Падший будет прощен

У тех, кому бог судья, адвокатом, как правило, дьявол.

Борис Юзефович Крутиер

      У Мидьята разница с Нью-Йорком составляла восемь часов. Турецкая зона на много опережала американскую, а для Харуна, живущего на два часовых пояса, ассирийский центр и вовсе спешил как не в себя. Ускорял свой неторопливый, восточный шаг, поглядывал с тревогой на часы и, как вечно опаздывающий делец, не желал уделить Харуну ни минуты свободного времени. Если положить эту восьмерку боком, то аккурат выйдет символ бесконечности — бесконечной суеты, погони за расписанием Мидьята и работы.       Харун держал руку на пульсе своей американской фирмы и отслеживал любые колебания по перепискам и видеосвязи с коллегами. Без присмотра основателя, задающего рабочий тон, все разваливается. Вначале нарушается связь, теряется контроль, бизнес идет своей дорогой, а затем — падение продаж, убыточность, увод клиентов и сотрудников. Чтобы этого избежать, приходилось подстраиваться под законы и время тех, с кем Харун работал. Пока Америка спала, он с утра занимался документами и финансовыми операциями. Тут же, за компанию с ним, корпела над задачниками женушка, и ее тесты можно было сразу проверить и объяснить другую тему. Или, покончив с документами, развеяться вдвоем в городе. Либо Ярен шла вздремнуть, так как запрещенная мишленовская кухня с острым кебабом, выпечкой и кучей сладостей радовала ее только по ночам.       После обеда в Нью-Йорке стартовал трудовой день. У Харуна до позднего вечера открывалась вторая рабочая смена: встречи и планерки по видеоконференции, мозговые штурмы, особенно накануне крупных сделок. С редкостью мидьятского снега выпадали относительно выходные деньки, в которые умещались все те дела, что не вошли в плотный распорядок рабочих будней. Бизнес Шадоглу, поживившись двадцатью миллионами Харуна, тоже требовал участия в своей судьбе, а все оставшееся время почти всегда посвящалось Ярен.       Время близилось к обеду. Над террасой нависло по-зимнему тусклое, но теплое солнце, а Харун катастрофически не успевал с платежами. Где-то на фоне сознания работники гремели посудой, готовясь накрывать на стол. На соседнюю крышу, шаркая, выползла старуха с чайным армудом, как это водилось, перед трапезой и прислушалась к звучному голосу мамочки Хандан, которая перекидывалась свежими сплетнями с Зехрой-ханым. Сидевшая рядом женушка отложила тесты и сладко потянулась, а к ним за стол подбежала малышка Гюль:       — Сестра, сестра! Научи меня английскому. Ты все время отказываешься, но ты же уже много знаешь и можешь мне рассказать. Я тоже хочу учиться!       — Ну, Гюль… — апатично запротестовала Ярен. — Не сейчас, ладно? Скоро обед будет.       — Сестра, пожалуйста!       — Гюль, не приставай!       Ярен готова была сдаться уговорам кузины, которая смотрела на нее слезными глазами и прижимала к себе игрушку. Женушка старалась не показывать свою досаду, проявляя снисхождение к малышке, но терпение ее явно иссякало.       — Гюль, а ты попробуй угостить Ярен чем-нибудь вкусным. Может, за мандаринку или яблоко она согласится тебя научить, — повеселел Харун, закрыв на ноутбуке ненужную вкладку.       — Точно! У нас же есть мандарины! Сестра, подожди меня! — и спроваженная Гюль умчалась вниз на кухню.       — Гюль, уймись! Аллах! Какие уроки, Харун, я умаялась и есть хочу… — пожаловалась Ярен и запахнула вязаный кардиган, спрятавшись от колючего ветерка.       — Брюзжание излишне, жизнь моя, можно просто поблагодарить. Между прочим, я выиграл время, чтобы ты пришла в себя. На кухне Зехра-ханым, сейчас она поймает Гюль и скажет ей идти за стол. Сестра тебя замучить не успеет, зато мандаринки принесет. Как видишь, из любой неприятной ситуации можно извлечь выгоду. Это умение пригодится в твоей будущей профессии юриста.       Ярен подавила пленительную улыбку, склонив голову с заплетенными в прическу волосами. Такие преображения Харун видел у нее примерно никогда, поэтому глазам до сих пор было непривычно. В детстве ее заплетала бабушка Назлы, а теперь жена пробовала сама. Она выглядела изумительно и — самую малость — взрослее.       — Машаллах! Гениальная эксплуатация наивного ребенка, — Ярен дернула краешком рта. — Интересно, а в какой профессии необходим навык болтуна?       — Во всех, где имеешь дело с людьми, — с долей прозаичности в шутке пояснил Харун и ненадолго отвлекся от ноута, от которого начало клонить в сон. — Твои клиенты будут теми еще оригиналами, для которых ты в каком-то смысле станешь педагогом, и тебе придется им очень много и, что важно, терпеливо объяснять. Потренируйся на Гюль.       — Клиенты не дети, Харун. Они знают, зачем приходят, а я буду знать, как им помочь. Люди зависят от адвоката, и с ними не нужно нянчится.       Но Ярен замолчала, сдержанная его саркастичной ухмылкой и мгновенно воспрянувшая наперекор следующим словам:       — Они куда капризнее детей. У них опыт, скептицизм, цинизм и пессимизм, которыми они будут давить на тебя. Это малая часть того сюрреализма, с которым ты столкнешься. Некоторые ведь по жизни те еще художники, — Харун ни на что не намекал, но… кажется, Ярен верно истолковала его намек на Насух-бея, который с утра притулился на топчане дальней террасы и повелел оставить его персону в полном уединении. Взгрустнул что-то старый бей. — А ты не должна поддаваться эмоциям и с каждым художником будешь выстраивать... как это говорится, отдельную профессиональную позицию.       — Ну это невозможно! — жена махнула рукой, будто считала этот вопрос уже решенным и не заслуживающим диспута. — Половина победы в суде — это жесткий и уверенный в себе адвокат. Он не может идти на поводу у клиента.       — Жесткий и уверенный в себе он на судебных слушаниях, а с клиентом — деликатный психолог. Ты же в любом разговоре искришь, как салют.       Харун проверил время — оно неизменно спешило — и сохранил рабочий файл.       — Неправда. Я дала клятву бахта и иду на компромиссы.       Ярен с первого раза шла на взаимные уступки чуть чаще, чем заплетала волосы, что и послужило Харуну иглой легкого укора:       — Конечно, но перед этим надо отойти подальше, чтобы с безопасного расстояния наблюдать ядерный гриб возмущений, который поднимается над Мидьятом.       — Ты смотри! Я в шаге от того, чтобы составить для тебя рабский список условий и первым пунктом запрещу ехидничать надо мной. Моя рука уже тянется к карандашу… Где он?       Харун взглянул на женушку с тем же нерушимым блаженным спокойствием, как в ту ночь в отеле, когда она навела на него незаряженный и специально подброшенный пистолет. Она пропыхтела неразборчиво на лисье-курдском. О том, что эти милые скороговорки на самом деле фразы, позаимствованные у Назлы-ханым, Харун узнал недавно. Поинтересовался, потому что курдские обороты все чаще проскальзывали в речи Ярен, тогда как из-за Насух-бея она их прежде обуздывала. Не жаловал глава семьи напоминания о нелюбимой супруге. Его еще пуще разозлило, когда Харун решил выучить отдельные выражения и преодолеть этот забавный языковой барьер между собой и женой. Из… чисто научного интереса.       — Ну вот, моя ненаглядная, снова искры. Это пассивная агрессия.       — Ты сейчас примешь смерть от тетради, Харун-паша. Я считаю до десяти. Yek, du, se… deh! — перескочив на десятку, тигрица мстительно подвинула к себе задачник по английскому.       — А это активная. Finita la commedia! Пять минут, — Харун перевел взгляд на часы в нижней строке экрана ноутбука. — За пять минут я вывел тебя из равновесия. Теперь вообрази хаос, который устроит клиент вроде твоего дедушки, если ты начнешь спорить с ним, как со мной.       Но на самом деле Харун видел, что юриспруденция была стихией Ярен и как пламя в ней, когда-то губительное, обретало силы, необходимые для покорения правовых вершин. В то время как Харун всячески ограждал женушку от конфликтов в особняке Шадоглу, ее влекло в самую конфликтную сферу из возможных. Неисправимая дьяволица. Право слово, оперируя законом, она оправдала бы даже шайтана, и если не сама Ярен, то он уж точно был бы прощен. Когда они подавали заявление на его мать, она спешила рассмотреть все, до чего дотягивался ее взгляд в отделении полиции. Мелькали там и адвокаты — они больше всего занимали женушку. У нее даже получилось отрешиться от чудовищных событий ночи хны, которые в деталях и с напускным безразличием она изложила комиссару. По фото опознала убитую, объявленную родственниками в розыск, — ею оказалась сотрудница из фирмы Шадоглу. Наконец, покинув участок, Ярен оставила внутри огромную долю пережитого ужаса, но забрала надежду на победу и заветную цель стать адвокатом.       — Кстати! — заговорил Харун. — Ты помнишь, что обещала мне за ночные ужины?       Женушка досадливо прикрыла веки, но быстро справилась с собой и мастерски удержала маску хладнокровия на лице. Еще бы, почти полмесяца прошло, и она думала, что он забыл и обещание слушаться его недействительно. Признаться, он бы и не вспомнил, если бы не этот разговор.       — Да как тебе не стыдно напоминать мне об этом? Ладно, я не буду злиться, я не буду злиться, — уговаривала себя Ярен, через силу вызывая у себя улыбку. Говорили, что этот нехитрый прием помогал обмануть мозг и поднять настроение, и оно правда улучшалось — у Харуна от милого вида медитирующего дьяволенка. — Слушаю. Какое у тебя первое желание? Но учти: не злоупотрябляй!       — А давай, милая, усложним задачу. Ты хочешь стать профессиональным адвокатом, правильно? Правильно. Для этого нужно научиться управлять эмоциями, слушать людей и помогать им. Так вот я предлагаю устроить тебе испытание на прочность.       — Будешь меня бесить?       — Какая проницательность, госпожа адвокат! Я дам тебе задания, от которых ты придешь в неописуемую ярость и взвоешь на второй день, — Харун устрашающе понизил голос и облокотился на подлокотник, а Ярен, ни капли не смутившись, подалась навстречу и отразила его выпад пронизывающим взглядом Мустафы-аги. — Список не в счет, к тому же ты с ним сроднилась. Возьмем за основу то, что первостепенно в работе юриста — диалог с людьми. Заинтересуй и убеди их, что вы на одной стороне.       — Неделю?       — Да.       — Идет! Давай задание, я готова.       — Поучи Гюль английскому. Тебя выбрал первый клиент.       — Это что за школьные развлечения? Чего так просто? — прыснула женушка.       — Просто? Как я тебе не завидую, жизнь моя, — Харун взял ее учебник, открыв первый параграф, для начинающих, — потому что ты должна не просто прочитать сестре тему, а объяснить ее и помочь выучить. Если Гюль уйдет от тебя с кашей в голове вместо знаний и хоть раз заплачет, это провал. И про словарик в конце параграфа не забудьте. Добро пожаловать в ад!       — Все-таки есть в тебе садизм Асланбеев, — рыкнула Ярен и выхватила учебник, сердито пролистав страницы. — Я справлюсь, вот увидишь. Гюль скажет, что я лучший учитель. А ты удалишь мою фотографию с гамбургером.       Жалко было разлучаться с такой прелестью, но Харун согласился. Он открыл на ноутбуке следующий рабочий документ, решив заняться им вместо обеда, как вдруг мамочка Хандан поднялась на веранду. С Хюмой на руках и в расстегнутом пальто, она распорядилась, чтобы служанка накрывала уличный стол.       — А, Машаллах, вот вы где! — улыбнулась им госпожа Хандан. — Обедаем здесь, дети. Так, уплотняемся, давайте, сдвигайте стулья! Дочка, ты легко одета, сходи за курткой.       Ярен терпеливо проигнорировала ее указ.       — Мама, мы же собирались в столовую.       — Ну какая столовая, мы целый месяц ели взаперти! То дождь, то снег, то снег с дождем — невозможно было выбраться на свежий воздух. Посмотри, какая погода сегодня прекрасная, и Хюма посидит с нами, прогуляется. Харун…       — Мамочка, — Харун предпочел действовать на опережение, пока его также не завалили командами. Ему всегда было сложно отказать госпоже Хандан, которая с первого дня знакомства будто бы взяла над ним попечение, проявляя ласковую предупредительность. Да он от родной матери и то быстрее отрекся. — Спасибо, но я не голоден, мне нужно закончить работу. Я заберу вещи и не буду мешать.       — Предатель! — шикнула на него Ярен, стукнув кулаком.       — Харун, забери документы и возвращайся к столу. Обедаем все, это не обсуждается, — строго посмотрела на него мамочка Хандан. Она разместилась на стуле и усадила на колени Хюму.       — Но, мама…       — Харун, сынок, давай, я жду. Харун! Голодным из-за стола никто не уйдет, а работа может часок подождать. Вот и Джихан приехал из офиса. А почему без Азата?..       Сопротивление с треском провалилось. Харун обреченно собрал разложенные документы, учебник и задачник Ярен и, определив всю эту стопку на крышке закрытого ноутбука, ушел в спальню. Вернулся с пледом, которым укрыл жену. На секунду Ярен сжала руку Харуна и притянула его внимание к вскинутому на него теплому взгляду светлых глаз. После чего она с негой завернулась в мягкий плед и боком наклонилась к Харуну, когда он придвинул ближе стул и сел.       На столе появилось несколько овощных блюд, стаканы воды и айран. Плов с фасолью и салаты вызвали у Ярен желание брезгливо отодвинуться подальше. На общее блюдо Мелике высыпала из глиняного горшочка горячий тушеный кебаб, но он не особо впечатлил женушку. Ей-то хотелось чего-то жареного, жирного и жутко острого, а не диетическую еду деда Мустафы, на которую мамочка Хандан перевела домочадцев. Завершали композицию тушеный картофель и омлет, которые выглядели совсем уж форменным издевательством над желудком Ярен и вкусовыми предпочтениями Ахмета. Гюль порадовала ее мандаринами, но поход в кафе точно не отменялся. Как само собой разумеющееся он встроился в график Харуна между видеоконференцией с американскими коллегами и проверкой платежей.       — Сестра, поучимся потом английскому? — лучезарно улыбнулась Гюль и села не к Зехре-ханым, а к Ярен.       Жена оглянулась на Харуна и пригладила светлые косички кузины.       — Это твоя юрисдикция, вперед, — ободрил он.       — Эм, Гюль, вечером приходи ко мне, позанимаемся.       — Хорошо!       — Джихан, присаживайтесь, — пригласила мамочка Хандан. — А где Азат?       С тестем приехал Хазар-бей, рассеянный и печальнее обычного. От постоянных тревог за здоровье дочери он осунулся, почти как Зехра-ханым, а мысли и эмоции покоились на его лице неподвижно и тихо, будто мертвые. Папочка Джихан, напротив, превратился в туго взведенную пружину, готовую в любой миг выбросить на волю скопившуюся ярость и поквитаться с врагами Шадоглу. Он скрипнул подобие приветствия и, перебросив из руки в руку четки, занял свое место за столом.       — Азат обедает в кафе, душа моя. Он не приедет.       — Жаль, я велела приготовить его любимый плов. Отец тоже не захотел присоединиться. Отдыхает на той веранде. Что случилось, Джихан? Плохие новости? — нахмурилась госпожа Хандан.       Харун переглянулся с Хазар-беем, а потом все присутствующие посмотрели на папочку Джихана. Повеяло неприятным, промозглым ветром со стороны асланбейского логова. Но дело было не в изменившейся погоде, а в том, что кузен Харуна, которого мать искусно дергала за ниточки как единственного наследника Асланбеев, давно стал поболью Шадоглу.       — Фырат, — оскалился Джихан-бей, чем подтвердил догадку. — Каков подлец, а! Сын сорока собак! — он долбанул кулаком по столешнице, пролив на скатерть айран.       Мамочка Хандан испуганно прижала к себе малышку Хюму, а Гюль подскочила, крепче обняв игрушку и отпрянув к побледневшей Ярен.       — Хазар-бей, в чем дело? — пролепетала Зехра-ханым.       — Фырат написал на меня заявление в полицию, — сказал папочка Джихан и вытерся салфеткой, поданной Мелике. Резкая тишина на веранде ударила по ушам сродни взрыву. Семья молчала, слушая дальше: — Я перевел деньги со счета компании на свой, а Миран, твой предатель-сынок, Хазар, спасибо ему, помог меня выдать!       Хазар-бей осуждающе покачал головой не в силах проглотить незаслуженную грубость.       — Ты нечестным путем вывел деньги из фирмы, а виноват мой сын? Аллах, как ты мог пойти на такое! Не пожалуйся Фырат, к нам с выездом так или иначе нагрянула бы налоговая с обвинением в черном обнале. Нам грозит штраф, а тебе уголовный срок!       Но папочка Джихан не придал угрозам брата значения и промокнул салфеткой четки, которые чудом не разлетелись от удара о стол.       — Не драматизируй, Хазар, мы в сером списке европейских экспертов. Поверь мне, если у тебя в кармане появится лишний миллион, никто не спросит, откуда это, не имеют право. Если бы щенок Фырат не поднял шум, а выслушал меня, я бы договорился и никакого скандала не было!       — Ты с собой договорись, брат! — терял терпение Хазар-бей. — Ты не меняешься. Сколько отец твердил тебе: перед тем как покинуть дом, возьми гвоздь и повесь на него свой дурной характер. Но нет! Из раза в раз ты забываешь на этом гвозде мозги.       — Для чего вы выводили деньги, папа?       На неудобный вопрос Харуна папочка Джихан сложил губы в упрямую линию. Разве что острая нужда могла сподвигнуть его на теневые операции с финансами. И ее со всем дарованным ему Всевышним красноречием раскрыл Хазар-бей:       — Брат хотел подкупить полицию и судью, чтобы подкинуть липовые улики и засадить Фюсун за решетку. Но попытка исправить привела к тому, что мы потеряли доверие Фырата, а Азат снялся с должности председателя. Конечно, ведь вся ответственность легла на него. Ты рассорился с сыном, Джихан! Кресло председателя пустует. С Мираном мы опять на ножах, Фырат на тебя заявил, и Фюсун на свободе. Молодец, брат! Ну как, стало лучше? Встающий с гневом садится с убытком — ты всегда таким был.       Уронив голову на руки, Харун приплюсовал к ответственности за отмывание денег статьи за коррупцию и подлог. Сюда же стоило добавить, как Шадоглу подставились перед законом после того, как Ярен дала показания об убитой. Забыв об осторожности, домочадцы, словно спятившие, угрожали Фюсун Асланбей кто пистолетом, кто ножом — Миран, Хазар-бей и даже Зехра-ханым поклялись отомстить за отравление Рейян. Потом они заявили на мать, но доказательств наскрести не смогли, а мать заявила на них, приведя свидетелей, и все, круг замкнулся. Точнее, захлопнулась ловушка.       В полиции отлично понимали, что это старая война семей во главе с влиятельным Мустафой-агой, поэтому, несмотря на закон и отягчающие причины угроз, мстители отделались солидным штрафом и лишением лицензии на ношение оружия. К счастью, султан снизошел до призыва Насух-бея помочь «этим Асланбеям» не оказаться в заключении. Со знатными кланами полиция нередко держалась вежливого нейтралитета, но и кланы обычно не наглели и быстро заметали следы.       На месте Мирана Харун, наверное, задушил бы убийцу своего нерожденного ребенка, но... Только это бессмысленно оттенило репутацию Шадоглу чередой преступлений, а матери хоть бы что, ее вину не подтвердили. Чтобы осудить ее за убитую девушку, и то требовались улики посущественнее слов Ярен: следы крови жертвы, номер машины, на которой ее увезли, отпечатки пальцев, записи с камер, свидетели, тело как-никак. А то вдруг это клевета за угрозы, а убийца кто-нибудь другой. И правда ли, что угрозы были? Предъявите переписки, которые умная Фюсун-ханым никогда не вела, и выписку от оператора о звонках. Клевета ведь тоже статья. Да простит Харуна Аллах за подобные мысли, но, чтобы защититься от его матери, проще самим сесть за превышение самообороны.       — Вы вернули деньги на счет компании? — Харун задумался, расшевелит ли стражей порядка факт махинации и как спасти свободу и честь самоуверенного тестя. Вряд ли полиция и его мать так просто откажутся от улик, что сами приплыли им в руки. — Может, еще не поздно поговорить с Фыратом? Если он не передумает, у моей матери появится серьезный козырь против нас.       — Да ну, я не боюсь полиции, сынок. От нее откупимся. И знай, Хазар, эти деньги пойдут нам во благо. Я устал ждать, когда посадят Фюсун. Я заплачу, и все решится в одночасье. А Фырату дорого обойдутся его дерзость и уход Азата, — ледяным тоном отчеканил папочка Джихан. — Невоспитанный щенок распушил гриву и возомнил себя львом!       — Аллах, помилуй! Джихан, деньги нужно срочно вернуть. Фырат — наш партнер, мы не можем себя так повести! — выкрикнул Хазар-бей и стал наматывать по веранде круги, вселив в женщин немой ужас. — Тебе мало того, что нас опрашивали из-за погибшей сотрудницы? Мало подозрений, нападок Фюсун? Полиция и так зачастила к нам, довольно! Мы теряем уважение горожан и клиентов. Не повторяй моих ошибок, брат, возьмись за ум.       Ярен ковырнула вилкой холодный кебаб. Перед ней и семьей с сокрушающей ясностью предстало будущее Джихан-бея по ту сторону тюремной решетки. Из дрогнувших пальцев жены выпала вилка, а налитые кровью губы, видимо, из-за скачка давления, поджались. Харун взял ее руку в свою и попросил заранее не поддаваться панике. Пока идет борьба, дело не проиграно. Ярен доверилась ему. Во всяком случае постаралась мыслить, как адвокат, и, ощутив поддержку, с глубоким вдохом вынырнула из поглощавшей ее бездны страха.       Джихан-бея решено было переубедить, когда он поостынет и будет расположен к диалогу. Этим обещал заняться Хазар-бей, а Харун взял на себя принципиального Фырата. Они отдадут деньги и, если кузен пойдет навстречу, с юристом Мустафы-аги, лучшим в своем деле, постараются отбиться от налоговой кипой заявлений и объяснительных бумаг. Правда, из зятя-недоразумения папочка Джихан улетит в категорию разнузданных лиходеев, но это меньшее из зол.       Вечерний Мидьят, укрытый только что выпавшим мокрым снегом, и угощения в кафе произвели чудодейственный эффект. Мысли о Джихан-бее не давили с той силой, что днем, отчего дышать стало свободнее. Но это Харуну, а Ярен, повиснув у него на плече, перестраивала его быстрый шаг на прогулочный и тяжело отдувалась, потому что в кафе подавали невероятно вкусные острые супы, и, мучительно выбирая между йогуртовым и томатным, она заказала две объемные тарелки того и другого. По дороге в особняк закупились на ночь уличной едой и десертами, но женушка не выдержала и сразу распаковала жареный нут в сладкой обсыпке.       — Подожди, ты хочешь сказать, что она отсудила деньги у магазина за то, что сломала в нем ногу? — Ярен слегка потянула Харуна назад, когда он опять непроизвольно ускорился. Привык спешить.       Поразительно, как расслабляли истории из юридической практики его коллег, друзей и знакомых адвокатов. Чтобы вытравить из жены упаднический дух, Харун отбирал незаурядные, жизнеутверждающие и просто нашумевшие случаи. Одно дело, благополучно завершенное, сломало немало опытных голов и было из серии «сучий случай».       — Да, у нее был сильный адвокат. Но самое забавное, что ребенок, который в нее врезался, ее сын. Владельца магазина обвинили, что он не предусмотрел детскую комнату.       Ярен засмеялась, и у нее просыпался из пакета нут. На перекрестке дорог они остановились.       — Ты почти убедил меня, — произнесла жена, вытерев масло с уголков рта, — что нет безнадежных дел.       — Таких тоже хватает, но дело папочки Джихана не безнадежно. Главное, чтобы Фырат не забуксовал. А вообще, любимая, до чего неловко получается, — по губам Харуна пробежала тонкая усмешка, — я иду уговаривать твоих бывших женихов, чтобы они отозвали заявление на твоего отца, который жаждет стереть их в пыль. Интересно, кто из нас преуспеет: я или ты с Гюль.       — Естественно, я! Гюль хочет выучить со мной весь учебник, а от Фырата добра не дождешься.       На человека, который участвовал в мести Азизе и который спокойно смотрел, как Ярен выдавали замуж за психопата, и правда трудно рассчитывать. Опасаясь за план Аслана, Харун ожидал от Фырата решительных действий. Что братец наберется смелости, вынесет двери Шадоглу и добьется расторжения их с женушкой помолвки, как сделал бы всякий любящий герой. Но ключевое слово либо «любящий», либо все-таки «смелость», которой его некстати наделили господская фамилия Асланбей и наущения Фюсун-ханым.       — Ты посулила сестре свою косметику, поэтому неудивительно. А это подкуп, — Харун тихонько толкнул женушку боком.       — Небольшая мотивация во имя победы. Ты сам любишь ходить то белыми, то черными пешками, Харун-паша, — в Ярен заговорил находчивый адвокат, которого она придерживала до поры до времени. Вот получит диплом и лицензию на работу и как задаст на судах жару сторонам обвинения. Харуну уже было жалко этих рандомных и ни в чем не повинных прокуроров.       Они отошли подальше от края тротуара, когда несколько машин проехало прямо и расплескало грязную кашу, в которую превратился растаявший снег. Их поворот вел к особняку Шадоглу, и Харун потянул женушку за собой. Но в ту же секунду им снова пришлось отступить от дороги и придержать шаг.       Яркая полоса света ударила им в спины и, упав на асфальт, потянулась к кирпичным заграждениям ближайших домов. Ненадолго ослепив Харуна, через мгновение-другое она позволила рассмотреть подъехавшую к ним машину матери. Та замедлилась, и Харун напрягся в ожидании какого-то удара, который последует за внезапной встречей, но никакого удара не случилось. Хвала Аллаху, мать была все еще зла на него и не желала видеться. Ее машина свернула в том же направлении, куда шли они, и направилась дальше, к особнякам. За ней, не отставая, двигался мощный внедорожник на высоких колесах — с первого взгляда в нем безошибочно угадывалась укрепленная, военная модель, хотя на памяти Харуна мать никогда не приобретала броневик. С другой стороны, она никогда не делилась подробностями своей криминальной жизни. Узнавал он о них случайно, как узнают, например, о трупе в багажнике.       На Харуна нашло какое-то необъяснимое беспокойство. Он быстро достал телефон и записал в заметки номер внедорожника. Еще какое-то время он глядел ему вслед, впав в оцепенение, и в голове не укладывалось, зачем матери автомобиль, похожий на тот, что убил отца. При воспоминании о Гëбекли-Тепе в Харуне поселилось еще большее смятение. Перед глазами стояла как будто стена, а мутные отрывки той ночи сменялись то каменным лицом матери, то холодной могилой отца. Этот броневик... не мог быть дьявольским танком, сбросившим их на обочину. Харун с ненавистью отмел это предположение как невозможное и, услышав голос жены, вдруг понял, что ушел глубоко в себя, а она стояла сзади, вцепившись в его руку. По-видимому, он инстинктивно ее заслонил.       — Твоя мать была так близко! Что, если она узнала нас? — Ярен схватила ртом воздух. Отвращение в ней перевешивало подступившую к сердцу тревогу, не давая склонить гордо поднятую голову. — На что ей этот монстр, Харун? Стены таранить?       — Личные границы людей, — он вымучил неживую улыбку. Ему послышался крик отца, отдавший в висках глухой болью. — Она же пока не сметет все барьеры и не отстроит на их месте свой Топкапы, не успокоится.       — Все хорошо? Вид у тебя нездоровый, — осторожно заметила женушка, с оглядкой на бурю внутри него, к которой она стала невольно причастной. Харун спрятал телефон и сказал, что все в порядке, но она не поверила. — Поэтому так испугался и прикрыл меня?       — Аллах, Аллах, — не отступил он, придав разговору беззаботливый тон, — извини, госпожа адвокат. Я и забыл, что защищать — твоя прерогатива. Если хочешь, прикрой меня, я согласен.       В возмущении Ярен пихнула Харуна. Но потом, растеряв суровость, поправила его волосы на свой вкус и заботливо смахнула снежинки вместе с сомнениями и бродящими в памяти тенями прошлого. В душе Харуна наступила приятная легкость. А по всей улице вновь запорхали влажные блестки снега, осыпая одежду и медленно тая на горевшей коже.       — Не переживайте, подзащитный, ваша мама сядет, Иншаллах.       — Иншаллах! Пойдем, она уже уехала.       — Идем. Меня ждет Гюль, — деловито сообщила женушка и забросила в рот горошины нута.       — И сериалы до пяти утра.       — Что поделать, Ахмет то пинается, то есть требует, вот и приходится себя развлекать как-то, пока он куролесит. А ты, значит, подглядываешь и втихую смеешься. Ты ж аспид!       Как Харуну не знать, до скольки она не спала, если полночи жена перекусывала с вставленными наушниками, положив перед собой телефон, а он лежал рядом, и каждый шорох в полутьме казался режущим слух звуком. А рано утром Харун избавлялся от пустых пластмассовых упаковок, забирая их со столика.       — Кто бы сомневался, что из вас двоих Ахмет — массовик-затейник, а ты за любой кипиш, — Харун обнял жену, поцеловав в мокрую от снега макушку. — Знаешь, говорят, что, если зло хочет увлечь тебя за собой, сиди и не двигайся, но усидчивость это не про вас.       — Присоединяйся к нашему веселью, Харун, и не будешь завидовать.       Обменявшись с Ярен ухмылками, он приподнял пакет, набитый фастфудом.       — Милая, а ты думаешь, для чего я взял тройную порцию? Ты будешь гадать, кто убийца, а я рядом разбирать гору документов, чтобы завтра не спеша вправить мозги Фырату.       — Иншаллах, когда до меня дойдут громкие новости из дома Асланбеев, мне не нужно будет строить гипотезы, ты убийца или нет? — проказливо спросила женушка и, не дав ответить, вновь оперлась на плечо Харуна и вполголоса мелодично запела полюбившуюся песню из сериала: —       Tut elimi buradan gidelim       Olmaz demeden dinle beni bi'       Rüzgarım söndü, dindi ateşim,       Ah bebeğim, ben hâlâ deliyim.       И на строчке о безумце она наградила его дружелюбным тычком.