Бремя рождения

      Когда первые лучи солнца начинают красться по моей комнате, наступает пробуждение. Какое-то время я ещё лежу с закрытыми глазами, впитывая звуки и запахи, окружающие меня. Мне хотелось бы запомнить все ощущения этого дня до мельчайших деталей, чтобы возвращаться в это утро снова и снова. Утро моего восемнадцатилетия.       Это не обычный День Рождения. Вернее, наоборот — это раньше все мои Дни Рождения были самыми обычными днями с самой обычной рутиной. Разве что сестра Года готовила в мою честь все мои самые любимые блюда, а у Видо всегда был припрятан для меня маленький подарочек, обычно сделанный своими руками — вырезанная из дерева фигурка, сплетённый из украденных у матери нитей браслет, идеально отполированная и откалиброванная рогатка, букет подснежников или крокусов, бог знает где найденных среди этой темени и грязи…       Но сегодня — день, которого я ждала всю свою сознательную жизнь. Сегодня мне восемнадцать, а это значит, что вскоре я исполню своё Предназначение. Наконец я открываю глаза и окидываю взглядом резной потолок и стены древнего монастыря, который я зову домом. Я люблю свою комнату. Даже несмотря на сырость нынешней поры она как обычно пахнет сосной и смолой — эти запахи всегда возвращают меня в лето и отныне ассоциируются с детством. Это мой маленький удел, неприкосновенный уголок, в котором всё выглядит ровно так, как я хочу. Простая деревянная кровать. Небольшой сундук со всем самым необходимым. И множество маленьких безделушек, несущих в себе воспоминания о приятных моментах. Моя комната располагается в одном из жилых помещений, затерянных в причудливых лабиринтах монастыря. Это настоящее чудо деревянной архитектуры, возведённое не без помощи самой Живы и той магии, что доступна сёстрам. Лишь достойнейшим из своих адепток богиня дарует силу — способность слышать и понимать нужду растений, влиять на их рост и количество урожая. Не удивительно, что весной и летом монастырь утопает в зелени.       Именно благодаря этой магии наш Орден так почитаем и столь могуществен. Однако в последние годы на Эрден обрушилась страшная засуха, и урожая становится всё меньше, несмотря на все молитвы и бдения сестёр. Похоже, Жива отвернулась от своих возлюбленных детей.       Здесь, в этом монастыре, меня и вырастили сёстры Ордена Матери-Земли, окружили меня любовью, заботой и лаской, научили всему, что я знаю. Но главное, никогда не скрывали от меня правды о том, кто я, и каков мой путь, какой бы суровой ни была эта правда.       Я дитя и наследница князя Агилульфа, рождённая в ненависти и страдании. Мой отец попрал священные заветы богини Живы, моя мать погибла, давая мне жизнь, и лишь смерть прелюбодея от рук его бастарда способна восстановить хрупкое равновесие и вернуть Одбургу и всему Эрдену благосклонность богов. Это и есть моё Предназначение. Я должна убить своего отца и занять его место как законная правительница.       Всю жизнь меня готовили к этой миссии — обучали письму и грамоте, придворным манерам, истории, дипломатии и риторике. Со всем этим сёстры многовекового Ордена знакомы не понаслышке. Ни один князь Усланда не обходится без их мудрого совета и поддержки. Сестра Одилия управляет Орденом твёрдой рукой и мастерски лавирует во всех подводных политических течениях наших земель — о лучшей наставнице будущая правительница не может и мечтать.       Но светскими науками моё обучение не ограничивалось. Сестра Альда посвящала меня в тайные знания врачевания и науки взаимодействия веществ и открывала секреты трав и растений, а сестра Хильда — премудростям владения оружием. И всё ради того, чтобы, когда мне исполнится восемнадцать, я свершила предначертанное.       Я встаю, одеваюсь и направляюсь в умывальню. В повседневной жизни многие сёстры выбирают практичную и удобную одежду, предпочитая брюки и туники многослойным платьям. Тем порой приходится подолгу храниться в сундуках, ожидая своего часа, однако церемониальные и торжественные наряды никто не отменял. Впрочем, мне платья доводилось носить разве что в детстве, когда я разыгрывала сценки из сказок, воображая себя героинями любимых историй. Торжественные события Эрдена обходились без моего непосредственного участия. Я была не первой и не единственной сироткой на попечении Ордена, но сестра Одилия старалась не привлекать ко мне лишнего внимания. По её словам, я слишком похожа на мою покойную мать.       Я бы не особо уделяла внимание своей внешности, но выходит, что она — это то немногое, что мне досталось в память о маме. Я знаю, что её волосы были каштановыми, а мои отливают медью, но в остальном, если верить сёстрам, мы почти одно лицо — большие ореховые глаза (её чуть более круглые, мои — слегка миндалевидные), веснушки на молочно-белой коже (сгорающей каждое лето до красноты, если забыть нанести специальное снадобье), тонкие губы, чуть вздёрнутый нос. Так что порой мне нравилось думать, что из отражения за мной наблюдает мама. Я садилась перед зеркалом и рассказывала ей обо всём на свете.       В детстве я часто просила сестру Одилию рассказать мне о Берте и Глэдвине. Я знала наизусть их ужасную историю, но каждый раз, слушая воспоминания о них из уст сестры-настоятельницы, я словно становилась чуточку ближе к маме.       — Берта была такой же острой на язык шалуньей, как и ты. У неё было огромное сердце, добрый нрав и ласковое слово для каждого. Глэдвин был с детства влюблён в неё без памяти. Их смех и крики оживляли улицы Одбурга, эти двое были центром притяжения всей деревни. Их свадьба была настоящим праздником для всех…       В этом месте Одилия всегда прерывалась, а я не хотела слушать дальше. Я хотела, чтобы мама и Глэдвин оставались такими — живыми, весёлыми, радостными, влюблёнными. Я не хотела, чтобы страшные слова повисали в воздухе.       Порой я представляла себя дочкой Глэдвина. Как это было бы? Наверное, мои медные волосы завивались бы мелким бесом, а глаза были не орехового цвета, а зелёного. Он катал бы меня на своих могучих плечах взрослого мужчины, и мы бы втроём придумывали разные забавы и хохотали вдоволь.       Но я не дочь Глэдвина. Я дочь монстра, уничтожившего их счастье, и символ, вычерченный на моей коже слева, чуть ниже ключицы, никогда не позволял мне забывать об этом. Оттого я, порой, была сама себе отвратительна. Я ненавидела эту часть себя, — часть, что была его отродьем, — и меньшее, что я могла сделать — это отомстить своему отцу за то, что он сделал меня такой.       И сегодня я стала ещё ближе к своей цели.