз, внёс несколько правок, выделил, копировал и вставил в сообщение в «ВК». Миша: «Ты знаешь, после наших встреч я придумал для себя такую фантастическую, романтическую, волшебную историю, что сам поверил в неё. Наверное, мне нравится так делать, придумывать. Ты только представь: совместная поездка в Питер, первый поцелуй под салют в честь Дня города. Чем больше общаемся, тем больше историй. Ну не чертовски ли это привлекает? Однако, когда начинаешь жить в фантазиях, теряешь реальность, при возвращении в которую ощущение выдумки лишь ложится необоснованной болью от утраты того, чего никогда не было. Поэтому я хочу прояснить, чего дальше ждать? Иначе я продолжу жить в ненастоящем мире, ещё глубже закапывая себя. А чем глубже закапываешь — тем больнее возвращаться». «Чертовски хорошо написано», — думал про себя Миша. Он был уверен, что получит ответ, узнает, что она тоже сгорает от чувств, и они, как в том чёртовом порнофильме, сойдутся в поцелуе. Соня молчала, хоть была онлайн, и это не входило в его планы. Он понимал, что сообщение может застать её врасплох и уже думал над приглашением, но тут заметил заветный значок «печатает». Соня: ты мне не подходишь. Соня: я не знаю, почему вообще согласилась с тобой общаться. Соня: толстый уродец, Соня: живущий в полуразвалившимся доме Соня: с психованной мамашкой Соня: ты даже заступиться за меня Соня: не смог Соня: когда она на меня наехала Соня: стоял как баба Соня: закрыв рот и смотрел Соня: как она меня оскорбляет Соня: теперь понятно, почему от вас ушёл отец Соня: не пиши мне больше Соня: не хочу ничего про тебя слышать Миша залпом допил банку и выключил компьютер. *** — Дайте «Буран» чёрный, — сказала Соня и выложила на прилавок девяносто пять рублей мелочью. — А? «Бурачки»? А давно ль ли у вас тут «Бурачки» продаются? — позади раздался возмущённый голос недовольной бабки. — Не продаются, бабушка, — продавщица нагло жевала жвачку и ухмылялась, — это сигаретки такие, для детей, — она взглянула на Соню, прищурилась и спросила, — а тебе-то восемнадцать есть? — Да есть, есть, каждый раз спрашиваете, — Соня торопилась, не хотелось терять время у ларька. Дядя Коля высадил девочек недалеко от школы. Соня попрощалась с ними и поспешила к магазину. — Ладно, — ответила продавщица. Женщина немного покопалась в отсеке с сигаретами и развела руками, — а чёрных нет. — А какие есть? — раздражение увеличилось, ей как никогда хотелось курить. — Погоди, посмотрю, — она снова отвернулась к отсеку и неторопливо стала разбирать, — ну есть «Мальборо», «Винстон», «Кэмел». — «Буран» есть? Синий или голубой? — Соня нервничала, начала стучать ногтями по деревянному прилавку. Плюс хотелось курить. — Синие есть. — Давайте, — Соня выхватила пачку из рук. На упаковке красовался слоган «От сердца к звёздам». Соне всегда представлялась картинка: человек хватается за сердце и падает замертво, а его душа улетает наверх к звёздам. Очень символично, хотя в Бога и прочую чушь она не верила. Соня оторвала целлофановую оболочку и достала сигарету. Во второй руке уже была зажигалка. Секунда — и Соня втянула сладкий дым. — Как не стыдно! Ты же девочка, вот мы в молодости… — начала бабка. Соня посильнее затянулась и выпустила дым прямо в лицо вредной старухе. Та закашляла и замахала руками. Соня поскорее удалилась за угол. Хотелось просто ото всех скрыться. Внутри она уже успокоилась, но размазанная после дождя тушь привлекала внимание. Соня надеялась, что дома никого нет. Мир словно издевался. Солнце, на улице +18 градусов. По улице ходят довольные приближающимся каникулами школьники, и только у неё как назло всё плохо. Она завидовала им. Завидовала их улыбкам, их смеху и счастью. Завидовала и проклинала. Злоба, как дикий зверь, пыталась вырваться из клетки. Хоть что-нибудь ещё произойдёт, и Соня не удержит. Соня выпустит из себя всю эту накопившуюся злобу. И тогда весь мир пожалеет. Спрятавшись под аркой дома, Соня облокотилась на стену и достала ещё одну сигарету в надежде, что она успокоит. Пока она находилась в компании, было проще. Страх, который держал за горло, захватил все внутренности. Соня надеялась, что дым поможет, но тщетно, её начало трясти. Девушка глазами поймала скамейку и пошла к ней — боялась, что упадёт без сознания. Подступала паническая атака, но Соня крепко взяла себя за руку и сидела, скрючившись от головокружения. Образ ведьмы в капюшоне летал в сознании, как призрак. Прохожие настороженно смотрели в её сторону, и это злило ещё больше. «Как же от всех них убежать?» «Кажется, я её начинаю понимать», — сказала Соня про себя. Но и тут её услышали. «Ведьма! Ведьма! Пиковая дама», — запищал в страхе маленький иуда. Когда он становился сам не свой, Соне тоже становилось не по себе. «Надобно разложить, да-а-а, надобно». «Прямо тут?» — удивилась Соня. Ответа не прозвучало, но Соня интуитивно поняла, что маленький иуда кивнул. Ближайшее место, где можно спокойно сделать расклад, было за гаражами. Народ там собирался только ближе к ночи. На солнцепёке она надеялась никого там не встретить. Вроде начало отпускать. Расклад не мог ждать, поэтому, собрав все силы, Соня встала и пошла. Из арки налево, мимо школы, двух пятиэтажек и направо вдоль дороги. Соне казалось, что эти гаражи всегда были заброшены. С самой их постройки. Два десятка ржавых, косо опершись друг на друга строений стояли друг напротив друга в конце дороги, по десять с каждой стороны. За правыми, поговаривали, было вместо для «влюблённых». Слева за несколькими самодельными столами собиралась молодёжь. И культурно выпивала. Но обычно не очень. После таких посиделок наутро кто-то из компании вполне мог обнаружить, что остался без зуба, а то и двух. Туда Соня и направилась. С одной стороны от ветра стол закрывали гаражи, а с других — ветвистые берёзы. Соня могла не бояться за карты. Запах тут стоял в соответствии с местом назначения. Обоссанные всюду углы и деревья на жарком солнце источали аммиачный аромат. Если бы у Сони была с собой ультрафиолетовая лампа, вся площадка отдавала бы приятным оттенком голубого неба. Скамейки здесь тоже были самодельными. Кто-то поставил два пенька, на них положил доску и прибил. Пацаны таскали подручный материал из вскрытых гаражей. Иногда вместо досок находили толстую фанеру, она была пошире, и на ней более уверенно стояли бутылки и пластиковые стаканчики. Соня села и начала пересчитывать карты. Руки дрожали. Поход к «домику» ведьмы отнял слишком много сил. Больше эмоциональных, чем физических. «Тридцать пять», — сказал маленький иуда. Соня удивились, не понимая, к чему он. «Тридцать пять, — повторил он, — пересчитай карты». Соня посмотрела на колоду и начала раскладывать карты по мастям. «Не хватает вальта пик», — Соня недовольно поёрзала на скамейке. . «И чего мне теперь делать?» — спросила она у маленького иуды. «Перемешай колоду и выложи пять карт». «Но как же валет?» «Сегодня он тебе не пригодится». Соня взяла карты в руки. К её удивлению, на ощупь они были влажными. Показалось на мгновение. Перемешанные карты легли на стол: 9 крестей, 8 пик, 10 крестей, 7 пик, 8 червей Взгляд сразу упал на восьмёрку. «Неожиданно, не находишь?» Карта намекала о получении любовного послания. Соню немного это развеселило. «Совсем не вовремя, что там дальше, маленький иуда?» «Неожиданная встреча, притом сопутствует неприятный разговор и поездка. Могу предположить, что ты куда-то поедешь, кого-то неожиданно встретишь и неприятно поговоришь». «Это и я могу сказать, давай по новой, маленький иуда, всё фигня». «Я тут подумал, точнее мы с Матушкой. Это внезапные расклады могут быть связаны со снами, может предупреждения? Ты помнишь прошлый раз? Ты же говорила, тебе снилась больница, видела странных людей. Пиковая Дама, чёрт возьми, пришла к тебе на разговор. Это точно была она». «Ты думаешь… — Соню поразила собственная мысль. — Карты предупреждают о снах, пытаются что-то мне сказать…» «Это похоже на то. Я не уверен до конца», — маленький иуда притих. «Я уже жалею, что вообще начала общаться с этим Мишей. Это всё от него пошло. После того видения на озере». «Разложи на него. Узнай, в чём суть, — советовал маленький иуда, — карты знают про видения и сны больше, спроси у них». Соня судорожно собрала и перемешала карты. «Видения, сны, карты. Всё это связано дитя моё, — молвила Матушка, — мы не сможем защитить тебя там, куда нам нет доступа». Соня выложила первую карту и тут же погрузилась в странное видение: пиковый валет вылетает из шкафа, в полёте меняет масть на червовую и падает под кровать. Следом карта попадает в воронку из осколков стекла, в которых отражаются кадры из воспоминаний и бутонов лилий. Валет умело облетает их, но натыкается на ребро самого большого. Карту разрывает пополам, а на стекло льётся бордовая кровь. В последний момент Соня видит кадр в стекле, как Миша стоит посередине класса и разъярённо машет в её сторону руками. Сознание вернулось так же резко, как и пропало. «Ты закрыла свои сны. Мы не знаем, что в них происходит, — продолжала Матушка, словно не заметила, что Соня на какое-то время пропала, — как бы горько мне не было от этих слов, но я уверена, что тебе стоит снова начать пить таблетки. А мы какое-то время побудем в небытие, да, маленький иуда?» Маленький иуда не отвечал. Соня поубавила шум мыслей и услышала бормотание. «Что ты там бормочешь?» — Соне не терпелось узнать. «Ты подумаешь о том, что я тебе сказала? О таблетках?» «Никогда бы не подумала, что ты, Матушка, такое скажешь». «Отчаянные времена требуют отчаянных мер», — негромко ответила Матушка. На улице поднялся ветер и чуть не сдул выложенные карты. Соня схватила их и запихала в упаковку. На крыше гаража уселась ворона и громко закаркала, бормотание иудушки становились всё громче. «Лилия — не цветок, Лилия — демон. Лилия — не цветок, Лилия — смерть», — повторял маленький иуда бессвязно. Его голос становился всё громче, а тембр ниже и грубее. Он говорил шёпотом, но звук всё сильнее наполнял голову. — Хватит! — на всю улицу взвизгнула Соня. Ворона улетела, а маленький иуда наконец замолчал. «Что это было? Я такого от него не припоминаю», — спросила Соня у Матушки. «Истина. Да, это было предупреждение, будь осторожна в своих снах». Соня закинула карты в сумку и пошла в сторону дома. Каждый прохожий снова и снова провожал её взглядом. Было сложно сосредоточиться на своих мыслях. Ей казалось, что все вокруг ухмыляются, глядя на неё. В школе она к этому привыкла. Но сейчас это раздражало. Слова, что сказал маленький иуда, пытались вырваться из памяти. Дом был близко. Ещё пару поворотов, и она сможет прыгнуть в кровать и немного поспать. Главное — записать фразу. Она уже теряла форму и смысл. Сон давил своей тяжестью на веки. Соня еле держала глаза открытыми. Вроде бы всего семь вечера, а так хочется немножко поспать. Мысль в голове осталась одна: только бы прийти домой и уснуть. Уснуть не получилось. Отец, затеяв ругань с матерью, ушёл с друзьями в гаражи отдыхать. Мать была на кухне и мыла посуду. «Лилия не цветок, Лилия — демон». Соня непроизвольно зашла в спальню к родителям. Взгляд упал на сервант, она жадно искала хоть какое-то упоминание. В семье об этом никто не вспоминал. Никаких фотографий в рамке на комоде. Никаких памятных вещей. Как будто её и вовсе никогда не было. А она была. Соня плохо её помнила, а сейчас даже, наверное, и не вспомнит её лица. Столько лет прошло. Лилия утонула, когда Соне было пять лет. Пошла гулять на болото с друзьями и не вернулась. Вот так просто. Тело не нашли. Гроб на похоронах был пуст. И после этого у Сони началась словно новая жизнь. Все живые воспоминания начинались с похорон. Соня, маленькая тогда девочка, расплакалась, не понимая, что происходит, испугавшись священников в длинных темных одеяниях. Но вместо утешения получила звонкий подзатыльник. Плач страха превратился в плач обиды. Соня неосознанно возненавидела сестру. Из-за того, что она «ушла», всё и началось. Родители, убитые горем и залитые алкоголем, забыли, что у них осталась вторая дочь. Начались ссоры. Иногда доставалось и Соне. С помощью «Матушки» она научилась терпеть побои. В какой-то момент они стали нормой. Со временем, когда Соня поняла, куда «ушла» сестра, ненависть перетекла на родителей. Они так и продолжили пить, со временем забыв первоначальную причину. Сестра иногда приходила к Соне во снах, но была безмолвна и всегда стояла спиной. Только проснувшись, Соня понимала, что это была Лилия. Так было и сегодняшним утром, она вспомнила что тревожило её в начале дня. Она не помнила этого наверняка, но точно знала, что проснулась с мыслью о сестре. Весь день её воображение дразнило искажённое лицо Лилии. На серванте Соня ничего не нашла, поэтому сразу пошла на кухню. — Ма-а-ам! — Ну чего тебе, видишь, я занята? Посуду мою, — мать действительно мыла посуду и выглядела недовольно. Соня уже и не помнила, когда видела свою мать по-настоящему счастливой. — А где старые фотографии? Я хочу посмотреть. Мать обернулась и нахмурилась. — Чегой-то ты про них вспомнила? Что ты там хочешь увидеть? Соня замялась, попыталась подобрать слова, но не успела… — Мы не оставили её фотографий. — Ты хотя бы помнишь, как она выглядит? Помнишь, как выглядит собственная дочь? — ответ мамы жутко разозлил Соню. Слова сами выскочили, о чём девочка тут же пожалела. Тарелка выпала из рук и с грохотом упала в раковину, побив остальную посуду. Женщина медленно повернулась лицом к дочери. Оно было настолько бледным и испуганным, что Соне показалось, что мать сейчас потеряет сознание, и испугалась за неё сама. — Повтори, что ты сказала? — спросила она, еле шевеля губами. Соня не разобрала слова из-за шума воды и промолчала. — Отвечай мне, живо! — голос матери стал крепче и злее. Соня редко слышала такой тон и уже пожалела, что спросила. Она не нашла, что сказать, и решила просто выйти из кухни, но только она развернулась, мамина рука упала ей на плечо. — Опять ты лезешь не в свои дела? Дрянь какая! — голос сорвался на крик. — Это не твоё дело, как ты смеешь говорить такое? — Это и моя сестра тоже! Я её любила и хочу знать правду. — Правду? Да вся правда в том, что умерла моя любимая девочка! А тебя мы вообще не планировали. Муж настоял, давай, говорит, оставим, ты же всегда хотела нескольких детей. А я никогда не хотела! И теперь мне приходится жить с этим! Муж-алкаш и больная дочь, у которой проблемы с головой! За что мне это наказание, Боже? Чем я себя так прокляла? Настало время разрыдаться Соне. В голове возник момент из детства. Ярко так, словно в воображении включили проектор. Трёхлетняя Соня сидит на ковре большой комнаты, играет в куклы. Кукольное чаепитие. Соня аккуратно рассадила всех вокруг маленького столика, на котором стояли игрушечные чашечки. Самая большая и красивая — старая кукла сестры, которая обычно олицетворяла на чаепитие её саму. Она действительно любила Лилю, хоть уже и не помнила её лица. С двух сторон медведи, которые тоже достались ей от старшей сестры. И змея. Игрушечная деревянная змея, которая могла извиваться почти на девяносто градусов. Никто не знал, откуда она взялась в квартире, но Соня неосознанно воспринимала её как мать. Про себя конечно. Стук в дверь. Настоящая мама откладывает в сторону журнал «Панорама ТВ», довольная идёт к входной двери и как бы ненароком задевает ногой часть игрушек. Чаепитие сорвано. Игрушки недовольны, Соня недовольна. Лишь змея, словно улыбаясь, смотрела перед собой, не замечая происходящего. Разумеется, только одно могло сделать мать счастливой. Вернулась из школы старшая дочь. «Милая, как дела на учёбе? Что сегодня хочешь на обед?» с одной стороны. И сорванная чайная церемония с другой. — Ты никогда в жизни меня не любила, да, мам? — Соня не хотела ничего говорить. Мечтала лишь о том, чтобы закрыться в комнате и больше никого не слышать. Но от обиды, слова выскользнули сами. — Даже чуть-чуть? — Соня… Я не это хотела сказать. Прости меня… Но девушка уже ничего не слышала и бежала поскорее в комнату, закрыв за собой дверь на щеколду. С хлопком двери, высвободились эмоции. Слёзы брызнули из синих глаз. Началась истерика. Душевная боль заглушала голоса. Она всегда знала, что то, что сказала мать, — правда. Не то чтобы знала наверняка, но чувствовала. И так боялась услышать это. По другую сторону двери стучала мать. Но на неё было уже всё равно. Успокоиться бы самой. Соня почувствовала неожиданную слабость и села на пол, облокотившись на дверь. Стук уже был не слышен. Звуки пропали, а в глазах темнело. В спине отдавались лишь вибрации — мать настойчиво колотила в дверь. Соне казалось, что она теряет сознание и прикрыла глаза. Но вместо того, чтобы погрузиться в темноту, её начало засасывать в новый водоворот. Треклятая кукла из ведьминой землянки кружились вместе с ней. Голоса Матушки и маленького иуды, казалось, начали проявляться в пространстве, сотканные из зелёной мягкой глины. Она не разбирала слов, но видела колебания каждого звука. Чем громче они говорили, тем сильнее размягчалась глина, пытаясь покрыть её тело. Липкие объятия обволакивали руки и пробирались дальше. Соня чувствовала, что теряет контроль не только над разумом, но и над телом. Резко наступила темнота. — Ты чуть не проиграла, — раздался голос Матушки. Её не было видно, сознание, словно специально, не давало картинку. Соня выдохнула, истерика кончилась. — Это ты сделала? — Нет, это была ты. Твоё психическое состояние в критическом положении. Считай, что в реальности ты лежишь без сознания, а в голове говоришь со мной. — Ты одна? Где маленький иуда? — Я его заперла. — Я... я умираю? — Нет, просто отключилась от сильного эмоционального стресса. Я тебя не осуждаю. И это продлится недолго. — Соня задумалась над тем, из-за чего всё это произошло. — Значит, я никому не нужна в этом мире? Матушка пожала плечами. Соня не видела этого, но точно знала, что она так сделала. — Я знаю, что ты сильная. Впереди показалось белое пятно света. Оно начало разрастаться. Чем сильнее оно приближалось, тем лучше было видно новую воронку. Соня не могла сопротивляться. Голова сильно болела. Соня пришла в себя, сидящей у двери. Потерев виски, она поднялась на ноги и осмотрелась — сильно хотелось пить. На мониторе ноутбука мигало оповещение: пришли сообщения от Миши. Настроения отвечать не было. Она чувствовала, что любое слово может вывести её из себя, а она не хотела ругаться, злость ещё не отпускала. Наконец в одном из ящиков она обнаружила то, что искала. Соня дёрнула за колечко, чтобы открыть банку своего любимого энергетика «РусСода», и под шипение пузырьков стала думать, что ответить на сообщение. «Ты знаешь, — писал Миша. — после наших встреч, я придумал для себя такую фантастическую, романтическую, волшебную историю, что сам поверил в неё. Наверно, мне нравится так делать, придумывать. Ты только представь, совместная поездка в Питер, первый поцелуй под салют в честь Дня города. Чем больше общаемся, тем больше историй. Ну не чертовски ли это привлекает? Однако, когда начинаешь жить в фантазиях, теряешь реальность, при возвращении в которую ощущение выдумки лишь ложится необоснованной болью от утраты того, чего никогда не было. Поэтому я хочу прояснить, чего дальше ждать? Иначе я продолжу жить в ненастоящем мире, ещё глубже закапывая себя. А чем глубже закапываешь — тем больнее возвращаться». Соня, читая это, едва сдерживала слёзы и совершенно не знала, что ответить. Её состояние не позволяло адекватно оценивать написанное, мысли путались с чувствами. «Он тебя недостоин — холодно проговорила матушка, — ты посмотри на него. Страшный, толстый мальчишка, который живёт в деревне со своей мамашей, где и дорог-то нет. Ты готова всю жизнь прожить в доме, где воняет ладаном, и копаться в земле? Никакой жизни, особенно с его чокнутой мамашей. А через десять лет он начнёт пить, как только работа на фермах ему осточертеет. Заделает тебе детей, которых ты возненавидишь, начнёт поколачивать тебя со скуки, как твой отец твою мать. Посмотри внимательно. Он такой же, как твой отец. Лишь ищет дырочку послаще и строчит любовные письма. Думаешь, одной тебе? Вспомни, как он смотрит на наших «красоток» Леру и Сашу. Вот их он действительно хочет, а ты так, беспроигрышный вариант, ведь он понимает, что их-то он точно не получит. А ты, дура, веришь. Пошли его прочь, да так, чтоб больше в жизни тебе никогда не написал!» Чувства снова наполнили Соню. Вот то слово, которое может вывести её из себя. Каждое слово, сказанное матушкой, било по больному. Один обман за другим, она действительно никому не нужна. Она не хотела ему отвечать, но не сдержалась. Ей нужно было это выплеснуть. Пальцы яростно забили по клавиатуре: «ты мне не подходишь»…