Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

В звёздном сумраке Средиземья, среди бордовых и фиолетовых ветвей распустились белые и чёрные цветы с лиловыми прожилками. Кисти-колоски свесились гроздьями почти до гладкой, словно зеркало, воды, вокруг них замелькали мотыльки, а где-то высоко в кронах раздалось переливчатое щебетание. Недавно пробудившиеся эльфы рисовали на песке, и у него получалось не лучше, чем у других. Среди мерцающего звёздами полумрака зазвучало подражание голосам птиц, многие подхватили идею петь, как пернатые, превзойти их в мастерстве, и он не первый это придумал, не смог защебетать лучше или хотя бы громче всех. А когда звуки оформились в слова, рифма тоже впервые прозвучала не из его уст. «Не лучший из всех и не первый из многих — Такие слова твой талант заслужил. Ты — склон, не крутой и не слишком пологий, Его не заметил, кто мимо ходил. Цветы там растут, но такие, как рядом, Узор из камней не изящней других. Здесь сможет спуститься, кому это надо, Но вновь не вернётся маршрут повторить. Всегда и во всём ты такой, как иные, Не лучше, не хуже, ты просто средь них, Как сон между снов, цвет, где блики цветные, Для всех незаметно исчез и возник». Песня показалась абсолютно гениальной, однако прозвучала из уст любимой, ушедшей с другим. Воримо попытался побежать следом, но воздух загустел, превратился в грязную воду, стремительно поднимающуюся по ногам. — Ты захочешь покоя и утешения, — утвердительно произнёс голос, столь редко звучавший в Валиноре для эльфов. — Не твоего, Владыка Намо, — дерзко, с неописуемым воодушевлением парировал Воримо и тут же ощутил давящий страх. — Ты ещё попросишь моей милости, — усмехнулся тюремщик, но верный короля Финдарато Инголдо услышал речь Вала Манвэ, а не его. — Ты озвучил волю Владыки Арды, не более, — через силу выдавил эльф, теряя способность чётко произносить слова. Грязная вода заполняла всё вокруг, и лишь первый научившийся рисовать эльф всё ещё чертил что-то на песке. Он понял, как удобнее держать палочку и начал учить этому других, постепенно начиная требовать полного подчинения, ведь он прав, а значит, по-другому рисовать запрещено! Даже если удобно! Это только так кажется! — Ты мог бы быть достойным славной, как вы любите говорить, смерти, — заговорила Валиэ Вайрэ, кружась в танце среди бессчётного числа разноцветных нитей. Здесь всё подчинялось ей, и узоры сами сплетались с только зарождающимися полотнами. Владычице не требовались никакие приспособления для ткачества и вышивания, завораживающий танец вёл за собой яркие полосы, превращая их в бесконечный ковёр. — Об этой битве напишут много красивых слов о подвигах, пусть и бессмысленных. Вы всё равно обречены, и ты знаешь, почему. Воримо увидел в отдалении мрачное полотно с очень подробным изображением системы подземных туннелей. Приглядевшись, можно было рассмотреть каждый камешек, каждую песчинку, проследить путь мальков в кристально-прозрачной воде. И невыносимо детально увидеть выражение лица каждого убитого коротышки-гнома, разглядеть все его раны и понять, какая стала смертельной. — Вы все отдадите то, что отняли. Ты уверен, что не хочешь завершить никому не заметное существование героической гибелью? Эльфу оказалось достаточно просто подумать о решении, чтобы Валиэ его услышала. — Раньше у тебя и остальных был выбор, как вернуть долг, а теперь его нет, — произнесла Вайрэ. — Смотри, как могла бы сплестись ваша судьба. Верный короля Финдарато Инголдо взглянул на расшитую ткань, и узор начал оживать. Сначала поднялись деревья и холмы, потом провалились русла рек, а затем всё приблизилось, и на посеревшую от пепла траву ступили эльфийские воины. На них бросилось кишащее чёрное месиво, жужжа, словно пчелиный рой. Что-то заскрежетало, сверкнула сталь множеством вспышек молний. — Это войско Элендила, — пояснила Валиэ Вайрэ, направляя алые нити так, чтобы они заполняли русла рек. — Твой самозваный король обижен на него, поэтому именно его воинам суждено погибнуть первыми. Финдарато, — владычица указала на спрятанный в деревьях шатёр, — надеялся, что доблесть Элендила переломит ход сражения, и Сайвэ с Эрьяроном останется лишь завершить начатое им. Однако, — Вайрэ приказала нитям расступиться перед огнём с севера, — Финдарато не знал об этих двух дорогах, и орки, прошедшие здесь, зажали вас с двух сторон, поставив перед выбором: сдаться в плен или умереть. В бою или в пламени горящего леса. Я знаю, что выбрали бы вы. И о вас сложили бы легенды те, кто никогда не видел вашего поражения. Чёрное роящееся месиво медленно заполняло всю площадь расшитого ковра. Светлые фигуры с узнаваемыми чертами одна за другой падали под натиском хаотичной тьмы, до последнего защищая друг друга и своего короля. Полотно выглядело бесконечно огромным, а каждая фигурка — ничтожно маленькой, легко заменимой, не имеющей ценности. Воримо вдруг ощутил себя крошечным цветочком — незначительной частичкой витиеватого узора, украшающего ткань для праздничного платья. «Я готов быть вторым после кого угодно, только не после продажного Аклариквета!» «Даже посмешищем, подсказчиком для влюблённого адана?» «Ты лишил себя и других славной гибели!» — Да, — ответил Воримо голосам, зазвеневшим со всех сторон. — Потому что я хочу жить. Пусть ещё недолго, пусть не почётно, но я хочу жить! Я имею на это право! «Не лучший из всех и не первый из многих…» — Пусть! Я хочу жить. Вдруг стало очень больно, и верный короля Финдарато Инголдо, содрогнувшись и скорчившись, открыл глаза. Попытавшись глубоко дышать, эльф начал хватать ртом воздух, но тело свела судорога, всё закружилось и потемнело. Где-то рядом зазвучали знакомые голоса, Воримо почувствовал холодные прикосновения, терпкие запахи, и дышать стало немного легче. — Что… — выдавил из себя эльф. — Что с моими… Кто выжил? В голове перемешалось всё произошедшее в последние дни, Нолдо не мог вспомнить, что с ним случилось, но почему-то знал: его воины скорее всего мертвы. — Кто… Нибудь… Выжил? Тьма и дурнота набросились одновременно, Воримо показалось, что он лишь на миг закрыл глаза, однако, осмотревшись, воин понял — он больше не в шатре, в котором находился только что. Задавать вопросы оказалось некому — раненые воины рядом крепко спали, боль ощущалась вполне терпимо, поэтому верный короля Инголдо попытался присмотреться и понять, кто ещё здесь, надеясь увидеть своих соратников. Память постепенно возвращалась, Воримо всё сильнее ощущал желание забыть изматывающий морок, привидевшийся на грани жизни и смерти. Нолдо никогда не считал себя непризнанным гением, спокойно относился к отсутствию славы и просто жил, как получалось, принимая победы и неудачи как нечто неизбежное. Но теперь, едва не погибнув и решив во сне, что бесчестная, зато отсроченная смерть лучше последнего подвига сейчас, Воримо совсем иначе ощущал себя и свою судьбу. «Я был лишь вышивкой на подоле её платья», — родилась то ли строчка песни, то ли просто красивая фраза, от которой стало до отчаяния горько, но вдруг лежанка дрогнула, боль скрутила спину и живот, отвлекая от тоски, а кто-то рядом со вздохом произнёс: — Вот и всё, мы едем в Нарготронд.