Приют

      Стоило Медянке покинуть комнату Жана, как в дверь немедля просочились коты. Первым промылился Бася, скользнул в щель, следом, громыхнув тележкой и распахнув дверь пошире, вломился Багир, за ним осторожно вошел Рыжик. И даже полосатая кошечка, и та просунула голову, принюхиваясь.       Бася без промедления взгромоздился на Жана, Багир монотонно требовал поднять его на кровать, Рыжик, как всегда, поспешил занять угол в ногах, у стенки. — Бась, дай полежать, — Жан спустил руку, нащупал Багиру, втянул его наверх, отогнал лижущего его в ухо Баську, — еще полчасика… — Я пошла, — сообщила Хозяйка Медной горы, нарисовавшись в дверях, и покачала головой, наблюдая кошачью оккупацию. — Отзвонюсь, что по сделке… — Спасибо. — Жан с трудом открыл глаза, начал было садиться. — Лежи уж, ладно, — она всё-таки зашла и сама наклонилась чмокнуть его в лоб. — Выгнать шерстяных? — Не надо…       Коты ненадолго отчалили, когда Кукуня потрясла пакетом с кормом, но вскоре вернулись в полном составе. Правда, к этому времени Жан уже успел заснуть — и проснулся в следующий раз от завибрировавшего телефона.       Звонила Клавдия Петровна. Делово описала состояние прооперированного, сказала, что заходил хирург поликлиники, глянул, развел руками, спросила, что делать…       Тут уж пришлось все-таки стряхнуть с себя котов, сесть и сосредоточиться. Зевая и не отрываясь от телефона, Жан пошел на кухню, попил водички, кинул себе пакетик крови в раковину, под струю теплой воды, греться, поставил чайник. — Смогу быть часа через четыре, — наконец тоскливо вздохнул он. Видимо, придется все-таки переводить дальше. Перед тем, как позвонить начмеду с этой замечательной новостью, Жану все-таки пришлось выпить крови. И полкружки чая — без этого собраться с духом было сложно.       Опустив голову, он сидел у окна, сопротивляясь неизбежному. А потом все-таки еще раз тяжко вздохнул — и позвонил. — Вадим, Кукуня. Жан нарисовался в дверях гостиной. Домашние вкушали заслуженный отдых у бубнящего телека. Кукуня, с утра прибравшаяся на кухне, чувствовала, что таким образом выполнила свой долг перед миром, а Вадим вчера с Серегой закончил таки очередную халтуру и расслаблялся. Лойма вязала, полосатая кошечка затащила на диван своих котят, Вадик приглядывал, чтобы эта мелочь не попадала, и наглаживал проникшуюся к нему симпатией мамашку.       Жан несколько смущенно кашлянул. Домашний уют был, можно сказать, вопиющим, но он чуял подвох. Вряд ли визит Хозяйки Медной горы прошел незамеченным. — В общем, мне надо сегодня опять в Сычевку, — сказал он. — И, значит, насчет Кира… — Мы уж знаем, — сообщил Вадим. — Она нам все объяснила. «Она», это, надо полагать, была Медянка. Жан испытал подленькое облегчение. Не придется лишний раз самому… — Повезло, да… — выдохнул Жан. — Кир с нами жить будет, а квартиру выкупят. Есть шанс. Вадим покивал. Кукуня делала вид, что страшно увлечена вязанием. Ну или на самом деле была увлечена. — Короче, я где-то в ночи буду. Наверное, — сказал Жан. — Там на еду-то деньги есть? Он и сам заглянул в жестянку с деньгами на хозяйство, которые по привычке оставлял в бумажном виде, снимая с карты, и, в общем, было достаточно, но… — Нормально всё, — сказал Вадим, — нам заплатили вчера с Серёгой. — Здорово… — Вот что, — Вадик осторожно снял кошку с колен, — давай я тебя отвезу, что ли. — Да ну, четыре часа по такой… — Жан глянул за окно. — Если с деньгами нормально, я такси… — Ну да, ну да, давай, возьми такси, поработай бесплатно, — хмыкнул Вадим. — Поехали, что ли. — Ты поесть-то хоть успел? — Жан не знал, как реагировать. Конечно, доехать на своей было очень кстати, но Вадим не нанимался его возить. Такие концы делать! — Нормально всё. — Ну… давай. Спасибо. Жан глянул на Кукуню — но та с головой ушла в свое дело. — Здорово получается, — предпринял неловкую попытку растопить лед он. — Да, — признала Кукуня, не глядя на него, расправила свое рукоделие, полюбовалась. — Совсем другое дело. — Точно, — кивнул Жан и пошел одеваться.       В машине с Вадимом Жан впервые за несколько дней смог расслабиться. А может, даже и не дней. Давно Жан не чувствовал себя так спокойно: Вадиму он доверял, заговоренная дедом машина еще ни разу не подводила, печка исправно грела — да, это тебе не климат-контроль, но Жану было даже приятно чувствовать поток теплого воздуха. Вначале они неспешно обсудили с Вадимом дела, перспективы на будущее, здоровье котов, то, что неплохо было бы подремонтировать в квартире, докупить из мебели, планы на лето… От таких разговоров, понятных, простых и ясных, на душе становилось чуть легче. Жан начал зевать, а потом и вовсе отключился, задрёмывая.       Сон был нестерпимо реалистичным и нелепым одновременно: квартира Басманова, грузная, складчатая, белесоватая туша летавца, покрытая редкой шерсткой, крылья твари, похожие на сложенный рваный зонтик, колышущиеся в такт, и распростертое под ним тело Федьки, его лицо, обрамленное рассыпавшимися волосами, искаженный болезненным стоном рот, широко распахнутый в муке глаз и гноящийся провал на месте пустой глазницы…       Жан проснулся с коротким полувыдохом-полувскриком. Вадим обернулся на него в тревоге. — Ты чего? Что стряслось? Притормозить? Жан напряженно оглядывался, потер лицо руками. — Нет, нет. Все хорошо. Дрянь приснилась. — Ты говорил, упыри не спят. — Да, что-то странное… Но бывает… — Жан перегнулся, доставая с заднего сидения бутылку с водой. — Слышь, там тебе, может, это, крови надо попить? — Вадь, ты об этом не беспокойся… Я у тебя кровь пить не собираюсь, говорил же… — Ну, это, иногда-то можно. Я спрашивал, типа, пол-литра в месяц сдать не проблема. — Это у кого это ты спрашивал?! — возмутился такой самодеятельностью Жан. — У Андрея. Он же, типа… Был фамилиаром у тебя. — Что, ты в упыри вдруг захотел?! — Да не больно-то, — Вадим сжимал руль. — На тебя-то глядючи. Но, типа… Чего-то же надо будет решать. Андрей сказал… ну, если ты фамильяр… это еще не обязательно упырем-то становиться. — В общем, по Смоленску лимит большой, конечно, но вот я свой личный исчерпал, — вздохнул Жан. — У меня двое обращенных выходит меньше, чем за десять лет. Это уже очень… в общем, разрешение на Андрея Полина, по сути, выбила, потому как у него тяжелое состояние было. И он был фамилиаром. И на грани смерти. И у нас был открытый контракт. А так бы после Серёги мне уже положено десять лет ждать. И то потому что в Смоленске нас мало. А так раз в пятьдесят лет. — Ну, может, оно и к лучшему… — Можно к Аннушке… Анне Петровне пойти, — вздохнул Жан, прикидывая, чего ему это будет стоить. — Нет уж! Тогда уж к Андрею! — До ста лет в общем, не то что бы поощряют… Обращать законно может вампир не моложе пятидесяти вампирских лет. Так что тогда уж к Полине скоро можно будет податься, всего-то лет семь осталось. Если Андрей не будет против. — О как. Или к Басманову, — хмыкнул Вадим. — Или к Басманову. Только он никого никогда не обращал… Басманов, — сказал Жан и вдруг потрясенно замолчал: внезапно он осознал, что приснившаяся мерзкая сцена с Федькой и летавцем случилась наяву! Его вдруг прошило, словно осколками, кусками воспоминаний о прошедшей пьяной ночи: как Басманов затащил его в машину, как он проснулся у него на диване в гостиной, как, не до конца протрезвев, выскочил на лестничную клетку босиком и пытался сбежать, поскользнулся, упал с лестницы, как они ругались, как он снова уходил, хлопнув дверью, и замерзал на лавке у подъезда, ожидая такси, как потом снова очнулся под одеялом, обложенный бутылками с горячей водой, и, проморгавшись, вышел в гостиную и как раз таки застал ту отвратительную псевдолюбовную сцену… И даже пытался прогнать летавца, швыряясь в него журналами и судорожно вспоминая слова заклинательной молитвы… Строгая церковная латынь особо нелепо звучала под сопение летавца и сочные шлепки.       Боже, какая ж мерзость… — Останови, — слабо попросил Жан. — Чего-то замутило… От хорошего настроения ничего не осталось. — Мне к ЦКБ надо, — тоскливо сказал Жан, когда они уже въезжали в сумерках в город. — Гляну, что там, а потом уже пойду с начальством общаться. Ты не жди, еще успеешь по свету полдороги проехать. — Ну а назад-то как? — спросил Вадим, перенявший у вампиров манеру цыкать зубом. — Автобус и электричка, как. Как обычно. В общем, кто его знает, насколько застряну, в прошлый раз пять часов переводили. Нечего тебе тут высиживать, Вадь…- нехотя сказал Жан, выходя из машины и уныло глядя на непрезентабельное здание больницы.       Вадим вылез за ним следом, закурил. Подумал. Жан выглядел — краше в гроб кладут. Как обычно, в общем. И что он тут в ночи будет телепаться?.. Нет, не порядок. — Ладно, вот что, — решился Вадим. — Я тут покручусь, мож, каких пассажиров найду. Хоть бензин отбить. Ну, если кто в Смоленск подрядит, тогда ждать не буду, а так… Звони, короче.       Жан помолчал. Вообще-то, надо б решительно отказаться. Вадим человек. Он устает. Ему тяжело. Но… Перспектива ночевать в больнице или искать среди ночи транспорт до Вязьмы угнетала. — Ладно. Спасибо, — наконец сказал он и, пристыженно втянув голову в плечи, побрел к дверям. — Да не… Пока! — крикнул ему в спину Вадим. Жан поднял руку, помахав, и скрылся в больничном чреве.       Жан сидел на скамейке у больничного крыльца, потирая виски, щеки, нижнюю челюсть. Зубы ломило нестерпимо, во рту скапливалась слюна. Раньше ведь такого после операции не было! Ну так раньше клыки были на месте, и медсестер ты трахал и прикусывал, считай, почти каждый рабочий день. Вот бы Клавдия Петровна удивилась!       Жан закинул голову и посмотрел, как тонкий лунный серп прорывается сквозь рваные облака. Вот так поймешь оборотней, у тебя только челюсть ломит, а у них, небось, все тело выворачивает. Завоешь тут. Вадим нажал на клаксон — и Жан оказался рядом с машиной почти мгновенно. — Холодно, — Жан нырнул в машину. — Слушай, ты умотался, наверное, совсем. Хочешь, останемся тут, в гостинице переночуем? — Да ну, фигня какая-то получится! Да нормально я, чего тут езды-то было… — Слушай, Вадь, ну такие концы… Пятьсот кэмэ за день это много! — Брось, я когда-то и по тыще проезжал. На юг ездил. С семьей, — вздохнул Вадим. Жан помолчал. А потом всё-таки осторожно спросил: — Что с ними… сейчас? — А кто знает… как разводились, разругались в хлам, — помрачнел Вадим. — Не общаемся. Жан решил глубже к нему в душу не лезть. Пока. Но если он захочет стать фамилиаром… всю подноготную надо будет вытянуть на берегу. Чтобы потом сюрпризов не было.       Жан ерзал, вздыхал, все никак не мог устроиться, тер виски, обхватывал нижнюю челюсть, зажимал рот рукой. От близости живого человеческого, наполненного кровью, тела легче не стало. Жану казалось, что он на фоне шума мотора не просто Вадимово сердцебиение различает, а даже слышит ток крови по сосудам. Вадик нет-нет, да и посматривал на Жана. — Чего ты? Остановить, может? Или, всё-таки… крови-то… а? — Брось… Притормози, да. Вон, на остановке. Жан вылез, добрел до лавки внутри покосившегося павильона. Давний запах мочи мешался с весенним лесным духом. — Вадь… — позвал он. — Чего? — Держи пальто. Ты не пугайся только… У меня тут зубы прихватило, аж мочи нет. Переставь машину поудобнее, я постараюсь быстро… — Жан снял кофту, вытянул из брюк рубашку. Расстегнул ремень и огляделся. Вытащил полиэтиленовый пакетик из кармана, постелил на землю и принялся снимать ботинки. — Тут камер вроде нет, я обернусь, немного по лесу… побегаю. Ты не пугайся только, ладно? Отвернись… Неудобно.       Вадим честно отвернулся — прямо скажем, ни с того, ни с сего снимающий штаны Жан поверг его в некоторую растерянность и смущение. Брякнула пряжка ремня брошенных на скамейку джинсов, Вадим обернулся — и лишь краем глаза успел заметить длинное, мелькнувшее стальным блеском тело. За павильоном остановки затрещали ветки, и всё стихло.       Вадим стоял, держа в охапке Жановы шмотки, и обалдевал от нереальности всего происходящего. Может, я, все-таки с ума-то и впрямь сошел? Довела алкашка до цугундера? Он обогнул павильон и опасливо посмотрел в глубь леса. Там, недалеко, в просветах меж черными бархатными стволами напитавшихся влагой деревьев, среди нетронутого снега металось что-то… будто бы сталью отблескивающее в лунном свете. И было это зрелище завораживающим. Вадим, словно бы его на аркане потянули, сделал шаг вперед. Еще один. Провалился в снег, не почувствовав, где кончился бордюр, но не остановился, даже не особо заметил, идя вперед.       Жан обернулся змеем и, не раскрывая крыльев, бросился вперед в снег. Он извивался кольцами, зарываясь в сугробы, хватая снег пастью, пытаясь остудить зуд, жжение и унять какую-то особенную, выкручивающую ломоту в челюстях. В прошлый раз, когда он остался без клыков, было что-то подобное, но всё же не настолько сильное. Наверное, потому как дед чаще подпаивал своей кровью?.. Жан вспомнил, что в холодильнике дома еще осталась кровь, и чуть не взлетел тут же, прямо с места, однако вовремя опомнился и вместо этого хватанул пастью еще снега. Припал к земле, зарываясь носом, и вдруг почуял человеческое присутствие. Высунув трепещущий язык, Жан немедля понял, что к нему идет мужчина, вполне полнокровный, здоровый… Всё его нутро взыграло от предвкушения, в змеином виде он разорвет его и без клыков, просто тюкнуть начавшим ороговевать острым носом в висок, и… Жан замер, поводя хвостом из стороны в сторону, вперив горящий взгляд желтых глаз в беспечно приближающегося человечка…       Блядь, это ж Вадим. Человеческая мысль пришла очень вовремя. Жан взрыкнул, перевернулся на спину, замахал лапами и принял полузмеиную-получеловеческую форму. Когти не желали втягиваться, язык висел, он тяжело дышал, а потом опустился в снег.       О, уже подснежники пошли… С усилием отведя взгляд от замершей человеческой фигуры, Жан принялся сосредоточенно разрывать когтями землю. И поднялся на ноги с целым вырытым пластом земли, усеянным еще не распустившимися цветочками в руках. — К нам посадим, под окно, — со взрыкиванием и присвистом, с трудом прилаживая не желающий умещаться язык в рот, и тяжело дыша, сказал Жан. — Давай, к машине. Поищи там чего-нибудь типа коробки или поддона…       Вадим будто от дурного сна очнулся. Подхихикивая от странной смеси нелепости и жути всего происходящего, он по своим следам судорожно выбирался обратно к шоссе, за ним, не разбирая дороги, шумно проламывался сквозь подлесок Жан. — А ботинки мои где?.. Цветочки они пристроили в багажник, на кусок пленки, подперли со всех сторон ящиками. Жан, позевывая, одевался, сидя на заднем сидении, спустив ноги в открытую дверь. — А. Да. Там остались. — Вадим, все еще пребывавший с легкой растерянности, стоял перед ним, держа одежду. — Давай сюда, — Жан взял у него оставшиеся шмотки. — И, знаешь что, Вадь… Ты в следующий раз, если что-то необычное увидишь… иди не к нему, а от него. Честное слово, так лучше. Чуть не покусал тебя. В змеином обличье… мозги, тоже, знаешь… по-другому работают, — усмехнулся Жан, шнуруя ботинки. — Хорошенькая была бы благодарность… — Зубы-то прошли? — покивав, спросил Вадим. — Полегче стало. Ладно, до дома доберемся, а там как-нибудь.