Соня

Соня проснулась в тёмной комнате. Голова немного гудела. Девушка пыталась вспомнить вчерашний вечер и где она оказалась, но обнаружилось, что не помнит вообще ничего. Даже собственного имени. Соня попыталась повернуться на бок, но ремень привязанный к её рукам, который она спросонья не заметила, не дал ей этого сделать. Соню охватила паника. Она попыталась сорвать ремень, но тот был хитро пристегнут к краю кровати. Все её дерганья причиняли лишь боль. Глаза начали понемногу привыкать к темноте. Соня постаралась успокоиться и осмотреться. Перед её кроватью находилось окно, плотно задернутое шторами. Слабый лунный свет лишь слегка выглядывал из-за маленькой щели сбоку. В дальнем углу висели стеклянные шкафы на которых стояли банки. В некоторых плавали непонятные предметы, а часть из них были до краёв наполнена чёрной густой жидкостью. В другом углу стоял старинный медицинский аппарат неизвестного назначения. На его здоровом подлокотнике лежал алюминиевый поднос с пинцетом, скальпелем и хирургической пилой. Из-за двери послышались приближающиеся шаги. Кто-то неспешно передвигался маленькими шажочками. Щёлкнул выключатель — и в палате загорелся тусклый свет. Из-за стеклянной двери показался невысокий силуэт. Он постоял несколько секунд, а затем медленно, со скрипом открыл дверь. В палату вошла женщина лет тридцати пяти. Левой рукой она неуклюже балансировала подносом с едой. Медицинский чепчик едва прикрывал её кудрявое рыжее каре. Она по-голливудски улыбалась во все зубы. Почти. Верхняя левая четвёрка отсутствовала. Передние были особенно крупными, но это не делало женщину некрасивой. Она внимательно посмотрела на Соню. Той стало не по себе, и она непроизвольно попыталась вжаться в кровать, но помешали ремни. — О, ты уже проснулась, деточка, — раздался громкий писклявый голос медсестры, — я тебе покушать принесла. Женщина поставила на тумбочку поднос. В тарелке было хаотично размазано нечто, похожее на овсяную кашу, а в грязном стакане был то ли кефир, то ли молоко. — Вы… Вы привязали меня? Медсестра коротенькими шажочками обошла кровать и посмотрела на ремни. — Не помню такого... Но товарищи милиционеры мне сказали вас не развязывать, на всякий случай, — медсестра весело подмигнула. — Что случилось? Я ничего не помню? — Вообще ничегошеньки? — удивилась женщина. — Даже своего имени, — Соня чуть не заплакала. — Ох, бедное дитя... — Так вы знаете, что произошло? — Вся Ленобласть уже знает. Медсестра вытащила из кармана газету и развернула. — Вчера, 28 мая 1989 года, в половину десятого вечера недалеко от деревни Забытое были найдены трое детей, повешенные на кресте. Рядом с ними была обнаружена девушка без сознания. Медсестра развернула к Соне статью и показала на небольшую черно-белую фотографию в углу страницы. Прямо по центру, между деревьями распласталось голое тело девушки с длинными белыми волосами. На спине виднелись чёрные порезы и кровь, много крови. — Тебя нашли в нескольких метрах от них. Ты была без сознания и сильно замёрзла. Твоя спина… Поэтому тебя сперва отвезли к нам, чтобы ты пришла в себя. Соня пошевелила плечами, но ничего не почувствовала. — Я обработала чем смогла и обезболила. Тут не любят кровь. У нас стерильное заведение. — Сколько я буду в ремнях? Я подозреваемая? — спросила Соня. Женщина пожала плечами. — Я не знаю. Они ничего мне сказали. Только то, что приедут сегодня утром. — А сколько сейчас времени? Медсестра глянула на тоненькие наручные часы. — Половина четвёртого. Удивительно, что ты так мало спала. — Вы можете расстегнуть хотя бы один ремень. Я голодная. — О, не переживай милая девочка. Я тебя покормлю. Медсестра вернулась к подносу и уселась на кровать рядом с девочкой. — Открывай ротик, — женщина зачерпнула из тарелки ложку каши. Та была настолько остывшая, что прилипла к алюминиевому дну. Медсестра шёпотом выругалась и надавила на ложку из-за чего кусок каши отлип, вылетел с тарелки и упал на пол, оставив под собой склизкие пятна. — Я сегодня такая неуклюжая, — сказала медсестра и развела руки в стороны. Во всех других случаях каша вылетела бы из тарелки и размазалась, но та смиренно присосалась, твёрдо решив остаться на месте. Действия медсестры были настолько странными и неуверенными, что Соня начала подозревать неладное. Ей всё вокруг казалось обманом. В памяти всплыла история про похищенных девочек и одну из сумасшедших учителей, которая держала их в подвале школы и кормила остатками еды из столовой. Девочка непроизвольно отодвинулась от странной женщины, но уперевшиеся ремни дали о себе знать. — Не бойся, милая, ты будешь тут в безопасности, — сказала женщина после того, как салфеткой собрала то, что вывалились из тарелки, и выкинула в мусорное ведро. — А кого мне бояться? Медсестра смутилась. Вопрос словно застал её врасплох. — Мало ли странностей случаются на нашем веку. Главное — сиди тут и никуда не уходи, — ответила медсестра и села на стульчик, уставившись на стену. Несколько минут они провели в тишине. — Ты была права насчёт серьезного разговора, — медленно вымолвила медсестра другим, более мягким голосом, — я до последнего не верила в этот расклад. Это была Саша, ты была права. Через два месяца после… в общем, мы поругались тем летом, сильно. Может быть, я сама была виновата, спустя столько лет я начинаю это осознавать. Подростки, эмоции. Как оказалось — это грустно терять подругу. Теперь я понимаю, что ты чувствовала, когда мы от тебя отвернулись. Я бы хотела… — внезапно голос оборвался. Лицо исказилось гримасой изумления, глаза закатились. Через секунду, словно по щелчку тумблера, глаза выкатились на обычное место, и медсестра заговорила своим обычным голосом. — Осталось совсем чуть-чуть. Я уверена, скоро приедет милиция и тебя отвезут домой, — продолжила она с широкой улыбкой. — Я хочу в туалет! — Соне совсем не нравились эти изменения в поведении, тем более когда она привязана к койке. Было решено немедленно убираться из этой чёртовой палаты. — Потерпи немного, деточка. Ты же уже большая. — Если ты меня сейчас же не отпустишь, я зассу всю кровать. Я уже час терплю, больше не могу. Как ты думаешь, что они подумает про тебя, если увидят в таком виде? — Соня намеренно не использовала слово милиция, догадывалась, что прийти должен был кто-то другой. Медсестра задумалась и начала оглядываться. — Туалет в коридоре, а тебе нежелательно там быть. — Да мне всё равно, по-барабану веришь-нет? Я предупредила. Женщина вздохнула, поправила чепчик на голове и начала осматривать ремень. — Я отстегну твои руки, но ты должна оставаться рядом. Обещай мне! — Обещаю. Медсестра отстегнула левую руку. Соня тут же дёрнула её и начала сгибать и разгибать в кисти. В этом положении она заметно затекла. На пути к выходу она уже приметила швабру. Ей можно заблокировать дверь, которая удачно открывалась вовнутрь. Осталось только подгадать момент, когда вторая рука будет свободна. Когда медсестра подошла с противоположной стороны кровати, она недоверчиво посмотрела на Соню, снова почесала голову под чепчиком и принялась искать, в какое отверстие вставлен язычок от пряжки. Как только ремень освободил хват, Соня выдернула руку и спрыгнула с кровати. Женщина осталась стоять с противоположной стороны с недоуменным лицом. Соня бросилась к двери, по пути сильным рывком уронив шкаф со склянками прямо за собой. Медсестра взвизгнула и кинулась следом. Швабра стояла в левом углу, прямо у двери. Три шага — и Соня уже держала её за черенок. Медсестра позади размахивая руками, искала место, где можно перегнуть разбитый шкаф с осколками и не пораниться. Воспользовавшись замешательством, Соня выбежала из палаты, захлопнула дверь и опёрла конец швабры в ручку. Дверь заблокировалась. Из-за неё послышался дикий крик. От которого, как показалось Соне, разбилось что-то ещё. И через три секунды на дверь обрушился сильный удар, выбивший стекло. Соня понимало, что это надолго её не задержит, и побежала по коридору до лестницы. Спустилась вниз и оказалась в ещё одном тёмном коридоре с кирпичными стенами. Притаилась. Разгневанная женщина проклинала всё вокруг, но судя по тому, что голос отдалялся, она ушла в другую сторону. Вдоль длинного коридора по левой стороне находились камеры. Жёлтые лампы непрерывно мигали, свисая с потолка. В подвале было пыльно, каждый шаг оставлял след на бетонном полу. С правой стороны была лишь голая кирпичная стена, местами разбитая, словно кто-то пытался проломить дыру. Первая решётчатая дверь, на которой висел большой амбарный замок, была приоткрыта. В углу, прижавшись к стене, сидел маленький мальчик и с ужасом в глазах смотрел на потолок. Соня аккуратно протиснулась внутрь, но всё же задела дверь. Та лишь тихонько скрипнула, но мальчик никак не отреагировал. В камере не было мебели. Полностью пустая комната три на три метра, в которой чувствовалось напряжение и чьё-то присутствие. Мысли начали путаться. Сверху послышался шорох. Соня подняла голову, но ничего не увидела. — Ты тоже их видишь? — за спиной раздался тихий голос мальчика. Девушка обернулась. Тот пристально смотрел на неё. — Я тебя знаю, — шептал мальчик, — ты же Соня! — Но откуда? — девушка бросилась к нему, упала на колени и взяла за руку. — Я… я не помню… — мальчик начинал плакать. — Ну, перестань, не плачь. Мальчик посмотрел на неё мокрыми глазами. — Я только знаю, что тебя зовут Соня. — А тебя как? — А я Миша, — мальчик попытался улыбнуться. В голове тут же появилось воспоминание: куча детей, двухэтажное здание с вывеской «Сокиловская школа». Вокруг плакаты, на стене висит надпись «1 сентября» из вырезанной цветной бумаги. Тот же самый мальчик, только чуть старше, в мешковатом костюме, на несколько размеров больше, чем нужно, со скудным букетиком подходит к ней и говорит: «Привет, меня зовут Миша. Кажется, мы с тобой в одном классе». Видение пропало. Она снова оказалась в тёмном коридоре заброшенной больницы. Девушка встряхнула головой. «Значит, Соня…» — подумала она. В это же время, глаза мальчика заметались по камере, и он снова вжался в стенку. — Они снова идут… — шептал он. Соня подняла голову, но снова никого не увидела, лишь всё тот же неприятный шорох. — Вот он! — мальчик поднял левую руку на противоположный угол, а на правой от страха начал грызть ногти. Соня и там ничего не увидела. — Но там же никого нет, — её голос прозвучал так неуверенно, что по спине пробежали мурашки. — Мама тоже так говорила, — рыдал Миша, — а потом отправила меня сюда, сказала, что мне тут помогут. А здесь никого нет, никто не приходит! Никто! Даже мама меня забыла… Истерика прервалась, и он опять уставился в угол, дрожь только усиливалась. — Я вытащу тебя отсюда. Хорошо? — Соня встала и хотела помочь мальчику подняться, потянув за собой. Но тот стал сопротивляться, больно лягнул её в голень, а потом укусил за ладонь. — Не трогай меня! — с вызовом ответил он. — Мама сказала, что ты плохая, что ты делаешь людям лишь плохо. А ей Бог так сказал, а ещё… Ещё она сказала, что ты мёртвая. «Мёртвая», — звонким эхом раздалось по всему коридору. Через секунду он снова перевёл взгляд на стену и забыл про её существование, сконцентрировавшись на «монстрах». Соня потёрла руку. Укус был не сильным, не до крови. Она вышла из камеры. Было чёткое ощущение, что мальчик ей тоже знаком, но память подводила. Из школы? Вероятно. Но тогда он должен быть её возраста. Соня решила ещё раз зайти к нему на обратном пути. Впереди виднелись ещё две камеры. Перед следующей не горел свет, поэтому издалека рассмотреть, находится ли там кто-нибудь, не получалось. Но со стороны камеры доносился неприятный звук, лёгкие, быстрые шлепки и едва слышные стоны. Соня подошла почти вплотную. Глаза привыкали к темноте, и в камере появились очертания человека. Стихло. Человек резко обернулся, рванул к ней и руками схватился за толстые прутья решётки. Соня от неожиданности сделала шаг назад, наступила босой ногой на мелкий камешек и чуть не упала. На неё безумным взглядом смотрел полуголый бородатый мужчина лет тридцати. — А-ага! Какая сочная девчушка, — он жадно пожирал её глазами, прислонившись лицом к прутьям, и шевелил языком, будто пытался облизать. — Подойди сюда, девочка. Мне нужно тебя потрогать. Ошарашенная Соня сделала ещё пару шагов назад и уперлась в стену. В камере отсутствовала дверь, и она немного выдохнула. Мужчина не сможет из неё выйти. — Стой, куда ты уходишь? — он яростно ударил по решётке, и та в ответ издала металлический лязг. — Я ещё не закончил, маленькая ты сука! Что, думаешь, не доберусь до тебя, когда выберусь из этой чёртовой клетки? Уж поверь, вылезу и отымею! Тебе понравится! Соня ускорила шаг, а мужик засунул руку в штаны и начал мастурбировать, через несколько секунд заскулил и упал на бетонный пол. Девушка уже почти подошла к последней камере, как услышала жалобный мужской вопль. — Соня, прости меня! Я не хотел! Я не хотел говорить это при всех! Ты меня тогда тоже обидела. Я не думал, что закончится так… Ты не заслуживала такого конца. Соня обернулась. Мужчина сидел прислонившись к решётке, высунув руку. На щеках блестели слёзы. Он смотрел на неё и всхлипывал. — Я же действительно тебя полюбил. Мать всегда говорила, что ты причиняешь только боль. Но всё же прости меня. Мужчина на четвереньках уполз в тёмную камеру и замолчал. Было что-то знакомое в его голосе, его чертах лица. Соня мотнула головой и пошла дальше. Не хотелось отвлекаться на безумцев. Напротив третьей камеры с противным гудением мерцала лампа. За решёткой тоже горел свет — на металлической подставке у стола стоял полутораметровый торшер с тремя круглыми плафонами. Горел только один. Двери внутрь не оказалось. Прямо по центру кто-то болгаркой выпилил несколько прутьев, открыв проём, через который мог протиснуться человек. Было похоже, что это помещение использовали как картотеку. По обеим сторонам стояли стеллажи с серыми папками. На одном их них стоял коричневый глобус под старину, с большой дырой в районе Индонезии. На дальней стене висели полки, забитые разными газетами и журналами. На полу тоже было полно бумажного мусора, испачканного крысиным помётом. Соня уловила знакомый библиотечный запах старых книг и пергамента. Терпеть его не могла. Старые шкафы словно давили с двух сторон, создавая для Сони неуютные ощущения. Ей казалось, что она находится там, где находиться нельзя. Ветер из коридора колыхнул несколько листков бумаги со стола и уронил один прямо к её ногам. Соня подняла его. Вырезанная газетная статья о пропавшем человеке где-то в Ленинградской области. Девушка кинула взгляд на стол. Ещё несколько десятков вырезок хаотично лежали под слоем пыли. На некоторых, как заметила Соня, были пометки чернилами, а фразы обведены маркером. Вырванная страница, датируемая 1995 годом, говорила о провальном проекте железной дороги из Сибири в Америку. На той, где было больше всего пометок, говорилось про извержение вулкана в Индонезии в 2018 году, что погрузило планету в вулканическую зиму. Закрытие ресторана, подающего на первое блюдо младенцев, история о сожжении губернатора — всё это было не то. Наконец взгляд упал на самый большой листок, датируемый маем 2001 года. «Десятки волонтёров и спасателей продолжают поиски одиннадцатилетней Лилии Т. сегодня, 28 мая. Напомним, что девочка пропала 16.05 в районе болота Неодолимое. По словам родных, спасатели нашли куртку девочки. Другой информации пока не поступало». Соне показалась эта история очень знакомой. В памяти всплыл гроб. Пустой гроб. Плачущая женщина. Обнимающий её мужчина. Гроб положили в могилу между двух сосен и закапывают. Женщина падает на колени перед ямой и начинает кидать землю. Грязными по локоть руками пытается смахнуть слёзы, но оставляет лишь серые разводы на щеках. Где-то вдалеке её рыданиям вторит гром. Мужчина стоит поодаль. Просто смотрит, словно человек, потерявший всё. Он не рыдает, как мать девочки, но в глазах печаль и пустота. Если бы Соне сказали, что таким когда-то был её отец, она бы ни за что не поверила. Но когда-то он действительно был таким. И смерть старшей дочери его подкосила. Память вернулась и воспоминания нахлынули с новой силой. Соня снова почувствовала ту грусть, за которую ей ещё долго было стыдно. Ей было грустно лишь от того, что никому до неё нет дела. Родители ничего не объясняют, только плачут и плачут. И куда пропала Лилия? Соня помнит, как спросила у отца, что они тут делают и куда пропала сестра. Соня помнит его взгляд. Он остался таким до сих пор. Полный злобы и ненависти. Тогда он промолчал, но впоследствии, напившись, не раз говорил Соне, что желал бы, что бы на месте Лилии оказалась она. Сложно быть нелюбимым ребёнком в семье. Соня открыла глаза и снова оказалась в больнице. Листок, который она держала в руках, начал тлеть и уже почти обжигал пальцы. Соня интуитивно отбросила его от себя. Пепел попал на другие бумаги. Чёрные язвочки медленно расползались по старым газетам. Наиболее ветхие дали разразиться небольшому пламени. Камеру начало заволакивать дымом. На потолке заверещала пожарная сигнализация. Соня смахнула горящие листы бумаги на каменный пол в надежде, что потушит этим пожар, и выбежала из камеры. Как только она оказалась в коридоре, на ноги навалилась тяжесть. В глазах померкло, и она опустилась на пол, опершись на стену. Соня бросила взгляд на камеру. Последние кусочки бумаги дотлевали на полу, и сигнализация тут же смолкла. Но тишина не продлилась долго. Откуда-то сверху нарастало низкое гудение. Соня спиной чувствовала вибрации от стен. Гул вызывал ужас. На подсознательном уровне мозг подавал сигнал опасности, требовал спрятаться. Звук становился мощнее и словно обволакивал всё пространство подвала. Ноги снова пришли в чувство. Соня вскочила и побежала в конец коридора, где упёрлась в дверь, за которой виднелась винтовая лестница наверх. Быстрыми шагами они вспрыгнула по лестнице вверх и оказалась в новом длинном коридоре. Пройдя чуть вперёд, Соня осмотрелась. Она оказалась в другом крыле. Двери в палаты бесконечного коридора почернели от сажи. За каждой раздавались тихие стоны и плач. Это была ты… — услышала Соня за спиной шёпот. Босиком, развернувшись на холодном каменном полу, девушка заметила движение. В нескольких метрах от неё, словно в дымке, стояла женская фигура в медицинском халате. Он был затёрт до дыр. Из-под него вылезал серый свитер, тоже в дырках. Брюнетка с каре шептала подозрительно знакомым голосом. — Я хотела пошутить. Не знала, что карты показывают правду, не знала, что ты так отреагируешь из-за фотографии, как он отреагирует… А ты как будто и не изменилась. Да, такой я тебя и помню. А меня не узнаешь? Ох, наверное, это к лучшему. Может и хорошо, что ты в итоге ничего этого не застала, — с этими словами женщина подошла и тихонечко обняла Соню. Затем, утерев слезу, погладила её по плечу и ушла вглубь заброшенной больницы, оставив после себя лишь слабый фруктовый шлейф знакомых духов. Тишина. Стало настолько тихо, что зазвенело в ушах. Любой шорох был слышен. Соня так и осталась стоять, не понимая, кто же это был и что по-настоящему хотел сказать. Тихо до мурашек. Даже стоны за дверью смолкли.Соня больше не хотелось тут оставаться. Пытаясь вспомнить, как именно она тут оказалась, девушка развернулась, но обнаружила лишь лестницу вверх. Подвальное помещение, очень похожее на тюремные камеры, исчезло. Но ведь она обещала мальчику, что вернётся за ним. Окутывал холод. Соня начала ощупывать каменную стенку в том месте, где несколько минут назад был спуск. Подниматься наверх смысла не было — вряд ли там находился выход. Она решила идти прямо по коридору. Соня на цыпочках кралась мимо обгоревших дверей — не хотела, чтобы те, кто издают стоны, её услышали. Вряд ли там кто-то выжил, и звуки её сильно пугали. Двери и не собирались заканчиваться, а холод начал пронизывать насквозь. Даже свет от тусклых ламп посинел. Впереди замаячил проход. Соня ускорила шаг в надежде, что это выход, но. сделав десяток шагов, упёрлась в винтовую лестницу, откуда начала путь. Коридор кончился на удивление быстро. В отчаянии ударила кулаком по кирпичу и разбила в кровь пальцы. Внезапно Соня почувствовала, что здание снова ожило. На этажах сверху раздался топот тяжелых сапог. За стеной послышались голоса докторов. Но больница всё равно продолжала выглядеть заброшенной. От страха Соня дернулась вперед и чуть не упала. Кто-то схватил её за плечи. Она попыталась вырваться, но сильные руки хрупкой на вид медсестры закрыли её рот. — Только тихо, девочка. Ни звука больше. Она этого не любит, — прошептала медсестра. Женщина в смешном чепчике из восьмидесятых пошарила в нагрудном кармане фартука и вытащила бутылочку перекиси водорода и бинт, — запах крови её будоражит, — продолжила она, — успокойся, я просто протру тебе пальцы. Ты вся испачкаешься, если я не промою рану. Медсестра обильно залила ссадины перекисью и перемотала повреждённые пальцы бинтом. — Тебе нельзя ходить здесь одной, — шептала она, — я должна вернуть тебя обратно в палату. Женщина крепко взяла Соню под локоть и повела по лестнице наверх. Звуки закончились, эхом раздавались лишь шаги по битому кафелю, но Соня всё равно продолжала подозрительно озираться. Она боялась спрашивать, что только что видела, но вопрос сам слетел с языка. — Это помещение, вниз, по винтовой лестнице, что это было за место? Медсестра хмыкнула, но не ответила. За следующей дверью оказалась лестница вниз, с которой они спустились в огромный зал с окнами до потолка. Всюду стояли металлические койки, такие же скрипучие, как в советских детских лагерях. Весь этот вид напоминал кадры из фильмов про первую мировую войну, но вместо раненых всюду лежали накрытые белыми покрывалами тела. Торчали лишь ноги. К большому пальцу каждого мертвеца была привязана нить, с другой стороны которой свисала карточка с именем и датой смерти. Соня чувствовала, что сама «Смерть» шла по пятам. Медсестра уверенно подхватила её под руку и маленькими шажочками двинулась между рядов. — Тебе сюда ещё рано, — сказала медсестра, хихикая, — хотя я знаю, что местечко тебе уже подготовили. Во-о-он там, — она улыбнулась и показала на левый ряд коек. Около окна стояла кровать с откинутым одеялом. Приглашала прилечь. — Но если мы не поспешим, то ты окажешься здесь раньше времени. Ох, какая будет драма! Соне это надоело, и она остановилась. — Пока ты не объяснишь, что это было за место и от кого мы бежим, я не сделаю ни шагу! Медсестра от неожиданной остановки чуть не упала. Ухмылка с её лица тут же слетела. — Я тебе всё расскажу, когда мы вернёмся в палату. Но девушка не сдвинулась с места. Какая-то сила не давала ей сделать шаг. Ноги налились свинцом. К тому же она чувствовала, что оставаться тут, среди мертвецов, безопаснее. Остановившись, хрупкой медсестре пришлось обернуться в сторону окна. Она зажмурилась и прикрыла рукой глаза, словно луна светила так же ярко, как солнце. Лицо её покраснело, а она сама словно постарела лет на двадцать. Комната преобразилась и залилась багровым цветом. Серые тени превратились в тёмно-красные. Старая люстра под потолком ловила лучи и пускала по стенам «кровавых солнечных зайчиков». Только медсестра открыла рот, двери с противоположной стороны зала распахнулись, со всех сторон завыл ветер, мотая из стороны в сторону шторы и люстры. Могильный ветер, от которого стыла кровь. — Приплыли… Медсестра тут же рванула обратно к лестнице, расталкивая койки, мешавшие её пути, но у самых ступеней резко остановилась и замерла. Ветер стих. В арочном проёме дальнего конца зала появилась женщина в плаще, точь-в-точь, что привиделась Соне на озере. В койках зашевелились мертвецы. Девушка услышала неприятный звук лязганья зубов. Трупы как будто дрожали. У лестницы сопела медсестра. Она исподлобья смотрела на женщину, склонив голову. Лицо блестело от слёз. — Не плачь, милая, — от скрипучего голоса женщины медсестра побледнела ещё больше. Она упала на колени и медленно ползла в её сторону, вытянув руки. — Помилуй, хозяюшка. Она сбежала, я… я не знаю, где она достала... Глупая, глупая Фрося… Прости, хозяюшка. — Не плачь, я сказала! — голос из скрипучего превратился в грозный бас, мало чем отдававший женским. И тут же снова, тихим и тоненьким добавила: — Она должна была это увидеть, тут нет твоей вины. А теперь ступай к другим, Фрося. Не оставишь же ты остальных больных? Им всем нужна твоя помощь. — Да, хозяюшка, спасибо, — прошептала медсестра Фрося и быстрыми шажками на коленях поползла к выходу. Женщина, дождавшись, когда та уйдёт, взмахом руки закрыла дверь. Тела вокруг снова затряслись от страха. — Меня зовут Лилия. Тебе наверняка знакомо это имя, так? — несмотря на то, что голос звучал тихо, он каждым слогом эхом раздавался по огромному залу. — Ты уже поняла, что это сон? Соня посмотрела вокруг. Всё выглядело настолько реальным и нереальным одновременно, что ей пришлось задуматься. — Иди за мной, девочка. Женщина развернулась и быстрым шагом пошла прочь из зала. Соня поняла, что теперь-то ей точно никуда не деться и что все ответы она получит только у неё. Девушка обошла кровати с мёртвыми и вышла в небольшой коридор. Напротив стояла массивная дверь. Внутри комнаты горел свет. Она подошла к порогу и заглянула. Женщина сидела в большом чёрном кожаном кресле, а вся комната очень сильно напоминала кабинеты психологов из американских сериалов. Лампочка напротив неё горела ярче остальных. — Так это всё сон? — в подсознании, она понимала это, но всё же голос прозвучал удивленно. — Тогда почему я ничего не могла вспомнить? Не знала даже своего имени. — Сон — таинственное, неизведанное состояние. Никто так и не смог объяснить, откуда они приходят, почему снятся и как их толковать. Могу предположить, — старуха ухмыльнулась, — что в твоём случае роль сыграли алкоголь и таблетки. — Не помню, чтобы мне снились такие подробные сны. — Довольно часто, просто ты их не помнишь, возможно, не запомнишь и этот. Мне, к слову, они вообще не снятся. — Но это совсем не похож на обычный сон. Я могу чувствовать, осознавать себя, думать. Даже запахи — они-то точно есть. — Хочешь сказать, все мы, — она обвела руками коридор, — настоящие? — Не знаю… Но я же видела вас в лодке. В грозу. — Старая деревенская легенда, — махнула рукой старая женщина, — ты не такая маленькая, чтобы в них верить. — Тогда, может, скажете, кто вы? Женщина улыбнулась, и взмахом руки пригласила войти. — Присаживайся в кресло. Я поставлю чайник. Что-то поменялось. Вместо кирпичных, стены стали бревенчатыми. Появился запах сырости и затхлости. За пару мгновений кабинет превратился в разваливающуюся избу. Но позади ещё оставался подвальный коридор больницы. — Это произошло двадцать пять лет назад. Да-а. Не больше, не меньше, — старуха чиркнула спичкой и всю комнату охватило пламя, — я готовилась рожать дитя. Врач сказал, что мне уже поздно, но когда это останавливало мать? Девочка оказалась мёртвой. Я потеряла дочь, не успев обрести. Что может быть в этой жизни хуже, чем мать, теряющая ребёнка? Да, мне тогда было тяжело. Одной, в лесу, в пустой землянке. И я не выдержала. Вышла на берег в ту майскую грозу, что из года в год налетает на наши болота. В этой части деревенской легенды действительно рассказана правда. «Мой» мужик, от которого я забеременела, всё видел своими глазами. Я вышла на лодке, в надежде, что волны поглотят меня и я увижу свою малышку. Но умереть не получилось. Да, — старуха ухмыльнулась, — тело утонуло, но я сама осталась тут. Дух? Приведение? Сама не знаю. Чайник почти закипел и громко гудел, но ведьма не пошла к нему. Она поставила на стол большую свечу и зажгла её спичками. — Время, такое непостоянное, — продолжила женщина, проводя пальцем по свече, — раньше казалось, что день длится год, а сейчас год пролетает за день. Сейчас же мне нет дел до времени, оно бесконечно. Но не для тебя, нет. Когда свеча догорит, ты проснёшься и, надеюсь, что-то вынесешь из этого разговора. А теперь слушай! Общаясь сама с собой, я нашла у себя в памяти старый обряд, который покончит со всем этим. Я хочу освободиться от этого бремени, и ты мне в этом поможешь. Где-то позади раздался истерический смех. — Но что я могу сделать? — Когда я увидела тебя, — продолжала она, — почувствовала тебя! Всё встало на свои места. В тебе есть что-то, чего нет ни у кого из них. Твои голоса появились после смерти сестры, верно? Соня неуверенно кивнула и посмотрела на свечу. Воск плавился очень быстро, быстрее, чем догорал фитиль. — Я тоже их слышу, когда захочу, разумеется. В тебе просыпается маленькая ведьмочка. Хотя почему просыпается… Глядя на то, как ты управляешься с картами, могу сказать, что ты что-то умеешь. Никогда не задумывалась, почему твои гадания настолько точны? Соня пожала плечами. Всё это время она не задумывалась об этом. Был маленький иуда, который знал, что сказать. Она просто за ним повторяла. — Я знаю чего ты хочешь, уж поверь. Тебе надоело слушаться всех подряд, верно? Ты уже взрослая, самостоятельная девочка. И я знаю, как тебе помочь, как избавить тебя от гнёта родителей, как подчинить голоса. Знаю как освободиться. Но хватит разговоров. Огонь догорает, а сон подходит к концу, — женщина посмотрела в небольшое окошко избы, за ним поднимался рассвет, — я и так сказала, чего не следует. Сейчас ты не готова, ты должна дождаться, когда я приду на четвёртый раз. Но запомни главное: даже не вздумай подходить к моей хижине!