Бремя рождения

      Умывшись и заплетя свои густые волосы в косу, я спускаюсь в хитросплетенья внутреннего двора, чтобы поприветствовать сестру Одилию, которая вот-вот закончит утреннюю службу.       Как всегда на мой День Рождения, вокруг царствует серое межсезонье, и даже под шерстяной туникой меня до нутра пробирает сырое зябкое утро. На самом деле, я скорее осознаю холод, чем чувствую его — такова уж особенность моего организма, что я почти не мерзну. Но я уже привыкла к тому, что окружающие кутаются всякий раз, как изо рта начинает выходить пар, и научилась понимать холод так, что это ощущение стало почти физическим. К тому же промозглость, она и есть промозглость, и я стараюсь ускориться, чтобы немного разогнать кровь быстрым шагом.       Любование красотами древних строений с резными украшениями (благодаря Видо я знаю слова «балясина» и «причелина»), арками и переходами и восхищение аккуратными дорожками и укромными уголками я оставляю для тёплого времени года. Сейчас же мне хочется скорее встретить настоятельницу и вместе нырнуть в уютное тепло трапезной.       В этот момент меня хватают крепкие сильные руки и утаскивают в тёмный проулок между пристройками. Я сразу узнаю знакомые тепло и запах.       — Видо, какого мрака! — возмущённо, но глухо вскрикиваю я, обращаясь к лучшему другу. Я не хочу, чтобы кто-то услышал нас здесь.       — Прости, Ада, — ухмыляется он и целует меня в щёку. — Просто я хотел быть первым, кто поздравит тебя сегодня.       Я поворачиваюсь к нему и, немного задрав голову, — ну он и вымахал! — смотрю в сияющие серые глаза. Тёмные волосы как всегда взлохмачены, и я привычным жестом тянусь их пригладить. При виде его счастливой добродушной улыбки я не могу долго удерживать напускную строгость. Обхватив его лицо руками, я крепко целую Видо.       — Дурак! — говорю я, наконец, оторвавшись.       — Как скажешь, — ухмыляется он и крепко обнимает меня, окутывая запахом утренней свежести, крестьянской избы и чего-то неуловимого, что всегда ассоциируется у меня с детством.       Видо один из немногих, кого я могла бы назвать близким себе человеком. Кроме сестёр, конечно, которые заменили мне семью. Видо же был… как брат или дальний кузен, с которым было весело проводить время, болтать о всяком, искать приключения и познавать мир. Большинство девочек-воспитанниц казались мне слишком скучными, пресными и правильными, да мы почти и не пересекались с ними — у меня ведь была «особая» программа. Зато с Видо мы встречались довольно часто.       Вообще-то он и есть мой брат, только молочный. После смерти Берты монахини нашли мне кормилицу, и это оказалась мать Видо, сама родившая всего несколько месяцев назад. Так что мы знакомы с самой колыбели. Благодаря этому Видо с детства был вхож в монастырь, — а мужчины, надо сказать, не часто появляются на территории богини Живы, — и со временем стал незаменимым помощником сестёр по хозяйству. В обмен они обучали его грамоте наравне с воспитанницами, а кроме того, мы вместе посещали уроки сестры Альды.       Видо справил своё восемнадцатилетие пару месяцев назад, постепенно превратившись из смешного тощего угловатого парня в рослого красавца с идеальным прессом (который он не слишком скрывал, якобы потея от колки дров) и обворожительной ухмылкой. Разумеется, другие девушки не могли не замечать этого, но Видо, по его словам, не интересовала ни одна из них, кроме меня.       Я не знаю, что именно он вкладывал в эти слова, но я сомневаюсь, чтобы мы были предначертаны друг другу. Но секс с ним был хорош. Как и поцелуи. И ласки. И… Ух, Ада, ещё только раннее утро!       — У меня для тебя подарок. Даже два, — хитро подмигивает он.       — Видо, ты же знаешь, что мне нужно найти сестру Одилию, — как бы я ни любила его компанию, но сейчас чувствовала лёгкое раздражение оттого, что мой путь был прерван.       — Я тебя уверяю, через полчаса она всё ещё будет настоятельницей этого монастыря, — ухмыляется парень.       — Да. Очень сердитой на меня настоятельницей монастыря.       Видо закатывает глаза.       — Ох уж эти ваши ритуалы. Ладно, обещай мне, что мы встретимся после завтрака. У паветки, — подмигивает он.       Настала моя очередь закатывать глаза. Впрочем, я тут же расплываюсь в ухмылке.       Чтобы он ни задумал, место встречи мне уже нравится.       — Аделлинда! — слышу я голос настоятельницы, стоит мне вновь оказаться в основном дворе. Похоже, она уже закончила со всеми утренними церемониям. Эх, я ведь почти успела найти её первой. Интересно, что там Видо задумал…       — Сестра Одилия! — при виде своей наставницы я склоняю голову, но, не выдержав, бросаюсь в раскрытые объятия.       Конечно, сестра бывает и строгой, и требовательной, и порой даже несправедливой ко мне, как это свойственно любому старшему, но правда такова, что мы обе слишком любим друг друга, чтобы долго выдерживать всю эту напускную субординацию.       Ей всегда хватает мудрости и терпения, чтобы пережить мои выходки, а мне — великодушия, чтобы прощать её нравоучения.       На самом деле, в глубине души я больше всего на свете боюсь подвести свою наставницу.       — С Днём Рождения, дитя моё! Да благословит Жива начинания твои, и осветится твой путь мудрым взором божественного Солнца! — взяв за плечи, Одилия слегка отстраняет меня и оглядывает с ног до головы. — Как будто такая же, как вчера, но совсем отныне другая, — сестра крепко целует меня в лоб и обнимает снова. — В этом году нам предстоят великие дела.       — Да, сестра, — отвечаю я, уткнувшись ей в плечо.       — Ну, пойдём, посмотрим, что Года наготовила для своей любимицы, — отпустив объятия, подмигивает мне наставница.       Трапезная уже манит меня волшебными запахами, так что дважды повторять ей не приходится.       Некоторые сёстры и воспитанницы уже сидят за столами, угощаясь горячей кашей. Года расщедрилась, выставив всё самое вкусное, что было в подвалах монастыря — варенья, мёд, сушёные ягоды и фрукты… От всего этого великолепия у меня громко урчит в животе. Ох, даже сыру и сидру нашлось место! Не говоря уже о мягких с пылу с жару булочках и… При виде яблочного пирога у меня начинает щипать в глазах, и я бросаюсь обнимать Году.       — С днём рождения, малышка! — ласково улыбнувшись, треплет меня по волосам кухарка.       — Года, спасибо! Это потрясающе!       — Дождись ужина, — ухмыляется она, подмигивая мне.       Я не могла остановиться, пока не перепробовала все вкусности, которые приготовила для меня сестра Года, так что, вставая из-за стола с полным животом, я терзаюсь смутными сомнениями, сможем ли мы с Видо заняться его подарком. Однако покорно направляюсь к паветке, гонимая любопытством и предвкушением.       То ли дело в сидре, то ли в том, что сквозь пасмурное небо снова прорезались лучи солнца, но погода уже не кажется такой мерзкой, хоть изо рта по-прежнему идёт пар.       К моему разочарованию — хотя, стоит признать, этого следовало ожидать, — паветка закрыта на замок. Я зачем-то растерянно дёргаю его, словно сейчас окажется, что замок ненастоящий.       Видо со смехом закрывает мои глаза ладонями.       — Угадай кто?       — Властелин сеновала?       — Почти, — он обходит меня и ухмыляется. — У кого, по-твоему, ключ от замка? — Видо подмигивает мне и открывает паветку, — Добро пожаловать, моя княгиня.       Я бросаю на него сердитый взгляд.       — Не шути так, — сухо бросаю я.       — Прости, — Видо делает виноватое лицо. — Моя королева? Моя госпожа? Моя повелительница?       — М-м-м… мне нравится «госпожа».       — Отличный выбор, моя госпожа! — Видо низко кланяется и пропускает меня вперёд.       В паветке вкусно пахнет сухим сеном и дровами. Здесь же хранится хозяйственный инвентарь и прочая утварь. Это царство Видо. Анклав на территории богини Живы. Мы часто проводим здесь время вдвоём — иногда я просто захожу посмотреть на парня за работой и полюбоваться его сильными руками и атлетичной фигурой, а иногда мы испытываем на прочность настил для хранения сена. Подозреваю, это и входит в сегодняшнюю программу.       Видо входит за мной следом и закрывает дверь. Затем оборачивается и подходит ближе.       — Ада! — меня обдаёт его тёплым дыханием. Я уже чувствую знакомое томление и тянусь к Видо за поцелуем. Кажется, я ждала этого всё утро.       Я погружаю пальцы в густые каштановые волосы, притягивая его ближе к себе. Мои губы, призывно раскрытые, пульсируют от нетерпения, и парень не заставляет меня долго ждать, обрушиваясь на них со всей страстью. Я подавляю короткий вздох. Его губы мягкие, нежные, податливые. Мои — требующие и алчные. Наши языки сливаются в танце, ритм которого наполняет каждую клеточку моего естества приятной дрожью.       Я прижимаюсь к Видо всем телом, ощущая каждый контур и изгиб. Скользя рукой по мощной спине, я осязаю силу его мышц. Большие руки нежно обхватывают мою талию и прижимают меня к себе ещё сильнее. Я ощущаю тепло его тела, тепло его рук, ласкающих мое лицо, шею, спускающихся все ниже. Его прикосновения вызывают дрожь, заставляя меня желать ещё большего…       — Подожди, — вдруг прерывает поцелуй Видо, отстраняясь. — Ты не забыла? У меня для тебя подарки!       Поверить не могу!       Я задыхаюсь, словно рыба, выброшенная на берег. Мне кажется, я сейчас взорвусь от той энергии, что переполняет меня и не может найти выхода. Но глядя на парня, я понимаю, что почему-то ему это важнее, чем наш поцелуй и то, что могло бы за ним последовать.       — Хорошо, — серьёзно киваю я, едва переводя дух. — Давай их сюда и целуй меня уже.       — Не так быстро, — ухмыляется он. — Сегодня твой день рождения, и я приготовил кое-что особенное. Но сначала… — он вручает мне свёрток, который ждал своего часа на верстаке.       Развернув его, я ахаю от удивления, даже забыв про свою фрустрацию. Это добротный и красивый зелёный шерстяной плащ с капюшоном.       — Видо! Где ты только его раздобыл? Вряд ли сделал из шерсти, которую стащил у матери, правда?       — Ну, знаешь… Тут поработал, там поработал — так и накопил, — смущённо улыбается он. — Подумал, что восемнадцать лет — это повод получить настоящий подарок, а не самодельный.       — Видо… — ласково касаюсь я его лица. — Твои подарки всегда мне были дороги. Но это… Я даже представить себе не могу… — меня переполняет восхищение и благодарность. Подумать только, чего стоило парню такое приобретение. — Спасибо, он чудесен, — искренне говорю я.       Видо буквально светится от удовольствия. Он каждый раз радуется как ребёнок, когда видит, что угодил мне с подарком.       — Как же мне тебя отблагодарить… — задумчиво тяну я, оглядывая его с ног до головы.       — Нет уж, сегодня твой день, — решительно качает головой парень. — У меня остался ещё один подарок, забыла? Смотри-ка… — он берёт мой плащ и расстилает его на сеновале. — Надо опробовать, как хорошо он греет. Ложись!       Я послушно ложусь на плащ. Видо ложится рядом и, наконец-то, мы снова целуемся, продолжая с того момента, на котором закончили. Меня вновь охватывает трепет, дыхание учащается, и каждый его поцелуй, каждое нежное касание вызывает во мне волнение, которое медленно, но неуклонно нарастает. Руки парня оказываются у меня под туникой, гладят мою спину, разминают мягкую грудь. Нетерпение и желание переполняют меня, вырываясь наружу стонами.       Но вот Видо отпускает мои губы и с лукавой усмешкой опускается ниже, исследуя моё тело. Я ещё не понимаю, что он задумал, но мои штаны уже оказываются на земле. Кожа мгновенно покрывается мурашками, и Видо заботливо оборачивает мои ноги плащом, приняв это за проявление холода.       Но это не холод, а оголённый нерв, а его губы и язык тем временем уже находят все самые чувствительные точки на моём теле, отправляя меня всё глубже и глубже в этот мир, где нет места для стеснения или сомнений, а лишь для взаимной страсти. В голове не остаётся ни одной мысли, кроме наслаждения. Мои руки не находят себе места и беспомощно ищут опору, чтобы сжаться от удовольствия. Затем…       Я чувствую, как его мягкий и тёплый язык ласкает меня там, где он ещё никогда не бывал — сначала робко и несмело, но затем всё увереннее. Как его губы целуют и посасывают мой клитор, доставляя мне такое удовольствие, которого я раньше не испытывала. Ошеломлённая, я растворяюсь в этих неведомых мне до сих пор ощущениях. Такого мы ещё не пробовали — но боги, как же это хорошо.       Я извиваюсь под его нежными прикосновениями, укрываясь плащом, который создает ощущение еще большей интимности между нами. Мои руки устремляются к его волосам, направляют его движения, которые становятся всё более уверенными и интенсивными.       Волны удовольствия накатывают на меня снова и снова, усиливаясь с каждым разом, пока я не дохожу до пика. И в этот момент я просто не могу не закричать от удовольствия, не в силах сдерживаться, даже если бы попыталась.       Видо встаёт, с довольным видом вытирая рот тыльной стороной ладони.       — С днём рождения, Ада, — произносит он.       Облопавшись томлёным мясом с травами и ячменём, тушёной фасолью, маринованными помидорами и квашеной капустой и обпившись эля и яблочного сидра, я возвращаюсь в свою комнату и падаю на кровать с мыслью, что сегодня действительно был один из лучших дней моей жизни.