Бремя рождения

      — Аделлинда, я так горжусь тобой, дитя, — с мягкой улыбкой произносит моя наставница.       Мы сидим в её кабинете, освещённом ласковым весенним солнцем. Последние несколько месяцев прошли в активной подготовке. Занятия с сестрой Хильдой стали чаще, уроки географии и дипломатии — интенсивнее.       Сегодня, как и всегда, мы обсуждаем с Одилией наших союзников (Вальден, Нидервальден, Хорн, Ротмос, Рория, Вестланд, Хофсбаден, Марбах и даже северный Маль), их сильные и слабые стороны, их выгоду от переворота и наши договорённости. Мне кажется, скоро моя голова распухнет и взорвётся от информации, которую я снова и снова повторяю по кругу.       Но ради таких вот моментов, ради таких вот слов, от которых во мне разливается тепло, нежность и радость, я готова твердить до отупения, что самую мощную поддержку нам оказывает Орден сестёр соседнего княжества Хильтфельдена.       — Сегодня я получила письмо от Ромильды, — словно в продолжение моих мыслей говорит Одилия.       Ромильда была настоятельницей того самого монастыря в Хильтфельдене, а ещё родной сестрой Одилии.       — Она пишет, что другие сёстры по всей стране готовы поддержать нашу борьбу, а с ними и правители их княжеств, — продолжает моя наставница.       Это не удивительно, учитывая, что монастыри Эрдена и Хильтфельдена — самые влиятельные в Усланде.       — Всё готово, дитя, для нашего дальнейшего хода, — настоятельница берёт меня за руки и крепко сжимает их в своих тёплых сухих ладонях. — Все нити судьбы, ведущие нас к этому моменту, сплелись воедино, все ставки сыграны, и для исполнения плана нам остаётся только одно… — она поднимает на меня испытующий взгляд.       — Нам надо дождаться наступления весны и пробуждения Живы, — шёпотом заканчиваю я.       При мысли об этом я испытываю целую бурю эмоций. Меня распирает радость оттого, что моя наставница довольна моими успехами. Мне не терпится скорее приступить к делу, доказать, что на практике я покажу себя не хуже, чем в теории. Конечно, мне страшно, но я знаю, что мудрая сестра-настоятельница всегда будет рядом и не позволит мне оступиться.       Так было всегда. Так будет и впредь.       Я крепко сжимаю её ладони в ответ.       И лишь одно омрачает радость моего предвкушения — пустое место за столом там, где обычно со мной рядом сидел на уроках мой лучший друг.       Со всеми этими приготовлениями у меня почти не осталось времени на Видо, и я чувствовала, как мне его не хватает. Но часто бывало так, что, когда я урывала время на свидание, я не могла найти его нигде из привычных мест. В последнее время парень стал реже бывать в монастыре, казался мрачнее и задумчивее, чем обычно. Что-то в нём неуловимо изменилось, но я даже не могла найти в себе сил спросить напрямую, чувствуя себя виноватой перед ним.       Я знала, что, быть может, нужна ему даже больше, чем он мне, но ничего не могла поделать. Порой я и сама злилась на Видо, ведь он знал, как важно моё Предназначение. Но я боялась, что, возможно, между нами всё изменилось безвозвратно и навсегда.       Когда нам удавалось встретиться, мы оба делали вид, что всё по-прежнему — Видо не спрашивал про мои занятия, а я не задавалась вопросами, где он пропадает, когда не появляется в монастыре. Мы занимались сексом, обсуждали разные незначительные мелочи, перемывали косточки воспитанницам, хихикали над Фридой, влюблённой в Видо по уши, и расходились по своим делам, до краёв наполненные пустой и одиночеством.