Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

Когда-то красивая гордая женщина, сводившая с ума мужчин и заставлявшая плакать от бессильной злости соперниц, теперь была лишь изуродованный труп, гниющая падаль с переломанными ногами, поднятая на копья. С каждым днём аданет выглядела всё более отвратительно, однако это не останавливало тех, кому и мертвечина годилась в жёны. Погибшей красотке выпала посмертная честь быть носимой впереди войска, и, если бы она могла оценить столь высокое положение, непременно гордилась бы собой. По проложенной лавой дороге войско Моргота легко продвигалось на юг, практически не встречая препятствий, а вместо знамён используя разлагающиеся тела женщин, нанизанные на копья. Сейчас уже была невелика разница между старухой и молодухами, однако присовывали на привалах почему-то только тем, кого помнили привлекательными. Алкарим шли не быстро, однако целенаправленно, и в этом помогали карты, созданные при помощи крылатых разведчиков. Не все в войске понимали, что изображено на планах, но командиры разбирались в долбаных рисульках, поэтому чётко вели морготовых бойцов в верном направлении. И истерзанные трупы вместо знамён впереди войска служили лучшим объяснением, кто и зачем идёт от селения к селению. Болдог осмотрелся. Лес здесь выгорел полностью, поэтому всюду из посеревшей почвы торчали чёрные коряги и обломки стволов. Некоторые деревья выстояли, но полностью обуглились и лишились крон. Зрелище завораживало, хотелось кому-нибудь присунуть на горелом пне, перемазаться сажей и сожрать кусок задницы, подогрев на тлеющих углях. Что может быть лучше?.. Орочий командир одёрнул себя. Не до этого пока. Да и трупы на копьях вообще не впечатляли. Чуть поодаль виднелся внушительный холм, окружённый пересохшей речушкой. Огонь не добрался до одинокого домишки на вершине, видимо, из-за вырубки и просек поблизости. Умно-умно! Мороз с каждым днём ощущался неприятнее, снегопады упорно проходили стороной, словно издевались, поэтому Болдог решил, что временно может разместиться в этом жилище, а вояки разобьют рядом лагерь. Лишь бы ночью не сожгли. Охрану ставить придётся. — Слышь, ты, короткий! — орк плюнул в сторону ближайшего сородича. — Чё те, командир? — поинтересовался тот, облизываясь на войсковые знамёна. — Пошёл отсюда! — рявкнул Болдог. — Ты сюда иди, — указал он на высокого полуорка с рябой красной мордой. — Туда иди! Проверь. — Чё проверь? — не понял тот, но вместо объяснений получил пинка. — Проверь! — наорал на него собрат, непонятно, как оказавшийся рядом. — Проверю-проверю, — забурчал полуорк, — долбаный дом, трахал я его в дымоход и подвал, и каждую дырь, на каждый сучок садился и срал во всех углах! Холм этот в каждую нору долбил и ссал туда! И рыгал! Ругаясь вполголоса, морготов воин перешёл сухое русло, дважды поскользнулся на незаметном под тонким слоем снега льду, добрался до жилья и зачем-то начал проверять, крепкая ли лестница, прыгая на ней. — Куда ты там ссал? — крикнул ему один из знаменосцев, швырнув на землю труп и раскинув переломанные женские ноги для удобства развлечения. — Что куда сувал? — рука пролезла вглубь мёртвой плоти, пошарила. — А тебе что? — полуорк встал на крыльце, спустил штаны и начал размахивать по кругу твердеющим естеством. — Дом трахал! Так что, он трясся! Земля трясётся — это я! Её! — Во конченый! — плюнул знаменосец, вытащив руку и спуская штаны. Рядом орки начали повторять движения и слова проверяющего дом собрата. — Трахал дымоход! — закрутили они бёдрами. — Долбил дверь! В норы ссал! Начав пританцовывать на крыльце, размахивая членом вправо-влево, морготов воин вдруг оступился и рухнул слестницы, дико вопя. — Поимел ступеньки! — взвыли от восторга соратники. Болдог вскипел: — Проверьте дом! Там не должно быть никого! Кто есть — режь! Быстро! — Трахал дом и ступеньки! — напевая, пошли на холм трое бойцов, крутя бёдрами. — В норы ссал! Срал в углах! Долбан конченый! Два знаменосца тем временем отвлеклись на ещё один обезображенный женский труп, третий брезгливо швырнул в пепел старуху на пиках, занялся костром. Болдог положил руку на рукоять клинка, медленно последовал за своими воинами. В бою они все хороши, в захвате чего-нибудь — тоже. Но в остальное время… — Я имел крыльцо! — снова затанцевали, подражая манере упавшего полуорка, прошедшие мимо него бойцы. Послышались громкие рыги. Командир посмотрел на скорчившегося на холме воина, державшегося за причинное место, пнул, его, требуя убрать руки. Тот нехотя подчинился. Член выглядел неважно — похоже, удар пришёлся прямо по нему. Болдог хищно облизнулся. — Не-е-е-а-а-а-а! — завопил полуорк, догадавшись, что сейчас будет. — Держите, — командир кивнул соратникам на покалечившегося бойца. Те тоже всё поняли и с кровожадными ухмылками, точно так же виляя задами и припевая: «Я имел крыльцо-о! Я рыгал в нору-у!» перевернули несчастного на спину, наступили на плечи и ноги. — Нет! Не-е-ет! Не-е-е-ет! А-а-а-а! А-а-а-а-а! — принялся тот орать так, что закладывало уши. Болдог, совершенно не дрогнув, отрезал посиневший, ставший странной формы член и сожрал, откусив лишь два раза и почти не жуя, по подбородку на грудь потекла смешанная со слюной кровь. Под ногами вопль боли стал хриплым и прерывистым, смешался с хохотом и насмешливым «Дом имел! В нору рыгал!». — Никого! — крикнули со стороны жилища. — А жрачка есть! И тряпки. Тёплые! Болдог вытерся рукавом, пошёл к крыльцу. В голову закралась мысль, что можно здесь остаться, а войско пусть воюет само, но всё-таки слишком много ещё не захвачено. Да и дом можно найти получше. — Узнай, что как! — приказал командир более понятливому собрату выяснить дела северного фронта. Горящие Дрочи что-то вякали про какую-то дорогу, тип, её взять — и всё. Вроде тут где-т эта дорога, и Болдог очень рассчитывал не участвовать в боях за неё. Внутри дома было чисто и прибрано, но лишь до проверки воинами-алкарим. Теперь везде виднелись грязные следы, некоторые двери комнат криво болтались, а по отпечаткам сапог становилось ясно, как именно их открывали. Многие вещи вывалили из сундуков, истоптали, на полу виднелись осколки и черепки, но даже так было видно: когда-то тут жили небедные люди. Судя по картинам на стенах — семья большая. Мужчины, женщины, дети. Все похожи друг на друга: черноволосые, носатые, черноглазые, в основном худощавые, не слишком широкоплечие. Один из портретов почему-то лежал на полке с какими-то длинными коробами. Изрбражён на нём был суровый мужчина, смотревший так, что Болдог невольно содрогнулся и растоптал мерзость. В конце концов, содержимое коробов гораздо интереснее. Когда орки впервые увидели такие странные предметы, то решили, что это дрочево нужно для дорогих вещей, но оказалось — там бумага просто сшитая и исчирканная. В печку это всё сгодилось, но потом случайно выяснилось — иногда в коробках с грязной бумагой есть на что передёрнуть, а ещё там всё-таки хранят ценности. — Я пожрать сделал, командир, — сообщил один из вояк, уже что-то с аппетитом жуя. — Тут, кстать, жил кто-то. С ребёнком. Вон кровать малявочная. Болдог округлил узкие глаза. — Они недалеко, — оскалился он. — Найдите.