И в смерти снятся сны

Они куда-то шли. И шли. И снова шли. Айрис ловила на себе взгляды их неожиданных спасителей. В конце концов она не выдержала и с вызовом спросила: — Ну что?! Один из них, мужчина с улыбчивым лицом, сказал: — Эрэа, вы только что попали сюда. Неужели вам не хочется узнать, что это за место, кто эти загадочные незнакомцы и куда они вас ведут? Вы так безропотно идёте с нами. Айрис нахмурилась и ответила, подражая тону улыбчивого: — Что это за место? Кто вы? Куда вы нас ведёте? — Добро пожаловать в Закат, — сказал он с преувеличенной торжественностью. — Мы — защитники всех слабых и жаждущих защиты. Я — Доминик Мерже, но все зовут меня просто Мерже, и я — это просто я. Вон тот, с топором, Венсан Делоне, наш дядюшка Венсан, с которым можно советоваться по почти любой проблеме. Этот мой товарищ, с мушкетом и цепом, — Жак Гроссо, и он не очень-то разговорчив. Юный эр с двумя саблями — Адельбрехт Шрайнемакерс, этот любит поспорить. Единственную эрэа среди нас зовут просто Тарья, как она говорит, и нет оснований ей не верить. Вот тот — Эстебан Колиньяр, не садитесь играть с ним в карты. Мы ведём мы вас в Лабиринт. Герцогиня Мирабелла остановилась. Прямая спина, поджатые губы, взгляд сверху вниз. — Вы спасли нас, чтобы отвести к Леворукому? Мерже споткнулся. — Сударыня, никакого Леворукого я не знаю, В нашем Лабиринте — только другие охотники, Хранительница и твари. — Твари? Закатные? — матушка выпрямилась ещё сильнее. Айрис стало стыдно. Мирабелла Окделл обращалась с их спасителями как с какими-то попрошайками, рассказывающими байки про однорогов и драконов. — Матушка! Они спасли нас от чудовищ! — И ведут нас в логово демонов! — О, эти демоны вовсе не такие, как о них говорят, — рассмеялся Мерже. — Они не соблазняют вас сладкими речами, в надежде получить вашу душу. Сомневаюсь, что они вообще знают о существовании души. Они пожирают тех чудовищ, которые напали на вас. Неожиданно для себя Айрис спросила: — Какие они — твари? — Они как кошки, — рассмеялся Мерже. — Это просто закатные кошки. Увидите. — Котики, — пискнула Эдит. Мирабелла Окделл открыла рот, но никто так и не узнал, что она хотела сказать. Она замерла, уставившись в одну точку, потом качнула головой и обронила: — Идём. — Это Лабиринт, и здесь вы вправе выбирать свой путь, — говорил Мерже, шагая вдоль высоких стен. — Можете стать охотниками — и до конца жизни убивать безумных зверей; можете стать ремесленниками и создавать оружие и броню для охотников; а можете выбрать путь Зверя, сойдя с ума, и уничтожать таких, как мы. Всё добровольно, никто не будет заставлять. — И что, никакого другого выбора нет? — спросила Айрис. — Почему же, можно медленно угаснуть. Перестать быть. Потухнуть, как прогоревшая свеча. Тот ещё выбор. Или стать жертвой зверя, — Мерже пожал плечами и отвернулся. — Нет охоты — нет добычи, нет добычи — нечего обменять на травы Хранительницы, которые помогают в борьбе с голодом. — Какие травы? — Особые травки: бросаешь их в костер, а от дыма менее голодно становится. Не знаю, где она их собирает. — А кто такая Хранительница? — О, она была всегда, сколько себя здесь помню. Говорят, она появилась вместе с Лабиринтом. Хранительница помогает нам, охотникам, сообщает об Охотах, отправляет на помощь, вот как вам. Мы пришли. Подходите ближе, не бойтесь, первый раз может немного мутить. Мерже и охотники остановились вокруг толстой горящей свечи. Айрис, не раздумывая, подхватила сестер за руки и приблизилась. Мирабелла, поджав губы, последовала за ней. Тарья наклонилась и затушила свечу. Мигнуло. И вот они стоят в большой зале, освещённой свечами. На полу лежала объёмная карта, на которой была видна каждая гора, каждый овраг. ТУт был не только весь Талиг, Айрис заметила Дриксен и земли за широким проливом. В тенях сидели кошки. Сотни кошек. А посреди зала стояла дева в очень старомодном одеянии, удивительно похожая на… герцога Алву? Высокая, со спокойным лицом без возраста, она казалась одним целым с этим местом. Такая вечная, такая… непоколебимая, да. Мерже подошёл к ней и поклонился. — Госпожа, Надор действительно рухнул, а посреди обломков мы обнаружили выживших и привели их с собой. Свечи трещали. Дева кивнула и подошла. Осмотрев всех, она остановилась взглядом на Мирабелле, склонила голову. — Эрэа, добро пожаловать. Я отвечу на ваши вопросы, если пожелаете. Мирабелла скривила губы. — Вы не скажете ничего нового, ибо я и так вижу, что мы очутились в Закате, и нет иных путей искупления, кроме молитв Создателю. — Я не очень вас понимаю, — сказала дева. — Я не знаю вашего Создателя, но я могу научить вас выживать здесь. Направить, дать совет, но не более того. Выбор делать вам. Или не делать. По сути, это тоже путь. Айрис задумалась. Угасание. Мерже говорил об этом. Её сестры напряженно переглядывались, они ничего не понимали. Впрочем, они уже не были детьми — поймут. А вот с матушкой сложнее… — Я и мои дети здесь за грехи, — Мирабелла вскинула голову, гордо и непреклонно. — Но это не означает, что мы должны сдаться! Здесь наши тела облачены в бренную плоть, а значит, испытание продолжается. В воле Создателя забрать нас отсюда. Спасти! Здесь место, где Враг даёт нам соблазны, а Создатель — шанс. Последний шанс на искупление! Айрис закрыла глаза. Надо выбирать Охоту. Это для неё было очевидно с самого начала — не Зверем же становиться, в конце то концов! Ремесел она не знала, а угасание точно не для неё. Сама мысль о таком была противна. Она хотела гореть. И она будет гореть. Пусть не при жизни, так хотя бы здесь. — Вы, наверное, не совсем понимаете… — начала Хранительница, покачав головой. — Вас никто ни к чему не принуждает. Охота добровольна. Но… вы ещё не знаете голода. Я не стану вас уговаривать. Делайте как считаете нужным. — Именно так я и намерена поступить, — холодно кивнула Мирабелла. — Я и мои дочери. Эдит опустила глаза, Дейдри выглядела расстроенной. Что ж… Может, хоть её удастся вытащить. Девочке четырнадцать, должна справиться, если будет дельный наставник. Попросить Мерже? Он казался дружелюбным. Или этого Колиньяра? Кошки смотрели на неё из полумрака. Изучали. Собравшись с духом, Айрис выступила вперёд. — Я выбираю Охоту, госпожа. Несколько охотников у костра поодаль одобрительно заворчали. Колиньяр тоже был там. Бросив на Айрис внимательный взгляд, он покачал головой, думая о чем-то своем. Хранительница едва заметно улыбнулась. — Это похвально. Обратись к охотникам, они дадут тебе первое снаряжение и обучат основам… Мать схватила Айрис за плечо. — Дочь моя!.. Опомнись! Мы в языческом капище! Это место проклято! — Глаза Мирабеллы горели. — Ступив на этот путь, ты погубишь и тело, ибо тебе не справиться с демонами, и, вдобавок, саму душу!.. Какой пример ты подаёшь младшим сестрам? — Единственно правильный пример, я полагаю, — спокойно ответила Айрис, выдержав бешеный напор матери. — И вы должны подумать над этим! Мы все пропадем, если просто будем сидеть сложа руки. Здесь не Надор. Мирабелла, сморщившись, как от удара, отпустила её плечо. Да, Надор и тихая жизнь остались в прошлом— всё рухнуло вместе со старинным замком. Она справится. Она должна. Если Тарья, тоже девушка, смогла, получится и у Айрис. — Подойди, — окликнула ее Хранительница. Она стояла у колодца, заполненного неестественно темной жидкостью, и глядела на поверхность глади. — Так что же случилось с Надором? Полагаю, ты мало что поняла, но всё же, может, хоть что-то сумела квидеть? Помнишь что-то необычное? — Я помню всё очень хорошо. Но мне ли знать причины такого бедствия? — Айрис пожала плечами. — Знаю лишь, трясло так, что рухнула даже скала. И… ещё нас пытался спасти невепрь — это такой зверь. Говорят, в древности он охранял наш род, но с тех пор его никто не видел, и его давно считали сказкой. А тут он появился. — Демон! — отрезала Мирабелла. — Пойди мы за ним, нас ожидала бы участь куда страшнее Заката. — А вдруг он спас бы нас? — внезапно сказала Дейдри. — И мы остались бы живы… Хлесткая пощёчина от Мирабеллы не заставила себя ждать. Дейдри охнула и прижалась к младшей сестре. — Не смей говорить такого! Тот зверь — порождение языческой Тьмы. Люди тогда не знали истины и поклонялись демонам. Он пришел, чтобы увести нас в свой мир теней! — Он погиб за нас, матушка! — не выдержала Айрис. — Погиб… и мы погибли. Из-за вашего упрямства. Мирабелла в гневе шагнула к ней, но тихий голос Хранительницы заставил её остановиться: — Не стоит. В Лабиринте каждый делает выбор сам, и ваши дочери в том числе. Исключений нет. Попрошу более не делать так. Иначе это наказуемо. Дюжина или больше кошек с лиловыми глазами вынырнули из теней, окружая Мирабеллу, хотя и держались на почтительном расстоянии. Их позы были расслаблены, но каждая казалась готовой к броску. Одна, самая крупная, выгнула спину и зашипела. Тотчас зашипели и остальные. Из полумрака их примеру последовали десятки других кошек. Это было необычно. И жутковато. Айрис невольно вздрогнула. Мирабелла, поджав губы, взяла младших дочерей за руки и быстро покинула зал. — Мироздание поколеблено. Что-то близится. — Голос Хранительницы был едва слышен. Впрочем, спустя миг она добавила уже громче: — Если выбор сделан, закрепим его. Подойди! Айрис приблизилась, чувствуя нарастающее волнение. Охотники окружили колодец. Все смотрели с любопытством, многие улыбались, в том числе Колиньяр. Хранительница взяла её руку и вложила в ладонь крупный кинжал с навершием, украшенным рубином. — Вытяни руку и отдай Колодцу каплю своей крови. Голос женщины звучал спокойно, но требовательно. Сжав зубы, Айрис быстрым движением провела лезвием по ребру ладони. Капля крови упала в колодец, всколыхнула поверхность. За ней ещё одна, и ещё… — Довольно, — Хранительница протянула ей серебряную чашу, покрытую странными рисунками. — Теперь зачерпни немного и выпей! Айрис подчинилась. Темная вода отражала огонь. И огонь пошел по жилам, едва она сделала глоток. Айрис невольно охнула. Впрочем, все почти сразу окончилось. — Добро пожаловать, охотница! — с улыбкой приветствовала её Хранительница. Спустя мгновение охотники, а их тут было десятка полтора, принялись пожимать ей руки и обнимать. — Теперь ты наша! — Мерже заговорщически подмигнул. — Пойдешь со мной. Подберём оружие и подобающую одежду. Остальное купишь сама, когда добудешь трофеи! Айрис кивнула и тут же оказалась лицом к лицу с Колиньяром. — С Окделлами мы станем сильнее, несомненно! — сострил он, приобняв ее. — Я лично не подписывалась спасать Колиньяра, — в тон ему ответила она, отстраняясь. Итак, она охотница. Айрис смотрела в темную гладь колодца и видела прошлое. Оно оказалось не слишком длинным. Как будет здесь, теперь зависело только от неё. Привыкнуть к миру Заката оказалось и легко, и сложно одновременно. Как и у всех, главной проблемой было чувство голода. Постоянное. Иногда оно терзало, подтачивая силы и убивая разум, иногда — отступало, но медленно грызло изнутри. Многие новички пробовали есть, как в старом мире: жарили или варили мясо животных. Это заканчивалась плохо. Некоторых рвало, другие просто не чувствовали вкуса и насыщения. Они были счастливчиками. Большинство просто превращались в зверей — монстров в уродливой человеческой оболочке. Как и говорил Мерже, спасали травы Хранительницы. Некоторые можно было купить у торговцев, но они действовали, конечно, слабее. Это как перекусить в той старой жизни. Вроде ел, но не насытился. Травы Хранительницы действовали иначе — голод отступал. Правда, не на слишком длительное время. Он оставался в глубине сознания, напоминая: “Я вернусь. Я здесь, рядом…” Бывалые охотники говорили, что за трофеи с самых сильных зверей и чудовищ можно получить травы, избавляющие от голода надолго, а заодно дарящие наслаждение и эйфорию. У всех, кто рассказывал о них, горели глаза… Похоже, травы и впрямь были очень хороши, но добыть их было крайне сложно — почти невозможно. Настолько сильных тварей с трудом одолевал целый отряд, и то не всегда. Многие при этом погибали, а у одиночек шансов не было. Впрочем, Айрис пока и на простые травы не заработала: Хранительница давала ей их авансом — совсем немного. Иногда чуть подкидывали Мерже и дядюшка Венсан, просто из симпатии. Ей нужно было идти на Охоту самой. Вечно никто кормить не станет. Здесь не сменялись день и ночь, тут был неизменный Закат. Люди, попавшие сюда, не старели. Что ж… Во всем есть хорошие стороны — она навсегда останется юной красивой девушкой. Мысль вызывала улыбку. Кому тут нужна красота? Все думали лишь о том, как победить голод, и Айрис тоже. Она быстро привыкла к камзолу и штанам мужского кроя, которые подарил ей Мерже, а берет с пером, выбранный вместо шляпы, по словам Тарьи придавал её облику изящества. Айрис была вполне довольна одеждой, жаль, сменной не было. Её предстояло купить самой, с трофеев. Она выбрала оружие в первый же день. Мерже посоветовал пилу-топор, и сперва Айрис считала её тяжеловатой и причудливой, но вскоре полюбила. Сабли и мечи плохо ей подходили — она не имела даже базовых навыков фехтования, секиры требовали много физической силы. Пила же оказалась отличным выбором: удобная в ближнем бою, чтобы наносить ужасные раны; нажатием на маленький рычажок ее можно было превратить в оружие на длинной ручке, относительно лёгкое. Айрис училась обращаться с пилой: не фехтовать, просто рубить. На всякий случай она взяла и пистолет, но решила, что как только представится возможность, пополнит базовый набор склянок и бутылочек с различными жидкостями, что ей выдали: некоторые при разбитии взрывались, другие давали дым, третьи поджигали или отравляли врагов. Нужна была Охота. Айрис целиком сосредоточилась на этом. Эстебан Колиньяр, в отличие от Мерже, немного сторонился ее, но не проявлял враждебности. Приглядывался. В прошлой жизни он был из "навозников", но ее и тогда это мало волновало. Колиньяр враждовал с ее бартом, но то были дела брата, не её. И всё же общаться с ним не получалось. Да и характер у него был не подарок: насмешливый, довольно дерзкий, он не признавал авторитетов. Как он оказался в отряде Мерже, было для Айрис загадкой. Она готовилась к первой Охоте. Ждала её. И наконец этот момент настал. — Заждалась?— спросил Мерже, проходя мимо. — Собирайся, у нас Охота. Айрис вздрогнула и оступилась. Ей не послышалось? Он сказал “у нас”? Значит ли это, что её приняли в отряд и готовы взять с собой? — Что замерла? Или передумала? — Я иду! — подхватив пояс с горшочками и склянками, Айрис побежала вслед за Мерже в залу карты. Её переполняло ликование. Охота!.. Наконец-то. Голод беспрестанно давал о себе знать, а того, что ей, как новенькой, давали, было слишком мало… Но вместе с тем, Айрис ощущала волнение и тревогу. Это не игра. Готова ли она? Она уже слышала, что некоторые не переживали свою первую Охоту. Конечно, за ними приглядывали, но риск был велик. Добычу уничтожать всё равно придется самой. В зале уже столпились охотники. Колиньяр обернулся на звук ее шагов, и под его внимательным и насмешливым, взглядом Айрис захотелось сжаться. Она замедлила шаг, распрямила плечи и подняла голову. Колиньяр отвесил куртуазный поклон. — Эрэа не боится? Правильно делает, ведь я и мой Листопад, — он положил ладонь на рукоятку меча, — защитят её от Зверей. Айрис сжала пилу-топор и чопорно ответила: — Эрэа сама себя способна защитить. Колиньяр отвесил ей ещё один подчёркнуто уважительный поклон. Издевается… Айрис подавила вздох. Лишний повод проявить себя на Охоте: опозориться перед Колиньяром было бы слишком. Уже в городе он шепнул ей в ухо: — Я прикрою… — Не надо, — сухо отрезала она. И пожалела об этом. По обе стороны переулка стояли заброшенные дома. Пустота. Тлен. Никого. Она на мгновение отвлеклась, когда из двери слева выскочил человек в шляпе с платком, прикрывающим нижнюю часть лица. В его руке был огромный топор. Он атаковал сразу. Айрис замешкалась, и огромное лезвие высекло искры из мостовой совсем рядом. Зарычав, человек атаковал снова. На сей раз Айрис увернулась от удара осознанно, шагнула навстречу, неумело полоснула пилой по его боку. Когда он замахнулся для нового удара, она поняла, что время увернуться есть — немного. Она поднырнула под топор и ударила по открытой шее. Человек булькнул. Потом рухнул. Дрожа, Айрис присела. Ее первый трофей. Она одолела его. Выстрел, затем второй заставили её вскочить. Ещё один человек в шляпе подкрадывался у ней со спины. Теперь он корчился на мостовой. — Неплохо сработано, — отметил Мерже, приближаясь. Тарья, перезаряжая пистолет, зорко смотрела по сторонам. — Только ты должна видеть картину в целом. Хорошо? Айрис кивнула. — А где Колиньяр? — спросила она. — Он сегодня сам по себе, — серьезно сказал Мерже. — Мы иногда так охотимся. Одни. Иногда это надо. Айрис мало что поняла, но кивнула. Мысленно она пожелала Колиньяру удачи. Это было единственное, что она пока могла сделать. Эстебан прижался к стене подвала. Раны болели нестерпимо. Было темно. Тьма сгущалась. Эстебан, готов ли ты идти с нами?.. Тебе пора. Пора. — Я… — Эстебан на короткий миг открыл глаза. Нет. Он дворянин. Он Колиньяр. Он не достанется этим. Не достанется. Но как же хочется зажмуриться, избавиться от боли… Пахло весной. В поместье цвели сады. Белые и розовые бутоны на яблонях, черешнях и вишнях говорили о победе природы. Это было прекрасно. Жаль, он тогда не мог понять… Эстебан потянулся и изящным движением выхватил шпагу. Получилось неплохо. Что говорить — получилось хорошо. Его учитель утверждает, что он будет лучшим, и Эстебан знает — это так, учитель-мориск не льстит: он действительно уже сейчас прекрасно владеет клинком, и даже шпагой и дагой одновременно. Никто не противостоит ему на равных. Через год — Лаик, новая жизнь… — Сударю угодно заниматься одному, или позвать ассистента? — камердинер, родом из Надора, почтительно склонил голову. — Сударю угодно заниматься… одному… — Эстебан резко сделал выпад, пронзая воображаемого противника. Да что там — он бы любого врага пронзил таким ударом. Площадка, окружённая садовыми деревьями, была довольно широка: пожалуй, тут могли бы драться две или даже три пары. Эстебан рассмеялся такой мысли. Он был здесь один. Его дом. Его правила. Ветерок дул в лицо, и движения Эстебана были плавны, как его дуновение. Эстебан смеялся. — Братец, смотри, — услышал он. Эстебан обернулся. Анна-Рената, темноволосая, длинноногая, в белом платье, бежала к нему по песчаной дорожке. Ну прямо матушка, только лицо острое, как у лисы. — Смотри! Бабочка! Она восторженно протянула ему сложенные лодочкой ладошки. Действительно, в них сидела бабочка. Бедолага проводила усиками и пыталась расправить крылья. — Бабочка. Да. — Эстебан размял плечи. — Стоило прерывать меня своими глупостями. — Но Эсте… — Анна-Рената явно обиделась. Ее ресницы вспорхнули и опали. — Она же такая красивая. — Красивая, да. — Странно, но он ощутил некий укол стыда за ее разочарование. Эстебан прижал сестру к себе, поцеловал ее в лоб. Девочка посмотрела на него слегка недоверчиво. Нет, он не обижал ее, но относился к ней снисходительно. Возможно, сказывались пять лет разницы в возрасте. — Давай отпустим его? Вместе! — предложила Анна-Рената. Эстебан улыбнулся: бабочка погибнет, если ее отпустить. Она погибнет в любом случае. И все же сказал он другое: — Да, сестрица. Давай отпустим его. Анна-Рената счастливо рассмеялась. Он закружил ее, подхватив под руки, и она тонко завизжала. — Отпускай, — сказал он, поставив ее на ноги. Анна-Рената с самым серьезным лицом раскрыла ладони. Бабочка выкарабкалась, словно была стара — с трудом. Она не выживет. Эта мысль заставила Эстебана сжать губы. — Лети! — закричала, радостно смеясь, Анна-Рената. — Лети, — выдохнул он, обнимая сестру за плечи. Бабочка полетела. Расправляя крылья, она взмыла ввысь и унеслась к небу. Он видел это сквозь вязкий, липкий туман. А потом видение погасло. — Эсте! Эсте, братец. Проснись! Он открыл глаза. Каменная стена холодила спину. Над ним склонилась Анна-Рената, темный локон коснулся его щеки. — Рени… Ты… здесь? — Эстебан попытался улыбнуться. — Но… — Не трать силы. Достань пистолет, Эсте, и наведи на меня, — сказала Анна-Рената, отступая. — Что? — не понял Эстебан. Как она здесь очутилась? Сестра. Без присмотра. Он достал пистолет и взвел курок. Что-то было не так. — Стреляй. Я люблю тебя, братец…— Анна-Рената отступила — и растаяла. Зверь ринулся вперед, но выстрел прямо в морду отшвырнул его прочь. Тварь скрывалась за сестрой. Заорав, Эстебан вскочил и кинулся на монстра. Он наносил удары, совершенно не заботясь о защите. Лишь когда тварь затихла, Эстебан снова привалился к стене. Он ведь знал, что в этом мире переплетаются реальность и иллюзия. Эстебана трясло. — Только не она. Только не она здесь… — бормотал он, стараясь прийти в себя и унять дрожь. Наконец Эстебан встал. Он зарядил пистолеты и, скривив губы в подобии ухмылки, пошел наверх. На Охоту. Вжуух. Свеча вспыхнула от огнива. После Охоты в городе пронзительно пахло пожарищем. Запах раздражал ноздри, и хотелось сожрать целого барашка, зажаренного на вертеле. Три года, а мечты о еде так и не покинули его. Кто бы мог подумать, что одним из самых мучительных наказаний в посмертии станут голод, память о вкусе мяса, специй или фруктов. А Закат сказал: “Добро пожаловать, теперь ты будешь голоден всегда, наслаждайся и сражайся”. Эстебан хмыкнул. Дым от костров стягивался к маленькой площади, окруженной скульптурами эспиратистских святых. Охотники сами казались статуями из камня: они тихо переговаривались друг с другом, почти неподвижные. Эстебан ступил на площадь, ловя отголоски новостей: кто-то столкнулся с озверевшим монахом, кому-то достались умалишённые горожане. Ничего нового. Обитатели Лабиринта сходили с ума — рано или поздно, — если не становились охотниками. Охотники гибли на Охоте или тоже сходили с ума. За время, проведённое в Закате, это стало обыденностью. Эстебан не озверел и пока не погиб, лезвие Листопада не затупилось — это многого стоило. Ещё одна Охота закончилась. Он выжил. Обласканные пламенем фрески на воротах Лабиринта вновь изменились. — Добро пожаловать домой, добрые охотники! — Неизменное приветствие, но при этом оно всегда звучало так искренне, так нежно. Сначала Эстебан сторонился Хранительницы, и в то же время жадно наблюдал за ней издалека. Ее узкое лицо в обрамлении чёрных волос, большие синие глаза, тонкий стан — всё это так напоминало об одном из тех, кого он старался забыть. Со временем память выцветала, как оставленная на ярком солнце ткань, и сейчас он ждал возвращения в Лабиринт, чтобы услышать тихий голос и поверить, что его ждали, ему рады. Здесь этого не хватало. Эстебан скучал по матери, по отцу, по сестре. В Зале Охотников стоял гул. В этот раз друг за другом вернулись четыре группы. Все зализывали раны, разбирали добычу, переговаривались, спорили. Эстебан прислушался. — …Говорю, было в нём что-то такое, знаешь, нечеловеческое. Да не смейся ты, дурак. Мы с кем сражаемся? Всё мелочь какая-то, если постараться, то можно убить, хоть шляпника, хоть волковека, хоть ракушечника. А эта образина в семьдесят или восемьдесят бье, вся увешанная виселицами, лицо посеред тулова, и хохочет. Я как увидел, так сразу по стеночке, по стеночке и сбежал оттуда. Нет, что ты мне ни говори, а в Олларию я больше ни ногой. Эстебан замер. В столице появился новый зверь, да ещё и громадина? Ему доводилось слышать раньше о таких, но он никогда не видел их. Говорили, что есть звери, никогда не имевшие человеческого облика; говорили, что они сразу рождаются зверями и не в смысле животными. Говорили, они очень сильны. Сколько веры словам? А сколько раз становились Зверьми боевые товарищи, про которых никогда бы не подумал, что их голод столь силён? Без счёта. Нет веры ни словам, ни поступкам, есть только кровь и сталь. Он подошёл к колодцу, заглянул в него. — Я — Эстебан Колиньяр, я — охотник, — сказал Эстебан, выискивая в своём отражении клок шерсти, огонь в глазах, любое искажение, которое предваряло превращение в зверя. Искал и не находил. — Я человек и ещё им побуду.