*****
Девочки направились по коридорам Хогвартса в поисках пустого класса. Отовсюду на них смотрели мрачные стены замка, слегка освещаемые тусклым пламенем факелов. Друг на друга они старались не смотреть, лишь иногда бросая мимолетные взгляды. Паника и страх сковали их обеих. Солей думала о том, как начать этот непростой разговор, а у Гермионы вдруг появилось плохое предчувствие. Наконец, найдя пустой класс, они зашли туда, судорожно озираясь по сторонам. Почему-то в данный момент ни одна из них не хотела, чтобы их увидели вдвоем, да и в нежелательных свидетелях их разговора не нуждались. Зайдя в класс Солей, начала накладывать запирающие и заглушающие заклятия. Покончив с работой, она села за ближайшую парту, жестом приглашая Гермиону последовать ее примеру. Несколько минут они сидели друг напротив друга, молча смотря друг другу в глаза. То, что разговор будет долгим и тяжелым, было понятно с самого начала. Первой прервала молчание Солей: — Солей, — представилась она, про себя подумав, что это как-то глупо звучит. — Гермиона, — ответила Гермиона, на что Солей лишь учтиво кивнула. — О чем ты хотела поговорить? — О нас. Ты ведь скорей всего не дурочка и прекрасно понимаешь, что все это не просто так. Гриффиндорка кивнула. — Я слышала твои родители маглы. Это правда? — Да, они стоматологи. — Понятие не имею кто такие стоматологи, — Солей пожала плечами, сверля Гермиону ледяным взглядом, от которого последней стало не по себе. — Они лечат зубы. Слизеринка закатила глаза: — Великий Мерлин, я похожа на дочь каких-то маггловских лекарей. Грейнджер закипела: — Я пришла сюда не выслушивать оскорбления в собственный адрес и адрес моих родителей. А ты кто такая? Кто твои родители? — Я Розье, — спокойно ответила та, словно это было само разумеющееся. Все слова были произнесены действительно, как данность, с которой вряд ли можно поспорить. Никаких ноток язвительности или оскорбления Гермиона не уловила, но все равно произнесла: — Да, я грязнокровка и горжусь этим! Такие, как ты и твои родители, возможно, и за людей, таких как я, не считают. Но уж лучше иметь родителей маглов, чем Пожирателей Смерти! Солей Розье покачала головой: — С чего ты взяла, что они сторонники Темного Лорда? — А разве не все чистокровные семьи поддерживают его политику? — Не все, но многие не будут выступать против открыто. Большинству в принципе плевать на магглов. — Молчание приравнивается к согласию. Солей не ответила, прикусив губу. Розье официально не были сторонниками Лорда, за исключением Эвана, но и открыто против не выступали, делая вид что заварушка их не касается, прячась за стенами своих поместий. И выходит грязнокровка права, их молчание приравнивалось к согласию. Тогда все, что ей внушали с детства не имело смысла. Маленькую Солей учили гордиться своим происхождением. Отец всегда говорил ей, когда она, провинившись, опускала глаза: «Смотри мне в глаза, Солей! Никогда не опускай взгляда, это признак раба. А Розье не перед кем головы не склоняют». Это простое правило она усвоила на всю жизнь. Никогда она не отводила взгляда и не опускала головы. — Тот, что набросился на меня с утра, твой парень? — Рон?! Да, он мой парень. Он не хотел тебя пугать, просто приревновал меня к Забини. Рон очень вспыльчивый. — К Блейзу? И не он один. Половина армии поклонниц Блейза Забини готовы съесть меня живьем, — лед в ее глазах немного треснул, и она улыбнулась так искренне и немного по-детски. Было видно, что ее забавляет такая ситуация. — Никогда не представляла себя роковой женщиной. — А разве вы с ним не встречаетесь? С Забини я имею в виду. Солей покачала головой: — Нет, что ты. Он мой кузен. Мы очень давно не виделись, но были дружны в детстве, — когда она говорила о Блейзе, в ее голосе проскальзывали нотки нежности и теплоты. Гермионе были понятны такие чувства, именно так она относилась к Гарри. Самый близкий человек, да, именно так. Друг или возлюбленный, но он для нее самый близкий человек. — Я понимаю, — вслух произнесла Гермиона. — У тебя необычное имя для англичанки, — девушка прекрасно знала, что зачастую в семьях волшебников дают необычные имена детям. Одни Малфои чего стоят. Слизеринка пожала плечами: — У меня французские корни. Кэтрин уже, наверное, говорила, что раньше мы учились в Шармбатоне. Вся моя семья по линии отца училась там. У тебя тоже очень необычное имя, Гермиона. Странно, что маглы-стоматологи назвали свою дочь столь редким именем. Жизнь такая странная, порой она делает неожиданные виражи. Вот сейчас Солей Розье сидит и болтает о чем-то совершенно неважном с девчонкой, из-за которой ей, возможно, придется отправиться на тот свет. Странная, непонятная жизнь. — Почему? — поинтересовалась Гермиона. Совсем недавно, еще утром, Гермиона думала над загадкой собственного имени. — Существует легенда о Гермионе, когда я была маленькой, мне ее бабушка рассказывала на ночь. — Легенда о Гермионе? — удивленно переспросила гриффиндорка. — Да, если хочешь я расскажу тебе ее как-нибудь. Ты понимаешь, о чем я хотела поговорить с тобой сейчас? — О нашей странной схожести? Мы ведь с тобой не родственники, мы даже не были знакомы до сегодняшнего дня. Не понимаю. — Мы не были знакомы и никогда не должны были познакомиться. Мы даже встретиться с тобой не должны были. В противном случае результат один… Вдруг Гермиона все поняла, на нее словно озарение нашло. Книга. Она прочла ее еще несколько лет назад, там рассказывались истории о двойниках. В ней говорилось, что у каждого человека в мире есть свой двойник. Двойники — это одинаковые люди, но при этом никак не связанные кровным родством. Эти два человека никогда не должны встретиться, иначе один из них должен будет уйти из этого мира, потому что нет места двум одинаковым сознаньям. Остаться должен только один. И теперь это произошло с ней. — Смерть, — закончила она. Солей лишь кивнула в ответ.*****
Хогвартс. Гостиная факультета Гриффиндор. Гарри задумчиво сидел в гостиной Гриффиндора. Приближалось время индивидуального урока с Дамблдором. Он все еще хотел поговорить с Гермионой, но она так и не появилась в гостиной. Рядом с ним о чем-то оживленно болтали Джинни с Кэтрин, похоже, они успели подружиться. Рон, как это ни странно, делал эссе по трансфигурации. Взгляд мальчика-который-выжил блуждал по помещению, перемещаясь от лучшего друга к собственной девушке. Острое щемящее чувство вины кололо сердце, он не мог простить себе собственного поцелуя. Гермиона, Рон, Джинни… Именно в таком порядке. Джинни — первая, единственная, любимая. Рон — друг, товарищ, брат. Гермиона… Он задумался. Гермиона — самая близкая, самая родная… Гермиона — это Гермиона. У нее особое место в его сердце, которое никто никогда не сможет занять. Ни Рон, ни Джинни. Джинни подошла и запечатлела легкий поцелуй на его губах, Кэтрин притворно улыбнулась. Отчего Рон покраснел, словно рак. Гарри заерзал в кресле. Эти приторные улыбки Кэтрин Розье заставляли его чувствовать себя полным идиотом. Он мог бы согласиться с Роном, что кузина Малфоя была очень симпатичной, можно даже сказать, что она была весьма красива, но уж какой-то неестественной была эта красота. Приторно сладкой. Как сладкий сливочный торт — после него всегда хочется чистой родниковой воды. В это время в гостиной появилась растерянная Гермиона. Волосы растрёпаны, глаза лихорадочно блестят, а где-то внутри затаился диким зверем страх. — Гермиона, почему ты так долго? Ты не могла бы помочь мне с эссе по трансфигурации? Как они вообще могут столько задавать в первый день… — тут же набросился на нее Рон. — Что она тебе сказала? — перебила брата Джинни. Гарри почувствовал, что в нем просыпается волна возмущения. Они что совсем ничего не видят?! Не понимают, что ей сейчас не до эссе по трансфигурации?! Он оглядел взглядом всех присутствующих: глаза Джинни горели любопытством, Рон вне себя от возмущения, Кэтрин… У Катрин такой же испуганный взгляд как у Гермионы. Возможно, первое впечатление о девушке обманчиво, или она действительно что-то знает, но молчит. Гарри встретился взглядом с Гермионой, и приободряющее ей кивнул. Она слегка улыбнулась и молча удалились в спальню под праведное негодование Рона. — Что это с ней? — растерянно сказал Уизли. — А главное, что могла ей сказать эта слизеринка? — добавила его сестра. — Я не знаю, — честно признался Гарри. Он посмотрел на часы, и произнес: — Время. Мне уже давно пора идти к Дамблдору. Он медленно встал с кресла, запечатлев легкий поцелуй на щеке своей девушки, попрощался с Роном и Кэтрин, которая все еще растерянно смотрела в сторону того места, где недавно стояла Гермиона, и вышел из гостиной через портрет толстой дамы.*****
Дождавшись, пока Гарри скроется из виду и, выждав положенное время, Кэтрин что-то наврала Рону и Джинни, и поднялась в спальню вслед за Гермионой. В спальне еще не было ни Лаванды, ни Парвати. Гермиона с остекленевшими глазами сидела на кровати. Совсем недавно с такими же пустыми глазами в Робияр–Корте сидела Солей и также считала, что ее жизнь закончилась. Как же они все-таки похожи. Дело даже не во внешнем сходстве, которое было очевидным. У обеих незримый внутренний стержень, которого не хватало многим. У Поттера, у Грейнджер, у Блейза и у Солей… У всех у них была внутренняя сила, которой можно позавидовать. Вот ни у нее, ни у Драко, даже у этих Уизли этого не было. Они — изнеженное племя, всю жизнь их оберегали, холили и лелеяли. Никогда никто из них не знал жизненных трудностей или жестоких превратностей судьбы. У самой Катрин не было большей беды, чем испорченное платье или неудавшийся роман, при этом не оставивший никакого следа в ее душе. А на таких как Солей или Поттер судьба ставит определенное клеймо, которое не стирается с годами, а становится лишь ярче. Кэтрин всегда сторонилась подобных им, думая, что их несчастья могут таинственным образом переползти на нее. От природы, не будучи жестокой, Кэтрин жалела обеих девочек. Но выбор есть выбор, в этой игре она играет в противоположной команде. — Вы поговорили? — наконец, произнесла она. — Ты знала? — Да, но я не могла сказать, эту новость ты должна была услышать не от меня. — Я умру. — Она говорит тоже самое. — Ты ведь мне смерти желаешь, да? — Нет, Гермиона, что ты! Никому из вас… Может все как-то образуется само-собой. — Да, брось. Я все понимаю. Неожиданно для себя самой Катрин подошла к ней и взяла девушку за руку. На щеках Гермионы уже блестели дорожки слез, а про себя она думала, что уже очень давно вот так просто не плакала. — Все будет хорошо, — попыталась утешить ее Катрин. — Может, это просто легенда, у вас разный цвет глаз… — Ты права, все будет хорошо… — как заклинание, повторяла за ней Гермиона, утирая слезы тыльной стороной руки.*****
Хогвартс. Кабинет директора. Оказавшись у кабинета директора Гарри произнес пароль, и горгулья отскочила в сторону. Поднявшись по лестнице, он оказался в просторном круглом помещении. С прошедшего учебного года в нем мало что изменилось. Все книги стояли на своих местах, феникс Фоукс дремал на своей жердочке, а директор сидел за своим столом. Гарри в очередной раз заметил, как стар был директор. Но, несмотря на это, от его худощавой фигуры исходила мощь и сила. — Я ждал тебя, Гарри. — Здравствуйте, профессор Дамблдор, — поприветствовал мальчик директора. — Добрый вечер. Я надеюсь, ты приятно провел эти каникулы? — Да, спасибо, сэр. — Сначала я бы хотел поговорить с тобой об инциденте, произошедшем утром. Ты понимаешь, что это вышло за рамки всех школьных правил. Поттер молча кивнул. В конце концов, это не он затеял драку, но при этом они ничего не сделал, чтобы прекратить ее. — Я понимаю, что всем сразу не назначишь отработки. Но все же думаю оба факультета придется наказать, как я пока не решил. Этого никогда не должно повториться. Вокруг и так происходит много ужасных вещей, а вы устраиваете внутренние распри. Ни к чему хорошему это не приведет. Ты ведь сам понимаешь это, Гарри? Сейчас все факультеты должны сплотиться как никогда. Гарри снова утвердительно закивал, соглашаясь со словами директора, а потом начал озираться по сторонам в поисках того, что приготовил ему директор. Но все было на своих местах и никак не указывало на то, что здесь будут проходить какие-либо занятия. — Гарри, тебе, наверное, любопытно, чем я намерен заниматься с тобой во время уроков? — деловито произнес Дамблдор. — Видишь ли, ты уже знаешь, зачем Волан-де-Морт хотел убить тебя шестнадцать лет назад. И ты, конечно, понимаешь, что время решающей битвы с каждым днем близится. Поэтому я считаю нужным, поделиться с тобой кое-какой информацией. В воздухе повисло молчание. — Я думал, Вы мне все рассказали в прошлом году, сэр, — с упреком произнес Гарри. — Я рассказал все, что знал. То, что я хочу показать тебе сейчас, не твердая почва достоверных фактов, а лишь топкое болото чужих воспоминаний. Чтобы победить врага, его нужно знать в лицо, понимать мотивы поступков. — Сэр, то, что вы хотите мне показать как-то связанно с пророчеством? Это как-то поможет остаться мне в живых? — Естественно, Гарри, я хочу, чтобы ты остался в живых, — будничным тоном произнес Дамблдор. С этими словами он встал со своего привычного места, обошел вокруг Гарри, и приблизился к шкафчику у самой двери. Когда он снова вернулся, в его руках была знакомая каменная чаша с вырезанными таинственными знаками. Он поставил ее на стол перед Гарри. — Мы погрузимся в Омут вместе. Я покажу тебе воспоминания некого Боба Огдена. Он был сотрудником обеспечения магического правопорядка. Вылив в чашу воспоминания, директор произнес: — После тебя, Гарри. Гарри склонился над чашей, сделал глубокий вдох и погрузился в серебристую субстанцию… Воспоминания Боба Огдена. 9 апреля 1926 года. Литтл-Хэнглтон. Невысокий полный человек был в невероятно больших очках, из-за которых его глазки казались маленькими, как у крота. Погода вокруг стояла невероятно солнечная для начала весны. Обычно, в это время в Англии начинался сезон туманов. Солнце распустило вокруг свои первые лучи, согревая все вокруг. Небо по-летнему было ясным и синим, как незабудки в поле. Но человек не замечал всего великолепия вокруг, он читал надписи на указателе, утопающем в кустах ежевики. Мужчина явно пытался выдать себя за магла, но в данном случае это выглядело весьма нелепо. Внимательно изучив указатель, он двинулся вперед. Несколько минут он шел мимо живых изгородей, идущих по обе стороны от пыльной дороги. Затем дорога резко повернула влево, и взору открылась небольшая деревушка. Немногочисленное количество домов, церковь и кладбище. По другую сторону от деревни, на вершине холма, возвышался красивый дом землевладельца. Огден свернул в противоположную деревне сторону и сильно прибавил шаг. С большой дороги он свернул на узкую, почти заросшую извилистую тропинку. Она шла под уклон и вела, по всей видимости, к темной рощице. Огден ненадолго остановился, достал палочку и двинулся дальше. Тропинка утопала в густой тени, отбрасываемой древними деревьями. Среди этих могучих дубов стояла весьма ветхая лачужка. Стены покрыты мхом, черепица местами осыпалась. Вокруг дома росла сорная трава, которая доставала до весьма грязных окон. Весь внешний вид этой лачужки говорил о том, что здесь не могут жить люди. Но неожиданно окно открылось, и из него показалась тонкая струйка дыма. Подойдя ближе к двери, мужчина увидел прибитую к двери мертвую змею. Огдена неприятно передернуло. — Вас сюда никто не звал. Обернувшись, он увидел человека, спрыгнувшего с дерева. У человека были темные спутанные волосы и маленькие темные глаза. Человек был еще достаточно молодой, но при этом производил довольно ужасающее впечатление. Огден опасливо отошел от него на несколько шагов. — Э-э… доброе утро. Я из министерства магии… — Вас сюда никто не звал. Молодой человек направил палочку в лицо мужчине. Но в это время из домика вышел пожилой мужчина, с глухим стуком захлопнув за собой дверь, от чего дохлая змея на двери закачалась. Этот человек был невысокого роста, но достаточно крепким, отчего производил впечатление солидного мужчины. Короткие седые волосы и морщинистое лицо никак не сочетались с блестящими живыми темно-карими глазами. Он остановился возле молодого человека. — Морфин! — обратился он к нему. Затем посмотрел на Огдена и произнес: — Из Министерства значит? — Совершенно верно! — сердито ответил Огден. — А вы, я так понимаю, мистер Мракс? — Точно, — он повернулся к Морфину и, почти не разжимая губ, зашипел: — Ступай в дом. Не спорь. Морфин хотел что-то возразить, но под действием грозного взгляда отца, послушался и вперевалку пошел в дом. Змея на двери снова закачалась из стороны в сторону. — Именно о вашем сыне я бы хотел поговорить с вами. Это был Морфин, верно? — сказал Огден. — Да, это был он, — равнодушно ответил старик. — Может, продолжим беседу в доме? — В доме? — Да, мистер Мракс. Я приехал поговорить с вашим сыном. Меня послали по поводу серьезного нарушения правопорядка, которое было совершено рано утром… — Ладно, ладно! — заорал Мракс. — Входите в дом! В доме царил удушающий полумрак. Три крошечные комнаты с довольно скудной обстановкой. В углу главной комнаты на застеленном кресле сидел Морфин и вертел в руках живую гадюку и тихонько напевал на змеином языке:Змейка, змейка, поиграем, Пошипим-ка вместе. Не то Морфин осерчает, На двери подвесит.
В углу что-то зашуршало, и Огден увидел, что в комнате есть еще один человек — девушка в старом линялом платье такого же цвета, что и окружающие ее стены. По всей видимости, она что-то стряпала на закопченной до черноты печки. У девушки были светло-русые волосы, большие бледно-голубые глаза, слегка ссутулившиеся плечи. Тонкие болезненные черты лица; кожа в полумраке комнаты приобретала серый оттенок, а проглядывающие через платье острые лопатки говорили о нездоровой худобе. Но больше всего поражала обреченность во взгляде. — Моя дочь Меропа, — неохотно буркнул Мракс в ответ на вопросительный взгляд Огдена. — Доброе утро, — сказал Огден. Девушка ничего не ответила, отвернувшись к своим горшкам. — Мистер Мракс. У нас есть причины предполагать, что ваш сын применил против магла волшебство. — И что мне с этого? Морфин проучил вонючего магла, проучил за дело… В этот момент девушка вздрогнула и еще больше побледнела, горшок выпал у нее из рук и разбился вдребезги. — Безмозглая, почини его немедленно! Слышишь? Не успела Меропа даже шелохнуться, как Огден произнес: — Репаро! Горшок мгновенно стал целым. У мистера Мракса был такой вид, будто он сейчас кинется на Огдена, но вместо этого он заорал на дочь: — Твое счастье, что подвернулся добрый дядя из Министерства. Может, он не побрезгует и возьмет себе женушку из сквибов проклятых… Меропа опять ничего не сказала, лишь поставила горшок на место и отошла в сторону. Вид у нее был такой, словно она сейчас готова сквозь землю провалиться. Между тем у мистера Мракса и Боба Огдена разыгрывался жаркий спор… …За окном послышался шум. Морфин зашипел, Меропа подняла голову, лицо у нее было бледнее полотна. — Боже, просто больно смотреть на эту лачужку! — послышался звонкий женский голос. — Неужели твой отец не может распорядиться, чтобы ее снесли, Том? — Она нам не принадлежит, — ответил голос молодого человека. — Этот дом принадлежит старому бездельнику по фамилии Мракс и его детям. Сын абсолютно ненормальный… Девушка рассмеялась. Морфин напрягся и попытался подняться с кресла. — Сиди на месте, — предостерегающе произнес его отец на змеином языке. — Том, кто-то прибил к двери змею, — голос девушки звучал совсем рядом. — Не смотри туда, Сесилия, любимая. Звон и топот стали стихать. — «Любимая», — прошептал Морфин на змеином языке, Меропа была в предобморочном состоянии. — Что такое? — сурово спросил Мракс. — Что ты сказал, Морфин? — Она заглядывается на этого магла, — прошипел Морфин, глядя на испуганную сестру. — Вечно торчит в саду, когда он проезжает мимо, пялится на него через ограду. А нынче ночью… Меропа умоляюще замотала головой. Морфин не успел договорить. — Ах ты, гнусная тварь, сквибб несчастная, вонючая осквернительница крови! — заревел Мракс, окончательно потеряв контроль над собой, с размаху ударил дочь по лицу. Меропа упала на грязный пол, из разбитой губы сочилась алая кровь. Огден закричал: — Не смейте! Релашио! Мракса отбросило назад. Разъяренный Морфин выскочил из кресла и кинулся на Огдена, размахивая окровавленным ножом. Огден бросился наутек…*****
2 сентября 1997 года. Хогвартс. Гарри направлялся из кабинета директора в гостиную своего факультета. В голове он снова и снова прокручивал все увиденное и все сказанное в круглом кабинете Дамблдора. У него перед глазами стояла Меропа Мракс с явной обреченностью в глазах. Директор сказал, что, возможно, она опоила Тома Риддла-старшего приворотным зельем, но почему-то глядя на эту затравленную отцом и братом девушку сложно в это представить. Сколько ей лет? Семнадцать, восемнадцать не больше. Его ровесница. Почти ребенок. Насколько Гарри мог судить, магические способности у девушки были практически не развиты. Всю жизнь терпеть угнетения отца и сумасшедшего брата. Сейчас ему его жизнь у Дурслей казалась почти раем. Где-то в глубине души он уже почти сочувствовал Волан-де-Морту. Гостиная на его удивление уже была пуста. Лишь одинокая фигура сидела возле камина. — Гермиона, — вслух произнес он. — Гарри, я хотела поговорить с тобой… — Я тоже. Неловкая пауза повисла в воздухе. — Ты первая, — прервала затянувшуюся тишину он. Гермиона тихим голосом поведала ему весь свой разговор со слизеринкой. — Я умру, — тихо-тихо прошептала она. — Ты не умрешь, — ответил Гарри. — Тогда она… — Ты не умрешь, — повторил он, притягивая девушку к себе и стирая поцелуями слезинки с ее глаз. В этот момент все стало неважно: Рон, Джинни.… Весь мир. Были только он и она, и стук двух в унисон бьющихся сердец, лишь иногда заглушаемый треском поленьев в камине.