Не/Единое целое

      Они оделись в одинаковые футболки с простым принтом и короткими рукавами, и рваные джинсы. На похожей одежде Хонбин настоял, решив сыграть на том, что они пара.              — Может, не будет требовать ничего дикого, если решит, что мы вместе, — бурчал он себе под нос, поправляя отвороты джинс.              — Или, наоборот, потребует, решив, что мы вместе, — девушка никак не могла справиться с пряжкой модного ремня, нервничая с каждой минутой всё больше. Хонбин молча отодвинул ладони Эглите от пояса, застегнул ремень сам и отошёл на шаг, рассматривая облик партнёрши. Несмотря на все его уроки и «обмен» навыками, со стилисткой у неё пока было никак.              — Да уж, тут не угадаешь, — вздохнул он.              Присланная машина была дорогой и комфортной. Кроме водителя, их сопровождал кто-то, кто представился менеджером, на что Хонбин по-латышски пошутил, что это, скорее всего, «менеджер по охране», а значит, один из тех самых «крепких мальчиков». Тот немедленно уставился на пару грозным взглядом, пытаясь определить язык. Эглите тоже покосилась на Хонбина удивлённо — когда им нужно было о чём-нибудь поговорить приватно при всех, они чаще переходили на русский.              — Не удивлюсь, если его здесь знают, всё-таки Дальний Восток слишком близко, — всё ещё по-латышски ответил Хонбин. Менеджер, уже не скрываясь, полез за смартфоном, чтобы наверняка определить, а заодно и записать незнакомую речь, но молодые люди замолчали. И на протяжении всего пути разговаривали уже по-японски — и в качестве тренировки, и чтобы не нервировать персонал. Хонбин рассказывал о Токио, обещая заодно Эглите отвести в пару приятных местечек после выступления.              Подъезжая к зданию, Хонбин толкнул Эглите в бок. Та натянула самую простую серую толстовку, и убрала волосы под объёмный берет. А парень нацепил яркий пиджак, который как-то сразу подсказывал окружающим, что он тут вообще-то не просто так, а айдол. Менеджер по охране с тревогой наблюдал за их сменой костюмов, ничего не понимая, но вопросов не задавал.              Перед зданием было многолюдно. Водитель собирался свернуть на подземную стоянку, но Хонбин, едва они притормозили, живо открыл дверь и так быстро и ловко выскользнул из машины, что остановить его не успели. Едва она оказался на улице, как почти вся толпа, состоявшая практически из одних девушек, бросилась ему навстречу, держа в руках плакаты и полотенца с символикой VIXX.              Эглите, натянув маску, кепку, и держа в руках планшет, выскользнула из машины следом, и упорно делала вид, что она обычный стафф. Их «менеджер по охране», растерявшийся и разозлившийся выходкой подопечных, занял оборонительную позицию, помогая айдолу сквозь толпу фанаток добраться до входа в здание. Сам Хонбин блаженствовал от внимания к своей персоне: улыбался, светил ямочками, беспрерывно благодарил за любовь и поддержку, подтверждал, что он тоже да, любит их всех вместе и каждую в отдельности, и сокрушался, что расписание настолько плотное, что они не могут приехать для полноценного общения с фанатками на концерте. Эглите, всё ещё не понимавшая кайфа от такого внимания, мечтала поскорее из этой толпы выбраться. У неё что-то спрашивали тоже, видя вышитую на толстовке надпись JellyFish, но она отвечала однообразное «без комментариев», не уставая при этом извиняться на трёх языках.              Наконец подоспела охрана здания, организовав коридор, по которому айдол смог беспрепятственно добраться до входа. Хонбин прошёлся по нему, как по красной дорожке за очередным Оскаром, да ещё напоследок обернулся и попозировал. Эглите, зайдя в здание первой, порадовалась, что на ней маска — она никак не могла сдержать хихиканье при виде разъярённого лица «менеджера по охране».              — Госпожа будет весьма недовольна, — строго сказал тот, не забыв поклониться Хонбину, который вступил в холл с видом победителя. Эглите только в лифте избавилась от шапки и маски — не стоило лишний раз злить фанаток слухами об их романе.              — Откуда здесь фанаты? — шёпотом спросила она Хонбина по-латышски.       — Я скинул инфу на наш официальный японский сайт.       — Зачем?       — Если через час-полтора мы не выйдем, они забьют тревогу. В этих делах на свой фэндом полагаться лучше всего.              Менеджер, уже не скрываясь, вытащил из кармана смартфон и стал настраивать переводчик, но молодые люди снова замолчали.               Их проводили в кабинет на верхних этажах здания. Вид на Токио из окон открывался просто потрясающий — всё как на ладони. Оба, ошеломлённые видом, так и застыли, не сразу заметив обитателя кабинета. А когда повернули головы, то обнаружили у стены с экранами женскую фигуру, которая внимательно и не скрываясь просматривала съёмку с камер у входа в здание и общение Хонбина с фанатами.              Хонбин, ожидая максимально вежливое и традиционное приветствие по-японски, чуть сжал руку Эглите, словно пытаясь дать ей понять, что говорить будет он. Но она и так молчала.              «Менеджер по охране» вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Хонбин услышал, как Эглите еле слышно выдохнула — кажется, он здорово напугал её «мальчиками с оружием». Шептать, что они могут за секунду появиться, например, во-от из-за тех панелей рядом со входом, он не стал. Он огляделся — кабинет был минималистично, по-хайтековски роскошен.              — Умный ход, — низким певучим голосом произнесла хозяйка, поворачиваясь к ним и кивая в сторону экрана. — Ты придумал? — обратилась она к Хонбину.              Внимание гостей переключилось на стройную, не по-азиатски высокую женщину, с несколько угловатой фигурой и потрясающе плавными движениями. То, как она двигалась и говорила завораживало, заставляло забыться и просто наблюдать. Было в ней что-то такое странное, цепляющее, от чего было трудно оторвать взгляд — то ли неуловимая асимметрия в чертах лица, то ли контраст между текучими движениями и угловатой фигурой. Но едва она привлекала к себе внимание, как тут же захватывала его целиком и полностью. На несколько полноватой по азиатским меркам фигуре безупречно сидел костюм в стиле винтажной Шанель — неброские цвета палевой розы в сочетании с чёрным и золотым. При этом Хонбин, который отлично разбирался в моде, так и не смог найти характерных признаков дома знаменитой француженки, и он решил, что Масуми-сан богата настолько, что может позволить себе содержать личного портного — роскошь, о которой не все богатеи Кореи могли мечтать.       Женщина предложила жестом своим гостям сесть на диван, сама изящно опустившись в удобное кресло напротив. Миловидное лицо было невозмутимо; но в нём была какая-то странность, неправильность, словно бы одинарное веко, азиатский разрез глаз и высокие скулы были натянуты на череп, как маска, а в том, как двигались губы, проскальзывало что-то неуловимо чуждое, будто бы не её.              — Рады вас приветствовать, Масуми-сан, и примите благодарность от всей души за щедрый приём, — Хонбин, не обратив внимания на то, что с ним даже не поздоровались, соблюдал традиции до конца. Они с Эглите синхронно, как по команде, поклонились, и только после этого опустились на диван. — О, мы с мемберами так загружены и так редко бываем в Японии, что я решил хоть немного пообщаться с местными Старлайтами, — широко улыбаясь, ответил на вопрос айдол.              — Достаточно наглая ложь, с учётом, что Ли Джехван здесь уже третий месяц, а совсем недавно был Хан Санхёк. Но я оставлю это на вашей совести — возможно, в вашей ситуации я бы сделала то же самое, — спокойно произнесла женщина. Хонбин чуть воздухом не подавился — мало того, что его во лжи обвинили, мигом раскусив его план прикрытия, так и само построение фразы так было так далеко от обычного японского делового этикета, что он перестал понимать, как следует себя вести.              Но с другой стороны то, что она не церемонилась, почему-то обнадёживало. По своему печальному опыту он знал, что мягко стелют как раз перед тем, как жёстко уложить на лопатки неосторожную жертву. А Масуми-сан была слишком деловой, и её настроение точно не было ни игривым, ни предвкушающим.              — Вы здесь не для того, что было заявлено в приглашении. Впрочем, вы здесь и не для того, чего там заявлено НЕ было, — еле заметная усмешка скользнула в уголке её губ.       — Для чего же тогда? — нахмурившись, спросил Хонбин.              — Твоя спутница совсем не умеет разговаривать? — ни с того ни с сего спросила Масуми-сан, впиваясь взглядом в Эглите. Девушке показалось, что она ей под кожу залезть пытается, или как минимум вскрыть черепушку, чтобы заглянуть, что там — таким острым и пронзительным был взгляд.              — Пр-предпочитаю слушать, — растерянно ответила она, сбившись на первом же японском слоге.              — И вам удобно слушать на японском? — с интересом спросила женщина по-английски. — Я свободно владею английским, мы можем перейти на него.              — Я переспрошу, если чего-то не пойму, — ответила Эглите. Она почему-то очень робела перед Масуми-сан — аура силы и власти окутывала японку как коконом, являясь при этом оружием, которое с лёгкостью могло бы смять волю противника. Эглите, которая на все эти россказни про корейские ауры среди девчонок обычно только отфыркивалась и небрежно отмахивалась, почувствовала такое, пожалуй, впервые на собственной шкуре. Её даже Хван Сэджун так не пугал. — Но пока понимаю достаточно.              — Хмм… — японка ещё несколько секунд не сводила пристального взгляда с Эглите, затем снова перевела его на Хонбина. — Полагаю, представляться мне не надо?              Эглите вопросительно посмотрела на Хонбина.              — Масуми-сан, мы были чрезвычайно польщены вашим приглашением, и искренне благодарим вас за наш комфортный перелёт, — церемонно произнёс он. А затем огляделся, чуть нахмурившись, словно делая про себя какие-то выводы, и чуть сжал руку Элите, как тогда, перед кабинетом Хван Сэджуна, словно снова готовился сделать что-то рисковое. И отбросив церемонную вежливость, спросил нейтральным спокойным тоном. — Если мы здесь не для того, чтобы вас развлечь — можно теперь узнать цель визита?              Масуми-сан снова улыбнулась едва-едва заметно, уголками губ, но было понятно, что она взвесила и оценила отброшенный этикет и попытку Хонбина вылезти за рамки «артист VS богатая бизнесвумен». Его слова и тон можно было бы счесть дерзостью, после которой от Людей с Большими Бабками вполне можно было ждать наказания. А можно — восхищения за наглость.              Японка наклонилась вперёд, пробежала пальцами по журнальному столику — и тот вспыхнул скрытой сенсорной панелью.              — Я бы хотела вам кое-что рассказать, — ответила она, одновременно касаясь пальцем одной из круглых кнопок без надписей и каких-либо опознавательных знаков. Хонбин сжал руку Эглите ещё сильнее, словно предостерегая; чаще всего так именно начинались истории сасэнов, сумевших добыть на айдолов компромат.              За спиной гостей из боковых дверей почти сразу после нажатия кнопки, как по мановению волшебной палочки, появились несколько человек, нагруженных подносами с едой. Хонбин выдохнул и бросил настороженный взгляд на Масуми-сан — та молчала, с интересом рассматривая Эглите, и явно не собиралась общаться с ними при персонале. Что Хонбина порадовало — алкоголя среди множества блюд не было, а значит, разговор предстоял исключительно деловым.              — И что же именно вы хотите нам рассказать? — Эглите подумала, что никогда раньше не видела этого солнечного айдола таким напряжённым и сосредоточенным.              — Как насчёт сценария к дораме? — брови у Хонбина поползли вверх. — Вы же не против его послушать?              Озадаченный Хонбин молчал, и Эглите перехватила инициативу.              — Разумеется, Масуми-сан, — вежливо ответила девушка. Состояние японки позволяло эту самую драму отснять по собственному сценарию, и сыграть там все главные роли сразу. Для этого приглашать двух артистов из Кореи было совершенно не нужно. Но, возможно, она планирует именно так завуалированно преподнести нарытый компромат?              — Что ж, я тогда начну. Угощайтесь. И не стоит напрягаться, Хонбин-ши. Сегодня я главная актриса на этой сцене, от вас требуется лишь внимательно меня выслушать.              Эглите не удержалась, всё-таки решив посмотреть на Хонбина. Но тот к ней головы не повернул, только вежливо взял виноградину с подноса, и откинулся на спинку, приготовившись слушать.              — В одной маленькой рыбацкой деревушке недалеко от Оцути жила-была в начале девяностых одна девушка. Обычная японская девушка. Училась, помогала семье, мечтала уехать в Токио… Влюблялась в привлекательных соседских парней и корейских телевизионных айдолов. Любила море и природу, и мечтала стать знаменитой пираткой. Но однажды ночью ей приснился очень и очень странный сон. Будто она несётся по огромному тоннелю, и как бы она ни пыталась замедлить свой полёт, он всё не прерывался. Она закричала от ужаса и… проснулась… Только не в Японии, а в Канаде. И ладно бы только после этого кошмара за окном был незнакомый город. Но ещё и тело было не её. Оно было… мужским.       Маленькая японка была в ужасе. Тело было так себе, а ещё у тела болела голова. Очень сильно болела, и только очень потом японка узнала, что именно так болит голова после жуткого похмелья или ломки. Ей казалось, что она умирает. Она выбежала на улицу и начала просить помощи, но люди вокруг говорили на английском и на французском, и никто её не понимал. А она, хоть и понимала их всех, но перестать говорить по-японски не могла.       Совсем глупая была девочка…              Масуми-сан наклонилась, изящным движением взяла со столика бокал с водой и отпила глоток. Всё это время её глаза были опущены. Хонбин с Эглите поспешно бросили друг на друга пару взглядов, и если лицо Эглите медленно расцветало от сознания того, что они, скорее всего, нашли кого-то похожего на них, то Хонбин только резко махнул головой — сиди спокойно, не выдавай себя. Эглите послушно притихла. Масуми-сан вернулась к рассказу.              — Маленькая японка, — назовём её, пожалуй, Рита — плакала и причитала прямо на улице, всё больше путая английские слова с японскими, пока за ней не приехала скорая помощь. Японка наконец-то догадалась заткнуться. А может, этому помог укол, который ей сделали врачи — они думали, что у неё передоз и отправили в бесплатную больницу пережить ломку. Все три дня ей казалось, что она за неизвестные грехи правда попала в ад. Ей было так плохо, да ещё не в своём теле, что она вспомнила все свои самые малейшие грехи… Но вот в чём проблема — она была, на самом деле, хорошей девочкой, и искренне не могла понять, за что её так наказали…. А когда через три дня всё почти закончилось, ей сказали, что к ней пришла невеста. Она чуть опять не раскрыла рот и чуть опять всё не испортила, но в дверях стояла… она.              Её собственное тело двигалось прямо к ней. Японка испугалась, думая, что это демон, но как только её тело схватило её за руку, всё закружилось — и она снова оказалась в себе. А напротив неё сидело на койке то самое мужское тело, которое она занимала последние трое суток.              Тело звали Далтоном. Он рассказал, в каком был шоке, когда после дозы проснулся в Японии. Как долго не мог этому поверить. Он был сиротой, брошенным ребёнком, и в опасной ситуации всегда молчал и прятался. Это его и спасло — начни он говорить, его бы заперли тоже. Но он, когда окончательно понял, что это не наркотический глюк в кои-то веки его короткой бестолковой жизни, обворовал всех, кого только мог, купил билет на ближайший рейс и прилетел в Канаду. Он не мог поверить в происходящее, всё это казалось ему дурным сном.              Японка смогла дозвониться домой. Её проклинали, и умоляли вернуться, и ругали, и обещали выслать ещё денег. Но денег она не увидела — едва получив на почте за неё наличку, Далтон всё спустил на наркоту. А через четыре дня они поменялись опять.              Следующие четыре года превратились для неё в ад.              Далтон все свободные деньги тратил на дозы. Она кое-как устраивалась на работу, и не на одну, чтобы содержать себя и его. Ей было всего шестнадцать, а Далтон был на шесть лет старше неё. О проституции речь не шла — канадец был яростным гомофобом, и даже помыслить не мог, чтобы оказаться внезапно под каким-нибудь мужиком, даже в женском теле. Сам он тоже её не трогал — он был ещё и расистом. Ей доставалось много синяков, много побоев и много работы. Им пришлось переехать в Торонто из маленького канадского городка — в столице хотя бы была работа. Правда, и соблазнов там тоже было больше. Родителям Рита больше не звонила. Её двоюродный брат приезжал в Канаду, и пытался её искать, но полиция городка была совсем не заинтересована в поиске какой-то нелегалки, да ещё связавшейся с торчком, и он уехал через пару недель. Рассказать родным о том, что она примерно раз в десять дней просыпается в мужском теле, Рита никогда бы не смогла…              Масуми-сан посмотрела в окно. Бокал с водой неслышно крутился в её пальцах, взгляд был отсутствующим. Эглите смотрела на женщину с ужасом, переживая рассказ так, будто это она была там, в далёкой Канаде. Хонбин не понимал ничего, ибо Масуми-сан ну никак не подходила под описание «маленькой», и в той информации, которую он смог раздобыть про японку, не значилось имя «Рита».              — Медленно, но верно они поняли, что меняются знаниями, — продолжила рассказ Масуми-сан, возвращая бокал на стол. — Языки были первым, чему они обучились. Но дальше дело не пошло — Далтон был сиротой, выросшим в приюте, ленивым, небрежным и не желающим учиться. Он и свои новые знания воспринимал как наркотические глюки. Единственное, что он перенял хоть немного от Риты — упорство и трудолюбие. Это помогало ему хоть как-то работать, чтобы добывать денег на дозу. На её просьбы всё бросить и уехать в Японию, где её родные ему бы обязательно помогли, он лишь смеялся. А Рита не только физические, но и душевные силы деля фактически на двоих, истаивала на глазах. Иногда ей казалось, что и её накрывает наркотический туман посреди бела дня в собственном теле, хотя она никогда к дури не прикасалась.              А потом… она влюбилась. Их сосед с верхнего этажа оказался наполовину тайцем, наполовину американцем, а ещё он был добрым и обходительным парнем… И конечно, они начали вместе спать. И конечно, Рита поменялась с Далтоном в самый неподходящий момент. Парню пришлось уехать — Далтон в теле Риты избил его сразу же, и потом в собственном регулярно отправлялся к нему: устраивал скандалы, лез в драку, оскорблял и ломал вещи… А сама Рита боялась после того избиения даже кивнуть. Разумеется, парень не выдержал.              Но едва он уехал, как Далтон решил, что пора с этим заканчивать. В реальности он подавлял японку, частенько поколачивал, и одним из причин побоев было то, что Далтону якобы надоело слушать, как она беспрерывно его отчитывает. Рита… и правда, когда они были в своих телах, она, чтобы совсем не сойти с ума, отчитывала и отчитывала Далтона в своей голове. Кто ж знал, что он её на самом деле каким-то образом слышит…              Но этот монолог поменялся с появлением китайца. Раньше Далтон не сильно отличал её причитания от наркоглюков. Но теперь девушка мысленно признавалась в любви, а этого Далтон уже вынести не мог — ему казалось, что он в своей голове трахается с другим мужиком. Любовь Риты будто немного отрезвила канадца, заставила развеяться наркотический бред, и он окончательно понял, что такое положение дел его больше не устраивает.              Их проникание друг в друга…. Странный термин, но они не придумали другого. Так вот, их этот обмен случался примерно раз в девять дней, всегда рано утром. Но иногда этот график сбивался, и они менялись чёрт знает как примерно с неделю. И вот в одну такую неделю, когда проникая стали непредсказуемыми, как-то вечером они поменялись ещё раз. Рита обнаружила себя в теле Далтона где-то за городом, за рулём арендованной машины. Он всегда плевал на их проникания, и мог оказаться где угодно, предоставляя девушке самой добираться до собственного тела. Частенько при этом его тело было в ужасном состоянии — пьяное, под дурью…              Сама Риты не умела хорошо водить, пользовалась навыками своего симбионта. Дорога до города заняла довольно много времени, несмотря на то, что в этот раз тело Далтона было трезвым. Её тело было дома в этот момент, но на полпути к городу Далтон внезапно позвонил и сказал, что он на стройке, где он тогда работал — якобы, его вызвали в ночную смену, и предложил ей приехать прямо туда, чтобы не терять время.              На стройке она его еле нашла. Её даже не напрягло, что там никого, кроме неё, точнее, её в теле Далтона, не было. Она испугалась только тогда, когда услышала странные жалостливые звуки. Она бросилась туда — в конце концов, она провела в мужском теле достаточно времени, выбиралась уже из кучи передряг, и к тому моменту была чуть более бесстрашной, чем обычно бывают юные девушки. Она знала, что если врезать мужским кулаком со всей силы кому-нибудь, то чувак, вполне возможно, откинет копыта. Она знала, что она быстрее, сильнее, выносливее, когда она в нём. Будь она в себе, скорее всего, позвонила бы с просьбой о помощи хоть кому-нибудь, но она была сейчас немножко мужчиной — и кинулась на выручку, не задумываясь о последствиях.              Он в её теле сидел, привязанный к ящику в какой-то яме, плакал и мычал с заклеенным скотчем ртом. Она не удивилась: Далтона частенько поколачивали и угрожали ему за долги, кто-то вполне мог узнать об их связи и прихватил японку, думая, что Далтон за не явится. Она жутко испугалась, и полезла за ним.              Первое, разумеется, что сделала эта глупая девочка — попыталась освободить его рот. И, разумеется, она его коснулась.              Только когда воронка тоннеля отпустила Риту, она поняла, в каком положении очутилась: привязанная к какой-то арматуре, а он стоял над ней и ржал. Он не был под дозой, но его глаза были такими, что ей стало очень страшно. А он сказал, что наконец-то избавится от этой жуткой связи, из-за которой совсем перестал чувствовать себя мужиком. Он её даже «утешил»: мол, он знает, что мозг умирает намного дольше, чем всё остальное тело, и пообещал, что всё сделает быстро. А потом взял стоящую у стены здоровенную кувалду, размахнулся и направил прямо ей в голову.              Она кричала. Очень громко, срывая голосовые связки, она пыталась хоть дёрнуться на этой чёртовой арматуре, но не могла даже пошевелиться.              Последнее, что она помнила: тьму от того, что она крепко зажмурилась, крик, который стал хрипом и… странную невесомость. Которая совсем-совсем не была похожа на тоннель. Она рискнула открыть глаза и… осознать происходящее….              Масуми-сан снова сделала глоток воды и поставила стакан на стол. У неё что-то блестело под глазом, и она позволила себе коснуться этого места кончиком пальца, а затем взяла салфетку и долго его тёрла. Хонбин, в руку которого Эглите вцепилась, как утопающий в спасательный круг, незаметно под столом пнул девушку ногой. У него рука уже затекла, и на её возмущение только приподнял брови: мол, я и не такие сценарии слышал, ты чего так переживаешь? Эглите на этот привычный саркастичный взгляд только закатила глаза: вот же чурбан бесчувственный!              — Когда Рита окончательно проморгалась, то обнаружила, что стоит с кувалдой в руках над телом девушки с размозжённой головой.              Она провела пару часов, просто сидя и глядя на то, как кровь растекается по яме. Она всё ждала, что услышит мерзкий голос канадца где-то в своей голове. Но его там не было.       А вот его знания — были. Поэтому она выбралась со стройки, влезла в бетономешалку, включила машину и залила яму. Кажется, именно так Далтон и планировал скрыть убийство. Переоделась под душем, завернула в одежду кирпич и бросила ком тряпок в бетон.              Она вернулась домой под утро. И первым делом двинулась в полицию.              Она сдала всех торговцев, изготовителей и дилеров, которых знала. Получив в обмен лечение и защиту, она в другом городе смогла очистить тело Далтона от наркоты. Несмотря на угрозы от банд Торонто, она не побоялась прийти в суд. Точнее, он… Он сменил фамилию на Рид, получил от правительства Канады приличную сумму за помощь, и уехал в Америку.              Это странно, но женщина в мужском теле, молодая, сильная и здоровая, с тремя языками за плечами, может всё. Просто всё. Там, где не срабатывали мужские уловки, в ход вступали женские. За год Рид смог влезть в бизнес одной из американских японских семей, завоевать себе хорошую репутацию, сколотить небольшой капитал и уехать, наконец, в Японию.              Родным он представился мужем её дочери. По версии Рида, девушку поймали и продали в рабство, а он вытащил её из кошмара, но уберечь от мести не смог. К счастью, у неё сохранилось достаточно совместных фото, где были доказательства того, чтобы ему поверили. Рид начал активно развивать бизнес своей якобы «не родной» семьи. И развил его до такой степени, что переехал из деревушки сначала в Сендай. А потом, спустя семь с половиной лет после жуткого происшествия на стройке, он первый раз лёг под нож хирурга. И, продолжая развивать свой бизнес, спустя год в Токио приехал уже не Рид, а очаровательная женщина…              Японка снова сделала паузу.       — По имени Масуми-сан? — негромко спросил Хонбин.              Масуми-сан улыбнулась и откинулась на спинку дивана. Все трое словно вынырнули из ужасающей канадской ночи в солнечный Токио.              — Мои друзья из Австралии поделились со мной радостью от вашего визита, — не ответила на вопрос прямо японка. Теперь Эглите поняла, что её смущало в их хозяйке: сколько бы операций она не перенесла, как бы тщательно и отрепетированно не старалась двигаться и говорить — всё равно была в ней какая-то неправильность, неуловимая с первого взгляда и мучающая мозг собеседника. — Я просто не могла поверить, что это… явление возникло ещё раз, — заметила женщина.              — Явление? — переспросил Хонбин. Масуми-сан улыбнулась тонкой улыбкой.              — Вы бы назвали это как-то по-другому? Впрочем, не отвечай. — Она придвинулась к столику и с вежливой церемонностью принялась разливать чай в чашки чуть ли не меньше напёрстка, продолжая говорить. — Ты мог с тем же успехом задать вопрос «ещё раз?» или «не могли поверить?», но суть осталась бы прежней — мы оба опасаемся подслушивающих устройств. Ли Хонбин-ши, у меня к вам доверия примерно столько же, сколько у вас ко мне, то есть ноль. Но, возможно, — Масуми-сан ни с того ни с сего перешла на корейский, — обсуждение сценария столь увлекательной дорамы помогло бы нам в преодолении этого барьера.              Масуми-сан потянулась через стол, передавая чашки. Хонбин не двигался, зато Эглите потянулась первой и приняла из рук японки чашку.              — Ну а насчёт вашего вопроса — я подумаю над таким интересным предложением. Поскольку это мой сценарий, будет вполне логично добавить в конце моё имя. Правда, Япония ещё более консервативна, чем Южная Корея, и расценить это могут как неслыханную дерзость, так и способ продвинуть себя на вершину. Мне надо посоветоваться с нашими аналитиками.              — Кроссмайнд, — Эглите понюхала содержимое чашки, а затем сделала еле заметный глоток. — Но так себе термин, слишком какой-то сложный. Может не прижиться.              — Обмен, явление, кроссмайнд — всё звучит жутко пошло в контексте, — поморщился Хонбин. Он чашку понюхал и осторожно поставил на стол. Масуми-сан недовольно вздохнула, а Эглите, увидев её выражение лица, поспешно добавила:              — У него на кофе аллергия. Простите, я… — она пожевала губу и, глубоко вдохнув, решительно произнесла. — Я так не умею. Ну, в эту вашу азиатскую витиеватость. Нет у нас микрофонов… Вы… Вы нашли кого-нибудь ещё? — спросила Эглите.              — Хмм… вам не кажется, что в обмен на мою информацию вам стоит поделиться своей? — исключительно вежливо улыбнулась Масуми-сан. — Впрочем, — она приподняла руку, останавливая их, до того как гости успели раскрыть рот, — ваш сценарий мне подробно пересказала Амарина. Так что у меня, пожалуй, всего лишь пара вопросов, уточнить детали…              Хонбин посмотрел на Эглите, но та лишь пожала плечами.       — Спрашивайте, — девушка сделала второй глоток и оставила пустую чашку.       — Какие у вас диагнозы?              Вопрос ввёл обоих в ступор. Эглите с Хонбином переглянулись в таком недоумении, что Масуми-сан вряд ли заподозрила их в неискренности.              — Ну, у меня аллергия на кофе… не серьёзная, но я его избегаю, так же как орехи кола и мате. Эглите?       — Да я вроде здоровая, — растерянно ответила девушка.              Масуми-сан снова приподняла бровь.              — Да я не про ваше физическое здоровье спрашиваю, у меня на руках обе ваши медицинские карты, — с толикой резкости в голосе спросила она. — Меня интересует то, что твоя компания попросту отказалась предоставить, а у тебя этого так вообще нет — результаты обследований в психиатрических клиниках.              Молодые люди снова переглянулись, и снова с огромным недоумением.              — Но я там никогда не была… психологические тесты в колледже и школе считаются? — совсем растерянно спросила Эглите. — Типа, стресс во время экзаменов или, там, от потери бабушки и дедушки?              — У меня обследование раз в полгода, но мне даже таблеток не прописывали, — заметил Хонбин с еле заметной ухмылкой. — Врач обычно говорит, что такую самодовольную заразу как я хрен чем прошибёшь…              — С чего вообще вы спросили про диагнозы? — спросила Эглите. — Разве у вас… у Риты были проблемы? Или у Далтона?              — У Далтона их наверняка был целый букет, — громким шёпотом прошипел ей Хонбин.              — Совершенно верно, — Масуми-сан кивнула ему, а затем посмотрела на маленькую папку — в такой обычно лежал конверт с описанием и флэшка с презентацией. — Далтон был бы просто подарком для любого психотерапевта, если бы нормально зарабатывал и лечился. Но он предпочёл такой же дорогой способ, только не работающий. А Рита… жизнь у японских школьниц не то, чтобы лёгкая, а родители надломили её психику основательно. Девушка не зря перебирала свои прегрешения в первые дни явления, думая, что её наказали за дело. Как ни странно, сравнивая свою жизнь в Японии с обществом Канады, она сумела сделать верные выводы, чтобы освободиться от влияния родителей и вернуться домой более… зрелым человеком. И более свободным. Но… — Масуми-сан покосилась на папку и тоже сделала второй глоток, — …почти все сценарии, о которых мне известно, связаны именно с психиатрией.              Масуми-сан достала бумаги, лежащие рядом на соседнем столике, но отдавать их пока не спешила.              — Очень трудно отличить того, кто был подвержен явлению, от обычного шизофреника. За всё это время я нашла двоих. В северной Ирландии в больнице умерла женщина, которая в юном возрасте внезапно заговорила на суахили. Её признали сумасшедшей, а поскольку её семья не могла держать её под постоянным наблюдением, то сдали в психиатрическую больницу. Всё это время женщина говорила на двух языках, утверждала, что она мужчина, и пыталась сбежать в свою родную Африку. Методы лечения тогда были так себе, и в результате она замкнулась и перестала разговаривать вообще. Но пару лет спустя заговорила вновь — она утверждала, что её убили в войне племён и она снова вернулась в своё тело. Но Кхлу — так она называла того самого мужчину, — тоже был там, в её теле вместе с ней. Ей поставили диагноз шизофрения и так продержали в больнице до самой смерти, она скончалась в возрасте сорока лет. Я навещала её в начале нулевых. Это страшное зрелище — когда два человека борются за своё существование. У меня сложилось ощущение, что они там в одной голове, беспрерывно собачатся друг с другом.              А в Техасе есть семья. Точнее, две семьи. Насчёт них у меня подтверждённых данных нет, лишь подозрения, потому что поговорить со мной прямо они отказались. Они примерно моего возраста, может, чуть младше. В этот раз речь идёт об обмене между девушками. Явление настигло их довольно поздно, когда обе были в колледже. Оба, разумеется, помчались к своим психотерапевтам… Так я и их нашла, точнее, мои люди. Но затем одна из них приехала к другой — они обе жили в городах по соседству. Сеансы они прекратили, а затем обе вышли замуж, и через какое-то время стали соседями. И так и живут себе, очень мало общаясь с окружающими. Подозреваю, что их мужья знают их тайну, но совершенно не против. Эдакая шведская семья. У них на четверых семеро детей и самые строгие правила существования, чтобы ни в коем случае не выдать эту тайну.              — Но они же нормальные?              Масуми-сан покачала головой.              — У одной до явления было нарушение сна, у второй — анорексия. Оба из несчастливых семей. Да и замуж они вышли… за близнецов. А близнецы были шулерами и уголовниками, которых, правда, так ни разу и не поймали. Возможно, они и помогли друг другу, более менее подогнав себя под нормы общества. В последнее время о них вроде ничего не слышно, но в нулевых парочка громких преступлений в соседнем штате так и не были раскрыты.              — Всего шесть случаев за столетие, — ошеломлённо прошептала Эглите, — это исчезающе мало для какой-либо статистики.              — Именно, — кивнула Масуми-сан. — А вы? Вы очень быстро нашли ту пару из Австралии. Как? У меня на поиск ушло довольно много времени.              — Сначала мы думали, что это какой-то научный эксперимент, под который мы оба случайно попали… — ответила Эглите.              — … или что чья-то злая мистическая шутка, — подхватил Хонбин. — Мы даже в буддийский храм ездили. Но потом подумали, что прямая дорога тем, кто окажется в таком положении и не сможет его принять — психушка. Настроили поиск, нашли ниточки, когда они совпали — полетели в Австралию.              — А я предложила связаться с теми писателями и сценаристами, которые рассказывали похожие на наши истории в своих произведениях, — продолжила Эглите. — А вы пытались разобраться в причинах?              Масуми-сан покачала головой.              — Ни один религиозный или мистический источник не дал мне ответа. Ни один центр по изучению мозга не нашёл во мне отклонений. Я пыталась австралийцев заставить пройти обследование, но вы же их видели. А что вы намереваетесь с этим делать?              — Обследование? — неожиданно напрягся Хонбин. Он ни с того ни с сего вцепился в руку Эглите снова. Девушка с недоумением оглянулась на него. С её точки зрения, атмосфера в кабинете стала более чем дружелюбной, и ему совершенно незачем было паниковать.              Масуми-сан на его вопрос снова склонилась над столом, разбираясь с чашками и заваркой.              — В Сендай я поначалу переехал… а… переехала не просто так. Меня интересовал университет Тохоку и его спонсирование, — объяснила она спокойно.              — Лучший университет Японии, если не мира, который готовит нейрохирургов, и лучшее отделение разработки имплантов, — понял Хонбин. — Я надеюсь, вы не думаете, что мы позволим вам положить нас на стол хирурга?              Масуми-сан пристально посмотрела на него поверх пальцев, изящно держащих чашку. Пальцы были ухоженные, красивые, с аккуратным маникюром — и крупные по-мужски.       — Ты даже не представляешь, Хонбин-ши, как я тебе завидую. То, как ты защищаешь себя и её, будит во мне самые дурные воспоминания. Далтон без раздумий уложил бы Риту под нож… — Масуми-сан разом проглотила чай, и со стуком поставила её на стол. — Я завидую вам просто невероятно. То, как вы уживаетесь… — она покачала головой.              Но Эглите не сдержалась и фыркнула.       — Уживаемся? Меня просто бесят его утренние стояки.       — А меня — способ её решения этой проблемы! Ты задолбала вечно держать меня под ледяным душем!       — Так меняйся со мной до того, как я туда полезу!       — Вы что, серьёзно? — негромким, но внушительным голосом спросила японка.              Молодые люди с недоумением посмотрели на неё. Масуми-сан прикрыла глаза. На невозмутимом лице японки появилась настоящая боль, мелькнула и исчезла. Но этого оказалось достаточно, чтобы Хонбин перестал хватать руку Эглите, а сама Эглите тихонько перевела дух и откинулась на спинку дивана.              — Как бы моя зависть не хотела «уложить вас на стол хирурга», — процитировала Масуми-сан Хонбина, — разум говорит, что с таким редким явлением стоит обращаться бережно и осторожно, и точно не против воли его владельцев. Расскажете о себе? Например, сколько у вас на двоих языков?              — Пять моих… — Эглите смутилась на недоверчиво приподнятые брови Масуми-сан. — Я родилась на границе двух стран, плюс у нас там распространён русский, ну и куда без английского…. И планировала переехать в Норвегию, но он у меня так себе…              — Европа, — улыбнулась японка и перевела взгляд на Хонбина.       — Корейский, японский, мандарин, зачатки английского, — пожал тот плечами.              — А другие навыки?       — Он передаёт все знания о сценической, певческой, концертной деятельности… Я и не знала, что певец и артист владеют таким количеством навыков. Мне есть чему поучиться, — признала Эглите.              — Я пока только неплохо научился готовить. Рисуешь ты так себе, несмотря на твой колледж, — съязвил Хонбин в сторону девушки.              — Это ничего, что я только что школу закончила? У меня из навыков — готовка, танцы и туристический бизнес, причём даже не теоретический, а тот минимум практики, который я выучила за последний год!              — И кстати — почему тебе так медленно даётся вождение?       — Может, потому что ты сам водишь так себе? И кстати — я зато плавать умею! Как можно не уметь плавать после двадцати пяти?              Хрустальный смех Масуми-сан раскатился по комнате. Гости притихли, вспомнив, где они и с кем.              — Вы так похожи на парочку, которая ссорится из-за пустяков… — японка посмотрела на них прямо и с довольно-таки откровенным любопытством. — Вы… спите вместе?              — Нет!       — Да регулярно!       — Что ты несёшь?       — Мы сегодня ночевали в одном отеле!       — Она же про секс?       — С тобой? Дхарма ракша…       — Ну спасибо!              — Стоп! — хозяйка не выдержала. — Какие же вы ещё… дети. — Оба снова замолчали, виновато переглядываясь. Впрочем, то, что они увлеклись перепалкой друг с другом, показалось Хонбину хорошим знаком. Обычно он не позволял себе расслабиться, если человек или обстановка не вызывали у него доверия.              Масуми-сан покачала головой, окинула взглядом стол, но ничего из закусок её не привлекло. Она вздохнула, снова обращая всё своё внимание на гостей.              — Я вам завидую. Вы нормальные, здоровые, и можете работать и жить… почти нормально. Идеальное сосуществование. Вы можете очень многого добиться вместе… Только, — японка наконец-то решилась и позволила закинуть себе в рот виноградину, тут же обратившись к Эглите. — Почему ты переехала к нему? Почему не наоборот? Хорошо заплатил?              — Он мне не платил! — тут же подскочила возмущённая Эглите.              — Эглите-ши! — прикрикнул Хонбин — слишком резко и слишком громко, отчего Эглите, подкинувшись от возмущения на вопрос японки, мигом села на место и удивлённо посмотрела на айдола. — Это провокация, рассчитанная исключительно на твою «европейскость», — даже не стараясь снизить голос, пояснил айдол. — Ты терпеть не можешь, когда речь заходит о том, что тебя купят либо продадут, даже если это подразумевает всего лишь найм на работу… Масуми-сан, при всём уважении, вам стоит осторожнее выбирать выражения, если вы хотите остаться с нами друзьями.              — Ну, провокация — неплохой способ узнать, из чего «друзья» сделаны, — усмехнулась японка. Хонбин, пожалуй, впервые за весь разговор за этой усмешкой увидел Далтона — жёсткого и бескомпромиссного мужика, который способен на всё, в том числе на убийство.              Эглите замкнулась и замолчала, неожиданно сообразив, что располагающая к себе Масуми-сан — та ещё хитрая змея, и не стоило ей так откровенно выражаться. Она вжалась в спинку дивана, будто надеясь в ней спрятаться, и виновато отпустила глаза, мысленно прося у Хонбина прощения за несдержанность. Айдол потянулся вперёд и снова отщипнул виноградину от грозди.              — Отвечая на ваш вопрос — кое у кого не было планов на дальнейшую жизнь, и было решено пока ехать в Сеул, — он закинул в рот ягоду и уставился на японку своим фирменным тяжёлым взглядом исподлобья. Ту, впрочем, это не впечатлило.              — Борьба за власть, — задумчиво произнесла она и вздохнула. — Несмотря на то, что Амарина и Икебод отказались пройти обследование, знаю я про них довольно много. Амарина — контрол-фрик с очень раздутым ЧСВ, ну а Икебод — просто тряпка. Мы смогли опросить тех, кто их хоть немного знал, когда они были помладше. В какой-то мере их существование тоже идеально: Икебод терпеть не может принимать решения, даже в том, что ему съесть на обед, а Амарина отрывается, контролируя чуть ли не каждый его вдох. Правда, сейчас, в их возрасте, дошло до того, что она почти стёрла личность Икебода. Вы знаете, что явление настигает их теперь вообще без графика и в любую секунду они меняются, как бог на душу положит? Точнее, на души? Им для возвращения друг друга даже касаться не надо. Я подозреваю, что Амарина каким-то образом получила контроль над явлением и научилась это делать по собственной воле. Но она упорно всё отрицает, и пройти обследование у нас отказалась…              — Вы всё время употребляете «мы», — внезапно произнесла Эглите. — И это пугает, потому что когда в сериалах один человек, достаточно богатый и влиятельный, говорит «мы», значит рядом где-то команда со спецназом… — на последних словах девушка совсем сбилась и замолчала, попеременно бегая взглядом от Хонбина к Масуми-сан.              Хонбин снова сжал её руку, и хмуро посмотрел на японку.              — Зачем просить добровольно отдать то, что можно легко взять силой? — усмехнулась Масуми-сан. — Вы, европейцы, всё-таки ужасные варвары. И эти ваши сериалы… — она поморщилась и продолжила. — Исследовательский центр головного мозга при отделении нейрохирургии университета Тохоку — моя собственность. Команде даются странные задачи, но они энтузиасты, которые действительно хотят выяснить чуть больше о мире, чем нам известно сейчас. Я сама — их постоянный пациент. Вдохновляясь недавним сериалом «Sense8», я, например, поставила перед ними задачу разработать аппарат, который способен установить между людьми такую же связь, как в этом сериале.              — Уж не вы к его сценарию руку приложили? — с подозрением спросил Хонбин.              Масуми-сан улыбнулась и ничего не ответила.              — Успехов, к сожалению, пока нет. Одна из исследовательских команд регулярно от моего имени навещает австралийцев, с целой кучей скрытой аппаратуры, так как лечь хотя бы в томограф они — точнее, она, Амарина, — отказывается. Кое-что нам снять всё же удалось, но сами понимаете — это как по запаху попытаться учуять хищника в джунглях. Результаты слишком зыбкие и нечёткие. Поэтому… — она потянулась и подвинула к ним ту же самую папку с флэшкой, — …всё, что у меня есть. Хонбин-ши, Эглите-ши — надо ли мне говорить о ценности этих данных?              — Никакого подключения к сети при просмотре, — кивнул Хонбин.              — Полагаю, как только вы с ними ознакомитесь, всё ваше недоверие ко мне развеется окончательно. Ну а я верю, что исследование этого редкого явления способно принести огромную пользу. Я не настаиваю, чтобы вы посетили Сэндай сейчас — у вас, в конце концов, плотное расписание. Но возможно, вы решите посетить Японию в ближайшем будущем, и тогда я окажусь любезной, лично проведя вам экскурсию по Тохоку…              

*****

      — Шутки про то, что ты меня в урне в Колумбарии закопаешь, больше не кажутся такими смешными, — вздохнула Эглите в лифте по пути вниз, и сама первой перехватила Хонбина за руку. Они попрощались с Масуми-сан быстро и церемонно, и провожал их вниз тот же самый «менеджер по охране». Смартфон, который он держал в руке, тотчас произнёс мягким женским голосом:       — Распознавание языка. Язык определён как латышский.              «Менеджер по охране» с чувством превосходства посмотрел на гостей. Хонбин ехидно улыбнулся и произнёс на японском:       — Общение с Масуми-сан было настолько насыщенным, что время замедлилось и мне сейчас кажется, будто я провёл целый год, наслаждаясь её гостеприимством.              Эглите, не совсем понимая этих всех игр, тем не менее осторожно спросила, сообразив, что у Хонбина от переизбытка информации голова пухнет.              — Не хочешь выходить через фанатов?       — Да нет, всё в порядке, они помогут мне вернуться в реальность…              Менеджер поморщился и отдал короткий приказ в трубку:       — Машину к главному входу. Позаботьтесь о движении, быстро мы не уедем.              — Погнали, — вздохнул Хонбин, натягивая яркий пиджак, помогая Эглите выпутать косу из натянутой толстовки, и надевая ей кепку. — Включайся в режим «я просто стафф». А у нас теперь на очереди Джехван-и…