«Еда в холодильнике. Не скучай».
Очередной совместный выходной пошёл по самому паршивому — и, что бесит больше всего, закономерному — сценарию. Снова. Если и есть в неожиданном отстранении («Бессрочном отпуске», — как поправила оптимистичная Даниэль) хоть какой-нибудь плюс — так это возможность наверстать упущенное за все вечера, которые они провели порознь из-за вечной работы Лу. Но сначала — душ. А после — крепкий здоровый сон, которого обычно катастрофически не хватает. С этими мыслями она направляется в ванную, на ходу скидывая толстовку и джинсы. Шумит вода, и Лу подставляет лицо под обжигающие капли, позволяя им унести все тревоги минувших суток. Стоит так долго, чтобы из головы наверняка ушли тяжёлые мысли, — способствующие бессоннице, а не здоровому сну, как любит повторять Йонас. А после, кутаясь в большое полотенце, проводит ладонью по запотевшему зеркалу и улыбается мутному отражению. Поплакали — и хватит. Надо искать способы доказать собственную невиновность, найти того, кто всё натворил, и выбираться из этой дыры. Ещё бы прижаться к тёплому боку Йонаса и заснуть вот так, вдвоём, разговаривая обо всём на свете, пока шёпот не сменится размеренным дыханием, — но это уже утопия. Успеется. Обязательно. Всё-таки отпуск, пусть и со знаком неопределённости, — это хорошо. Лу просыпается, когда на улице уже темно, а телефон показывает начало одиннадцатого и пестрит кучей неотвеченных сообщений и парой пропущенных звонков. Она открывает самый нижний непрочитанный чат — с Йонасом. «Проверяли окружение и сомневались в моей лояльности». И тут же следом: «Что на этот раз?» Похожие сообщения разной степени тревожности были и от Ирмы, Догана и Малой. Крэп. Совсем забыла их предупредить, поэтому несколько минут уходит на то, чтобы заверить друзей, что всё в порядке и волноваться абсолютно не о чем. Лу снова открывает чат с Йонасом и ограничивается ёмким «Не стоит переживать». Ну действительно не стоит. Правда же? А дальше она снова засыпает под тихое бормотание какой-то политической программы, приоткрыв глаза лишь однажды — когда кровать с противоположной стороны прогибается и со спины едва слышится усталый выдох, а после — тихое сопение. Лу просыпается спустя несколько часов абсолютно отдохнувшей — впервые за долгое время. — Ты дома. Даже не вопрос — сухая констатация факта. — Да. Тоже констатация. Потягиваясь и ощущая лёгкую слабость в мышцах, Лу садится на кровати и оборачивается к уже проснувшемуся Йонасу. С растрёпанными волосами и без голубых полос он кажется совсем домашним, но серьёзный взгляд не позволяет поддаться обману. Лу рассматривает скомканное одеяло, сложенную на стуле толстовку одну на двоих и молчащий — ну хоть бы кто позвонил — телефон. Тишина и повисший в воздухе вопрос заставляют её продолжить: — Дали несколько дней отдыха. Только не уточнили, сколько именно, но это уже детали, о которых Йонасу знать не обязательно, — ей и так хватает целой команды личных сочувствующих в лице Кея и Даниэль. А ведь почти не солгала, но от этого не становится менее тошно. Чтобы прервать следующий раунд неудобных вопросов и ничего не объясняющих ответов, она решает пойти — сбежать — на кухню. Но случайная фраза настигает её, когда она наливает воду в стакан: — Ты же говорила, что у вас же впереди какие-то важные совещания. Второму раунду всё-таки быть. — Решили с Кеем работать по очереди, чтобы успевать восстанавливаться. Да и сейчас вроде нагрузка уменьшилась, нет смысла дежурить вдвоём. Лу наконец отставляет стакан, который до этого момента вертела в руках, расплескав половину воды, и которому всё это объясняла, пока ходила из одного угла в другой. — Лу? — Йонас останавливает её, мягким движением притягивая к себе и ведя ладонью вдоль позвоночника. — А теперь нормально рассказывай, что произошло. У тебя на лице всё написано. На кухне становится тихо и будто на несколько градусов теплее. И это же Йонас — такой привычный и, как обычно, проницательный. С ним можно снять всю броню, защищающую душу, и просто быть собой. Настоящей. Он даже слова не сказал — только молча исцелил множество синяков — тогда, когда в интернате Лу полезла в драку с ребятами со старших классов, хотя за этот инцидент досталось всей их группе. Ну не осудит же он её сейчас? И Лу рассказывает обо всём, что произошло за эти два дня. — Охренеть ситуация, — только и говорит Йонас, когда она заканчивает свой недолгий монолог. — Ничего, разрулим. И этому хочется верить. Не торопясь разомкнуть объятия, они стоят так ещё немного, прежде чем их поглотит рутина начала дня. Йонас оставляет на макушке Лу лёгкий поцелуй и уходит в ванную, а сама она возвращается в спальню и садится на незаправленную кровать. Единый, ну неужели у них будет хоть один нормальный выходной?***
— Вот, держи. — Кей передаёт Лу не слишком объёмную папку спустя неделю после отстранения (внепланового отпуска, если уж сохранять позитивный настрой, которого с каждым днём становится всё меньше). — Твоя домашняя работа. Лу быстро пролистывает её, цепляясь за вырванные из контекста фразы. Этапы производства и сборки, обучение, ответственные и исполнители… Информации — нужной им — до смешного недостаточно. — Это всё, что удалось собрать. К сожалению, — подтверждает её мысли Кей таким тоном, будто все эти данные он засекречивал лично. — Всё остальное под грифом, к которому нет доступа даже у Иво. Но хотя бы что-то. Да и Лу уже откровенно устала мариноваться в неизвестности и бездействии. За прошедшую неделю она уже и так около пяти раз провела генеральную уборку и передвинула всю мебель — хватит. Ей уже не терпится изучить всё как следует, жадно вчитываясь в каждую деталь, — но уйти сразу же будет невежливо? Она задерживается на мгновение — ровно настолько, чтобы создать иллюзию нормальности в текущей ситуации, — и всё-таки задаёт вопрос, мучивший её с того момента, как ей несколькими часами ранее пришло сообщение от Кея: — Как там у… вас? — Справляемся. — На его губах мелькает лёгкая улыбка, которая со следующей фразой становится будто немного грустной: — Без тебя скучаем. — Представляю, как особенно скучает Баретти. Спать, наверное, не может. — Ну, спит-то он хорошо, хотя у нас работы хватает. — Кей смеётся и добавляет, отвечая на следующий незаданный вопрос: — На время взяли нового псионика, так что Гектор занят, пока вводит в курс дела. — И как он? В смысле новый псионик. — Она, — поправляет Кей. — Пирокинетик. Немного запуганная, шарахается от каждого шороха или строгого взгляда, но старательная. Пока пытается понять, что у нас да как, а мы с Дани помогаем как можем. Его голос немного теплеет, и Лу не нужно быть эмпатиком, чтобы понять: неспроста. Диалог иссякает, молчание неуютно давит тишиной, как оно обычно бывает, когда встречаешь кого-то будто из прошлой жизни. Кей разворачивается и машет на прощание. — Чуть не забыл: Дани просила передать. Поверх папки ложится небольшая плитка шоколада — натурального! — с приклеенным к ней стикером, на котором что-то написано и маркером нарисовано сердечко. Вот теперь всё — время, отведённое на визит вежливости, подошло к концу. Убедившись, что на этот раз он точно ничего не забыл, Кей разворачивается и машет на прощание. — Ждём тебя. Надпись на стикере — Лу наконец-то прочитала — говорит то же самое. Она хотела бы пообещать — не может, — но в её силах сделать так, чтобы это произошло как можно скорее. Поэтому она тут же приступает к изучению переданного материала, едва закрыла дверь за неожиданным и, надо признаться, долгожданным гостем. Она спотыкается в коридоре (эта коробка точно стояла тут?) и тратит драгоценные минуты на то, чтобы заварить чай (где же та банка, которую подарила Даниэль?), не выпуская папку из рук — будто кто-то сейчас ворвётся в блок и отберёт её силой, — и наконец падает на кровать и погружается в чтение. Так проходит весь день: одна кружка сменяет другую, от шоколадки остаётся только фантик, строчки плывут перед глазами, и тихо шелестят страницы, которые Лу даже просматривает на свет — не упустила ли чего, — однако она ни шаг не приблизилась к разгадке. Составитель документации — кем бы он ни был — весьма тщательно и ответственно подошёл к задаче. Ко всему написанному в папке не прикопаться — оно, наоборот, иллюстрирует не хуже андроидов утопический сценарий набившего оскомину светлого будущего. Но где-то же должен быть подвох. И Лу обязана его найти. Она уже думает, не поджечь ли ей папку — вдруг в горстке пепла магическим образом появятся все ответы. Ага, ещё разложить таро и постучать в шаманский бубен, чтобы наверняка. Но проверять на практике этот метод, как и прочие деструктивные, не хочется, а решение искать нужно. Лу снова раскладывает листы по всей кровати. Четыре лаборатории, каждая из которых отвечает за один этап производства. Одну можно отмести сразу — она находится почти на Периметре: вряд ли кто-то будет заморачиваться настолько, чтобы вести всё управление делами оттуда. Неудобно же. Остаются три. Если бы Лу была на их — интересно ещё знать, кто за всем этим стоит, — месте, то где бы спрятала всё самое важное? В пригороде? Тоже нет. Всем известна эта истина: хочешь что-то спрятать — размести на виду у всех. Итого: две лаборатории. Одна в центре, вторая недалеко от Термитника. Пытаться найти что-то на каждую — всё равно что искать иголку в стоге сена. А вот… посмотреть издалека очень даже возможно. На принятие решения требуются несколько секунд — вот Лу уже натягивает толстовку и берёт ключи от байка, — и ещё столько же уходит, чтобы справиться с нахлынувшими неожиданно сомнениями. Откуда начать? Логичнее было бы проверить обе, но вряд ли она успеет всё за один вечер. И как хорошо, что Йонас на дежурстве — он всеми правдами и неправдами не позволил бы совершить глупость (а в том, что это будет именно она, Лу даже не сомневалась). Ещё бы запер где-нибудь понадёжнее — с него станется. А вообще надо бы позвонить Дани и предупредить, но всё потом. Вот найдёт что-нибудь интересное — и тогда уже можно звонить. Сейчас незачем беспокоить их по такому пустяку. Ну так что, центр или Термитник? Лу решает начать с последнего, благо, что не так далеко идти. А в случае опасности можно сбежать и затеряться среди неоновых кварталов. И не зря же Гектор хвалил её последние результаты по физической подготовке. Ключи от байка возвращаются на место. Бесшумно хлопает входная дверь.