Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

— Ничего невероятного, к сожалению, — едкая интонация неприятно резанула слух. — Всё более чем обыденно и ожидаемо. Теперь. Гвиндор посмотрел на отца, удивляясь перемене в родителе. Да, он мог быть резок или слишком безразличен, но чтобы вот так язвить... — Просто дождь с одной стороны и огонь с другой. А между ними — страх и слёзы. — Лорд Халиндвэ, давно уже именовавшийся по-средиземски Гуилином, покосился на младшего сына свысока. Узоры на стенах подземных коридоров состояли в основном из цветов, однако Гвиндору почему-то виделись цепи и скрывающийся среди древесных стволов дракон. Мать о чём-то тихо беседовала с остальной роднёй, и хоть слов было не разобрать, всё становилось понятно по жестам и выражениям лиц. — Надо поговорить. Гвиндор сглотнул. Он понимал — отец хочет уединиться, значит, придётся приглашать в свою комнату. И краснеть от беспорядочно расставленных, разложенных и разбросанных недоделанных работ, к которым никогда не подпускались для помощи ни слуги, ни мастера. Потолок пещеры словно опустился ниже, узоры смазались. Коридор уходил вперёд. Арки, арки, арки... Брат строил, узнаваемо. Снова напомнило о себе досаждавшее всю жизнь чувство зависти. — Идём! — приказал лорд Халиндвэ, сын Индвэ с берегов священного озера Куииэнэн. Пришлось подчиниться. Комната встретила привычной разрухой и незавершённостью, а ещё на видном месте оказались письма для Финдуилас и от неё, которые отцу точно читать не стоило. — Ты не такой, каким хочешь казаться, — вдруг ещё более непривычно заговорил родитель, в голосе прозвучало нечто, схожее с отчаянной надеждой, — ты на самом деле не боишься меня. В моей семье нет трусов! А если Гельмир... *** — Он так и сказал?! Как он мог?! Неужели это правда?! — Да, он был очень жесток в речах, — Гвиндор тяжело вздохнул, дёрнул рукой в сторону ладони невесты, но тут же отпрянул, всем видом демонстрируя недостойность нежности. Каменные своды с цветами и звёздами расступились, открывая широкий нежилой зал, где внизу бежала ледяная река, а в стенах виднелись отметины, означающие двери наверх. Запертые. Финдуилас замотала головой, широко раскрыв глаза. Принцесса думала не о том, честен ли перед ней жених, ей было важно совсем иное: ощутить себя в новом качестве хозяйки положения. Мама не знает, и это главное! — Отец сказал, — Гвиндор выжидающе посмотрел на невесту, мол, ну же, где сочувствие?! — что всегда презирал трусов. Мать уверена, что Гельмир жив, но раз от него нет вестей, значит, он трус и либо прячется, либо сдался врагу. В любом случае, он больше нам не родня. Но знаешь, почему он так сказал, Фаэливрин? Отрицательно кивнув, Финдуилас приблизилась, подняла голову, соблазнительно вытягивая шею. — Отец бы не ушёл в Нарготронд, если бы не боялся сам, — демонстрируя, что ничем не похож на родителя, Гвиндор медленно прикрыл глаза. — И теперь он свой страх бросает в лицо мне. Заставляет считать преступлением желание помочь Гельмиру. Я знаю, что это невозможно, да, но говорить это зачем?! Зачем делать вид, будто бессмысленное — преступно? Прости, это слишком сложно объяснить. — Я понимаю, — прошептала принцесса. — Нет, — отрезал лорд, — это можно понять, только пережив. *** — Тебе меня не понять! — Халиндвэ прошёлся по комнате сына, переложил, не глядя, письма Финдуилас и для Финдуилас, переставил графин с одного стола на другой, повернул несколько мольбертов, чем заставил Гвиндора ненавидеть каждый миг, проведённый вместе с родителем. — Это можно понять, только пережив! Где слуги?! Мне нужно вино! Сын! Распорядись! Молодой лорд нехотя подчинился, стараясь не поворачиваться к отцу спиной, чтобы хоть как-то контролировать происходящее в своей комнате. Вино появилось быстро, рыба тоже. Ни фруктов, ни ягод в ближайшее время не ожидалось. — Смелость не означает стремление броситься в бой! — начав поглощать хмельной напиток с пугающей скоростью, Халиндвэ взял чистый лист, уголёк и принялся рисовать по обоим краям очертания деревьев. Получалось жутко. — Смелость нужна и для того, чтобы сказать себе правду! И всем сказать! Сказать: «Да! Я боюсь воевать! Я верю, что есть другой путь!» Это тоже храбрость! Я охотник и был им с детства! Я знаю, что такое опасность! Я не испугался Хэлкараксэ! И орков тоже! И я не боюсь сказать о страхе перед слишком сильным врагом! Никто не способен победить огонь! Между чёрными деревьями на белом листе возникла одинокая фигура с луком. Под ней вырос холм. Потом начали хаотично рисоваться штрихи, белая картина стремительно чернела. — Правда — она для смелых. Гвиндор сел подальше от отца, сделал вид, что тоже пьёт, но на самом деле следил, чтобы родитель больше ничего не взял со стола. Понимать смысл речей молодой лорд уже не пытался — ему было наплевать, к тому же вино делало и без того не слишком осмысленные высказывания совершенно непонятными. Хотя, вероятно, отец имел в виду нечто конкретное и крайне важное сейчас. Лук на рисунке превратился в подобие музыкального инструмента. — Мой путь дождём размыт, — запел Халиндвэ, — я потерян и разбит... *** — Вдоль рваных ран души моей вода струится, — Гвиндор, напоказ погрузившись в свою личную муку, внимательно следил за невестой. — Сколько так бродить? Теплом пытаться растопить Боль былых надежд под коркой льда? Оставь меня... Вопреки стихотворной просьбе и наставлениям матери, Финдуилас бросилась жениху на шею, стиснула его в объятиях и принялась целовать в губы. Жадно, дерзко, влажно, проникая языком вглубь, проводя им по зубам и дёснам, засасывая и прикусывая. Гвиндор не ожидал. Да, он рассчитывал на вспышку нежности со стороны невесты, но именно трепетной заботы, а не страсти. Лорд осторожно ответил на ласку, и принцесса, не размыкая губ, рассмеялась. Ещё раз слегка прикусив язык жениха, Финдуилас отстранилась и торжествующе улыбнулась. Она была абсолютно уверена: поцелуй впервые в жизни получился по-настоящему искренним. Мысль, что это могло лишь показаться, даже не допускалась. — Не делай так больше, пожалуйста, — отвернулся Гвиндор, по-прежнему косясь на невесту. — Мне не до любви. Я действительно не достоин. И доказать что-либо не имею права. Вот такая шутка Рока. Прощай, — снова запел он, повторяя за отцом, — не нужно лишних слов, Они — дыханье ветра, Исчезнет их тепло под каплями дождя... — Нет, не прощай! — встала перед женихом Финдуилас. — Даже если это просто песня, не говори так. Давай вместе нарисуем лес, каким он был до пожара. И озеро Иврин. Мы ведь в безопасности! Нас защищают люди короля! Мы можем быть счастливы, иначе... — принцесса задумалась, подбирая слова: как же поётся в песнях? — люди погибают зря. — Только не целуй меня больше, хорошо? — Хорошо. — Прощай... Нам нечего сказать... Нас разные дороги ведут, и в твоём сердце больше нет мест для меня! Всю эту ложь не извинить! Я не любил, как мог любить. Финдуилас прильнула. Гвиндор сделал вид, будто хочет отстраниться, но не слишком старался. — Зачем ты поёшь такую печальную песню сейчас? — спросила принцесса, надеясь всё же утешить жениха и заодно ощутить отсутствие над собой власти матери. Руки эльфийки стали ласкать требовательнее, Гвиндор остановил их движение. — Соблазнив меня, — поучительно и абсолютно искренне произнёс лорд, — ты свободнее не станешь. Близость и независимость — разные вещи, Фаэливрин. — Почему ты поёшь эту песню, — словно не услышала его эльфийка. — Потому что мне плохо, — ответил Гвиндор жёстко. — И только ты понимаешь, что я не трус. В моих венах странный яд Снов, в которых говорят Воспоминания мои ещё живые. Дарят мне покой, Ласкают прошлым разум мой, В будущем тебя со мною нет... — Есть. — Финдуилас широко улыбнулась. — Давай так, лорд Гвиндор, сын Гуилина: я тебя не целую, а ты это не поёшь. Эльф удивлённо поднял брови, не сумев скрыть эмоции. Хотелось возразить, попробовать настоять на только своём праве диктовать условия, но не удалось придумать ничего, что прозвучало бы достаточно величественно. Гвиндор промолчал и повлёк невесту за собой прочь от помеченных особыми знаками дверей. — Мы нарисуем мир таким, — едва-едва улыбнулся он, — каким он был раньше. Прекрасным и живым. Возможно, в этом даже будет некий смысл. Финдуилас радостно кивнула, уверенная в победе. Свод снова стал ниже, перед эльфами потянулся длинный арочный коридор, цветочные узоры которого с каждым шагом казались всё более пугающими. Страх проникал везде, не останавливаясь ни перед чем, заставляя холодеть кровь в жилах и плакать глаза, несмотря на защиту эльфийских границ доблестными людьми короля Финдарато Инголдо.