Загадка тауматургии

      — На повестке дня казнь Джеймса Вельвова и обреченного, — спокойно объявил незнакомец в очках.       Сэмюэль сидел смирно. Слова не вызвали бурных чувств, они безмолвно утонули в море безразличия и пустоты.       Его удивило необычное равнодушие к собственной судьбе. Когда это перестало волновать? Множество людей желало его гибели по надуманным причинам. Андреа видел в нем «дурака на горе пороха», Герман ненавидел из-за законов и профессии. Максвелл, Фрея и другие желали убить из-за положения «обреченного».       После всех нападок он привык к кровожадности других людей. Привык жить на острие ножа. Привык полагаться только на себя.       Сэмюэль оглядел присутствующих. У него были здесь союзники? Кто-то, от кого можно ждать помощи?       Максвелл спихнул парня на Фрею. Старуха помогла за подчинение и жизнь «под дулом пистолета», она держала его на коротком поводке. Амелия держалась вблизи из-за обещания. О грядущем после призыва Сэмюэль не знал.       «Ее можно назвать временным союзником, — проскочила мысль. — Старуху — то же».       Ценой множества ошибок до парня дошла суть жизни практика. Тауматурги жили от одного хрупкого союза к другому. Запасались властью и оружием в мирное время. Опасность отдельного практика заставляла соседей перезаключать союзы. Так и поддерживалось безмолвное противостояние. Бесконечная гонка вооружения.       Слабых убивали или подчиняли. Сильных боялись. Против слишком сильных объединялись и уничтожали.       Смехотворно. Если Сэмюэль все правильно понял, то жизнь практика пропитывали подозрения и опасность. Ни минуты покоя. Кошмар наяву.       О чем он мечтал в начале своего пути? Обезопасить тауматургию? Открыть гимназию для изучения мистических искусств? Он подавил смешок. Наивные мечты растоптала холодная действительность. Нет. Она их не заметила. Мечты растоптали люди. Смешали их с грязью в приступе безумного хохота.       Взгляд переполз на девушку рядом с Фреей. Продавщица антикварной лавки скрестила на груди руки и молча слушала остальных. Безразлично наблюдала за оглашением приговора.       Сэмюэль посмотрел на Джеймса Вельвова. Проскисиолог сжимал руку спутницы, бедная женщина дрожала и пыталась вырваться. На ярко-желтом платье росли и сжимались белые пятна, форма лица менялась, по коже пробегали волны, будто от сотен насекомых внутри.       «Фея — заключил он. — Это объясняет ее поведение».       Парень задумался о союзе с Джеймсом. Перед антикварной лавкой он думал, что проскисиолог убьет его без лишних глаз. Дальнейшее переменило мнение.       Джеймс назвал адрес. То же искал союзника? Не удивительно. Его собираются казнить.       Боковым зрением уловил движение Амелии. Фея сплела пальцы в замок и наклонилась вперед. Внимательно наблюдала за происходящим.       «Я ничего не знаю о феях и о связывании, — подумал Сэмюэль. — Джеймс может помочь мне. Продумать порядок действий после призыва».       Причины Джеймса он не знал. Зачем проскисиолог предлагал союз? Что побудило его? Ответ нашелся сразу. Положение «обреченного».       Джеймс ничего не знал о Сэмюэле, феи чувствовали запах вестника и доложили об этом хозяину. Проскисиолог желал узнать про вестников? Использовать их против врагов? Из-за этого его хотят казнить? Слишком много вопросов.       Союзу препятствовало несколько «но». Первое: парень ничего не знал о вестниках. Он стал обреченным из-за чудовищной ошибки. Второе: чуткий надзор Фреи. Старуха не отпустит Сэмюэля на встречу. Насколько он понял: Фрея и Джеймс враждовали.       «Чулять, — мысленно выругался парень. — Мне не позавидуешь».       Чтобы провернуть задуманное, Сэмюэль должен обмануть двух опытных практиков. Без лжи. Чудесно. Просто чудесно.       — Весьма резкое заявление, — смех Джеймса прервал размышления. — Сразу две казни. Я бы хотел обсудить это с собратом по приговору.       — Разбежался, — выплюнула Фрея. Старуха повернулась к Сэмюэлю и приказала: — Не говори ни слова. Никаких жестов, игр взглядом, кивков и покашливаний. Феи это тоже касается.       — Как грубо, — заметил Джеймс. — Между прочим, гость явился с феей. Нас даже не представили! Вы уверены, что он обреченный?       — Мы с ней хорошо знакомы, — произнес мужчина в очках. — Она наша Почтенная, но в ином образе. Я прав, мисс Селена?       — Совершенно верно, Алекс, — кивнула Амелия.       Фрея метнула яростный взгляд в фею. Амелия небрежно отмахнулась:       — Обещаю, не проронить ни слова о госте. А также о наших с ним отношениях. Я говорю только за себя. Довольна?       — Допустимо, — нахмурилась Фрея и повернулась к Алексу. — Вынуждена голосовать против казни обреченного. Он может быть полезен.       — У нас не голосование, — заявил Алекс. — Это объявление приговора. Джеймс убил двух практиков и покусился на мою жизнь. Обреченный будет изгнан в Закулисье по очевидным причинам.       — Я тоже против, — поднял руку Джеймс. — Если казни нельзя оспорить, то я объявляю войну вам, господин Крилов. И предлагаю присутствующим вступить со мной в союз.       Никто не ответил. На пару секунд помещение погрузилось в тишину.       — Господин Илинов? — обратился проскисиолог к Максвеллу.       — Пожалуй, откажусь, — пожал плечами алхимик. — В этой войне сохраню нейтралитет. Я буду долгое время вне столицы, поэтому не вижу смысла участвовать.       — Что не помешало вам отправить обреченного к госпоже Зиловой.       Максвелл закатил глаза.       — К вестникам обращаются только проскисиологи. Глупо направлять огонь на фитиль. Взрыва не избежать.       — Как знаете, — ответил Джеймс и повернулся к Фрее. — Госпожа Зилова, как я понимаю, на стороне господина Крилова?       Фрея громко фыркнула.       — Я на своей стороне, — возразила она. — В последнее время ты стал слишком громким. Я просто помогаю прихлопнуть назойливого комара!       — И в качестве мухобойки вы решили использовать обреченного? — посмотрел Джеймс на Сэмюэля и улыбнулся. — Пожелали бить наверняка?       Фрея откинулась на спинку стула, ткнула костлявым пальцем в сторону Сэмюэля.       — Поэтому я и предложила отложить его казнь, — обратилась старуха к Алексу. — Нам нужен ручной обреченный, если Джеймс перейдет черту.       — Уже перешел, — спокойно заметил Алекс Крилов. — У нас на руках два трупа. Две необычные смерти. Среди люда ползут слухи, местные охотники за мистикой готовы рвать и метать.       — Ты понял меня.       — Да, понял, — кивнул мужчина в очках. — В твоих словах есть смысл. Мне не дает покоя мисс Селена. Как Почтенная связана с обреченным?       — Хочешь знать, плати, — ухмыльнулась Фрея. — Ее участие повышает ценность обреченного. Теперь Джеймс отрезан от основного источника знаний.       — Ты права лишь частично, дитя человека, — вклинилась в разговор Амелия. Взгляды присутствующих прыгнули на фею. — Старые договоренности в силе. Ты выполнил свою часть, Джеймс? По моей последней просьбе?       Джеймс Вельвов самодовольно кивнул.       — Тогда я должна дать ответ. Не здесь и не сейчас.       — Я убью мальчонку, если ты поможешь Джеймсу, — холодно заявила Фрея.       Амелия повернулась на старуху.       — Убьешь? Возможно ли это? Да, но маловероятно. Убийство избавит от лишних рисков. Выгодно ли тебе это? Нет. «Ручной обреченный» приносит больше пользы, чем рисков. Без него у тебя нет давления на меня.       Слова предназначались не для Фреи. Старуха знала об этом и без заявлений Амелии. За высказыванием скрывалось мрачное сообщение для Сэмюэля:       «Без меня ты не нужен им».       Парень не подал вида. Сердце в груди пропустило удар.       Она знала о его задумке? Знала о грядущем предательстве? Нет. Невозможно. В чем тогда причина?       Амелия поторапливала его. Срок в полгода сузился до ближайших недель. Чем больше он тянул, тем вероятнее становилась казнь.       Сэмюэль вспомнил слова Максвелла:       «Я узнал все, что хотел».       В тот миг фея стала бесполезной для алхимика.       «Вопрос за два дня?» — ожили в памяти слова Амелии.       Сколько у Фреи осталось вопросов? Как скоро в Амелии не будет нужды?       — Ты переоцениваешь свою ценность, — произнес Максвелл. — Не знаю условий договора, но рано или поздно мисс Зилова задаст все вопросы. Тогда ты станешь бесполезна.       Владелец зеленой лавки подтвердил опасения Сэмюэля. У него осталось мало времени.       Помещение сотряс грохот. Сопровождающая Джеймса обрубила руку и вырвалась из хватки проскисиолога. Фея в желтом платье моргнула белым, растворилась водяным паром в воздухе.       Джеймс громко цокнул и отпустил руку подруги. Конечность перышком приземлилась на пол.       — Время вышло, — объявил Алекс Крилов. — Казнь обреченного откладывается до конца войны!       — Мои двери открыты для всех! — вскочил со стула Джеймс. — Союз может заключить кто угодно!       На последнем предложении он посмотрел на Сэмюэля и исчез.       — Нам тоже пора, — повернулась Фрея к продавщице. Вторая кивнула, исчезла без слов. Старуха посмотрела на парня. — Просыпайся. Сейчас.       Сэмюэль не стал спорить. Зажмурился и открыл «настоящие» глаза. Он проснулся.       Через мутное стекло пробивались лучи утреннего солнца. Взгляд выцепил Амелию на столе.       Фея поднялась на лапы и повернулась к нему.       Парень укрылся одеялом, свернулся в калачик, прислушался. Во время собрания выяснились ближайшие цели. Сэмюэль должен обмануть Фрею и как-то встретиться с Джеймсом. От проскисиолога он выведает формулы для связывания фей. Может, найдет другой кров. Старуха держала его живым из-за Амелии. Чем раньше он сбежит, тем лучше.       Сэмюэля беспокоил один вопрос:       «Имел ли он ценность в глазах Джеймса?»       Если проскисиолог искал с ним встречи из-за Амелии, все повторится вновь. Жизнь парня будет отмерять нужда в фее. Если Джеймс ценил его из-за положения «обреченного», все упрощалось и усложнялось одновременно.       Во втором случае у парня было больше времени. Но оно зависело от изворотливости. Насколько долго Сэмюэль сможет водить опытного практика за нос? Столько и проживет без ответов Амелии.       Он вспомнил первую встречу с Джеймсом. Проскисиолог не знал про Амелию и встретился с ним из-за положения «обреченного». Значит, все зависело от «лжи».       На лице растянулась улыбка. Легче казаться, чем быть. Казаться Сэмюэль умел со школы. Осталось убрать доказательства неотесанности в тауматургии. Максвелл быстро раскусил парня из-за незнания основ. Нельзя допускать подобного с Джеймсом.       Парень вслушивался к звукам дома. К шагам, разговорам, стукам посуды, шелесту бумаги. Ждал начала рабочего дня антикварной лавки и ухода Фреи.       После хлопка входной двери Сэмюэль стянул с веревки высохшую одежду и надел ее. Сдвинул щеколду, медленно открыл дверь.       Коридор пустовал, с первого этажа доносился тяжелый грохот ящиков. Продавщица переставляла товары.       Оперся рукой на стену и захромал вперед. Он останавливался перед каждой дверью, осторожно поворачивал ручку и тянул на себя. Большая часть была заперта.       На втором этаже находилось две гостевые комнаты. Первую занял Сэмюэль, вторая покорно ожидала жильца. Окно в ней так же прибили и приклеили к раме.       Парень оставил бесполезные попытки пошатнуть крепкую хватку гвоздей и клея. Шагнул в приоткрытую дверцу.       В нос ударил запах старой бумаги. С пола до потолка тянулись книжные полки, свет просачивался сквозь щели между книгами — шкаф закрывал единственное окно — в библиотеке царил полумрак.       Сэмюэль взял одну из книг. В душе теплилась надежда на учебники по тауматургии.       «История Острокийской империи», — гласили позолоченные буквы на красной обложке.       На что он надеялся? Только глупец будет хранить запрещенные тома на видном месте.       Парень вспомнил подвал. Фрея прятала все противозаконное там.       В библиотеку зашла Амелия. «Союзница» хранила молчание с пробуждения. Утаивала от всеслышущей старухи крупицы знаний. Сэмюэль понимал это и не открывал рот лишний раз. Чем меньше Фрея знала, тем больше возможностей побега у него было.       Он бегло осмотрел корешки книг. Учебники истории, биологии, химии и обществознания. Ничего полезного. Внимание привлекли сборники историй из эпохи Раскола. Смутные времена после Забвения и до открытия «настоящей истории».       Человечество бросили посреди неизвестности. Знакомые места в один миг стали чуждыми, на древних тропах обнаружили руины городов Прародителей-Всего. Детские сказки, которые заботливые матери читали детям, обратились в смертоносные заклинания. Грезы наполнились потусторонним шепотом, далекие голоса убеждали неокрепшие умы в фальшивости их жизни.       Сэмюэль мало знал про эпоху Раскола. В школе учитель истории обходил ее стороной. Учебники начинались с четыреста пятьдесят девятого года, с эпохи Царствий — нынешней эпохи. Смутные времена упоминались вскользь для рассказа о жизни Еврентия Мудрова — основателя страны.       Парень прильнул к одному шкафу. Он закрывал собой окно. Сэмюэль сделал вид, что выбирает книгу, и попробовал сдвинуть тяжелую мебель. Не вышло. С двумя руками полки могли бы поддаться. С одной — никак.       Он прикусил губу и вышел из библиотеки.       Заглянул в ванную. Убедился в отсутствии окон внутри и захромал дальше. Амелия тихо следовала за ним.       Сэмюэль внимательно обошел второй этаж. Не нашел ни одной лазейки.       Схватился за перила и опустил ногу на ступеньку. Воздух обволок тело плотной гущей. Поднял вторую ногу, попробовал сдвинуть. Тщетно. Наклонился вперед. Бесполезно. Чем дальше он двигался, тем сильнее увязал в «преграде».       — Тебе запрещено покидать второй этаж без разрешения, — раздался голос Фреи отовсюду. — Туалет и ванна есть здесь. Еду тебе будет носить Гисла. Обращайся к ней, если что-то нужно.       Чудесно. Его ограничили четырьмя комнатами на втором этаже: ванна, библиотека и две гостевые. Ничего он мог встретиться с Джеймсом в грезах.       — Тебе также запрещено ходить по снам других людей. Исключения: я и Гисла. Я знаю, когда ты спишь, и знаю, когда твоя душа падает в Закулисье. Не ответишь на связь, я убью тебя.       Чудесно вдвойне. У него не осталось возможностей. Фрея предусмотрела все.       Сэмюэль зашагал в библиотеку, схватил книгу про эпоху Раскола и вернулся в комнату. Закрыл за Амелией дверь и сел под окном. Он притворялся. Взгляд бегал от строк к мутному стеклу. Проверял толщину.       Толстое. Сможет разбить голыми руками? Нет. Кинуть предмет? Сил не хватит. Разбить заклинанием? Возможно.       Парень помотал головой. Фрея могла укрепить окна. Старуха сразу заметит заклинание и убьет Сэмюэля.       Он посмотрел на пол. Сделать дыру на первый этаж? Неизбежная смерть. Сомнений не оставалось.       Фрея закрыла очевидные пути побега. Чтобы обмануть старуху, Сэмюэль должен действовать иначе, принимать неожиданные решения, попробовать предугадать действия Фреи.       Сложно. Очень сложно. Он понятия не имел, как думали опытные практики. На что они обращали внимания и к чему готовились.       Старуха орудовала связями, подслушивала через предметы и как-то ставила незримые преграды.       Сэмюэль посмотрел на Амелию. Фея сидела неподвижно на столе и смотрела в стену.       «Допустим, есть синдесиология. Наука о связях и их взаимодействии. Практики изучают естественные связи, создают искусственные и так влияют на мир. Обычно синдесиологи плетут огромную паутину. Такие практики пускают корни и остаются на одном месте веками», — вспомнились ее слова.       Если синдесиологи пускали корни и оставались на одном месте веками, значит, их главным оружием являлись дома и жилища. Места, где они проводили большую часть времени.       Парень обреченно вздохнул. Из вывода следовало: глупо бросать вызова Фрее внутри дома. Здесь она обладала наибольшей властью.       Старуха была беззащитна в грезах вне своего кокона. Что Сэмюэль мог сделать? Подготовить оружие и напасть на нее в коконе ее внучки? Нет. Он навредит ей, но не обезоружит. Фрея убьет его после пробуждения. Взять в заложники продавщицу в коконе старухи? Бесполезно. Гисли проснется без труда.       Парень закрыл лицо рукой. Как? Как ему выбраться из этого дома?       Сэмюэль глубоко вдохнул, медленно выдохнул, вдохнул, выдохнул. Рано волноваться. Ответы Амелии выиграют какое-то время. Нельзя спешить. Он совершил достаточно необратимых поступков из-за спешки в прошлом. Пора остановиться и подумать. Пришло время хорошо обдуманных решений.       В дверь постучались.       — Обед! — прокричала Гисли.       Парень встал и захромал к двери. Для хорошо обдуманных решений требовался сытый желудок.