Бремя рождения

      Сегодняшнее утро снова начинается с тренировки на кинжалах. К счастью, на этот раз мне лишь предстоит отработка движений в паре с сестрой Хильдой, но суровая воительница, как всегда, не даёт мне спуску.       — Удар сверху, — сухо комментирует она, и, защищаясь от укола, я ловлю левой рукой запястье её правой руки, выворачивая ладонь наружу. Выпустив свой кинжал, я хватаю наставницу правой рукой под правый локоть и дёргаю внутрь, прижимая к его груди. Так можно заставить соперника упасть или даже сломать ему руку.       — Удар в грудь, — бросает Хильда, наваливаясь на меня так, чтобы я не смогла выхватить свой кинжал. Я ловлю её запястье правой ладонью, перекидывая свою левую руку поверх. Теперь если я прижму руки к груди, то снова смогу повалить и покалечить соперника.       — Удар снизу, — приказывает сестра, и я вновь ловлю её правой рукой за запястье. Взяв левой рукой под локоть, я закидываю её руку на свое левое плечо. Готово, соперник в моей власти.       — Удар в лицо... Удар в правый бок... Удар слева в горло... — продолжает чеканить Хильда, и мне кажется, я сейчас выплюну свои лёгкие. Меняются техники, ритмы, подходы, но воительница словно не знает усталости.       — Можно мы уже закончим? — молю, наконец, я.       Сегодня день выдался необычайно тёплым и солнечным, и под туникой с меня сошло уже семь потов. Солнце светит особенно ярко, небо слепит глаза своей бескрайней голубизной, приветливо щебечут птицы, и в воздухе отчётливо слышится запах наступающей весны.       Под началом сестры Годы несколько сестёр и воспитанниц корпят над праздничным столом и убранством — уже завтра нас ждёт день Весеннего солнцестояния, главный праздник Матери-Земли, и в честь этого события монастырь традиционно устраивает пиршества и гуляния для всего Одбурга. За стенами монастыря слышится стук инструментов — гости нашей деревни устанавливают свои палатки. Вскоре здесь раскинется большая Весенняя Ярмарка, улицы наполнятся шумом, гамом и весёлой суетой, и Жива вновь заступит на свой престол.       Гордость монастыря, многовековая яблоня Живы, уже вся усыпана белыми цветами, благоухая на весь двор и символизируя собой скорое пробуждение богини. Когда-то с помощью своей магии сёстры вывели особой сорт, посвятив его Матери-Земле, и с тех пор знаменитая Одбургская яблоня плодоносила каждый год на радость обитательницам монастыря и жителям деревни. За годы, что сёстры поддерживали в ней жизнь, она разрослась так, что яблок с лихвой хватало на все нужды, включая изготовление знаменитого монастырского сидра — особая медовая сладость фруктов перебивала кислый вкус браги, за что наш сидр славился на весь Усланд.       Уже ощущая в воздухе атмосферу ликования, младшие воспитанницы водят вокруг яблони хороводы, распевая весенние песни.       Мне хочется влиться в эту предпраздничную суету и сменить оружие на любую утварь, которую мне всучит сестра Года.       Вздохнув, сестра Хильда кивает.       — Хорошо, Аделлинда. Ты неплохо поработала сегодня. Иди, отдохни, ты это заслужила.       Неужели я слышу что-то похожее на похвалу?       На выходе с арены меня ожидает сюрприз.       — Видо! — восклицаю я и от неожиданности бросаюсь парню на шею. Мы не виделись уже несколько дней, и я успела соскучиться.       — Привет, красотка, — ухмыляется он, обнимая меня.       — Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, отрываясь от его мощной и твёрдой груди.       — Пришёл украсть тебя, — подмигивает Видо. — Сегодня такой чудесный день, что мне захотелось отвести тебя в лес и отпраздновать канун Дня Весны только вдвоём, — широко улыбается он.       Внезапно я вижу перед собой прежнего Видо, словно и не было этих последних месяцев тайн и недомолвок.       — Но я хотела помочь сестре Годе и Одилии, — хмурюсь я.       — Через полчаса они всё ещё будут здесь, — как всегда шутливо напоминает он.       Я всё ещё немного сомневаюсь, но Видо снова кажется таким родным, таким знакомым, что мне хочется продлить это мгновение подольше.       — Ну хорошо, — улыбаюсь я. — Веди меня в лес, страшный серый волк.       — Только давай захватим твой плащ, — ухмыляется Видо.       Если богиня Жива ещё не проснулась, то своими криками, шумами, вздохами, телодвижениями и суетой мы точно способствовали её пробуждению. Теперь же, довольные и уставшие, мы лежали на моём плаще и смотрели в безоблачное небо. Этот лес я знаю как свои пять пальцев. Он начинается на возвышенности прямо за монастырём, находящимся в низине, и простирается вглубь всего Эрдена, опоясывая местные деревни и деревушки. Сюда я, как и теперь, сбегала с Видо при каждой возможности, здесь училась тому, что не могли дать мне монастырские стены. С какой стороны на деревьях мох, что растёт на болотах, какие растения можно употреблять в пищу, а какие не стоит даже трогать — всё это мы с моим лучшим другом узнавали опытным путём.       Когда я возвращалась в монастырь, грязная, ободранная, но довольная, Одилия хмурила брови и тяжко вздыхала, но порой и не могла сдержать улыбки, повторяя, как я похожа на свою мать. Они с Глэдвином тоже любили этот лес.       Возможно, они лежали на этой самой поляне, где сейчас отдыхаем мы с Видо.       — Знаешь, — помолчав, начинает мой искуситель. — Порой мне хочется, чтобы я был просто Видо, а ты — просто Ада. Чтобы мы жили с тобой в маленьком домике в Одбурге и начинали бы так каждый свой день, — он слегка подвинул руку и вложил свою ладонь в мою. — Ты когда-нибудь думала об этом? О том, какой была бы твоя жизнь без твоего великого предназначения?       Я резко сажусь, и моё настроение немедленно портится. Я чувствую, как начинаю вскипать, как внутри меня поднимается чёрная волна ненависти. Как он может так запросто говорить такое?       — И кто же виноват, что я не могу быть просто Адой? Чья злая воля лишила меня счастливой семьи, любящих родителей и маленького домика в Одбурге? Кто сделал меня той, кем я являюсь? По чьей милости я Аделлинда, а не Линда, Вина или Фрида? Как ты можешь спрашивать меня такое, если я и есть Предназначение? Самое моё рождение предрешило мою судьбу.       Видо садится тоже, пытается примирительно улыбнуться и снова взять меня за руку, но я сердито одёргиваю ладони. Как человек, знающий меня всю жизнь, может настолько меня не знать?       — Но ведь ты не инструмент, Ада. Ты человек. Ты вольна сама выбирать свою судьбу. Ты можешь уйти из монастыря и раствориться на просторах Эрдена как капля в море. Мы можем уйти вместе, если ты захочешь.       Я качаю головой, не веря своим ушам.       — И бросить всё, над чем я работала эти годы? Бросить Одбург на произвол судьбы? Ты знаешь моё Предназначение, Видо. Князь Агилульф попрал Священное слово Матери-Земли, и только я могу смыть его злодеяние его же кровью и вернуть деревне расположение богини.       — Ты уверена, что Жива хочет этого? — тихо спрашивает меня Видо. — Что богине жизни нужна смерть?       — Если это смерть насильника и прелюбодея, презревшего законы жизни, то да, — упрямо отвечаю я.       Парень вздыхает и качает головой.       — Хорошо. Прости, я знаю, как это важно для тебя. Просто... я боюсь потерять тебя, Ада. Боюсь, что скоро уже ничто не будет как прежде.       — О чём ты, Видо, — протягиваю я руку и глажу его по щеке. — Ты всегда будешь моим лучшим другом. Если хочешь, я назначу тебя властелином сеновала, Видо Золоторукий, — поддеваю его я.       Парень неопределённо хмыкает.       От его слов у меня на душе потеплело, и я больше не чувствую злобы. Это мой Видо, мой старый добрый уютный друг, моя тихая гавань и моя опора. Я понимаю, что он желает только лучшего мне, и, как и я, боится грядущего. Но я знаю, что должна сделать. Моя судьба неизбежна, и я отправляюсь в её объятия с гордо поднятой головой. И хорошо, если по ту сторону предначертанного меня всё ещё будет ждать мой верный друг.       В лесу легко забыться и потерять счёт времени. Мы ушли достаточно далеко, чтобы шум листвы и звуки природы полностью заглушили предпраздничную деревенскую суету. Мне и правда хочется остаться здесь подольше, ещё немного поваляться с Видо и послушать шёпот леса. Но солнце уже давно миновало зенит, и нужно собираться, если я хочу помочь сестре Годе с подготовкой к празднику.       — Мне пора возвращаться, — обращаюсь я к парню. — Скоро сёстры хватятся меня, и тогда нам несдобровать. Я обещала помочь с организацией.       — Если ты этого действительно хочешь, — задумчиво говорит Видо, глядя на меня. Его лицо тут же озаряет усмешка, — или у меня есть одна идея, как ещё я могу убедить тебя остаться здесь подольше...       — Видо! — с деланным возмущением вскрикиваю я. Впрочем, не могу сказать, что его предложение оставило меня равнодушной. Во всём теле тут же вспыхивают свежие воспоминания.       — Я знаю кое-что, против чего ты не сможешь устоять, — подмигивает мне парень и склоняется над моими чреслами.       Спустя ещё какое-то время (всё-таки на этот раз я буду считать пробуждение Живы своей личной заслугой) мы, наконец, складываем мой плащ и начинаем свой путь в сторону деревни. Но чем ближе мы подходим, тем сильнее нарастает моё напряжение.       Мы уже довольно близко от Одбурга, но звуков предпраздничной суеты всё ещё не слышно. Вместо этого в воздухе висит звенящая, практически мёртвая тишина, нарушаемая лишь звуками леса.       Порыв ветра доносит до нас странный запах прогорклого дыма. Моей первой мыслью было удивление — ведь праздничные костры зажгут только завтра. И в ту же секунду удивление сменяется щемящим чувством тревоги — что-то не так. Я срываюсь с места и бегу вперёд. Видо спешит за мной, стараясь не отстать.