To begin again

      Распахиваю глаза и тут же закрываю от режущего дневного света. Чувствую, как тело ломит и как быстро колотится сердце. Отвратительное состояние. Медленно приподнимаюсь к спинке кровати, перекладывая наощупь подушку под спину, и вновь открываю глаза. Обвожу палату взглядом. Не припоминаю, чтобы видела нечто подобное хоть в одной городской больнице. У нас так никогда не ставят кровати, да и их обычно больше. Жмурюсь, потирая виски, и стараюсь вспомнить последнее, что со мной произошло. Друзья, бар, алкоголь — все быстро мелькает, отчего начинает кружиться голова и подкатывать тошнота. Шумно выдыхаю и морщусь, стараясь отогнать ощущения, но они не проходят. От последней картины хочется кричать в ужасе. Запах гари. Паника. Толкучка. Опьяненные люди пытаются вырваться наружу и буквально давят друг друга. Не могу пошевелиться и сосредоточиться, так как перепила текилы и, кажется, чего-то еще. Перед глазами не только все кружится, но и начинает темнеть. Кашель сдавливает горло, а дальше лишь боль и темнота. — Выжила… — хочу запустить руку в волосы, но встречаю преграду в виде бинта. В шоке смотрю на руку и дергаюсь, когда дверь открывается. — Мисс Джонс, как вы себя чувствуете? Мужчина небольшого роста подходит к моей кушетке и мельком оглядывает тело. Да, должно быть оно выглядит не лучшим образом. Но что за «мисс Джонс»? В комнате больше никого нет, поэтому решаю все же ответить. — Вы мне? – прислушиваюсь к ощущениям, — Тело немного ноет, в остальном вроде нормально, как я здесь оказалась? Но вы, наверное, что-то перепутали… В шоке прикрываю рот рукой. Слова вылетают на чистом английском и совершенно чужим голосом. Что, мать вашу, происходит?! — Мисс Джонс, посмотрите на меня, — поворачиваю голову, доктор пододвигает стул и садится рядом, сжимая какие-то бумаги в руках, — То, что вы выжили, и у вас малое количество травм, это чудо. — Я вас не понимаю… В голове все путается, не могу сообразить, почему меня называют чужим именем, да и почему мы говорим на английском. Меня же не могли без сознания увезти за границу? Такое только в фильмах бывает, да и то, в самых дешевых. Да и к тому же рука — есть ощущение, что пальцы раньше были слегка длиннее. — Что последнее вы помните? Молчу, ведь голова идет кругом. Что за фигня вообще происходит? — Что же, черепно-мозговая травма все же дала о себе знать. Не беспокойтесь, амнезия должна пройти в течение нескольких месяцев, я выпишу вам лекарства и расскажу о специальных упражнениях. За то время, пока вы тут, проведем еще пару анализов, чтобы убедиться, что вы в порядке. Киваю и перевожу внимание на открывающуюся дверь. Широкими и быстрыми шагами, словно вихрь, блондинка в полицейской форме врывается в палату и приближается к нам. Кажется, звук ее каблуков еще пару секунд эхом остается в моих ушах. После я вижу, как дверь снова приоткрывается, и заходит мужчина. На нём нет формы, так что я не могу понять, кто это. Да и мне бы разобраться с ситуацией в целом для начала надо бы. — Здравствуйте, мистер Лоуренс. Дело этой пациентки практически закрыто, могу я поговорить с ней тет-а-тет, чтобы убедиться в событиях? — Боюсь, тут будут проблемы, — он чешет затылок, а после встает и отводит женщину к двери, к ним присоединяется и неизвестный. Слышу лишь еле разборчивый шепот, поэтому стараюсь уловить хоть какие-то слова, но все безуспешно. — Постарайтесь аккуратнее ввести её в курс дела, — доктор кивает блондинке и выходит, оставляя меня с этими людьми наедине. — Мисс Джонс, здравствуйте, — она поправляет свою темную рубашку и садится на место доктора, мужчина продолжает стоять около двери, — Это — Мэтью Соуэл, он из опеки, должен присутствовать здесь, так как вы несовершеннолетняя. Я — Амалия Строк, занимаюсь делом по поводу аварии, в которую вы и ваши родители попали на выезде из города. Она следит за моей реакцией, видимо, ожидая, что воспоминания ко мне вернутся. Но я даже понятия не имею, о чём и о ком она говорит. Заторможенно киваю и беру себя в руки, так как по взгляду понятно, что она так и ждет, что я ее о чем-то спрошу. Придется подыграть, пока не разберусь во всем. — Они выжили? Полицейская поджимает губы и отрицательно качает головой. Понятно. Отвожу взгляд к окну и вижу зеленую листву. Неожиданно. Когда я в последний раз выходила на улицу, лежал снег и был жгучий мороз. Я точно не лежала в коме, мне бы сказали. Наверное. — Почти все найденные нами родственники отказались от вас, лишь ваша бабушка по линии отца решила взять над вами опекунство, так что вас не отправят в детский дом, — удивлённо поворачиваю голову к мужчине, что неожиданно подал голос, но продолжаю молчать. Я не собираюсь выкладывать все, иначе ещё оставят в больнице, только вот переведут в палату с мягкими стенами и униформой в виде белой рубашки. — Когда вы меня к ней отправите? — начинаю мять пальцы от волнения, так как ехать к незнакомой женщине совершенно нет желания. Хотелось бы просто вернуться к себе домой, в родной город, к маме с папой и обрадовать их, что я, наконец закрыла сессию, а не участвовать в этом спектакле. — Через пару дней, — ищу взглядом хоть что-то, что помогло бы сориентироваться во времени, — Сегодня вторник. Я и Мэтью съездим с тобой в вашу квартиру, ты соберешь вещи, а после поедем к Доре Адамс, твоей бабушке. — А что насчет моего дома? Женщина чему-то кивает и протягивает бумаги. Что же, я определенно не только понимаю английский и говорю на нем, но еще и читать могу. Пробегаюсь взглядом, и останавливаюсь на строке с именем будущего владельца. Кэтрин Оливия Джонс. Это кто? Якобы я? Читаю дальше и понимаю, что квартира достанется этой девушке, как только она станет совершеннолетней. Возвращаю документ и киваю. — Что же, вот ваши личные вещи, которые удалось достать из машины, — полицейская передает мне пакет и поднимается, — Скорейшего вам выздоровления. Увидимся в четверг. Как только дверь за ними закрывается, я резко встаю, отчего перед глазами начинают мелькать черно-синие пятна. Твою ж… Делаю шаг вперед и стараюсь удержать равновесие, так как слегка пошатывает. Неприятно ноет в районе живота и бедер, но не обращаю на это внимание и открываю дверь ванной. Зеркало, что прямо напротив, заставляет пошатнуться, но косяк не дает мне упасть. — Что за чертовщина? Поднимаю руку, и отражение повторяет за мной. Это не моё тело. Сон? Нет, тогда бы я не смогла читать. Оседаю медленно на пол, держась за спасительный косяк, и стараюсь прийти в себя. В голове всплывает последнее и самое неприятное воспоминание об адской боли, что я ощутила до того, как оказалась здесь. Получается, меня либо задавила толпа, либо задохнулась дымом, либо все же я сгорела заживо? Ну или свихнулась, что не самый лучший вариант. Руки начинают трястись, я подрываюсь к раковине в надежде, что холодная вода хоть немного поможет прийти в себя. Усмехаюсь с этой мысли. Как иронично. — Это нереально, — мелкая дрожь распространяется по всему телу, вцепляюсь в раковину, чтобы устоять на ногах, и смотрю прямо в глаза. Зелено-карий, а не серо-голубой. Совершенно чужой взгляд, чужое лицо, чужое тело. Медленным шагом направляюсь назад, стараясь не упасть на холодный и грязный пол, и ложусь на кровать. Веки становятся тяжёлыми, и я погружаюсь во тьму.       Понимаю, что проснулась, когда вновь ощущаю ноющую боль. Аккуратно переворачиваюсь на спину и вижу все тот же незнакомый потолок. Это и правда произошло со мной. Я непонятно как умерла, а после я оказалась в этом теле. Вряд ли переселение душ работает без смерти владельцев. Поворачиваю голову к окну и вытягиваю руку вверх, ловя солнечные лучи пальцами. Удивительно обнаружить себя в чужом теле. Конечно, я верила в сансару, реинкарнации и подобные вещи, но это было за гранью моего понимания. Не то, что бы меня сейчас озарило, но это чертовски странно понимать, что ты, уже частично не ты. Стоит ли поблагодарить, что меня не сбил грузовик? — Вы уже проснулись? Медсестра среднего возраста входит с тележкой и достает перчатки. — Сейчас я сделаю вам укол, а после принесу поесть. Перевернитесь, пожалуйста. Тут же выполняю ее просьбу, не желая видеть большую иглу шприца. Да, я боюсь уколов из-за страшных врачей в детстве. Тогда я часто лежала в больнице с почками. Жмурюсь от неприятных ощущений и выдыхаю. — Вот и все, скоро приду. Ложусь в прежнее положение и стараюсь осознать, что я реально в другом теле и другом мире. Получается сложно. Не глядя, тяну руку к пакету, который передала полицейская, и сажусь, чтоб было удобнее рассматривать. Не густо: документы, телефон-раскладушка (кто пользуется таким старьем?), плеер с наушниками, кошелек, водительские права и собственно все. Так, ладно, пойдем по порядку. Надо больше узнать, что мы имеем. Пытаюсь включить раскладушку. О да, спасибо, что в моем детстве был такой телефон. Слава богу, зарядка на нем имеется. 02.09.2003. Прошлое. На этот момент мне было бы три года. Поджимаю губы и ищу галерею. Оу, тут нет камеры. Мысли о чужих родственниках, что могли бы быть на фото, вытягивают из памяти лица мамы и папы. Прикусываю губу от накативших воспоминаний о своих родных. Мама всегда говорила, что хоронить своего ребенка – самое больное, что может быть для родителя. — Прости, мам, — зажимаю рот рукой, стараясь хоть как-то остановить истерику. Не получается. Давит где-то в груди, больно. Да, у нас были не самые лучшие отношения, ссорились, уходили, но всегда возвращались и мирились. Да, мне не хватало внимания из-за ее вечной работы, но я продолжала любить ее. С отцом у нас тоже были неплохие отношения, порой даже лучше, чем с матерью. Мы часто выбирались вместе на рыбалку, играли в бадминтон и ходили в разные кафешки. Хоть внешностью я и походила на маму, однако характер точно был от отца, но мне это нравилось. Ощущаю физически, как осознание и вина растут во мне. Я не думала, что такая, казалось бы, маленькая оплошность приведет к трагедии. А ведь мама говорила быть аккуратной и не напиваться! Я искренне хочу попросить у них прощения за свой отвратительный поступок. Воздуха не хватает, стараюсь дышать ртом, периодически глотая горькие слезы. Чертовски больно.       Кажется, прошло полчаса, и я вновь беру раскладушку в руки. Немного успокоилась, хотя уверена, это не последний раз, когда я плачу.       Собственно, продолжаю поиски. Телефонная книга тоже ни о чем не говорит, как и смс-ки. Все бессмысленно. — А вот и ужин, — дверь распахивается, и медсестра включает свет, — С вами все в порядке, мне позвать врача? Ну, да. Вряд ли после сильной истерики можно выглядеть нормально. Измученно улыбаюсь и отрицательно мотаю головой. Внутри пусто, что даёт мне хоть какие-то силы действовать, а не содрогаться от ноющей боли в груди. — Нет, все нормально. Просто осознала, что я могла умереть, судя по тому, что говорила полицейская. Женщина хмурится, оставляет еду на тумбе и уходит. Я лишь надеюсь, что через пару минут сюда не ворвется доктор с просьбой сдать анализы или ещё хуже — с капельницей. Оставляю поднос пока без внимания и продолжаю разбирать вещи. Водительские права не добавляют какой-то информации, надеюсь, это не хозяйка тела была за рулем, когда случилась авария? А то мало ли… Плеер, конечно, ломает мою голову, поворачиваю его и так, и сяк, пытаясь разобраться, как же его включить. У меня такого не было. Собственно, спустя пару минут, заветная кнопка все же находится. Засовываю правый наушник в ухо. О, нет. Хриплый смех вырывается, и я не могу себя сдержать. Понимаю, что вкусы у нас совершенно разные, так и еще песни нулевых, явно не мое. Выключаю и откладываю устройство подальше, кажется, здесь мне придется перейти на классику или дождаться привычных для меня треков и лет. В кошельке находится около ста долларов, и я тут же считаю, сколько это было бы в рублях. Прилично. Раз теперь это мое тело, значит, и наличка моя, верно? И последнее, беру документы, и в животе завязывается узел от напряжения. Пора узнать, кем я, по-видимому, стала. Кэтрин Оливия Джонс, 9 июля 1986, место прописки штат Вашингтон, город Такома. Прикрываю глаза и выдыхаю. Класс, Америка, ни разу не была тут.       То есть телу сейчас семнадцать. Еще год, и я буду свободна. Мне придется жить за нее. Закрываю паспорт и понимаю, что она тоже рано умерла. Надеюсь, девушка попала в хорошее место, а не в другое тело, в отличие от некоторых. Складываю все обратно в пакет и укладываю его в тумбу, решая, что нужно подкрепиться. Ставлю поднос к себе на ноги и удовлетворенно хмыкаю. Молочная каша, джем, зеленый чай и пару печенек. Лучше, чем ничего. Уплетаю все за пару минут, встаю и ощущаю тяжесть после еды. Видимо, это тело не привыкло к быстрому приему пищи. Я же раньше только так и ела, кажется, это началось со старших классов. Теперь придется замедляться или же привыкать к тяжести, хотя рано или поздно тело подстроится под меня. Иду в ванную, так как мне даже становится интересно посмотреть на ту, кем я стала. Снимаю больничное платье и шумно выдыхаю от увиденного. Внутренние стороны предплечий покрыты множеством мелких рубцов от порезов. Они старые, но все равно выглядит жутко. Возможно, она старалась привлечь к себе внимание, так как из-под футболок это было бы видно, либо она всегда носила закрытые вещи. Смотрю ниже и замечаю лишь зашитые раны, видимо, от аварии и парочку синяков темно-фиолетового цвета. Больше ничего необычного, прямоугольное телосложение, не тощая и не полная. Ногти нигде не покрыты лаком, но на руках погрызаны. Гадость. Поднимаю голову и в весьма запачканном брызгами зеркале, вижу отражение девушки невысокого роста, наверное, около ста шестидесяти сантиметров. Волос не видно, но я понимаю, что они темные, бледные губы поджаты, а зелено-карие глаза настороженны и серьезны. — Ну, что же, Кэтрин Оливия Джонс. Не очень приятно познакомиться, — усмехаюсь и надеваю обратно одежду. Умываюсь холодной водой, стараясь убрать окончательно все покраснения от прошедшей истерики и выдыхаю. Я должна смириться с этим. Надеюсь, что родители простят меня за глупость. Вытираю лицо желтоватым полотенцем и едва не поскальзываюсь на мокрой плитке. Обошлось. Нужно поспать.       Три дня проходят довольно скучно и однообразно, я практически ничего не делаю, лишь ем, сплю, иногда хожу на процедуры и разглядываю виды за закрытым окном. Открывать его почему-то нельзя. Каждый день примерно в десять утра ко мне наведывается врач, которого я тогда увидела после пробуждения, и успокаивает меня словами, что память скоро вернется, ну а еще пичкает таблетками. На его слова поддержки я отвечаю всегда одинаково, кивком и ухмылкой, сама же думаю, что ничего в это тело не вернется, даже прошлый хозяин. К слову, повязку с головы сняли, и я наконец увидела волосы: коричневые, слегка вьются и достают до плеч. Сейчас, стоя около выхода из больницы, наблюдаю, как Амалия и новый человек из органов опеки оформляют какие-то документы. Видимо, тот не смог. Обхватываю себя руками, чтобы хоть как-то прикрыть оголенный живот из-за топа оранжевого цвета и джинсовых шорт на низкой талии. Эту одежду мне вручили сегодня утром, тогда я еще не знала, что это за ужас. Верните мне моду 2021-го! Это отвратительно! Спасибо хоть за нормальные кеды, хоть где-то у вас есть вкус. — Ну, будь счастлива, Кэтрин! — дергаюсь от голоса врача и резко поворачиваюсь в его сторону, — Обязательно пройди проверку в местной поликлинике Форкса. Передай им карту и сообщай о любых изменениях, связанных с амнезией. Вскоре твоя память должна вернуться. Мужчина протягивает мне карту, которую я тут же прячу в пакет, чтобы не потерять. Благодарно улыбаюсь и киваю, заверяя, что точно по приезде загляну к врачам. — Там еще общие рекомендации и рецепт на таблетки, написал все понятным почерком, так что разберешься. Что же, удачи! — он похлопывает по моему плечу на прощание и направляется быстрым шагом к зовущей его медсестре. — Идем, — мужчина из опеки останавливается около меня и складывает документы в папку. Пожимаю плечами и выхожу первой. Приятный ветер заставляет кожу покрыться мурашками. Наконец-то свежий воздух! Дышу полной грудью, прикрывая глаза от удовольствия. Начало сентября, а еще так тепло, поразительно. — Даже погода радуется твоей выписке, обычно в это время начинается сезон дождей, а вон сейчас — солнце, — видимо, полицейская пытается меня подбодрить, что собственно у нее и выходит. Улыбаюсь, стараясь не думать о прошлом и будущем, и сажусь в машину, в последний раз перед этим взглянув на больницу.       Город оказывается красивым. К моему удивлению, тут не только многоэтажки, но и частные дома. Наверное, можно будет после совершеннолетия сюда вернуться и попробовать пожить, раз есть собственная квартира. Либо подождать около пяти лет, а то и больше, и продать ее подороже. Едем мы недолго, что удивительно. Я-то думала, полчаса как минимум будем добираться, а тут пятнадцать минут. — У тебя есть час, чтобы собрать все, что нужно, если не спустишься сама, мне придется силком тащить тебя, — мистер Крюк, кажется, так он представился сегодня утром, смотрит на меня через зеркало заднего вида и убирает защелку, чтобы я смогла открыть дверь. Мерзкий тип, Мэтью мне нравился больше, хоть и видела я его пару минут. — Я поднимусь с тобой, — Амалия выходит следом, отчего я поджимаю губы. Вообще-то, за это время я хоть как-то хотела узнать об обладательнице этого тела. Мы поднимаемся на пятый этаж, и я благодарю бога, что это многоэтажка и тут есть лифт, так как это тело явно не дружило со спортом. Что уж говорить, я тоже ничем подобным не занималась. Полицейская открывает дверь ключом Кэтрин, в чем я не сомневаюсь, и пропускает меня первой. Квартира встречает затхлым воздухом и пустотой. Разувшись, раздраженно гляжу на Амалию, что проходит прямо в уличной обуви, оставляя еле заметные следы. Вот же ж, мне же потом полы мыть. — Я подожду тебя на кухне, собирайся спокойно. Не советую брать слишком много, все же тойота это не грузовик. Женщина проходит, видимо, в сторону кухни, а я захожу в первую комнату. Оу, это спальня ее родителей, судя по всему. Ну и кровать. Когда вернусь сюда, обязательно буду жить здесь! Падаю на ложе спиной и стону от тупой боли. Боже, эти синяки меня доконают, да и со швами надо быть осторожнее. Прикрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на ощущениях. Все вполне нормально. Лишь где-то там, глубоко-глубоко внутри, запертое чувство вины от собственной смерти. А также боль… Мотаю головой и резко поднимаюсь, чтоб поскорее сосредоточиться на сборах и убрать из головы непрошеные мысли. Распахиваю родительский шкаф в надежде, что хоть взрослые более-менее не поддались моде 2000-х. Собственно, большинство мужских рубашек я забираю сразу же, как и несколько женских блузок. Роюсь в ящиках, чтобы найти хоть какую-то заначку, но, увы, был найден только грязный черный носок, который по непонятным причинам затесался среди сложенных полотенец. Смотрю под матрасом, в тумбах, за картинами, и… о, бинго, нахожу то, что искала, в коробке среди старой обуви. Даже не пересчитываю, так как понимаю, что тут точно хватит на несколько месяцев жизни без забот. Здесь мне больше ничего не нужно, поэтому иду в соседнюю комнату. — Матерь Божья, — вырывается, когда вхожу в этот хаос. Аккуратно перешагиваю через разбитую гитару у порога и обвожу взглядом комнату. Единственное, где более-менее чисто, это подоконник, на котором стоит одинокий фикус прямо на стопке учебников. Что же, милок, тебя я с собой прихвачу. Между спинкой кровати и стеной замечаю торчащий чемодан и сразу же его вытаскиваю, будет хоть куда вещи складывать, а то я уж думала, придется в мешки из-под мусора, они точно должны быть в квартире. Сразу кидаю принесенные вещи из другой комнаты и подхожу ближе к столу. О, отлично, зарядка для телефона, провод от ноутбука. Все берем. Пролистываю несколько тетрадей, пытаясь узнать о девушке хоть что-либо. Собственно, с оценками у нее худо. Везде стоит либо «D», либо «C», не говоря уже о «F». Лишь изредка можно встретить «B», «А» вообще появляется лишь два раза. Ладно, оценки не самое важное в жизни, идем дальше. Из книг тут только Джейн Остин и Александр Дюма, классики зарубежной литературы, которых я собственно не читала. Да и в целом, я больше люблю русских авторов. На всякий случай проверяю книги на наличие денег и направляюсь дальше. Комод, у которого были выдвинуты все ящики, пришлось быстро перебрать и вытащить самое основное: парочка однотонных футболок, свитера и водолазки, а также несколько юбок. Надеюсь, там, куда мы едем, будут магазины с нормальной одеждой, потому что от всего здесь увиденного, мой левый глаз начинает дергаться. — Джинсы… — горестно вздыхаю, держа вещь с заниженной талией. Ладно, две пары возьму. И еще одни классические штаны. Далее в чемодан летят колготки, носки и нижнее белье. Собственно, приходится парочку вещей выложить, чтобы надеть сейчас. Так, теперь шкаф. Нервно поглядываю на время, так как понимаю, что никто ждать меня не будет. Осталось двадцать пять минут. Беру несколько платьев, мало ли пригодятся. О да, привычка с «а вдруг понадобится» никуда не делась. Пофиг, что всё будет мятым, потом отглажу. Осматриваю придирчиво шкаф, в котором уже теперь точно все вверх дном, и нахожу в глубине приоткрытую коробку. Что тут у нас? Почему эта семья хранит деньги в самых необычных местах и обязательно в коробках? Конечно, купюр тут поменьше, но явно больше, чем было у меня в семнадцать. Кстати, надо будет ещё поискать украшения. Осматриваю еще раз комнату и цокаю при виде кровати с горой одежды. Запихиваю все в шкаф так, чтобы не вывалилось, а после заправляю аккуратно постель. А вот и ноутбук. Конечно, не такой, какой был у меня, но это уже что-то. Чемодан еле-еле застегивается, и я облегченно выдыхаю. Надеваю на себя зеленый свитер с принтом леса, голубые джинсы и носки. Недовольно фыркаю, ощущая, как при приседе оголяется часть поясницы. Мне срочно нужно найти здесь любые штаны на высокой талии! Стараясь не наступить на осколки кружки и коричневого пятна под ним, а также попутно отодвигая ногой поломанный музыкальный инструмент, еле оттаскиваю чемодан к выходу и рядом ставлю цветок. Обувь находится в коридоре, поэтому, оценив масштаб, я направляюсь вроде как на кухню, где Амалия уже смотрит телевизор. Это что, Discovery? — Уже готова? — она пробегается по мне взглядом, отчего слегка передергивает. Стараюсь не обращать на это внимания и открываю первый попавшийся ящик. — Не могли бы вы мне помочь? Надо бы выкинуть всю еду, что есть в холодильнике и ящиках вот в этот мешок? Это было чисто мое предположения, все же люди явно не целенаправленно попали в аварию, а значит, им не к чему было избавляться от еды. Женщина кивает, и я облегченно выдыхаю, понимая, что работы все меньше. Я бы точно не успела. Выудив еще парочку пакетов, закидываю в них туфли, кроссовки и кеды. Боже, надеюсь, это хотя бы моего размера! — Не забудь про вещи личной гигиены и заодно перекрой воду, лишняя работа никому не нужна, — Амалия явно намекает на потоп. Агх, почему всего лишь час?! Уже не разбирая, кидаю все в пакет, что кажется нужным. Мельком смотрю в зеркало и хихикаю. Волосы растрепались настолько, что я похожа на домовенка Кузю. Быстренько провожу по ним расческой, и бросаю ее обратно в пакет. Так, воду перекрыла. Драгоценности! Буквально влетаю в комнату, скользя по линолеуму и чуть не задевая косяк, новых травм мне еще не хватало. Без разбора забрасываю шкатулку в пакет вместе с вещами для гигиены и выдыхаю. Я же ничего не могла упустить? — Кэтрин, ты закончила? — Амалия встает в проеме и с лёгкой грустью смотрит на меня, — Ничего не вспомнила? — Совсем ничего, — поджимаю губы и в последний раз оглядываю комнату. Обязательно вернусь сюда через пару месяцев и наведу порядок, если будет возможность, — Спасибо, что помогли мне с продуктами. Около порога вижу два огромных мешка с едой, ох, уж эта привычка американцев закупаться на несколько лет вперед. Конечно, можно было бы забрать её с собой, но боюсь, мистер Крюк убьет меня на месте. — Холодильник я не отключала, но все выложила, так что не беспокойся, — мы обуваемся, а после женщина помогает мне со всеми вещами. Запираю дверь и прислоняюсь к ней лбом буквально на несколько секунд, чтобы перевести дыхание. — Все хорошо? — Да, идемте, — хватаю чемодан и морщусь от того, что тот заваливается мне на ногу. Спокойно, ты со всем справишься, никаких слез. Мистер Крюк, над чьей фамилией я потешаюсь, встречает нас с недовольным лицом, которое заметно даже издалека. Какой противный мужчина. У него вообще есть жена? Или хотя бы девушка? Уверена, что нет. — Нам ехать три с половиной часа, поторапливайтесь, я не хочу весь день потратить на это, — я непроизвольно закатываю глаза, на что тот цокает языком. Ну, извините, Ваше Величество, за вашу же работу. В это время Амалия уже возвращается к нам, а я боковым зрением вижу, что к тем мешкам с едой аккуратно подбирается бомж. Усмехаюсь, хоть кому-то эта еда пригодится. Залезаю в машину, и спустя пять минут с ворчанием вечно недовольного мужчины мы трогаемся.