Фанатка

Услышав причину отказа, я опешил. Поверить не мог, что столкнулся с такой самоотверженностью. Марта выглядела как угодно — сильной, странной, уверенной, чокнутой, непроницаемой, жуткой, — но не заботливой, а именно это она проявляла в моём отношении. Но чему я удивлялся? Разве не она помогала мне все эти годы? Чего только стоили забитые окна. Мы продолжали проводить время в библиотеке. Говорили о разном, но не значительном. С ней было хорошо и спокойно. Я мог расслабиться, раз уж не нужно было держать лицо и пытаться выглядеть лучше, чем я есть. Я понял: чтобы я ни сказал или ни сделал, я её не разочарую. В этом я убедился, когда разговор зашел о неудавшейся попытке пригласить её на бал. — Я правда хотел пойти с тобой на бал. — Тебе это только кажется, — спокойно произнесла она, не ища ссоры, просто делясь мыслями. — Могу я узнать, откуда такие выводы? — Элементарно. Мы не здороваемся в классе — раз. Ты пригласил меня в малом зале библиотеки — два. Куда ты позвал меня с помощью записки, которую передал незаметно — три. Я скис. Со стороны я выглядел жалким трусом. На что мне было обижаться? Скорее, я не понимал другое: как, видя всё моё ничтожество, она по-прежнему смотрела не отрываясь. Разве было во мне что-то особенное, достойное подобного внимания? Ладно, просто не будет. Придется хорошенько постараться, если я хочу, чтобы было по моему. Академия завывала предвкушением зимнего бала так, что в голове начинало гудеть. Я продолжал увиливать от самых настойчивых девушек, и за три дня до нового года все наконец сдались. — Филипп, хватит играть в молчанку, рассказывай, с кем идешь? — требовал Максим за обедом, угрожая вилкой. — Оставь его, он не расколется, — махнул рукой Кирилл. — Я пытал его не единожды, без толку. Словно воды в рот набрал. Я улыбался и молчал. Когда друзья, разряженные в пух и прах, покинули коридор, я делал вид, что одеваюсь к вечеру. Сказал, что приду позже и мы встретимся там. Как только ушли последние, я переоделся в удобную одежду и вынырнул за дверь. Марта явно не ожидала меня увидеть, но, как я и рассчитывал, не прогнала. Никакого социального самоубийства не предполагалось — все были на балу и можно было вполне рассчитывать на пару спокойных часов. Переступив порог её комнаты, я почувствовал признаки паралича. На первый взгляд я очутился в логове ведьмы. Небольшом, уютном, чёрном, забитом сушеными и толчёными трупами. Присмотрелся — и выдохнул. Выглядело угрожающе, но явно не имело отношения к реальности. Многим из этой ерунды пугала меня старшая сестра в детстве. И я разбирался, что только выглядит страшно, а на самом деле мусор, а к чему стоило присмотреться повнимательней. Как ни странно, один действительно интересный предмет в комнате Марты всё же имелся. Это была книга, которую она читала. Я уловил признаки замешательства, но списал это на то, что она могла чувствовать себя неуютно наедине с парнем. Правда, этим парнем был я, поэтому всё же думал, обойдётся. Предложил уйти — смущать или расстраивать её совсем не хотелось. Но когда она подняла книгу и я мельком увидел, что написано на обложке, то понял: она не была уверена, стоило ли мне показывать своё чтиво. Наверное решив, что я не придам особого значения фолианту — мало ли что читали маги огня, да ещё такие необычные, как Марта, — она раскрыла книгу; а, может быть, подумала, что суетой только вызовет ненужное внимание. Задвинув мысль о книге подальше, я постарался отрешиться от всего и углубиться в собственное чтение. Вечер должен был пройти, как я и запланировал, об остальном подумаю позже. — Как собираешься провести каникулы? — спросил я, чувствуя, что отведённое время подходит к концу. — Останусь здесь и буду учиться. — Далеко живешь? — Почти три недели пути. — Ого, приличное расстояние. — За каникулы даже до дома добраться не успею. На зимние каникулы отводилась неделя. Студент был вправе потратить свободное время по собственному разумению: мог остаться в замке или отбыть домой. — Чем займешься ты? Вернёшься в столицу? — Да. Отец настаивает, чтобы вся семья проводила время вместе хотя бы дважды в год. Зимой мы собираемся в фамильном особняке. «Ну это ты, наверное, и так знаешь», — подумал я. — А летом? — Лето каждый проводит, где хочет, но на одну неделю все мы обязаны явиться в загородное поместье. Отец строг. — Мой тоже, — понимающе кивнула Марта. — Вряд ли строже моего. — Поверь, такое вполне может быть. — Всё так серьёзно? — Даже хуже, — округлила глаза Марта, но потом улыбнулась. — Но я его понимаю. Мама скончалась при родах, он растил меня сам. Думаю, растить девочку такому суровому человеку было не просто. Я знаю, что он меня очень любит, и потому прощу ему всё. — Звучит пугающе. — Ничего особенного, — поспешила поправиться Марта, — просто меня растили скорее как мальчика. Благородных девушек в нашем захолустье не было и нет, так что придерживаться нежного образа в качестве образца для воспитания не получилось. Отец говорит, что воспитывает меня так, как воспитывали его, потому что не знает, как по-другому. — Что насчет гувернанток? — Отец бы в жизни не доверил меня чужому человеку. — В точности, как мой, — я опомнился, — по крайней мере, что касалось сестры. Мною, младшим сыном, больше занималась мать. — Наследник рода твоя сестра? Я кивнул. — Переживаешь из-за этого? Вопрос Марты был резонным. Девочки становились наследницами рода при двух условиях: право рождения — девочка должна была быть первенцем и иметь внушительный магический потенциал среди детей. В остальных случаях на наследство претендовал мальчик. — Нисколько, — это было правдой. — Скорее рад. Сестре досталась вся ответственность. Я по сравнению с ней могу делать всё, что хочу. — Так уж и всё? Я чуть скривился — иногда Марта проявляла чрезмерную скрупулёзность к деталям. — Я преувеличиваю, конечно, но с меня не спрашивают, как с неё. Я уже этому рад. А ты? — поспешил я перевести разговор в более безопасное русло. — Я? — Сколько вас в семье? — про Марту я знал ничтожно мало, и хотел узнать больше. — Увы, я стала первым и единственным ребенком в семье. Отец больше не женился. — Не могу не думать о нём с уважением, — честно отозвался я, и Марта кивнула. Дело было в том, что оставлять только одного наследника, когда несчастные случаи были обыденным делом, к тому же дочь, которая всегда могла поддаться велению сердца и покинуть семью, взяв фамилию мужа, было рискованно. Тогда весь род мог попросту кануть в лету. Обычно главы семей женились повторно по смерти супруги или супруга, хотя бы для того, чтобы обзавестись большим количеством наследников. То, как поступил отец Марты говорило о крайней степени преданности покойной жене. Падчерицам почти всегда жилось худо при мачехах и, конечно, мог родиться мальчик, к тому же более сильный. Впрочем, насчет сил Марты у меня уже имелись некоторые сомнения. Но спросил я не об этом. — Значит, твой отец отдаст тебя только тому, кто согласится войти в ваш род? Марта снова кивнула. Мужчина, как и женщина, мог перейти в другой род, но на практике такое происходило относительно редко. В таких случаях должен был быть действительный интерес к роду девушки и парень не должен был быть наследником собственного рода. К тому же существовало негласное пренебрежение к мужчине, согласившемуся на переход. — Я могу задать более личный вопрос? — Конечно. — Отец тебя уже сосватал? Вопрос был вполне законным — в благородных семьях такая практика существовала испокон веку. — В наших краях есть два семейства, готовых с нами породниться… — Целых два? — я искренне удивился. Не мог припомнить подробностей о происхождении Марты. Знал только, что она, как и почти все здесь, благородная, но поскольку к ней не было должного уважения, да и никто не слышал о высоком положении её семьи, я отнёс её род к менее знаменитым и потому неважным. Однако, тот факт, что сразу два семейства готовы были предоставить жениха несколько менял картину и заставлял более подробно разузнать об её происхождении. Марта тем временем кивнула и продолжила: — Когда я вернусь из академии, то смогу выбрать сама. Так решил отец и о том сообщил соседям, не желая портить ни с кем отношения, да и неволить меня навязанным выбором не стал бы. Он хоть и очень строг, даже жесток, но не самодур и любит меня. Я задумался. — Ты уже решила, кого выберешь? — я был рад, что свечи давали не так много света, и в медовом пламени, рассеянном вокруг, было сложнее разглядеть следы смущения на моем лице. — Мне всё равно, кто из них, — повела плечами Марта. Мы замолчали; продолжить разговор означало ступить на тонкий лёд. Один раз я уже всё испортил своим скорым приглашением на бал и теперь не собирался вести себя с ненужной поспешностью. Времени до окончания академии было достаточно.