Не/Единое целое

      BMW класса люкс принадлежала автопарку корпорации Масуми-сан. «Менеджер по охране», не сумев скрыть ехидного оскала, открыл перед Хонбином дверцы, пообещав, что их сопроводят до самой входной двери холла, где выступал Ли Джехван. Хонбин, который прощался с фанатами, не посмел даже гримасу скорчить на любезное предложение, зато Эглите презрительно фыркнула, забираясь в машину. Едва тонированные стёкла поднялись, и шофёр отъехал от здания, она схватилась за руку айдола.              Хонбин на это только довольно улыбнулся. Его необходимость физического контакта с Эглите не напрягала абсолютно.              — Как раз успеем к началу мюзикла. И ещё успеем немножко Джехван-и отснять за кулисами перед и после. Засветимся для VIXX TV.       — С нетерпением хочу послушать, — задумчиво сказал девушка.       — VIXX TV? — удивился Хонбин.       — Да нет, мюзикл! Это, наверное, очень красиво…       — Ты никогда не была на мюзиклах?       — В опере пару раз, но маленькая, и тогда мне не понравилось. С тех пор отношение к музыке изменилось, классика мне нравится больше, вот и хотелось бы сравнить…              — Ну, мюзиклы не классика, хотя и Ли Джехвана с его ангельским голосом послушать стоит. Чёрт! — сквозь зубы прошипел Хонбин, читая сообщение в телефоне.              — Что?       — Он нас уже ждёт. И тут на подхвате один товарищ, которого мы все дружно не любим. Тоже айдол, только немножечко бывший. Вылетел из своей группы за плохое поведение и излишнюю агрессию.              — А конкретно вы его за что не любите?       — Распускал слухи, что мы сидим на гормонах. Джехвану больше всех от него досталось. Но поёт, сука, хорошо, вот его и таскают дублёром, авось пригодится. А он спит и видит, как бы подвинуть главных вокалистов и занять их место самому, это может обеспечить ему повторный взлёт в карьере.              — На каких?       — Что на каких?       — Ну, на каких гормонах вы сидите? Про какие он слухи распускал?              Хонбин изумлённо уставился на девушку.       — Они же разные бывают, — объяснила та в ответ на его взгляд. — Я к тому, что для чего они вам нужны были?       — Да не сидели мы на них… Чёрт, ты первая, кто вообще догадался задать этот вопрос. У нас обычно сразу подразумевается, что на тех, которые для геев.              Эглите озадаченно замолчала.       — А зачем вам сидеть на них, если они нужны только для перемены пола? Вы планировали стать женской группой?              Хонбин расхохотался.       — Понимаешь, мисс логика, слухи и очернение репутации работает не так. Раз есть слух, что мы сидим на гормонах — то мы геи. Так понятнее?              — Нет, — призналась Эглите, — есть же Гугл, в смысле Навер. Ваши поклонники туда не ходят?       — Поклонники — ходят, а вот хейтэры их намеренно игнорируют.              Эглите помолчала, задумчиво разглядывая в окно мелькающие улицы Токио.       — Почему компания так плохо вас защищает от таких дурацких нападок? Ну, то есть… — Эглите неожиданно смутилась и покраснела, будто её засекли в чём-то постыдном. — Я же читала, какие иски выдвигают другие лэйблы. В сторону некоторых тот же Диспатч даже пикнуть не смеет…              Хонбин на это только недовольно айшкнул.       — Наши тоже нас защищают в меру своих сил. Но Хван Сэ Джун, скажем так, излишне озабочен своей репутацией, и предпочитает бесконечно извиняться, спуская дело на тормозах, чем хоть раз дать отпор. Он не любит всех этих тяжб и скандалов. Он и тебя отчасти поэтому взял в компанию…              — В смысле? Ты ему пригрозил скандалом?       — Не то, чтобы пригрозил. Просто намекнул, что спать мне с кем-то надо, а иностранки в этом случае всяко надёжнее кореянок…              Эглите отвернулась к окну, не отпуская руку парня. Стойкое подозрение, что слухи о том, что она попала в компанию через постель, исходят из головного офиса, начало обретать более чёткие контуры. Но затем нить рассуждений скользнула куда-то в сторону и она с любопытством развернулась к Хонбину.              — Вы себе амис-амантис так и заводите?       — Ну… — он вроде как замялся, но решил не приукрашивать, — ты не кореянка, и не будешь выносить мне мозг, — продолжил он, покрепче сжимая её ладонь, словно предугадав, что Эглите на его слова точно попытается отобрать руку. Она так и сделала и гневно покосилась на плотно сцепленные пальцы.              — И директор только из-за этого согласился? — недовольно пыхтя, она потянула руку к себе. Хонбин чуточку поднапрягся, почти без усилий удерживая их ладони вместе. Парня вздумала побороть? Он разулыбался, глядя на её бесполезные попытки.              — Ну-у… Скажем так — у иностранок в этом плане огромное преимущество. Ты не представляешь, как нам выносят мозг свои… даже если ты подпишешь с ней миллион контрактов о неразглашении, сто тысяч раз объяснишь, что никаких обязательств и отношений — она тебя всё равно достанет так, что хоть вой. С вами… проще. Может, обидно прозвучит, но … большинство приезжает сюда просто потрахаться с корейцами. Многие, впечатлённые Халлю, хотели бы, конечно и замуж, и жить тут остаться, но вот в чём соль: доезжают до нас самые упорные, из них остаются самые стойкие и упрямые, которые могут выдержать наш образ жизни… И среди них в музыкальные лэйблы на работу попадают вообще единицы, и вот среди них легко найти тех, которые к тому времени отлично понимают, что к чему.              — И что к чему? — Эглите прекратила попытки вырвать руку, и уставилась на айдола.              Хонбин смотрел на неё так, будто собирался сообщить весьма неприятную новость.              — Айдол — личность на виду. Не просто так нас называют айдолами. Не то, чтобы на нас молились, но мы пример и образец для подражания остального общества. Лучшее, что есть в нации, и что мы можем показать окружающим. И чтобы айдол женился на иностранке…              — То есть, ты на мне не женишься? — перебила его Эглите. Её рот приоткрылся в гримаске ужаса, глаза широко распахнулись. Откровенное выражение страха и разочарования на лице было таким неподдельным, что Хонбин не только руку сжал, но и протянул вторую, чтобы хоть как-то утешить и загладить вину…              Но она не дотянула. Просто не дотянула, и расхохоталась, меняя выражение лица и наконец-то выдёргивая руку из пальцев изумлённого Хонбина.              — Блин, ты купился! — она выговорила это со стоном, смеясь так сильно, что слёзы выступили на глазах. Шофёр неодобрительно покосился в зеркало заднего вида. Очевидно, по его мнению, воспитанная девушка должна было только чуть-чуть хихикать, при это прикрывая рот ладошками и пряча лицо.              — А-а, Дхарма Р-ракша! Что смешного?       — Что ты на секунду допустил мысль о том, что я хочу за тебя замуж!       — Йа! Вот сейчас обидно было! Из меня будет отличный муж!              Шофёр поперхнулся.       Эглите с Хонбином покосились на переднее сиденье, разом прекратив веселье. То ли шофёр понимал русский, то ли у него в панель управления был встроен переводчик, посылая сигнал в наушник в ухе. Хонбин не удивился бы, если бы весь их разговор напрямую транслировался в кабинет Масуми-сан. Он поморщился, но не прервался — дальше японки все их приватные разговоры не уйдут, а в том, что её персонал первоклассно вышколен, он не сомневался.              — А вы сами не можете взять в руки дело по своей защите? — перевела тему Эглите, встряхивая головой, чтобы отвлечься от интересной темы о том, какой из Хонбина получится муж.              — Можем, и берём, но наши контракты довольно сложная штука, и не всегда наши интересы совпадают с интересами группы. Часть слухов вполне осознанно распространяется, ибо шумиха помогает народу узнать кто мы. Другое дело, что есть определённые риски, не прилетит ли после этого больше, чем мы заработаем…              — Санхёк говорил, что ты много об этом знаешь, — улыбнулась Эглите. — И что ты был бы отличным управляющим музыкального лейбла…       — Санхёк?              — Ну да… — Эглите с подозрением покосилась на морщинку на лбу айдола. — Я тоже так думаю. Ты быстро и легко разруливаешь опасные ситуации, не сомневаешься, быстро принимаешь решения, готов нести за них ответственность, и ещё хитрый, как чёрт…              Хонбин на поток внезапной лести не обратил внимания, так пристально уставившись на Эглите, что девушка смутилась и попыталась вытянуть руку, снова захваченную в плен, но айдол крепче сжал пальцы.              — Ты когда с ним так сдружиться успела, а?       — Ну… эээ… а что?       — Да он тебя живьём сожрать был готов до того, как мы ему всё рассказали! А сейчас, посмотрите-ка, просто лучшие подружки!              — Вообще-то он тебя защищал! И не один раз передо мной извинился! А у меня тут друзей особо и нет, а он как минимум заботливый, и ещё отлично меня понимает потому, что пошатался по заграницам и не заморачивается на эти ваши традиции!              — Змеи обычно такие заботливые — обнимаются крепко, перед тем, как проглотить!              — Он тебе что, не нравится? — Эглите дёрнула руку с такой силой, что Хонбин чуть на неё не свалился.       — Чего? Да я обожаю мелкого, мне не нравится, что…       — Что? Что какая-то часть моей жизни мимо тебя проходит? Ты ревнуешь, что ли?              Хонбин расхохотался и разжал пальцы. Девушка по инерции продолжала тянуть руку и с силой стукнулась локтем о дверцу машины.       — Блин!              — О да, тебя к Санхёку… Ревную… — Хонбин потёр глаза пальцами, стирая выступившие от хохота слёзы. — Ааайшчч… нет уж, ревность — это последнее, что мне пришло бы в голову. Скорее бесит, что ты развлекаешься с кем-то без меня, а уж если это ещё и мой одногруппник…              Эглите помолчала, потирая ушибленный локоть. Оба так увлеклись перепалкой, что окончательно перестали обращать внимание на шофёра, а тот будто нарочно решил протащить их по токийским пробкам, выслушивая увлекательный диалог.              — Так меня к Санхёку или Санхёка ко мне? Впрочем, меня к нему не стоит, ибо если слухи про вас и гейство правда, то первым под раздачу попадёт именно Санхёк, — шипя от боли, пробурчала Эглите. Злость из неё выливалась в пропорции три в одном: боль от ушиба, недовольство из-за разорванного физического контакта и странная и непонятная обида от того, что Хонбин её не ревнует.              — Санхёк? Гейство? — айдол сначала расфыркался, не зная, как справиться с удивлением, а потом всё же расхохотался в голос. — Ты бы только знала, что ты несёшь!       — Ничего тако…              — Да я тебя умоляю! Санхёк — точно последний из нас, кто будет геем!              Эглите надулась. Хонбин отхохотался, аккуратно стирая слёзы, чтобы не испортить макияж, и кое-как сумел произнести:       — Слушай, я помню, ты мне говорила, что твоя чуйка на нетрадиционную ориентацию ещё как работает, но с мелким она у тебя дала маху.              — Как будто ты к нему под одеяло заглядываешь? — окрысилась Эглите.              Хонбин пожал плечами, и следующие его слова были произнесены холодным безапелляционным тоном:       — Так получилось, что нам всем пришлось одно время под одним одеялом жить. И да, я точно знаю, что там происходит у остальных. Как и они — у меня. И поверь — я больший гей, чем Хёк-ки. А ты ошиблась.              — А может, просто он тебя так сильно любит, что решил быть поближе ко мне, раз уж ты иногда тоже во мне сидишь? — не удержалась Эглите от ехидной шпильки.              На это замечание шофёр оглянулся уже откровенно и с непониманием.              Стояли в пробке они намертво. Оба, едва просекли, что их подслушивают, мало того, что каждые три слова произносили на другом языке, так ещё и употребляли множество сленговых словечек. Масуми-сан, разумеется, расшифрует запись, но они понадеялись, что хоть шофёр слушать не будет. Кажется, они дали маху — или Масуми-сан подготовилась лучше, чем они ожидали от японки, и этот товарищ, который крутил баранку, кроме английского, родного японского, корейского и китайского, знал ещё и пару малоизвестных прибалтийских языков, причём настолько свободно, что понимал, о чём они говорят.              — Мы в мюзик-холл попадём сегодня или нет? — нетерпеливо спросил Хонбин у шофёра и тот, свернув на боковую улочку, мигом довёз их до нужного адреса. Айдол был этому только рад — чёртов Токио внезапно за одну поездку вскрыл столько тем, которые он не хотел обсуждать, что хоть беги из машины.              — Ну всё, готовься, — пробурчал парень, снова примеряя на себя облик айдола. Небольшая толпа уже стояла перед парадной дверью холла, и там вполне могли оказаться Старлайты. — И учти, если я к кому и буду тебя ревновать, то это к Джехван-и!              Хонбин вышел первый, и медленно двинулся к входу сквозь толпу заранее приглашённых фанаток. Эглите, натянув маску и кепку, юркнула к служебному входу.              Но едва девушка толкнула дверь, когда у неё из-под руки вывернулся привлекательный парень без маски, но в кепке, невежливо рявкнул что-то вроде «побыстрее можно!», оглянулся на возглас фанатки на улице и развернул на неё стаканчик с кофе.              Эглите застыла. Нахал даже не удосужился извиниться и скрылся в глубине холла. Пятно получилось эпичным, мгновенно расползлось по белой майке и даже зацепило пояс джинс. Эглите припечатала спину нахала хорошим русским матом, но он всё равно не обернулся. Зато к девушке подбежала сотрудница мюзикла, охая и причитая. Собрав в кучу свой японский, Эглите самостоятельно попросила довести её до места, где можно либо застирать, либо поменять одежду.              Это было смешно, но во всём здании единственной майкой с ней согласилась поделиться лишь одна девушка из стаффа. Облегающая бордовая материя странно сочеталась с белыми шлейками бюстгальтера. Эглите вздохнула и сняла их совсем, благо такая функция была предусмотрена в этой модели. С учётом миниатюрности японки, которая поделилась нетипичной для Азии одеждой без рукавов и с открытыми плечами, смотрелась девушка в этом донельзя развратно. Подумав, что её знакомство с Ли Джехваном начнётся с выпрашивания лишней кофты или шарфа, которым ей очень хотелось прикрыться, она двинулась на поиски его гримёрной.              Услышав за одной из приоткрытых дверей высокий знакомый голос, который она уже не раз слышала в клипах группы, девушка зашла туда. В гримёрке стафф суетился над костюмами и макияжем актёров, а к Джехвану, которого она опознала по нынешней блондинистой шевелюре, как раз подошёл нахал, обливший её кофе.              — Йа, блондинчик, как-то низковато тянешь. С гормонов слез?       — Пошёл ты, — сквозь зубы прошипел ему Джехван. Нахал едва скользнул взглядом по зашедшей Эглите, и снова прилип глазами к предмету издевательств.              — О, да ты прям мужиком становишься на глазах, раз меня послать не боишься! Чего, лидера под боком нету и тебя иметь некому?              Эглите, разобравшись в ситуации, заметила крепко стиснутую челюсть Ли Джехвана и змеёй скользнула к нему. Ввинтилась подмышку, приобняла за талию, и снизу вверх с яркой улыбкой посмотрела в глаза немного прибалдевшего от эдакого финта вокалиста.              — Привет, — мягко поздоровалась она, прижимаясь к его боку. Взгляд Джехвана немедленно соскользнул на офигенный вид в низком вырезе облегающей майки, да так там и остался. А Эглите обратилась к нахалу максимально нелюбезным тоном. — Ты, придурок, хоть бы так не палился перед камерами.              — Чего? Ты чё несёшь? Ты кто вообще?       — Я говорю, не пались так с ориентацией перед камерами, наверняка же кто-то из стаффа снимает, да и VIXX TV тут, — сквозь зубы прошипела ему Эглите, состроив на лице гримасу «я ж из лучших побуждений!»              Нахал торопливо огляделся и облизнул губы.              — Что ты мелешь, паршивка мелкая? Это твой дружок палится со своими гейскими замашками, он же только со всеми подряд тискается по углам, на пару со своим лидером…              Эглите рассмеялась. Когда она хотела (а сейчас она именно что хотела!), смех её звучал, как перезвон колокольчиков.              — Чувак, ты дебил вообще? Геев вычисляют не по тому, как они относятся к своему полу, а к противоположному.              — Чего-о-о? — не видя связи, спросил парень.              — Да того-о-о! Ли Джехван мне в декольте как заглянул, так глаза там и оставил. — Джехван на это вздрогнул и поспешно отвёл взгляд на потолок. Хватило его, правда, секунды на три, а затем снова взгляд неведомым образом оказался у Эглите в декольте. — У меня из него только что соски не торчат, а ты туда даже не взглянул. Зато на его пах пялишься, будто тебе там мёдом намазано. Поэтому, повторяю — не пались так, идиот!              Нахал нервно сглотнул, пару раз закрыл-открыл рот на манер вытащенной на берег рыбы, и ретировался на третьей скорости.              Обнявшаяся парочка потупила вслед. Эглите попыталась отодвинуться, одновременно к вокалисту поворачиваясь, но Джехван только посильнее прижал к себе, разглядывая с весёлым любопытством.              — Привет. Я Эглите.       — Привет, я Кен, — улыбнулся как солнышко парень, очевидно про себя решив, что тут уже вообще не до привычных корейских церемоний.              Эглите хихикнула в ладошку, с раскаянием подумав, что опять забыла нормально поздороваться. Наверняка от Хонбина опять влетит!              — Ты не знал, что он гей?       — Даже не догадывался. Он меня нервирует настолько, что я в его присутствии даже думать не могу, только считаю про себя, чтобы не наброситься с кулаками. Все гастроли, считай, испортил… Эглите? Ты…              — Она моя, а ты опять руки распускаешь, — тихо прорычали сзади, и талия Эглите перешла в пользование Хонбина, тоже, наконец, добравшегося до гримёрки. — Привет, хён!              Вот что девушку искренне удивляло в корейском, так это как их мягкое «хён» можно умудряться рычать.       Джехван, правда, на рык Хонбина только счастливо расхохотался.              — Ай, Хонбин-ши, она у тебя такая прелесть! Здравствуйте, меня зовут Ли Джехван, приятно познакомиться, а как ты можешь обо мне заботиться, я уже понял!              — Здрасте… — пискнула Эглите, ибо Хонбин ей талию сдавил, выбив весь воздух.       — Ты научишься когда-нибудь нормально здороваться или нет? — недовольно пробурчал он за её спиной.              Хонбин положил голову ей на плечо, и его лицо просто перекосилось от злости и желания разом. Вырез на майке действительно был зачётный, а если принять во внимание то, как его к ней тянуло в последнее время, то и вовсе умопомрачительный. Джехван от него не отставал, отвести взгляд от пышного по-европейски декольте сил просто не было никаких. Хонбин взгляд перехватил, цокнул недовольно языком и сдёрнул с себя яркий пиджак.              — Кстати, у нас давно объявили йа-йа тайм? — поинтересовался Джехван. Он определённо был не слегка повёрнутым на формальностях Тэгуном, их соблюдения не требовал, и девушке это сразу понравилось. Это стало в Корее для неё чем-то вроде определителя, как общаться с человеком, чтобы потом безболезненно встроить его в свою собственную жизненную систему. В отличие от Тэгуна, который требовал, чтобы в удобную и привычную ему систему встраивалась она.              — Теперь навечно, — вздохнул Хонбин и осторожно прижал девушку к себе. Эглите молчала и не сопротивлялась как обычно, стараясь выбраться из его объятий. Не при Джехване. Его и так ждал шок завтра или сегодня вечером — в зависимости от того, когда они решатся всё рассказать. Джехван же только по-доброму улыбнулся, хлопнул тонсэна по плечу и ушёл в сторону выходов на сцену.              Стоимость билетов на мюзикл была запредельной, и при этом раскупаемость была бешеной, так что Хонбин прошептал на ухо, что она должна быть благодарна, что они хотя бы так смогли его посмотреть, из-за кулис. Эглите и была благодарна. Её тревожило весь мюзикл только одна неотвязная мысль — постоянная необходимость в Хонбине. Это ощущение, которое давило на неё с Австралии, было странным, но не неприятным. Ей казалось, что в одной комнате с ним дышится легче, а когда он её касается — даже если всего лишь берёт за руку, — всё становится возможным, дурные мысли и плохое настроение выметаются как метлой. Странно, но она не хотела с этим смиряться. Это было так не похоже на то, что она чувствовала по отношению к Мартину: в этом не было ни полёта, ни сумасшествия, ни желания чего-то большего. Всего лишь острая, как край разбитого зеркала, сосущая, как голод необходимость находиться рядом. Зато, может быть, это и есть по-настоящему? Но ей почему-то так не казалось…              Мысль о том, чтобы признаться Мартину в любви, вызывала стыд, дискомфорт, желание уткнуться головой в подушку, немного побить ногами по матрасу и повизжать. При попытке представить, каково это будет с Хонбином, у неё даже не ёкало нигде — это казалось настолько простым и естественным, как дыхание. Эглите пыталась представить, что будет, если он всё-таки скажет «нет» на её признание — при всей их ненормальной связи, при том, что он её хочет. Но даже мысленно его отказ не казался чем-то страшным. Нормальным. «Нет» так «нет». Ну не любит и не любит. Но если выдуманный отказ не вызывает отторжения, или согласие не вызывает бури эмоций — что же будет в реальности? И любовь ли это вообще?              — Еда! — прошипел ей на ухо Хонбин, хватая за руку и утаскивая прочь от сцены, едва прозвучали финальные аккорды. Девушка даже пискнуть не успела, как он уже вёл её к выходу, попутно откуда-то вытаскивая для неё толстовку и кепку. Она даже возмутиться не успела, что он ей не дал поблагодарить Джехвана — пел он действительно так, что у неё кожа превращалась в сплошной затянутый мурашками каркас. — Я не рассчитывал, что нас у Масуми-сан накормят, но и не думал, что мы с ней «репетировать» так долго будем, что еле успеем к началу мюзикла.              — Эй, нас же вроде пригласили на афтепати!       — Именно! И когда мы туда придём, ты точно поймёшь, почему я утащил тебя кушать, пока они там разбираются с поклонниками и всеми этими делами после завершения мюзикла. Японцы те ещё затейники!              Фразы про затейников Эглите в течение всей афтепати повторяла не раз. И была безумно благодарна Хонбину, что тот настоял на обеде после мюзикла. Ниотамори там были в качестве нормальной сервировки стола, а перекусить иначе можно было только из шоколадного фонтана, в который гости вечеринки пихали всё, что угодно — от пальцев, вафель и фруктов на палочке до окурков. Хонбин вообще всю вечеринку изображал дракона, пихнув девушку в угол, и старательно не позволял никому с ней знакомиться. А лезли к ней все — европейка с длиннющей пшеничной косой могла бы стать хитом вечера, если бы айдол не прятал её за спиной.              Вечеринка с японскими церемониями вначале буквально через час начала превращаться в нечто бесконтрольное. Слава богам, про то, что корейским айдолам палиться нельзя, знали все, а то, что те ещё и менеджера с камерой притащили, исключало совсем уж разнузданное поведение в радиусе пары метров от VIXX. По тем же причинам им позволили уйти раньше. Они смылись, изрядно подвыпив, ибо японский «на посошок» был чем-то вроде выходного аттракциона, и единственной, кому удалось выйти из него без ощутимых последствий, была Эглите.              Из минусов разгульной афтепати оказалось то, что поговорить с Кеном им не удалось. Все трое, изрядно навеселе, просто доползли до его огромного номера и упали на кровать — благо, там можно было полк солдат свободно расквартировать.              

*****

      Проснулась Эглите от жары. Хонбин плотно прижимал её к себе, а в спину упиралась, кажется, задница Кена — кровать оказалась не такой уже и хорошей, и все трое за ночь скатились к центру матраса.              Эглите пришлось признать — за те пару часов, что она спала на плече неугомонного айдола, она выспалась лучше, чем за пару предыдущих ночей. Раннее утро раскрасило комнату розовым и оранжевым. Хонбин руки с талии за ночь так и не убрал, и сейчас мирно спал, бесшумно обдавая дыханием её скулу. Он был так близко, и это казалось чем-то удивительным. Лицо, которое иногда принадлежало ей, с ракурса «оно-чужое» было нереально красивым, а сейчас ещё по-детски мягким и расслабленным, без заострившихся жёстких саркастичных черт.       Девушка бесшумно и очень осторожно выбралась из-под его руки.              Ей было хуже, чем вчера, хотя пила она вроде немного. Хонбин умудрялся быть трёхглавым драконом: отгонял от неё назойливых японцев, ей особо не давал куролесить, и пил при этом сам. Джехван опьянел быстро, и собственно, именно его состоянием они оправдались, свалив с афтепати. Зато в такси Хонбина развезло, и Джехван уверял, что это нормально, просто он такой чертовски хороший актёр, что, будучи в стельку пьяным, умудряется отлично играть трезвого. Эглите кое-как дотащила их до номера, по итогу оказавшись самой трезвой. И хотя выспалась она отлично, голова всё равно побаливала, будто эта парочка пьянчуг надышала на неё как следует с двух сторон.              Но едва девушка привела себя в порядок, и наклонилась над раковиной, чтобы ополоснуть напоследок лицо, как её повело, а голова сильно закружилась…              … будто её толкнуло в воронку тоннеля…              И очнулась она на кровати, широко раскрыв глаза и глядя в потолок. Рядом кто-то шевелился, и она, кое-как повернув голову, обнаружила, что снова рядом с ней мирно похрапывает Джехван.              Голова, на удивление, не болела, только иногда неприятно простреливало виски. Зато внизу живота отчётливо чувствовалось уже знакомое неприятное напряжение.       — Да йоп твою мать! — не сдержала Эглите-в-теле-Хонбина хриплый недовольный возглас.              Джехван рядом пошевелился, и она поспешно сжала губы. Только не хватало его разбудить, пока они оба не в себе. Хотя, может, оно и к лучшему?              — А знаешь, мне вообще такое нравится, — заявил Хонбин-в-её-теле, выползая из ванной и хватаясь за косяк. — Я как бы всегда просыпаюсь уже красивый, а тут ещё и чистый-умытый.              — Да йопаный краб, ну я же только что там была! — простонала расстроено Эглите, подразумевая ванную. Хватаясь за лоб ладонью и кое-как, раздвинув ноги — так было легче, — она начала сползать с кровати. — Меняемся обратно?              — Нет! — возразил Хонбин-в-теле-девушки и поспешно отошёл к окну, подальше от собственного тела. — Лучше разбудим Джехвана, и всё ему объясним! Отличная возможность, кстати…       — И не по графику опять! — недовольно пробурчала под нос Эглите-в-теле-Хонбина.       — Ты куда? Не смей лезть опять под ледяную воду!       — Какого хера у тебя вечный стояк?       — Может потому, что кое-кто всю ночь так сладко на мне спал и как следует об меня обтирался?       — Так это я виновата?       — А с хули я, если я просто хочу трахаться, а мне не с кем!       — А до меня ты как спасался?       — Ты в курсе, что на музлейблы работают целые компании с девушками по вызову?       — Какого хера ты не пользуешься их услугами сейчас?!       — Не хочу на самом пике оказаться выкинутым из собственной бошки!              То, что они в разгаре спора придвинулись друг к другу, проворонили оба. И очнулись только когда схватили машинально друг друга за руки.              — Да блять! — синхронно воскликнули они. Обмен не состоялся — оба так и остались не в своих телах, и тупо уставились на переплетённые руки.       — Может, оно и к лучшему — хоть с Ли Джехваном разберёмся? — предположил Хонбин-в-теле-Эглите.              — А вы уже этого… того? — раздался голос самого Ли Джехвана из центра огромной кровати.              Застуканная врасплох парочка медленно повернула головы, будто их не мембер окликнул, а главный психиатр страны с толпой репортёров за плечами. Ли Джехван сидел по-турецки и с азартным любопытством рассматривал обоих. Похмелья у него не было ни в одном глазу.              — Чего того? — агрессивно на автопилоте спросил Хонбин-в-теле-Эглите, до последнего верный принципу «даже если пойман — зови адвоката, но не признавайся».              — Поменялись? — Джехван странным образом помахал рукой между ними.       — Куда поменялись? — подхватила игру Хонбина Эглите-в-его-теле.              Джехван хмыкнул и склонил голову набок.              — Ой да, ладно, вы серьёзно? Тэгун вас слил на следующий же день. У него так язык горел рассказать новость, что он едва дождался, пока у меня тут очередной мюзикл кончится, и потом перезванивал мне весь вечер. — Он съехал к краю кровати, спустил ноги на пол, и так и продолжал их рассматривать снизу вверх, вертел головой и переводил взгляд с одного на другого. — Я вчера весь день пытался понять, кто из вас где, но вчера же вроде всё было нормально?              Хонбин и Эглите переглянулись. Чего они не ожидали, так это того, что им НЕ придётся ничего рассказывать-объяснять. Впрочем, Хонбин-в-теле-Эглите вдруг разулыбался. Джехван был одним из тех чудесных людей-оптимистов, что безоговорочно верят в чудеса, ждут их на каждом шагу и своей невероятной верой в то, что мир прекрасен, заряжают остальных.              Ну а Тэгун… Что ещё можно было ожидать от супер-сплетника всея VIXX? Хорошо ещё, что он проболтался только Джехвану, раз уж новость так жгла язык.              Или не только?              — А Ча Хакён? — с ужасом спросил Хонбин-в-теле-Эглите, поворачиваясь к Джехвану. — Он ему тоже рассказал?              Джехван уставился на него с таким любопытством, что Хонбин-в-теле-девушки, кажется, даже смутился. Джехван встал и медленно обошёл вокруг него, то и дело косясь на Эглите-в-теле-Хонбина.              — Первое, что он мне ляпнул перед тем, как пуститься в подробный рассказ — что лидеру ни слова, а в этом случае, сам знаешь, он будет молчать. А кого из вас можно пальцем хоть потыкать, чтобы не обидеть, а? А то прям ну не знаю, песец какой-то?..              Эглите с Хонбином переглянулись. А затем Эглите-в-теле-Хонбина осторожно взяла Джехвана за руку.              — Ты хоть представляешь, сколько у меня вопросов? — спросил Джехван. Он осторожно повернул её руку в своей ладони, в рассветных лучах, будто надеялся, что она из мужской ладони вот-вот превратится в женскую. Его взгляд на слове «вопросов» невольно скользнул к паху, и Эглите тут же досадливо отдёрнула руку.              — Ну почему всех сразу именно эта часть обмена интересует, а? — она раздражённо отошла, а Хонбин-в-её-теле и Джехван синхронно и одинаково смущённо не смогли сдержать смешков. — И ничего смешного! — огрызнулась она.              — Вот прямо сейчас у меня от ваших… наших выхлопов башка начала трещать, — пожаловался Хонбин-в-её-теле и направился к окну, раскрывая створки и впуская свежий воздух. — Слушай, я, честно говоря, рад, что нам не надо ничего объяснять, правда. Но я и не сомневался, что ты сразу нам поверишь, бро. Даже если где-то и было сомнение — не переживай, оно испарится. Остальные сначала тоже не очень верили, убедились уже потом, когда нас накрывало…              — Вы не будете меняться обратно, что ли?              — Мы пока не можем. У нас обмены строго по графику обычно, но иногда график сбивается, как сегодня, и в такие дни вернуться назад… не всегда было легко. — Хонбин-в-теле-Эглите обнял собственное тело за плечи, касаясь ладонями обнажённых локтей. Поморщился, пожал плечами и отошёл.              — Не получилось, — пояснила Эглите-в-теле-Хонбина на любопытный взгляд Джехвана. — Но знаешь, всё равно спецэффектов никаких не было бы, так что это может случиться в любой момент, и ты не заметишь…              — Ладно, — кивнул Джехван. Кажется, он разрывался между желанием дотопать до ванной, спрятав пока все неприличные вопросы, которые так и вертелись на языке. — Но у меня только один вопрос. А вы как назад полетите? У нас самолёт через три часа.              

*****

      Трещал Джехван без умолку. Но, кажется, только благодаря этому Эглите-в-теле-Хонбина и удалось пройти по аэропорту сквозь толпу провожающих Старлайтов. Насмотревшись фан-камов с аэропортными ужасами, её трясло в теле Хонбина не переставая. Но Джехван бубнил рядом — про погоду, о том, как жаль расставаться с Японией, как соскучился по Корее, о будущем концерте, и о том, что снова в самолёте будет странная еда, — и вот они уже идут мимо двух шеренг кричащих девушек, которые сдерживают друг друга, и оказываются перед стойкой регистрации. Не зря всё-таки Старлайты — самый вежливый и уважающий своих звёзд фэндом.              — Ну всё уже, всё, — успокаивающе похлопал Джехван по плечу, едва они оказались в зоне ожидания. — Ты чего так дёргаешься?              — Потому что фанаты очень глазастые, и Хонбин не раз говорил, что если нас кто и расколет, то это именно они. Или хейтэры. Типа, они видят множество мелких деталей, на которые близкое окружение не обращает внимания…              — Так-то оно так, но вряд ли хоть кому-то из них придёт в голову идея про… кстати, вы как этот ваш чейндж обзываете? И для этого надо ещё и тебя хорошо знать… Ну вот в смысле — тебе бы пришло в голову заподозрить человека, что это не он, просто потому, что он странно себя ведёт? Скорее — обдолбался, напился, но не то, что в его теле сидит другой чувак… или чувиха!              Эглите-в-теле-Хонбина только вздохнула. Нервы по поводу аэропортной дорожки закончились, зато начались по поводу предстоящего перелёта, да ещё и не в своём теле. Она угрюмо подумала, что истреплет обе нервные системы до Сеула, и свою, и Хонбина. Тот единственный перелёт из Сеула до Европы, который она совершила в самом начале в мужском теле, сейчас был словно в тумане. Она тогда была озабочена тем, как поведёт себя мужское тело вообще: все эти новые ощущения, странные всплески настроения, мысли, непривычные ощущения от всех органов чувств, которые то появлялись, то исчезали в зависимости от того, на чём концентрировалась девушка — ей хватало забот и без перелёта. А сейчас пугал именно сам перелёт, пока тело будто делало всё на автопилоте: таскало багаж, ело, пило, слушало или делало вид, что слушает Джехван-и, ходило в туалет и иногда натыкалось в общей зоне ожидания на собственное тело, которое под руководством Хонбина очень неплохо проводило время в компании менеджеров. Что он умел делать — так это располагать к себе, и Эглите поняла, что за этот перелёт она точно сдружится с менеджерами, что добавит плюсиков к её социальному статусу в компании.              — Ты как? — спросил Джехван уже в который раз, занимая место между Эглите-в-теле-Хонбина и проходом. Будь её воля, она бы в жизни не уселась у окна — и так страшно, ещё не хватало видеть тысячи километров пустоты под собой. Но и правила авиакомпании, и их собственной были на этот счёт очень строги — сидеть только на зарегистрированных местах.              — Не знаю, — зубы непроизвольно стукнули друг о друга. Эглите и сама не знала, чего её так трясёт в этот раз. Телу Хонбина перелёт вроде был нипочём, так какого чёрта она боится? Неприятных ощущений на высоте быть не должно, они все достанутся её телу и сидящему в нём Хонбину. Но трясло её так, будто кошмар перелёта должен был весь достаться ей.              — Ты же помнишь, что авиаперелёты по статистике признаны самыми безопасными среди всех остальных видов транспорта? — спросил Джехван и попытался проверить, как застёгнут пояс безопасности. Эглите-в-теле-Хонбина мягко отвела его руки. Джехван грозно насупился и чуть ли не силой схватил ладонь двумя руками.              — Какого чёрта ты меня шугаешься весь день, будто я проклятый или грязный? — спросил он.              Девушка беспомощно уставилась на их сплетённые руки. Из всех её попыток объяснить тактильным корейцам про иной культурный код её понимали только Хонбин, Паппи, которая долго училась в Европе и была из смешанной семьи, и немного Санхёк, в силу молодости и понимания людей вообще.              — У нас табу на прикосновения со своим полом, в отличие от вас, — несчастным шёпотом прошипела она.              — Ты сейчас не в себе — раз, и у вас за прикосновения с противоположным полом — судебные иски за домогательства — два, — усмехнулся Джехван, так и не отпуская её руку. — С кем вы вообще обнимаетесь?       — С кошками!       — Ну считай, что я кот, хотя обычно за кота у нас Тэгуни-хён…              — Джехван-ши! — прошипела девушка. Она не стала отнимать руку, но и вокалист и сам должен был почувствовать, как сильно сжалась ладонь в его руках. Вдобавок ко всему самолёт тронулся от места, выруливая на взлётную полосу. Тело Хонбина прошибло холодным потом. — Эти прикосновения напрягают меня ещё больше, а не поддерживают — вот в чём суть!              Джехван недоверчиво вздёрнул брови, но угомонился — убрал руки и откинулся на сиденье.              — Ты бледный, причём не в самом хорошем смысле, — заметил он. — Достать пакетик?              — Почему люди не летают на дирижаблях? — риторически спросила девушка, мученически закатывая глаза. Чем быстрее двигался самолёт, тем сильнее тело трясло. Она пыталась успокоить себя, мысленно повторяя, что физические неприятные ощущения в этот раз достанутся Хонбину в другой части самолёта, но невесть откуда взявшийся острый приступ страха не отступал, накрывая всё больше.              — Потому что после катастрофы с «Гинденбургом» дирижабли были признаны самым опасным видом транспорта, — довольным тоном ответил Джехван. За бортом самолёта взвизгнули моторы в такт удивлению Эглите, поражённой тем, откуда Джехван знает про «Гинденбург», а затем их вдавила в сиденья перегрузка. — Так что с пакетиком?              — Я ничего не ела… ел!..       — А вот Хонбин не стеснялся, — снизив голос, заметил Джехван.              Сразу после этих слов у Эглите желудок поднялся к горлу. Она припомнила, как Хонбин-в-её-теле всё утро что-то наворачивал и жевал, несмотря на все уговоры. Ей самой кусок в горло не лез, а он уплетал за двоих, уверяя, что она мигом потом сгонит калории от лишнего пирожка на хоряге. Зато сейчас почему-то тяжесть в желудке и рвотные позывы чувствовало именно тело Хонбина.                     Эглите-в-теле-Хонбина вцепилась в ручки сиденья. Хорошо, что лицо можно было спрятать — маска и бейсболка, которых она пока не снимала, хоть как-то скрывали от сопровождающих — двух телохранителей, которые тоже летели бизнес-классом. Хонбин-в-теле-Эглите и два менеджера сидели в обычном экономе. В отличие от своего тела, чисто физических неприятных ощущений тело Хонбина не испытывало на самом деле. Но волна паники накатывала уже девятым валом, а следом присоединился и весь букет: рвотные позывы, ком в горле, ломающая виски головная боль, и страх, жуткий, с которым Эглите никак не могла справиться. Она тонула в этих ощущениях, и то, что она в чужом теле, никак не помогало против панической атаки.              На периферии зрения, в иллюминаторе, земля ушла вниз. Эглите поспешно увела взгляд в бежевую спинку сиденья перед собой, начала мысленно тупо считать про себя, чтобы хоть как-то заглушить чёрную воронку паники. Но вместо раз-два-три мысли заполнились молитвой, простой и понятной, наполненной лютым первобытным страхом и отчаянием.              «Я хочу домой…»       «Я хочу домой!..»       «Я ХОЧУ ДОМОЙ!!!»              Бежевый цвет перед глазами померк, словно его туманом накрыли с краёв и стянули к центру. Головная боль достигла пика — Эглите показалось, что череп разломили напополам и в густую кашу мозга вонзили скрюченные когти. Горло сжало спазмом, не позволяя лёгким сделать вдох, а все кости в теле заломило так, будто их выворачивали из суставов.              Ей показалось, что это и есть смерть — тот миг перехода в небытие, который ждёт всех и каждого. Рано или поздно. Так или иначе. Не осталось ни мыслей, ни чувств, лишь невнятная мольба о том, чтобы всё скорее кончилось…              И всё правда кончилось.              Эглите сидела, мокрая хоть выжимай, с тремором каждой мышцы, слабо цепляясь тонкими пальцами за ручки сидений, и невидящим взглядом рассматривала серую спинку сиденья перед собой.              Серую?..              — Агаши, с вами всё в порядке?              Она кое-как повернула голову. Та отозвалась слабой болью — привычной ноющей болью, с заложенными от давления на высоте ушами.              Но вместо Джехвана с соседнего сиденья на неё с огромным участием смотрел менеджер VIXX. Эглите сморгнула, пытаясь понять, какого чёрта происходит, и с трудом осознавая, что она не в бизнес-классе в удобном кресле, а в экономе.              Впервые за всё это время они поменялись обратно без касаний.              — Пиздец!.. — несмотря на то, что мат был произнесён еле слышно, Джехван всё равно уставился на младшего с грозным недоумением. И чуть было не ляпнул про «не смей ругаться матом — ты же девочка!», но почему-то прикусил язык.              Хонбин с недоумением рассматривал собственные ладони, иногда бросая настороженные взгляды по сторонам. Он, конечно, помнил, как хреново приходилось телу Эглите на высоте, и при разгоне уже не раз пожалел о том, что из еды стрескал утром всё, что не было приколочено. Но внезапно к этому ощущению добавилась невесть откуда взявшаяся паническая атака, которая накрыла черепушку с такой силой, что он сломал два ногтя на левой руке, вцепившись в ручки сиденья и молясь о том, чтобы всё это скорее закончилось.              Это и закончилось, и он сидел в собственном теле, хотя до Эглите и привычного касания, возвращающего их обратно, были метры и метры по ковру салону, и перегородка между бизнес-классом и экономом.              Буддхам саранам гаччами!              — Ты как?       Хонбин повернул голову. На него беспокойным, непонимающим взглядом смотрел Джехван.       — Хён…              — Хён?.. — уточнил Джехван, моргая слишком часто, и выдавая то, что он окончательно запутался в происходящем.       — Мы… Мы кажется, поменялись…       — В смысле «кажется»? Ты кто?              Хонбин потряс головой. Охлопал себя руками, посмотрелся в окно, снимая с себя маску и бейсболку. Это точно был он: немного растрёпанный, всё ещё слегка бледный, и мокрый, будто пару минут назад как следует вспотел. Слабое отражение показало брюнета с карими глазами и короткой стрижкой, а никак не миловидную блондинку-европейку с длиннющей косой.              — Я это, я, в смысле, Хонбин, — с трудом подтвердил он. Судя по тому, как взгляд Джехвана изменился с недоумевающего на грозный и нетерпеливый, ему точно в ближайшую минуту прилетело бы леща за то, что тянет с ответом. — Это дичь какая-то, но мы поменялись обратно!              — И что в этом такого?       — Мы никогда раньше не менялись без прикосновения друг к другу! Всегда был физический контакт!       — Ты уверен? А если вы спали?              Хонбин на минуточку впал в ступор.       А правда? Откуда они знают, что происходит между ними, когда оба спят? Странные сны были регулярно у обоих, но они связывали их скорее с общей дикой ситуацией с обменом, но никак не с тем, что они по ночам скачут из тела в тело бесконтрольно.              — Авидья!.. — он откинулся на спинку. Чувствовал он себя отлично, только слегка голодным — все неприятные ощущения остались в теле Эглите.              — Как себя чувствуешь?       — Да мне-то что, я окей…              — А ей было не окей, её трясло, как будто я к ней шокер подключил, — просветил его Джехван.              Хонбин недоумевающе посмотрел на него.              — А ей-то чего? Я же летать не боюсь?!       — Ты меня спрашиваешь?              Хонбин молча откинул голову на спинку. Могло ли случиться так, что отвращение и страх Эглите перед полётами и на его нервную систему повиляли? Он прислушался к себе. Кроме голода, где-то на подкорке оставался неясный след пережитого ужаса, еле уловимая слабость, которую он поначалу списал на тот же голод. А могло ли случиться так, что страх Эглите был силён настолько, что их швырнуло обратно в собственные тела?              А как там сейчас тогда она? Со всей этой слабостью и жутким страхом перед высотой?              Хонбин начал поспешно расстёгивать пояс безопасности, хотя запрет ещё висел жёлтой напоминалкой прямо над их головами. Джехван, увидев, что творит младший, резко перехватил его руки.              — Ты что?       — Мне надо к ней!       — Сидеть! Вот заработаем на личный самолёт, хоть на голове там будешь стоять во время взлёта, а сейчас нельзя!              На их перепалку оглянулся телохранитель. Оба мембера, как по команде, одарили его такими широкими улыбками, будто на сцену концертного зала вышли. Тот покачал головой, попытался через проход вычислить, что там парочка шебутных айдолов задумала, но те под его строгим взглядом смирно сели, помахав ему ладошками.              Хонбин вскочил с кресла, едва погасли предупреждающие сигналы, и ринулся в другую часть самолёта. Нетерпеливо отодвинул занавеску между бизнес– и эконом-классами. Народ сразу после взлёта ещё не слишком стремился в туалет, и Эглите была единственной, кто целеустремлённо брёл в его сторону.              — Господин, но у вас есть своя туалетная комната, и она намного комфортабельнее, — стюардесса попыталась вернуть высокого красивого корейца — это было видно даже под маской, — в его родной бизнес-класс.              Тот только отмахнулся, не сводя пристального горящего взгляда с шатающейся фигуры.              — Меня и этот вполне устроит, — почти на грани грубого тона заявил он, подхватывая под локотки высокую блондинку-европейку, бледную до зелени и с глазами на мокром месте.              — Но… — попыталась снова возразить стюардесса, но её довольно невежливо отпихнули, и парочка скрылась в туалете.              В крохотной кабинке вдвоём можно было только стоять впритык, но Эглите сразу упала на колени перед унитазом, и её начало рвать. Хонбин кое-как уместился над ней, гладя по спине и убирая волосы. Он беспрерывно шептал «прости», кляня себя на все корки за несдержанность и покаянно думал, что неприятная пытка свалилась на бедную девушку в обоих телах.              — Легче? — очень виноватым тоном спросил он, когда девушка опустошила желудок.              Та поморщилась в ответ, кое-как заняв место у раковины. Эглите бросила на него взгляд через большое зеркало. Оно было слишком огромным для маленькой туалетной кабинки — жалкая попытка хоть визуально увеличить маленькое пространство.              — Просила же не есть, — безнадёжно несчастным тоном ответила она, ткнула ладони в воду. — А ты, как всегда, всё делаешь по-своему, — она снова склонилась к холодной воде.              — Ты не представляешь, о чём просишь, — пробурчал Хонбин, снова придерживая её волосы, и обнимая за талию второй рукой. Иначе как совсем близко друг к другу тут находиться было нельзя. — В твоём теле всё такое вкусное и аппетитное, что я сам не понимаю, как у меня во рту оказывается еда… и тебе, в отличие от меня, вес поддерживать не надо! Ну и я думал, что нам терпеть до посадки, кто ж знал, что с нами и такая херобора может случиться!              — Ты это вашему хореографу скажи! — огрызнулась Эглите, отплёвываясь и умываясь. Голова раскалывалась, давление на высоте казалось таким сильным, что казалось, от лишних движений кровь хлынет из ушей. Даже обычные прикосновения к Хонбину не помогали, легче не становилось. Тошнота и головокружение надёжно поселились в голове и желудке.              Хонбин промолчал, дождался, пока она умоется, и просто обнял.              — Что произошло? — наконец спросил он, когда дыхание девушки в его руках хоть немного выровнялось.              — Не знаю, — тихо ответила она. — Вроде я умом понимала, что в твоём теле мне ничего не грозит, но нервничала всё равно. И из-за Джехвана, и стаффа, и фанатов, а когда самолёт начал движение, не смогла справиться со страхами. Успокаивала себя как могла, но так и не смогла справиться с панической атакой…              — А я к тебе, кажется, опять подключился в этот момент, и на разгоне вдобавок к неприятным ощущениям словил твою паническую атаку, — добавил Хонбин. — Кажется, это и послужило толчком к обратному обмену.              — Это ужасно, — пробормотала Эглите. — Не восторг, не адреналин, даже не оргазм — а всего лишь обычный страх…              Хонбин помолчал, бережно гладя девушку по волосам.              — Слушай, — осторожно спросил Хонбин, вспоминая свои ощущения в её теле, — а у тебя, случайно, не эти самые дни? Ну, в смысле должны начаться…              — Должны, — подтвердила Эглите. — И это тоже могло добавить оборотов — в конце концов, перед ними у меня всегда нервы во взвинченном состоянии…              Хонбин снова помолчал, продолжая её обнимать.              — Мне пришло в голову… вообще-то, мне пришло в голову, что нам всё-таки следует связаться с Масуми-сан и навестить с ней университет Тохоку. Я чуть было в очередной раз не придумал план, как затащить тебя снова в Японию тайком, но подумал, что мне от тебя опять прилетит за то, что принимаю решения в одиночку, — он слабо улыбнулся и отодвинулся, чтобы увидеть её реакцию на предложение.              Эглите молча смотрела на него, морщась от головной боли. А потом выпуталась из его рук и отодвинула защёлку дверцы.              — Подумай лучше в следующий раз перед тем, как тащить что-то в рот перед полётом, — довольно резко ответила она, и вышла за дверь. Хонбин безнадёжно помотал головой ей вслед и направился к себе.              Приземлились они в Сеуле без приключений, если не считать плохого самочувствия Эглите, которая немедленно ринулась домой, в студию, со встретившей её Паппи. Хонбин вернулся намного позже: аэропортный проход через толпу фанатов, отчёт перед Хван Сэджуном, коротко пересказать события Санхёку и Тэгуну. И только постоял перед запертой дверью студии, так и не решившись набрать код и зайти к ней, а затем направился к себе в комнату.