Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

Бериль взяла из рук посланницы список. Это могло бы стать обыденным, но матери к подобному привыкнуть невозможно. Ослабшее с годами зрение подвело из-за чудовищных догадок, перед глазами всё поплыло, и старая аданет вернула свиток. — Прочитай, — тихо произнесла она дрогнувшим голосом. — Пожалуйста. Сколько? Какие имена? Или... Имя? Молодая, однако выглядевшая гораздо старше своих лет соплеменница сглотнула, пробежалась глазами по тексту. Выдохнула. Бериль замерла. Она знала — кто-то из сыновей снова погиб. Может быть, все. Но надежда отчаянно требовала торговаться с судьбой, поэтому старая женщина молча взмолилась. У неё осталось только одно, доводящее до безумия желание. *** Пить! Пить! Пить! И умыться, очистить руки от чего-то смрадного! Нечем. Вокруг лишь топкая скользкая грязь, которая затягивает и пачкает ещё больше. Пить! Где же колодец? А, вот же! Скорее к нему! Только нет ни верёвки, ни ведра. Можно отдать всё богатство за одну лишь кастрюльку с длинной ручкой, чтобы достать до спасительной влаги, только заплатить некому. Колодец... Пустой. А следующий — полон мутной жижи. «Дай золота! Напою!» «У меня есть полная бочка! Дай золота мне!» «И мне дай! Я умею с помощью чар делать из воздуха ароматные отвары!» «Я хозяин реки! Дай золота, подпущу к берегу!» Они все врали, но надежда на пусть и временное спасение от грязи и жажды заставила рыться в нечистотах в поисках спрятанных сундуков с мирианами. Где же они? Где? Утонули? Неужели здесь нет дна?! Тревожный сон о метании по грязи в поисках чистой воды среди зловонных луж и полных нечистот вёдер прервался болью в ногах, от которой захотелось завыть. Перед глазами всё ещё стоял образ последнего увиденного колодца, в котором, вопреки отчаянной надежде, оказалась непригодная для питья муть. Очень-очень плохой сон. Эмельдир села на кровати, начала растирать икры, колени, бёдра, невольно замечая на руках и ногах новые желтушно-фиолетовые синяки. Вот один около запястья, ещё один — выше к локтю, на голени... От надавливания в попытках облегчить боль появились ещё несколько. Лодыжки тоже выглядели странно, словно какое-то поветрие на них осело. И никакие притирания не помогали убрать пятна и заживить синяки. Не раз слышав от женщин своего возраста и старше, что хвори почти всегда от переживаний, не считая тех, конечно, которые от любвеобильности, Эмельдир лишь печально кивала. Да, увы, очень у многих ровесниц болят ноги не только от простуды, да и в целом кости ломит не от холода. Надо меньше беспокоиться, но как? Зачесалась подмышка, палец нечаянно задел болезненный шарик под кожей. Давно такие бугорки появились, но Эмельдир не могла привыкнуть и касаться себя осторожнее. Силы снова покинули, пришлось лечь. После переезда в Дор-Ломин и начавшейся череды похорон супруга вождя беорингов быстро почувствовала себя плохо. Из-за бесконечных переживаний, видимо, пропал аппетит, стало тошнить от еды и воды, и если поначалу всё-таки удавалось что-то в себя затолкать и не выблевать, то чем дальше, тем это становилось сложнее. Немного помогали солёные овощи, но запасы тоже были не бесконечными, приходилось покупать втридорога то, что раньше не слишком ценилось. Из-за постоянного недоедания истаивали силы, и сейчас Эмельдир, страдая от боли: резкой в ногах и начинающейся тянущей в руках и спине, не могла даже подняться и позвать кого-нибудь. Супруга вождя беорингов знала, где взять лекарства, воду, чёрствый подсоленный хлеб — единственное, что ещё получалось есть без последствий, но на подъём с постели ещё только предстояло решиться неимоверным усилием воли. Ранний весенний рассвет мешал забыться хотя бы ненадолго, поэтому Эмельдир всё-таки медленно повернулась на бок, потом осторожно села. Резко обрушившееся головокружение немного отступило, ощутившим опору ногам стало чуточку легче. Шаг за шагом, шаг за шагом. Чтобы просто сесть на ночную вазу. По утрам это превратилось в подвиг, совершаемый со слезами и потом. Днём и вечером чуть легче, но после сна... Привычно ощущая тянущую боль в костях и утешая себя, что это лишь очередная простуда — холодно ведь всегда из-за вечной нехватки дров и угля, Эмельдир попробовала выйти в коридор. Когда-то жилище дор-ломинских вождей казалось весьма скромным в сравнении с некоторыми ладросскими хоромами, но теперь, когда каждый шаг превратился в пытку, женщина проклинала большие расстояния и стремление людей к строительству огромных дворцов. От боли и навалившейся слабости потемнело в глазах, Эмельдир схватилась за стену, с огромным трудом вернулась в постель. Надо позвать лекарей. Хоть кто-то ведь здесь остался! Не все на войне! И колдунов. И любого, кто хоть как-то способен помочь! Отдать всё, что попросит! — Слуги! — крикнула, собравшись с силами, супруга Барахира. — Сюда! Раньше можно было нанять постоянных сиделок, но... На них ушли последние мирианы. Последние ценные вещи. Теперь почти ничего не осталось, поэтому никого нет рядом в самые тяжёлые моменты. И не на что купить дорогие лекарства. Когда-то с лихвой хватало сил и задора попрошайничать, и Эмельдир уже готова была снова идти на улицу с протянутой рукой, только как? Ноги не ходят, да и у жителей Дор-Ломина вряд ли будет желание помогать умирающей старухе. Не до подобного милосердия сейчас... А как ведь смешно было тогда в Таргелионе! «А-ха-ха-ха-ха! А-ха-ха! Ха!» И взрослые такими забавными казались! Так уродливо и нелепо подражали эльфам! Одежда, причёски, походка, взгляд... Со стороны хорошо видно было, насколько безобразны такие образы, но себя люди могли обмануть, создавая дешёвое внешнее сходство. Только в главном даже у сносного подобия не выходило достичь успеха — эльфы не болеют, не стареют. И не умирают сами по себе. — Слуги! Недолгое ожидание в одиночестве показалось вечностью под пытками. Вбежала, торопливо хромая, пожилая женщина, помогла выпить мерзость. Эмельдир едва не вырвало, зато быстро стало легче. Глаза сами собой закрылись, и чужие стены дор-ломинского дворца превратились в родной дом. Всё показалось узнаваемым, однако не таким, как в детстве. Вот мама хлопочет на кухне с бельём, бабушка в гости пришла, вроде и дедушка с ней, пёс их любимый носится по крыльцу. Эмельдир посмотрела на ладони и увидела крошечный бордовый комочек, тёплый и пульсирующий, потянувший к ней нарисованные ручки-палочки. — Стакан воды не подадут! — заорал вдруг отец, и всё вокруг исчезло. — В одиночестве подохнешь! Вздрогнув и проснувшись, супруга Барахира подумала, что вода ей не нужна, лучше бы что-то от боли дали, да и злобному родичу ничего на смертном ложе не было нужно. Тем более вода! Страх заставил похолодеть — неужели это конец? Вот так, в обещанном одиночестве? Эмельдир осторожно присела, потёрла ноги, руки, чтобы не начались судороги. Синяков на коже стало больше? Или кажется? Вспомнив семью, аданет ощутила чудовищное сожаление, убивающее страх перед концом жизни. Всё то, что когда-то было украдено из осадного лагеря, возможно, сейчас облегчило бы участь мужу и сыну! Вероятно, нет, но ведь утверждать нельзя! В любом случае, все те ценности и мирианы послужили бы общему делу, а что теперь? Проклятый гном! С проклятым кусаным златиком! Вот бы он тоже подох в корчах! — Моя болезнь ограбила меня, — прошептала Эмельдир сквозь навернувшиеся на глаза слёзы. — Кому я отдала всё то, что так нужно сейчас моим мальчикам? Кому? Лжецам-лекарям, которые обещали помощь, но ничего не смогли сделать? Которые даже не пытались? Сказать бы об этом всем, но уже не получится. Очень плохой сон... Медленно поднявшись с постели, супруга Барахира осторожно пошла к двери, надеясь немного облегчить боль в ногах. Раньше всегда помогало. Неужели на этот раз хворь победит? И Берен и Хирьо даже не узнают... *** В коридоре свет не горел и даже не брезжил, полная тьма казалась бездонной пропастью, а не рукотворным туннелем, поэтому выходить было очень страшно, но Морвен хотела есть. Слуг в доме правителей Дор-Ломина сильно убавилось, по любому поводу звать уже не получалось, либо приходилось долго ждать. Зачем? Проще добежать самой, быстро взять всё, что надо, а потом вернуться в свою комнату или пойти к сестре. Риан, конечно, сложная собеседница, а вести о боях она тем более слушать и обсуждать не желает, однако Морвен всё-таки рассчитывала на интересное времяпровождение хотя бы за совместным рисованием. Тьма поглотила девочку мгновенно, как только закрылась дверь, но вдруг вдалеке блёкло засиял белёсый проём, в котором показалась высокая тонкая фигура в ночной сорочке. — Это смерть! — ахнула Морвен и едва не упала от страха, когда силуэт сначала замер, а потом направился в её сторону. *** — Смерть пришла... — выдохнула Эмельдир, поначалу не узнав в растрёпанной девочке сродницу. Однако, поняв, кто встретился в коридоре, супруга вождя беорингов вспомнила о мыслях перед выходом из комнаты и решила: если Морвен — последняя, кого суждено встретить в жизни, то пусть хоть она узнает самое главное. — Девочка моя! — прохрипела Эмельдир. — Подойди, пожалуйста. *** Юная аданет содрогнулась. Поняв, кто перед ней, Морвен всё равно продолжала дрожать, однако решила послушаться. Вдруг тётушка хочет сказать последнее слово перед смертью? Давно ведь болеет, лучше не становится... Ускорив шаг и быстро оказавшись рядом с Эмельдир, девочка помогла ей вернуться в постель, дала выпить какой-то настой, спросила, не нужно ли чего. — Послушай, — прошептала иссохшая, словно труп, старуха, едва открывая глаза, — запомни: не пытайся обмануть войну. Не пытайся ограбить её, и делись, каких бы даров она ни требовала. Война всё равно своё возьмёт, знай это. От неё не спрячешь ничего. И никого. Вдруг прикрытые глаза Эмельдир расширились, аданет начала ёрзать на постели. — Уходи! — почти выкрикнула она. — Уходи! И позови на помощь! Морвен в ужасе бросилась за дверь, заметалась во тьме коридора и вдруг услышала страшный нечеловеческий вой, переходящий в хриплый крик. Не помнив, как оказалась в комнате прислуги, юная аданет попыталась что-то сказать, но женщины услышали вопли и сами всё поняли. В коридоре захлопали двери, другие жители замка поспешили выяснить, что произошло. — Лекарь скоро придёт, — по-своему утешила перепуганную девочку служанка. — Мы давно послали за ним. — Да, давно. Он придёт, — поддакнула одна из кухарок, натачивая ножи прямо в комнате — вжик-вжик, — и госпожа больше ни-ког-да кричать не будет. — Вжик-вжик. — Вот увидишь. — Вжик-вжик. — Запомни, юная госпожа: нет ничего важнее правильной и своевременной помощи. Вот она — главная ценность в нашем мире. Вжик-вжик.