***
Ведьма сидела на столе, причесанная, умытая, накормленная всеми обещанными ей обезболивающими, и прихлебывала кофе из офисной кружки. Леша пропустил момент, когда она успела куда-то позвонить, чтобы ей привезли чистую одежду, и теперь разглядывал ее, стараясь не сильно пялиться. Черное, как зимняя ночь, платье, начиналось кружевами прямо у нее под горлом и заканчивалось оборками только над щиколотками. И она все еще носила перчатки! Кажется, это была другая пара, Леше не совсем был уверен: тонкая кожа, тоже черная, разумеется, матово блестела, и отчего-то совсем не выглядела неуместно. Аспидный оттенок будто вымыл весь цвет из ее волос и глаз, один только не до конца заживший росчерк на ее губах слабо выделялся на монохромном фоне. В чудном сочетании с почти мертвяцкой бледностью и запавшими глазами, платье делало из нее что-то среднее между огромной фарфоровой куклой и нарядным викторианским трупом. Приятно было осознавать, что даже несмотря на то, что дела у Яры явно были ни к черту, хотя бы чувство стиля ей не изменило. Она громко отхлебнула, ничуть смущенная его пристальным разглядыванием. Наоборот, что-то в ней было демонстративное этим утром, веселое, злое и отчаянное. Оно сулило много проблем, и Леша в безнадежном оптимизме надеялся, что не ему. Вообще-то, каким бы не стал исход Совета, он больше никогда не собирался оставаться с ней наедине или даже пересекаться. Это он себе твердо обещал и собирался придерживаться своих обещаний во что бы то ни стало. Но у всех как-то вдруг нашлись какие-то неотложные дела, и даже Варваре Илья нашел что-то важное и срочное. И вот, посмотрите где он сейчас со своими обещаниями: совершенно один, сидит, развлекает ведьму, которая со своим волчьим дружком, к нему, кстати, у Леши тоже есть вопросы, протащила его через тот свет и обратно, как будто это ерунда. Казалось бы, недавние события должны были его чему-то научить, возможно, говорить «нет», или хотя бы какой-то осторожности, но Леша по-прежнему говорил «нет» только здравомыслию. Яра, понятия не имея о его душевных терзаниях, вызывающе причмокнув, раскатала на языке кофейную жижу, как будто пытаясь найти там неведомые вкусовые оттенки, а после дернулась, будто от избытка нервной энергии и спросила: – А молоко есть? – Есть, – холодно ответил он. Пусть знает, что ее кривляния здесь не приветствуются. – В холодильнике, – он уточнил на случай, если ведьма ожидает, что он хотя бы пальцем пошевелит для нее. У ведьмы хватило наглости укоризненно поднять брови. – Ты все еще обижаешься на меня. Леша возмущенно засопел. – Нет, – соврал он, даже не пытаясь казаться правдоподобным. Ответом ему стал неопределенный звук, который мог означать все, что угодно. Повисло молчание, душное и вязкое, какими бывают все неловкие молчания. У Леши все внутри зазудело от внутреннего конфликта. Он разрывался между невыносимым ощущением неловкости от тишины, нежеланием первым идти на примирение и раздражением от того, что самой ведьме, как видно, было в этом молчании вполне комфортно. Яра еще раз дернулась, невесть от чего, и мелко закачала ногой. Жестко опершись на руку, свободную от кофе, она рассеянно разглядывала на стену за его плечом, бросая взгляд то к одной, то к другой точке. За спиной у Леши была только карта города, где он отмечал все случаи найденных химер в архиве, которые смог найти, в надежде отыскать какую-то закономерность. И теперь, заметив, что Яра разглядывает карту, он не мог избавиться от любопытства. Желание прервать тишину назойливо требовало выхода, становясь похожим на статику, трещало и жужжало в его голове множеством одинаковых мыслей. Обреченно вздохнув, Леша, наконец, сдался, признавая поражение перед лицом своего невроза. – Для чего вообще ведьмы делают химер? – откашлявшись, спросил он. Яра вздрогнула, резко дернув коленом, будто чужой голос вырвал ее оттуда, где она пребывала мыслями, так резко, что какая-то часть сознания не успела вернуться обратно в тело. Прежде чем ответить, она несколько раз моргнула, совсем по-кукольному, будто ей нужно было время, чтобы собраться обратно в наглую насмешливую ведьму. – Много для чего, – заторможено проговорила она. – Для охраны, для работ, как материал для экспериментов… – Как материал для экспериментов, – медленно повторил Леша, пытаясь игнорировать холодное гадкое чувство, поселившееся в его желудке при этих словах. – Да, – рассеянно подтвердила ведьма. – Папа какое-то время, несколько лет, на самом деле, много экспериментировал с химерами, когда хотел вернуть маму. Он, конечно, сжег ее тело, потому что органика… хрупкая и со временем она все равно бы… – Яра неопределенно махнула рукой, будто это что-то объясняло, и быстро облизнула губы. – Но все же сохранил пару прядей, немного крови, на всякий случай. Пытался сделать что-то, но так и не смог получить того, чего хотел. От ее слов Лешу затошнило. Яра продолжила говорить, не заметив его реакции, и он вдруг, с удивившей его самого уверенностью понял, что ни за что не нашел бы в себе силы прервать ее. Он чувствовал, что находится на пороге какой-то непрошенной, и от того еще более ценной искренности. Ведьма всегда неохотно делилась внутренними переживаниями, что было понятно, и каждая мелочь о том, что ее волновало естественно пробуждала в нем жадное любопытство. Он даже не мог понять, что в его интересе больше: тщеславного стремления быть тем, кто узнает ее секреты или темного, боязливого любопытства об неприглядной стороне ведьмовской жизни, грязной, противоестественной, и все равно притягательной. На какой черт ему было нужно знать о ней такие вещи, думать не хотелось. – Химеры все-таки не совсем живая плоть. Это просто… мясо. Как только магии, которая бы держала все клетки в нужной форме, становится недостаточно, они почти моментально окисляются, теряют структуру и все начинает гнить. Память услужливо бросила Леше в лицо видения серой, пронизанной темными сосудами плоти, скользкой, влажной и мертвой. – Я видел одну. Она была похожа на червя, с зубами, как из ужасов, – пробормотал он слабым голосом. Яра дернула головой в чем-то между понимающим кивком и судорогой. – У червей несложное строение. Нет скелета, простая кровеносная система, нервная еще проще. Хороший выбор. Такое колдовство… непростая вещь, когда магия облекает желание в материю. Нужно знать, как устроено то, что ты собираешься воссоздать, уметь сконцентрироваться на этом, и не позволить разуму блуждать. Иначе вместо того, что ты хотел, магия вытащит наружу месиво из твоих навязчивых мыслей и страхов. Оттуда, я думаю, и всякие бредовые навороты, вроде зубов. Если конечно это не было целью. Тогда, наверное, все нормально, – тускло проговорила она, пожимая плечами. «Папа одно время много экспериментировал с химерами… пытался сделать что-то, но так и не смог получить того, чего хотел». «Кусок органики, который начнет гнить, когда магия перестанет поддерживать ее структуру». «Не позволить разуму блуждать, иначе магия вытащит наружу месиво из твоих навязчивых мыслей и страхов». На секунду Леша позволил своему разуму беспомощно барахтаться, переполненному мыслями о взрослении Яры и ее брата в одном доме с попытками повторить тело их матери. Неудачными попытками. Он заставил себя не рассматривать эти мысли так уж пристально, не задерживаться на них достаточно долго, чтобы не упасть в ужас слишком в глубоко – будет нехорошо, если его стошнит прямо сейчас. Сколько лет Яре было, когда начались эксперименты? Они с братом участвовали? Видели ли они результаты? Как они… участвовали ли они в… утилизации останков? Должны же они куда-то деваться. В голове у него промелькнуло несколько безумных картинок того, как Яра, выглядящая моложе, чем сейчас, копает позади дома яму, чтобы похоронить там беспорядочное месиво из недоразвитых человеческих органов, похожее и одновременно непохожее на ее мать, а после сажает сверху розовый куст. У Леши голова шла кругом. Ком в животе из слабости, омерзения и неуместной жалости, которую никто не просил, и которая не нужна, почти заставил его произнести слова, которые, он знает, Яра не оценит. Да что там, скорее всего, придет в ярость и скажет в ответ что-то резкое и жестокое, и непременно ранит его, каким-то чудом нащупав больную точку. Но он все равно хотел произнести их так сильно, что почти не мог себя сдержать. Он вдруг вообразил свою собственную семью, на месте Бажовых: себя на месте Яры, свою мать, бойкую и легкую – мертвой, а отца, мягкого и веселого, который ругался на телевизор и всегда здоровался с уличными животными – холодным и отчаянным человеком, потратившим годы в тщетных попытках вернуть хотя бы тень того, что давно мертво. Потребность утешить почти смогла вытеснить у него из головы былую обиду за все неприятное, что Яра успела казать и сделать. Леша отвернулся, чтобы ведьма не смогла увидеть его лицо и то, что на нем, без сомнения, отобразилось. Мог бы не стараться – ее взгляд, широкий, интенсивный, бегал по комнате, не задерживаясь нигде подолгу, разве что все время возвращался к карте, чтобы скользнуть от одной точки до другой и снова сбежать куда-то еще. – В любом случае, химера – это редкость. Верховные раздают своему шабашу не так много магии, чтобы тратить ее на такие вещи, как сложные в обращении поделки из органики, – продолжила она, понятия не имея о эмоциональной буре, которую он устроил у себя в голове. – На что тогда ее тратить? Яра фыркнула с маленькой самоуничижительной улыбкой. – На маленькие мысленные внушения для своей выгоды тут и там, на продление жизни, молодости и красоты, на мелкие махинации, чтобы получить богатство, на что же еще? Леша позабавлено хмыкнул. Это было больше похоже на то, что он усвоил о ведьмах, чем какие-то сложные эксперименты с созданием тел. – Что ты собираешься делать? – просил он у Яры, наблюдая, как та с преувеличенным интересом разглядывает что-то на дне своей кружки. Вместо ответа она неопределенно промычала, и уставилась в кофейное дно с еще большей настойчивостью, будто силясь разглядеть там свое будущее. Да только у растворимого кофе не бывает гущи, даже Леше это известно. Снова повисло молчание. Нервно потея, он пытался придумать тему для беседы, но как назло, в голову не лезло ничего путного. Любые вопросы казались глупыми и неестественными. Возможно от того, что ему не хватало смелости спросить то, чего он действительно хотел. Так они и сидели: Леша, с каждой секундой все глубже увязающий в болоте беспокойства, куда сам себя же и завел, и Яра, с отсутствующим лицом, где-то глубоко в своих мыслях, пока, наконец, дверь не скрипнула, и в комнату бесшумно не вплыла Варвара. – Пора идти, – прошелестела она, поймав ведьмин взгляд, темный и немигающий. Та с неожиданным послушанием кивнула, спрыгнула со стола, и отступила за шкаф, где у них между стеной и старой пожелтевшей раковиной, притулился маленький холодильник, и хранилась всякая мелочь вроде чайных пакетиков, кофе, ложек и печенья. Под пристальными взглядами Леши и Варвары ведьма устроила настоящее представление из мытья одной единственной чашки. С размаху она открыла кран, и вода с утробным воем покатилась по трубам, струя кипятка ударилась о металлическое дно, окатив брызгами все вокруг. Затем долго трясла над губкой бутылку с моющим средством, пытаясь выдавить загустевшие остатки, нагнала полную раковину пены, утопила в ней чашку и принялась усердно тереть. Впору делать ставки, что случится раньше: ведьма выронит ее и разобьет к чертям или от усердия протрет на ней эмаль. К счастью, обошлось без потерь – закончив, наконец, Яра стряхнула с чашки капли и поставила ее на полку. Постояла с пару секунд, глядя в никуда, а потом вытерла об юбку мокрые перчатки и широким шагом поспешила к выходу, только бросив им обоим через плечо «Пойдем!». Как будто это они здесь всех задерживают. Леша обменялся взглядом с Варварой и закатил глаза. Да ради птичьего бога, ведьма даже не знала куда идти! В коридоре Варвара слегка перегнала ее, жестом подсказывая повороты. После всех эмоциональных усилий и нервов, которых ему стоила ведьма, деликатное присутствие, с которым Варвара бесшумно скользила по затертому офисному полу и вдоль бежевой штукатурки стен, было подобно прохладной воде в жаркий полдень. Яра же, следовавшая прямо за ней, ставила каблуки с основательным, весомым стуком, так, что от ее шага на старом покрытии оставались вмятины. Тень под ее ногами была густой и темной, намного темнее, чем Лешина. Следуя порыву, он отстал от нее еще на пару шагов, чтобы их тени не могли соприкоснуться и тут же отругал себя глупое суеверие. Последние лет двадцать Совет традиционно проводили в небольшой переговорной, еще на излете Союза перестроенной из актового зала, одна половина которого сразу стала приемной начальника Отдела, а вторая прошла длинный путь от хранилища всякой всячины до той самой переговорной, по пути успев побывать комнатой отдыха и пережить затяжной ремонт, растянувшийся почти на десять лет. Именно в наследство от актового зала приемной Ильи досталась большая часть розетки из лепных колосьев и звезд, и остатки крюка, на котором когда-то висела многоярусная люстра с подвесками не то из стекла, не то из пластика. Леша видел эту люстру только на старых фото в архиве, огромную и сверкающую, во всем своем позднесоветском великолепии. В переговорной тоже, наверняка, осталось что-то такое же впечатляющее, но все это было скрыто за стенами из гипсокартона и навесными потолками. У двери их уже поджидал Илья. Первым делом, следуя совсем недавно появившейся привычке, он внимательно и быстро осмотрел Варвару с ног до головы и обратно, как осматривал теперь всякий раз, когда она появлялась у него перед глазами, и только потом обратил внимание на остальных. Яра, поравнявшись с ним, нервно облизала губы и спросила негромко, так чтобы никто за дверями не услышал: – Мой брат пришел? И стоило ей получить утвердительный кивок, сразу же заметно расслабилась. Она, конечно, не стала больше похожа на нормального человека и меньше на подключенного к гальванической машине для оживления мертвых, но что-то в ее осанке и в том, как она держала себя, успокоилось, будто бы получив долгожданное утешение. В дверях она нерешительно замедлилась, а потом и вовсе сбилась с шага, неловко зацепившись за порог носком сапога. Леше пришлось слегка подтолкнуть ее в спину, направляя к местам за большим овальным столом. Сложно сказать, чего он ожидал, представляя себе место, где собираются главные колдуны города и самый его могущественный человек. Освещенной луной поляны в лесной чаще? Болота, покрытого ядовитым туманом? Мрачного заброшенного дома на отшибе? Резных готичных интерьеров, завернутых в паутину? Будто бы в насмешку над обычно драмой, которая, казалось, следовала за ведьмами повсюду, как гром за молнией, переговорная, отведенная под проведение Совета оказалась… обычной. Простая прямоугольная комната в уже знакомом здании, куда Леша каждый день ходил на работу, и успел изучить, как он думал, от крыши до подвала. Та же самая бежевая штукатурка на стенах и тот же самый потолок, что и везде. Длинные полосы жалюзи скрывали обычные окна в стеклопакетах, за которыми пасмурное зимнее утро лениво скользило в пасмурный день. По бокам окна обрамляли сложные портьеры в позднесоветском стиле самого безвкусного оттенка бордового, из всех, что Леше доводилось видеть в своей жизни. На потолке едва слышно гудели галогеновые лампы, секция рядом с дверью, светила чуть слабее, чем остальные. Должно быть от того, что на прошлой неделе электрики снимали панели вокруг нее, чтобы поковыряться в связке оптоволокна. Почти все место в комнате занял большой овальный стол, вокруг него нестройным хороводом тут и там ютились простые офисные стулья. Кто-то поставил в центр стола пустые стаканы и бутылки с водой, как для какого-то большого совещания или комиссии. Словом, Городской Совет собирался в удивительно неторжественных условиях. Леша и сам не мог бы сказать впечатлен ли он или разочарован, но мог оценить иронию. Обе верховные уже ожидали на своих местах. С краю, ближе всего к выходу, неподвижной грудой халатов замерла старуха Зиба. Илья привез ей из своего кабинета собственное кресло, большое и представительское, с трудом пропихнув его через дверной проем. Среди его плавных современных линий, она, маленькая и сморщенная ведьма в ворохе расшитой ткани, смотрелась странно и чуждо. По правую руку от Зибы, с ног до головы в черном, сидел молодой человек и увлеченно с кем-то переписывался в телефоне. Слева от них, с видом принцессы на смотринах умостилась Эва, в первый раз допущенная к Совету. Илья, окинув всех колдунов непонятным взглядом, с кряхтением уселся чуть в стороне и шлепнул на стол туго скрученный линолеумный рулон, к счастью, на этот раз разумно молчаливый. За широкой спиной начальника Отдела безмолвным стражем замерла Варвара. Леша оглянулся было на Яру, чтобы поскорее провести ее к нужному месту, но тут же понял, что ведьме не до него: она не моргая уставилась на своего брата, будто он был единственным верным ответом на все вопросы в мире, и, кажется, больше не видела никого вокруг. Федор вздрогнул, почувствовав на себе ее внимание. Конечно, он почувствовал, его никак нельзя было не почувствовать, не ощутить всей кожей, но отчего-то предпочел не отвечать на него. Только сжал челюсти, сильно, почти до скрипа, и, сложив на груди руки, продолжил сидеть, как сидел до того: глядя в пол и пальцами по локтю отбивая какой-то частый ритм. Зеленый свитер, ужасно дорогой и мягкий на вид, кидал нездоровые отсветы на его костистое лицо, что в придачу к желтому офисному свету совсем не делало ему комплиментов. Яра не отводила глаз. Ох, как же она смотрела, тяжело и цепко, с такой мятежной нуждой, что любому стало бы не по себе, просто находясь рядом. Чего стоило оказаться под таким взглядом, и вовсе страшно подумать. Оглушительная, неподъемная тишина упала вокруг, и если в начале среди присутствующих еще мог быть кто-то, кто не пялился в открытую, то теперь за Бажовыми следили все без исключения. Илья напрягся на своем стуле, Эва, казалось, затаив дыхание чего-то ждала, даже Зиба не отрывала внимательного взгляда от Яры, а ее протеже и вовсе соизволил отвлечься от телефона. Впрочем, тот все равно чутко держал пальцы над светящимся экраном. Леша с удивлением отметил, что у них с Зибой одинаковые глаза: пугающего желтого-оранжевого оттенка, острые, сосредоточенные, не по-человечески пронзительные. Он неловко помялся за плечом Яры, не зная куда себя деть, когда вокруг такие страсти и, не придумав ничего лучше, снова мягко подтолкнул ее в сторону стола. Яра вздрогнула и, наконец, двинулась вперед. Под зудящим перекрестьем чужих взглядов, она проследовала к своему месту напротив верховных, где уселась с прямой спиной, и сразу же с недовольным видом заявила, разбивая охватившее комнату напряжение: – Вижу, Совет отказал мне в открытом слушании. – Только ради твоей безопасности, чтобы избежать ненужных провокаций, – невозмутимо ответил непонятно откуда появившийся Ян, и церемонно опустился на сидение недалеко от племянницы. Должно быть он вошел, когда все отвлеклись на Бажовых. Чтобы не торчать у всех на виду, Леша протиснулся за спиной Яры и скользнул к дальнему краю, где кроме Федора и парочке людей Зибы – сегодня ее представляла молодая женщина в светлом офисном костюме, с гладкими волосами, собранными в низкий пучок и один из ее обычных ребят неопределенного возраста. Оба, стоило Леше приблизиться, удостоили его ледяным взглядом и почти незаметным кивком. Леша, не зная, как на это реагировать, тоже молча кивнул и занял место недалеко от Бажова. Именно поэтому он смог уловить его едкий, произнесенный едва слышно, комментарий: «Когда это мы могли обойтись без провокаций?». В глубине души Леша был с ним полностью согласен – тот явно хорошо знал и свою сестру, и ее оппонентов. Яра Бажова не смогла бы держать голову низко даже ради своего блага. Эва, рассеянно играющая с сережкой вдруг поймала его блуждающий взгляд и чарующе улыбнулась. У Леши сразу же заломило в затылке и висках, и он откинулся на спинку своего стула, быстро отвел глаза прочь и принялся считать вздохи. Илья вопросительно оглядел верховных и, дождавшись от каждой из них небрежного кивка, прокашлялся. Варвара за его плечом вытянулась в струнку и подошла ближе, разворачиваясь бледным и пустым лицом к аудитории. – Заседание Городского Совета объявляется открытым. Слово для изложения сути обвинения предоставляется колдуну Смольного шабаша, Яну Смоличу. На слове «обвинение» Яра громко и с презрительным весельем фыркнула. Ян, изящно поднялся со своего места и вышел во главу стола, туда где его край мягко изгибался в самом узком своем месте, и все посторонние звуки в комнате сами собой начали стихать под дробью его шагов. Красные подошвы ботинок отстучали по паркету, изящно развернувшись, Ян поправил очки на вздернутом носу, снял с рукава невидимую соринку и скромно встал, дожидаясь абсолютного внимания. Едва ли в комнате был хоть кто-то, кто поверил бы в его скромность. Очки вместо того, чтобы сделать весь его вид безобидным и внушающим доверие, делали его опасным, а матовый отблеск на их тонких дужках скорее наводил тревогу, чем успокаивал. И темно-графитовый, почти черный, костюм, на простой Лешин взгляд слишком узкий и дорогой для зала суда, только усугублял впечатление. Но с другой стороны, что он мог понимать? Стилевые выборы ведьм почти всегда ставили его в тупик. – Сегодня мы собрались, чтобы обсудить вопрос о статусе Бажовой Ярославы Матвеевны, ведьмы, состоящей в ранее существующем Бажовом шабаше. Ярослава Матвеевна, не являясь ни признанной верховной ведьмой, ни узаконенной перед Советом наследницей верховной ведьмы, исходя только лишь из одной родственной связи, что является явным неуважением к Совету, удерживает разрыв в изнанке, а также окружающий его лес, в котором проживает неучтенное, – Ян бросил поверх очков взгляд на хмурого Илью, который тут же поморщился как от зубной боли, – …количество опасных для населения города существ. Как было сказано, Бажова шабаша больше не существует, так как его верховный колдун пропал, и местоположение его не установлено, а третий и последний его представитель, Бажов Федор Матвеевич, предпочел искать убежища в другом шабаше. Ян взмахнул рукой в сторону Федора, привлекая внимание, как будто все глаза в комнате уже и так не были направлены на него. А тот, не обращая внимание на тихий, поднявшийся шепоток, так же глядел в пол, сцепив зубы и выстукивая на сгибе локтя одному ему известный ритм, пока в какой-то момент челюсть его не напряглась так сильно, что кости, казалось, вот-вот прорежут кожу, и он, подняв голову, посмотрел на Яна в ответ точно таким же взглядом, как смотрела его сестра, пристально, едко, насмешливо. А затем медленно поднял бровь в молчаливом вопросе. Ян откашлялся, переводя внимание снова на Совет, и продолжил: – Как неравнодушный член нашего сообщества и бывший верховный колдун, я очень обеспокоен этими обстоятельствами. Чтобы обеспечить безопасность города, прошу Совет принять справедливые меры в отношении Ярославы Матвеевны, а именно: изъять у Ярославы Матвеевны незаконно удерживаемый разрыв в изнанке, а также лес, справиться с которым ей, как одинокой ведьме, не под силу, – закончил он и замолчал. Старуха Зиба чуть сдвинулась на своем месте, зашуршав халатами, колокольчики в ее одежде издали нежный мелодичный звук. – Послушаем, что скажет девочка, – проскрипела она. Старая ведьма не спеша достала из рукава расшитый разноцветными бусинами кисет и положила на стол, из другого рукава извлекла трубку темного блестящего дерева и начала ее набивать. Леша втянул голову в плечи – только сработавших детекторов дыма им не хватало на этом празднике жизни. Илья тяжело вздохнул, и одарив Яру предостерегающим взглядом, объявил: – Слово предоставляется ответчику, Бажовой Ярославе Мавеевне. На каких основаниях вы удерживаете разрыв? Ян не спеша прошелся мимо и уселся на свое место, откуда воззрился на Яру с выражением самой злобной ведьмы в городе. – Как ты втиснулся в эти брюки? Их что, сшивали прямо на тебе? Я имею в виду, разве такой вызывающий вид не является куда большим неуважением? Прошу Совет обратить внимание, это не я тут одета как шл… – Отвечай Совету, – рявкнул Ян, заглушая конец ее фразы. Крылья его носа побелели от гнева. Ведьма явно задела какой-то нерв. Леша тихонько взвыл, роняя лицо в ладони. Кого Илья вообще пытался вразумить своими предостережениями? Эта ведьма не могла прикусить язык, даже для того, чтобы спасти свою жизнь. Яра выдохнула мягко, с какой-то причудливой смесью раздражения и снисходительного веселья. – Лес принадлежал моей семье, и с тех пор, как у нас нет верховного колдуна, этот Лес – мой. Старуха глубоко затянулась и выдохнула струю белесого дыма, которая закружилась беспорядочной спиралью, но растаяла прежде, чем достигла кого-то из ее соседей. Одобрительно хмыкнув, она затянулась еще раз. – Почему, ты, девочка сразу не сообщила Совету, что в твоем шабаше больше нет верховного? – медленно проговорила она. Дым мелкими порциями вырывался из морщинистого рта с каждым словом, пока не достиг Яры, где дразняще лизнул ее в лицо и растаял. – Сразу, это когда, верховная Зиба? Совет и так узнал о его пропаже удивительно быстро. Возможно, Совету известно даже больше, чем мне, учитывая впечатляющую скорость, с которой множится его осведомленность. – Что это должно значить? – Эва возмущенно вскинула брови, в первый раз с начала Совета, открыв рот. – Я бы не осмелилась делать никаких предположений, – Яра одарила ее выразительным взглядом и зубасто улыбнулась. Эва скосила глаза сначала на Яна, выглядящего откровенно невпечатленным, потом на Зибу, которая безмятежно выдыхала в потолок тонкие струйки дыма. – Раз лес с разрывом принадлежали семье, значит твой брат имеет на него такие же права, – справедливо заметила молодая верховная. – Нет, не после того, что он сделал. Лес и все, что в нем – мои, нечего тут обсуждать. Повисла пауза. Теперь все глаза повернулись к Федору. Леша краем глаза заметил, как тот побледнел еще сильнее и, кажется, даже перестал дышать. – Ты не верховная, и разрыв в изнанке просто не может тебе принадлежать, – взволнованно проговорила Эва, обеспокоенно поглядывая на Бажова и будто нарочно переводя все внимание публики на себя. – Не согласна. – Не может, – с нажимом повторила она. От нее дико и чисто разило магией, от чего воздух, казалось, звенел, или это просто у Леши зазвенело в ушах от силы ее неумышленной атаки. Холодное, тяжелое чувство волной за волной било в грудь, колким электрическим холодом пробирало до костей. Лампа у входа замигала чаще, а потом в ней что-то с громким хлопком хрустнуло, и она погасла. От резкого звука Эва вздрогнула и осеклась, выглядя немного пристыженной. По крайней мере, магия больше не хлестала из нее, грозя утопить все вокруг, и Леша понял, что снова может дышать без риска того, что его мозг закипит. Он перевел взгляд на позеленевшего Илью, который и сам выглядел как взведенная пружина, уже готовый отдать Варваре опрометчивый приказ. – Раз Ярослава Матвеевна так уверена, наверняка у нее есть какие-то аргументы. Мы с Советом жаждем их услышать, – протянул Ян, прежде бросив своей племяннице взгляд, полный укоризненного разочарования. Та еще больше стушевалась, поджав пухлые губы. Яра стянула перчатки и не спеша принялась разворачивать бинт. Под нетерпеливый вздох Яна, она аккуратно стянула последний виток и продемонстрировала всем свою изрезанную ладонь. Федор пораженно выдохнул со своего места, во все глаза глядя на сестру. Леша, хоть сам уже и видел эту печать, как ее назвал оборотень-шаман, но все равно не смог отвести взгляда от влажных красных линий, взрезавших белую кожу, как люди иногда не могут перестать смотреть на чьи-то увечья или очевидное уродство. Было в этом что-то противоестественное, неправильное, даже зловещее. – Выглядит как ужасное жизненное решение. Что это? – спросил Ян и брезгливо покосился на размотанный бинт в пятнах засохшей и свежей крови. – «Ключ-замок», – задумчиво пропыхтела Зиба, выдувая в сторону Яна закрученную сизую струю, вынуждая его раздраженно откинуться назад, избегая дыма. – Это очень интересно… что же ты заперла, девочка? Яра выпрямилась, пододвигаясь к краю стула, ближе к верховным ведьмам напротив, и изящно сложив обе ладони тыльными сторонами вверх, будто предъявляя их всей комнате, произнесла: - Лес. Ян выругался. – Вау, это грязно, – заметила Яра, с веселым удивлением округлив глаза. – Но хорошо сочетается с твоими бесстыжими штанами. Вместо ответа тот состроил сложную, но выразительную гримасу каким-то образом вместившую себя одновременно и брезгливую жалость к ее поврежденному рассудку и сожаление от необходимости находиться в ее обществе. Леша диву давался, с каких пор он стал таким специалистом по ведьмам. – Ты должна была известить Совет о пропаже своего верховного сразу же, вместо этого ты пренебрегла авторитетом Совета и забрала то, что тебе не причитается. Мы не можем это так оставить, – решительно сказала Эва. Впечатление от решительности портило то, как она, не сдержавшись, оглянулась на Яна в поисках одобрения. Впрочем, тот все равно не обратил внимания, занятый массированием собственных висков и попыткой вернуть былое спокойствие. Так что все, чего маленькая верховная дождалась, это глубокомысленного кивок от Зибы, предназначенный не столько ей, сколько отвечавшего мыслям самой старухи. – Да. Если не последует наказания, это подаст другим вредную идею, о том, что властью Совета можно пренебречь, – она задумчиво прокрутила трубку в сморщенных пальцах. – Но девочка горит, и мы могли бы воспользоваться этим. Скажем, удалить ее прочь от любого источника магии, с глаз долой, и позволить мирно уйти, не прибегая к прошлым нашим… методам. Это показало бы Совет с милосердной стороны. Яра дернула головой в странном движении, потом еще раз и еще, и лишь тогда Леша понял, что это был жест отрицания, а не какой-то нервический приступ. И хоть это и не было даже в тройке самых жутких вещей, что она делала в его присутствии, Лешу передернуло от странной нечеловеческой манеры, с которой она иногда теперь двигалась. – Возможно, Лес бесполезен для нас, пока заперт, но «ключ-замок» сгорит вместе с тобой, рано или поздно, – старуха прервалась, чтобы, сощурив свои блестящие черные глаза от удовольствия, сделать особенно глубокую затяжку. – Если ключ у тебя на руке, то где-то на опушке должен быть и замок. Мы найдем его и будем следить, и когда он откроется для нас, мы будем знать, что ты мертва. А пока, ты уйдешь из города, подальше от магии и других ведьм, чтобы ни одна твоя искра их не коснулась, и больше никогда не побеспокоишь нас своим присутствием. На Яру было страшно смотреть. С тех пор как она села за этот стол, ее широко раскрытые глаза и без того редко показывали хотя бы проблеск разума, теперь же они полыхали одержимым, безумным огнем. Бледные губы, перечеркнутые бледно-розовыми царапинами, сжались в узкую полоску, зубы стиснуты до скрипа. Федор бросил на сестру быстрый отчаянный взгляд. Тихий поверженный звук, родился и умер в его горле, не успев сорваться с губ. Леша заметил, что пальцы его, скрытые под столом, судорожно, до белизны, впиваются в обивку стула, и с сомнением покосился на Илью. Просто в голове не укладывалось: они действительно сидят здесь и слушают, как ведьмы обсуждают убийство? Перед той, кого они собираются убить, и перед ее единственным живым родственником? Это все происходит взаправду? – Почему бы не позволить ей остаться в городе, раз изнанки у нее больше не будет? Разве мы не должны использовать этот случай, как пример для возможных нарушителей? Пусть они видят, что случается, когда идешь против воли Совета, – деловито вставила Эва. Ее блестящие золотые ноготки отбили по столешнице нетерпеливый ритм, прежде чем застыть в хищном жесте. У Леши закружилась голова, абсурд происходящего вызывал у него тошноту. Яра издала что-то среднее между взбешенным фырканьем и рычанием. – «Милосердию» верховных тебе еще учиться и учиться. Если я по воле Совета сгорю на глазах у всех ведьм города, они ненароком могут решить, что такой Совет им не очень-то и нужен, – снисходительно объяснила она. Голос ее под конец дрогнул, едва вмещая всю ту злобу и мятежное разочарование, которые она в него вложила. Эва вспыхнула темным яростным румянцем, прищурилась зло и азартно, открывая рот для следующей фразы, когда Ян прервал ее, устало вздохнув и хлопнув ладонью по столу. – Итак, решение верховной Зибы – изгнание, верховная Эва? – он бросил на племянницу вопросительный взгляд. Та покраснела еще сильнее, сдвинув сурово брови, и отрывисто кивнула. – Что скажете вы, майор? – Ян повернулся к Илье, молчаливо рассматривающему ведьм. Тот, прикусив изнутри губу, помолчал некоторое время, обдумывая свой ответ. – Что вы планируете делать с разрывом в изнанке, если он освободится? – осторожно спросил он. Старуха тонко улыбнулась, показывая лишь намек на черные зубы, молодой человек рядом с ней оторвался от экрана, чтобы кинуть быстрый взгляд на Илью. – Мне разрыв не нужен. Можете делать с ним, что хотите, ни я, ни мой шабаш мешать не будем. – Разрыв мог бы хорошо нам послужить, – напомнил Ян с мягкостью, которая на самом деле была плохо скрытым бешенством, ни к кому конкретно не обращаясь. Зиба молчала. Эва выжидательно переводила взгляд с одного на другую, не зная, что говорить. Илья нахмурился, длинный звук неторопливо прокатился по его гортани так, словно еще не определился, быть ему больше задумчивым или угрожающим. – Вчера на машину, перевозившую Ярославу Бажову, напали неизвестные. И мы полагаем, совершенно очевидно, целью нападения было лишение Ярославы Бажовой жизни, а заодно и бремени ее волшебного имущества, – Илья выразительно оглядел присутствующих, – так же, при нападении сильно пострадал сотрудник Отдела. – Пострадавший сотрудник был человеком? – с сомнением уточнил старухин протеже. – Так ли это важно? Тот смерил Илью неуверенным взглядом. – Если это была ваша эм… помощница, то степень ущерба… – проговорил он, кивая на абсолютно невредимую Варвару. – Я бы очень хотел знать, повторится ли это снова. То есть, правильно ли я понял, – вкрадчиво и обманчиво спокойно проговорил Илья, – насчет этого разрыва… вы не собираетесь от него избавляться? Вы, ваша волшебная кодла, хотите оставить в моем городу дыру, из которой хлещет магия? Та самая, ради которой такие, как вы, способны превратить мой город в ад на земле? И как долго? До тех пор, пока вы не соизволите решить, что с ней делать? – До тех пор, пока самые амбициозные не переубивают друг друга за-за нее, конечно! Странный вопрос, – встряла Яра, закатив глаза. Леша не мог понять, почему она продолжает так себя вести. Разве ее соплеменники только что численным превосходством не приговорили ее к смерти? – Нам всем очень жаль, что ваша сотрудница пострадала. Решение будет принято в кратчайшие сроки, Илья Михайлович. Отделу не о чем беспокоиться, – повторил Ян с чуть большим нажимом. – Почему бы не обсудить это сегодня, раз мы все так удобно здесь? – предложил Илья и улыбнулся с фальшивой доброжелательностью, даже не потрудившись сделать ее хоть немного искренней. – Ты слышал мое слово, – упрямо повторила Зиба, посылая Илье кивок обеспокоенного одобрения, – Я считаю разумным желание нашего майора, уничтожить разрыв. Леша готов был поклясться, что слышал, как Ян скрипнул зубами. – Вообще-то, решать здесь нечего. Этот разрыв мой, ищите себе другие, – кисло огрызнулась Яра, с недовольным видом похлопывая пальцами по столу. – Ты не верховная, ты обычная ведьма без шабаша, и не можешь претендовать на такие большие вещи, как этот лес! – рявкнул Ян в сердцах, так громко, что звякнули стаканы в центре стола и все разом замолчали. Общая атмосфера напряжения и несговорчивость Бажовой долго по капле точили его и без того хрупкое душевное спокойствие и, видимо, наконец, сточили. В растерянной тишине пискляво и звонко прозвучало: – А кикимора дите их из люльки выкрала да сама выкормила, а заместо него полено осиновое подложила. Дочка Алешенькина на кикиморьем молоке выросла писаной красавицей, не хуже княжон из палат царевых: и волосы, как рожь, и глаза, что два самоцвета, и стан стройный, что деревце молодое. Нет у нее изъянов, все при ней. Да только внутри она, что зверь лесной – мавка все-таки. Леша обнаружил, что кусок линолеума у локтя Ильи, оставшись без присмотра, развернулся и теперь, видимо, вознамерился продолжить свои историю с того же места, на котором его остановили. – Как исполнилось ей пятнадцать лет, убежала она от кикиморы к дому родительскому, хоть и зверь, а родную-то кровь все же нашла, почуяла как-то. Смотрит в окно, а там родители ее все полено свое осиновое няньчат, как совсем умом повредились – осиновые детки-то не растут. – Это что? – прошипел Ян с подозрительным прищуром. Эва, как и он, выглядела совершенно сбитой с толку. Даже старуха Зиба оторвалась от трубки и настороженно вглядывалась в закрученный край. По лицу ее блуждало потерянное выражение, будто она мучительно пыталась вспомнить что-то, но все никак не могла. – То, что решать тут нечего! – Яра повысила тон голоса и вытаращила глаза, хлопая рукой по столу. Илья, досадливо поморщившись, попытался одновременно свернуть кусок обратно в плотный рулон и добиться от ведьм ясности: – Решение должно быть принято сейчас! Мне в моем городе бессмысленные смерти не нужны. – Если за разрывом присмотрит тот, кто способен его защитить, никаких нападений больше не будет. Я уверяю, никто из нас не хочет больше смертей, поэтому мы в кратчайшие сроки… – Зашла она в сени и стоит, смотрит молчком, в избу не напросится, красному углу не поклонится. Увидали ее родители, ахнули, тотчас узнали, хоть и не видели много лет. Спало колдовство кикиморье, увидали они, что в люльке полено осиновое качается. – «Больше смертей» – это то, что буквально произойдет, если разрыв не останется моим! – Он уже не твой! – закричала Эва, в запале она привстала со своего места и подалась вперед, туда, где напротив нее яростно сверкала глазами Яра. – Бросились к ней, обнимать стали да целовать, под руки схватили, да потащили в избу! – Почему бы вам, не знаю, не закрыть тогда этот разрыв, раз никак не можете… – Илья прервался, чтобы цыкнуть на линолеумный круг, скручивая его по сильнее, но тот все время находил способ развернуться в его руках. – Зашла она в избу, да и съела их! Мавка же. – Да что это за дрянь, в конце концов?! – окончательно потеряв терпение закричал Ян и требовательно посмотрел на Илью. Яра зарычала, взбешенная тем, что на нее не обращают внимание. – Отлично! – крикнула она, и вскакивая на ноги и в спешке, со страшным стуком и болезненным шипением, ударилась коленом о дно столешницы. Снова жалобно зазвенели стаканы, одна бутылка, которая находилась ближе всех к ней, упала и покатилась. – Тогда я объявляю Совету о сборе нового шабаша! Ян удивленно рассмеялся ей в лицо. Его глаза рассерженными молниями бегали между Ярой, пылающей от эмоций, и Ильей, вспотевшим от безуспешных попыток свернуть линолеум в рулон. – Это смешно. Исключено. Ты не можешь, – все еще удивленно улыбаясь, проговорил Ян, будто не мог поверить в ее наглость. И очень зря. Если Леша чего и понял про Яру Бажову, то это то, что пределов ее наглости не существует. – Смелый шаг для девочки с твоими перспективами, – сдержанно поджав губы проговорила Зиба. Подперев сухонькой ладошкой тяжелую от украшений и прически голову, она смерила Яру долгим взглядом, как будто даже с толикой сожаления. – А кто будет верховной ведьмой, ты что ли? – спросила Эва. Тон ее был капризным и пренебрежительным, но на лице читался явный восторг, которому Леша как ни пытался, не смог придумать объяснения. – Конечно, я, – Яра мятежно подняла подбородок и выпрямилась во весь свой рост, с гордостью оглядывая комнату, пока взгляд ее не нашел Федора. – Владея разрывом в изнанке, при Совете в полном составе, я объявляю о новом шабаше и именую себя его верховной ведьмой. Встаньте те, кто хочет присоединиться ко мне. – Сумасшедшая ты девка, – Ян зажмурился, сдвинул очки пониже и сильно ущипнул переносицу. – Ты сгоришь завтра, максимум послезавтра, никто к такой верховной и на десять шагов не подойдет! – Совет не вправе запретить мне спрашивать, – упрямо напомнила она ему, с силой сжимая пальцы в кулак, чтобы те не дрожали. – Любая ведьма с разрывом в изнанке может собрать шабаш! Встаньте те… – Ладно! Кто-нибудь желает вступить в ее… – он фыркнул, небрежным взмахом руки показывая, насколько сомнительной находит эту затею, – …шабаш? В комнате стало так тихо, что можно было отчетливо разобрать, как работает снегоуборочная техника на улице, и лениво переговариваются рабочие. Внутри же никто не издал ни звука, ни шороха, чтобы исключить даже малейший шанс принять его за отклик. Никто из ведьм не хотел давать и самого крошечного повода заподозрить себя в том, что хочет примкнуть к новому шабашу. Но Яре не было до них дела, все ее существо было обращено к брату. Леша уже много раз видел, как она смотрит на людей, еще больше раз он сам был на их месте. Насмешливо, требовательно, с пониманием или растерянно, с трескучим злым весельем или с тяжелой угрозой, будто не взгляд это, а острое лезвие прижимается к беззащитному горлу… Но если он думал, что раньше, когда они вошли в эту переговорную, ее взгляд, адресованный брату, был невыносимым, то сейчас… Словом, по сравнению с тем, как она смотрела сейчас, тогда она и не смотрела вовсе. Лицо ее было жутким, ведьмовским, горело, пылало изнутри чем-то непостижимым и вечным, и его выражение говорило без слов. Это был и вопрос, и требование, и надежда, и мольба, и все в этом взгляде было доведено до самой высокой невозможной точки, последняя надежда, и непоколебимая уверенность, и страх за жизнь – все. Было мучительно трудно просто находиться рядом с этим штормом из сырых, ободранных до костей и живого мяса эмоций, приходилось удерживать себя силой, чтобы не сбежать прочь. В этом взгляде была магия, хоть ведьма не произносила никаких заклятий. Федор Бажов встретил этот взгляд и промолчал. И продолжал молчать, пока, наконец, в одну ужасающую секунду всей этой мертвой тишины Леша не понял, что он вообще не ответит. Момент, когда зрительный контакт Бажовых прервался, Леша почувствовал всей кожей, как будто где-то глубоко в переплетении слоев реальности разжалась пружина, что-то сдвинулось, и все неуловимо изменилось. Яра прикрыла глаза на пару мгновений и когда снова подняла веки, перед ним была не дикая стихия, только ведьма в отчаянии. – Видишь, желающих нет, – подвел итог Ян. – Это еще не все. – Все, Ярослава, перестань. Прекрати этот цирк. Даже если подойдешь к каждой ведьме в городе, никто не согласится. – Ты, в клеенке, с кикиморой, пойдешь в мой шабаш? Должен пойти, если хочешь задержаться в этом мире. Твой круг воплощения не замкнулся, и я – твой единственный шанс не развоплотиться. Ян недоверчиво моргнул, Эва нахмурилась, вдохнула воздух, перед тем, как что-то сказать, но ее опередила Зиба: – Где ты это взял, мальчик? – требовательно спросила она у Ильи. Трубка ее давно погасла, забытая в сморщенной ладони. Илья замешкался, соображая, как сформулировать, чтобы не выдать ничего лишнего раньше времени. В конце концов, следствие еще в самом разгаре и ему самому хотелось бы знать, перед тем, как делиться с публикой. – Поторопись, времени нет! – заголосила Яра, поторопив сущность с выбором дробным стуком кулака по столу. – Круг замкнется? – с сомнением раздалось в ответ. – Да! Решай сейчас! – Ярослава!.. – пораженно закричал Ян, внезапно пораженный еще не догадкой, но смутным предчувствием. – Ладно! Да! Я согласен! Яра рванулась вперед, через стол, туда, где растерянный Илья выронил из рук полусогнутый круг с пентаграммой, за его спиной предупреждающе сверкнула глазами Варвара. Леше на мгновение показалось, что комнату накрыло туманом, но когда он моргнул, ничего уже не было. В ту же секунду, залезая с коленями на стол и сбивая по пути все устоявшие ранее бутылки, ведьма схватилась за что-то в воздухе и дернула на себя. Быстрыми каплями на столешницу потекла кровь. Следующее, что Леша смог осознать, это как Яру по инерции отбросило назад, и она с болезненной руганью ударилась об стену. Но едва ли это поразило кого-то больше, чем то, что сверху ее припечатало другое тело, длинное и абсолютно голое. Своей скользкой окровавленной рукой Яра Бажова сжимала руку молодого мужчины, которого определенно не было в комнате пару секунд назад. Он, не обращая внимания на свою наготу, ошарашенно разглядывал вторую, не занятую никем руку, сжимая и разжимая пальцы. Потом поднял глаза, оглядывая комнату и Леша с удивлением отметил, как тот был похож на обоих Бажовых. Те же скулы, те же глаза и даже форма бровей, только все будто бы намного ярче. Если Яра и Федор были всего лишь чуть рыжеватые, больше светло-русые, то мужчина был совершенно беззастенчиво рыжим. И все еще очень голым. Безошибочно узнаваемый сухой щелчок сломал тишину. Леша ту же завертел головой, пытаясь вычислить кто это был, но фотограф себя не выдал. С одной стороны, внук Зибы не выпускал телефон из рук ни на секунду, с другой, щеки верховной Эвы все еще были подозрительно красными. Впрочем, Ян тоже выглядел красным, только от бешенства. Под осторожные шепотки Яра вытерла толстую кровавую дорожку под носом и дернула тяжелую портьеру, срывая ее с гардины, а затем набросила на рыжего, прикрывая от чужих взглядов. – Добро пожаловать в мой шабаш. Он пока без названия, не хочу с этим торопиться, – негромко проговорила она, и утешительно похлопала парня по плечу, выбив из плотной ткани небольшие облачка пыли. – Тварь из изнанки, – просипел Ян, севшим от ярости голосом. – Ты привела в мир еще одну тварь из изнанки! – он запнулся, разочарованно покачав головой. А после процедил презрительно: – Каков отец, таковы и его щенки, очевидно. Рыжий, услышав про тварь, надулся, подбирая края шторы. – Сам ты такой, – пробурчал он в пыльные складки. – Отдел должен был сообщить о его находке. Мои дети погибли! Он убил четверых! – Ты не можешь всерьез обвинять изнанку в том, что некоторые ведьмы не знают меры в магии, – сообщила Яра, издевательски приподнимая брови. – Отдел не обязан отчитываться о ходе следствия, тем более до установления деталей, – вдогонку сообщил Илья. Как же он, должно быть, жалел, что притащил существо на Совет. – Это неприемлемо. Ты не можешь просто так игнорировать законы, Совет, а потом прийти с новым шабашем! Яра наградила его долгим взглядом исподлобья, растянула губы в широкой улыбке и медленно облизала клыки: – Кстати, Совет, знаете откуда у меня эти шрамы? Зиба ответила ей испытующим взглядом. Ян тоже застыл, настороженно разглядывая Яру поверх очков. Молчание ни мало не смутило ведьму, она продолжила улыбаться, будто пыталась показать все свои зубы и, кажется, неплохо развлекалась. Молчание затягивалось, Илья, сытый по горло этим собранием в целом и каждой ведьмой в частности, сдался, послушно спросив: – И откуда? Ее глаза встретились с каждым из них по очереди, испытующе вглядываясь, будто в поисках чего-то. Выждав еще секунду и сполна насладившись непонятным напряжением, Яра ответила: – Да костер разжигала. У меня дома теперь нет отопления. Спасибо, что спросили, – легкомысленно пожала она плечами. Ян вздрогнул, а Зиба внимательно оглядела рыжего с розоватых ступней до коротких взлохмаченных волос на макушке и поджав тонкие старческие губы, задумчиво качнула головой. – Девочка выполнила все условия. Приветствуем верховную ведьму, пусть магия ее, как и ее обещания, будут нерушимы, – с намеком проскрипела она, и ехидно добавила: «Как бы недолго она ни пребывала среди нас». – Спасибо всем за ваше беспокойство, – Яра изобразила легкий поклон, прижимая руку к груди в жесте притворной благодарности. – Поспешим, у нового шабаша полно дел! – Ну, я полагаю, Совет может быть закрыт. Бажова Ярослава Матвеевна, как новая верховная ведьма остается с своим разрывом, – с облегчением произнес Илья. Ему явно не терпелось поскорее все это закончить и отделаться от ведьм и их проблем. – Сама себя наказала, – негромко произнес Ян вроде как ни к кому не обращаясь, но Леша заметил, как между бровей Яры на секунду появилась складка. Зиба не удостоила никого последним словом, только послала Яре пристальный, полный значения взгляд, а после медленно встала, запуская волну нежнейшего перезвона колокольчиков в своей одежде, и с достоинством выпрямилась. Ее внук тут же церемонно подхватил ее под руку и повел к выходу, быстро печатая кому-то сообщение. Переговорная вновь пришла в движение. Ведьмы засобирались к выходу, наконец-то покидая Отдел. Федор галантно предложил верховной Эве свою руку, которую она кокетливо приняла, ослепительно улыбнувшись. Леша ожидал, что он перекинется с Ярой хотя бы парой фраз, но напрасно. Брат с сестрой подчеркнуто не искали внимания друг друга. Леша был уверен, что после того отказа они друг на друга даже не смотрели. Сокрушенно покачав головой, он и сам поспешил к двери, пока ведьмы не придумали какой-то новый повод для драмы. И, конечно же, опоздал. В дверях уже столкнулись задержавшийся Ян и довольная Яра. – Тебе повезло, что в этот раз у меня совсем не было времени на тебя. Яра издала низкий звук, прозвучавший одновременно и насмешливо и вопросительно. – Да ну? А по-моему ты уделил моей семье достаточно своего бесценного времени. Может теперь мне стоит уделить внимание твоей? Чтобы не было ощущения, что это невзаимно, а? – Ты не посмеешь влезть… – он покачал головой, умолкая. – Просто подожду, когда ты сгоришь, и заберу все что мне нужно, – свистящим шепотом пообещал он ей, твердо глядя в глаза. Для этого ему пришлось запрокинуть голову. Яра сделала шаг, подбираясь совсем близко. – Если я сгорю, ты останешься с бабкой один на один. Она с тебя кожу снимет и сошьет безвкусные тапки, – прошептала она ему на ухо. Ян не ответил. – Семья – тонкая тема, – рассеянно пояснила она Леше, провожая тяжелым взглядом спину в безупречно скроенном пиджаке. Рыжий парень рядом с ней рассеянно угукнул, явно не понимая, о чем идет речь. Он был занят – слегка оттянув в сторону портьеру, внимательно разглядывал все, чем наградило его ведьмино колдовство. «Надо найти хотя бы какую-то обувь для знатока кикимор» – подумал Леша.***
Все рассыпалось, развалилось прямо у нее в руках. Федя бросил ее, глядя прямо в глаза, отказался от всего, что осталось от семьи. Дом ее – горелые руины. Да и не дом это для нее теперь вовсе, он больше не безопасен, испорчен, осквернен… Щеки обожгло, и перед глазами отчего-то стало мутно, внутри, не находя выхода, плескалось что-то горькое и едкое. Яра быстро стерла слезы, пока никто не увидел, и только потом поняла – да некому же смотреть. Никого не осталось. Она пошарила в карманах и вытащила, смотанный растрепанным комком использованный бинт, и бросила в огонь, а потом долго смотрела, как он, тлея, рассыпается в золу. Разреветься бы, как в детстве, с воем, до сорванного дыхания, как они с Федей рыдали на два голоса, когда мамы не стало, да отчего-то не получается. Будто чья-то рука сжала под солнечным сплетением и держит – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Пламя в камине потрескивало, поглощая древесину. Яра вытянула руку к огню, и позволила магии горячей лавиной прокатиться по венам, огладить изнутри предплечья, длинно облизать сухожилия, но в последний момент, когда жжение в венах стало слишком сильным, остановила себя: не будет ничего хорошего, если продержавшись так долго, она все-таки сгорит от простой неосторожности на радость всем ублюдкам. Помнится, старуха верховная нагадала ей всего лишь горелый подол, а так хотелось сжечь к чертям весь город. Огонь был приветлив, огонь нес утешение, и было что-то правильное, в том, чтобы освободить его из клетки своего тела, спустить его с поводка. На террасе что-то грохнуло, и с дребезжанием покатилось по склону вниз. Вспыхнувшая в эту же секунду головная боль, заставила ее страдальчески поморщиться. Ее… новое приобретение было очень громким. Мальчишка просто ни на секунду не оставался без движения. В Отделе ему выдали чьи-то растянутые тренировочные штаны, толстовку с чересчур короткими рукавами и старые кеды, в которых он теперь бестолково слонялся вокруг, наступая на развязанные шнурки. Он перетрогал все пустые чашки на чайном столике, придирчиво щурясь поправил картину над камином, поднял с пола какую-то книгу, быстро пролистал и бросил ее на диван. Затем склонился над ее столом, обвел взглядом разложенные шахматные доски. Легонько потрогал уголек, подвигал деревянного конунга, и замер, поймав свое отражение в темном экране ноутбука. Яра стиснула виски и глубоко вдохнула, выдыхая со страдальческим стоном. Первым делом, едва вернувшись домой, она побежала в подвал. Ей не терпелось найти отца, и в каком бы состоянии он ни был, заставить дать ответы. Вслух, собственными словами, признать все то, о чем она осмеливалась лишь только думать. А когда ответы будут получены… ну, что ж, по этому случаю у нее уже имелось обещание. Сломя голову Яра бежала вперед, мимо обгорелого провала двери, промерзшего холла и разрисованных морозом окон; стук ее каблуков, рассерженный, нетерпеливый, гулко дробился о покрытые инеем стены, заставляя ее нового гостя неуютно передергивать плечами, и в попытке угнаться за ней быстрее переставлять ноги в одолженных Отделом кедах. Тяжелая противопожарная дверь в подвал распахнулась сама, ведьма влетела в нее, не сбавляя скорости, и устремилась вниз по лестнице, в спешке пропуская ступени и едва касаясь пола на поворотах, пока вдруг не остановилась, как вкопанная. Мощный запах аммиака и фенола ударил по обонянию, из горла ее вырвался дрожащий хриплый звук, полный ужаса и разочарования, быстро превращаясь в крик абсолютной ярости. Рыжий испуганно отпрянул от нее, локтем врезавшись в стойку пыльной хирургической лампы. Лампа закачалась, но не упала, только свет ее немного задрожал, в треть накала освещая расчищенный от нагромождений лабораторного хлама пятачок у стены. Там, в центре сложного алхимического круга, влитого в бетонный пол и сверху еще щедро разрисованного меловыми пометками, перед тем, как поджечь первый этаж в ту самую ночь, Яра оставила тяжелый резервуар из стеклопластика, самый большой, что смогла найти. Кряхтя и обливаясь потом, она протолкнула туда тело своего отца и до краев наполнила резервуар старыми смесями для химер. Смеси эти были остатками его собственных экспериментов, и Яра легкомысленно понадеялась, что по крайней мере эта часть его исследований увенчалась успехом. Пустые канистры из-под них до сих пор неряшливой кучей громоздились у стены и подтекали едким вонючим пятном. А теперь этот резервуар был пуст. Плоская крышка, которую она собственными руками положила сверху, цела, но сдвинута, а тройной алхимический круг мокро блестел в свете лампы. Приглядевшись, она заметила, что это не просто лужи, оставленные ею в спешке, а длинный след, ведущий к лестнице. Ноги подвели ее, предательски смягчившись в коленях. Руки сами взметнулись к голове и зарылись в волосы. Виски внезапным спазмом сдавила огромная белоснежна боль, по-жестокому необъятная, с ржавым и кислым привкусом на языке. Сердце загнанным зайцем рванулось прочь из глотки. Яра, едва соображая кто она и где, несколько раз сглотнула, пытаясь затолкать его обратно в грудь и прогнать изо рта привкус крови, но напрасно, боль только сильнее и глубже вгрызалась в нутро. Где-то в ее голове весело и торжествующе хохотал Матвей Бажов. Она даже не помнила, как поднялась в кабинет. Может быть доползла, цепляясь за стены, а может быть ее затащил перепуганный рыжий мальчишка, от беспокойства трещавший без умолку. Хоть немного осознавать себя она начала только после того, как высыпала себе в рот остатки болеутоляющего из последнего блистера и запила все из бутылки с сороконожкой. Это оставило во рту странный вкус, острый, сладкий и немного затхлый, но все же лучше крови. Она закашляла, раздумывая, не глотнуть ли еще или лучше оставить что есть сороконожке. – Эй, хватит там шариться! Иди сюда! – крикнула она куда-то в сторону террасы. В голове было немного мутно. Мальчишка выглянул из-за двери и нерешительно приблизился. Яра прикрыла глаза, пытаясь понять, почему он так ее раздражает, что в нем такого, неприятно царапающего глаз. И, поразмыслив, пришла к выводу, что все в нем какое-то… будто бы немного слишком. Как яркая картинка, вырезанная из журнала. Высокий, ладный, глаза голубые, как летнее небо, ягодно-сочный румянец, и волосы – золото с медью. Удивительный результат для почти неясной полуоформленной мысли. Как могло все это не раздражать? Ну, это или, может быть, долгая непрекращающаяся головная боль, и его очевидное сходство с Федей сделали ее немного сварливой. Сходство это, не то чтобы сильно бросалось в глаза, но отрицать его было глупо. Да что там, Яра едва успела прикусить язык, прежде чем окликнуть мальчишку именем брата. Не сдержавшись, она фыркнула в ответ своим мыслям, заставляя его настороженно встрепенуться. – Как так вышло, что кусок изнанки обрел собственный разум? – спросила Яра, заинтересованно наклоняя голову к плечу. Размашистым движением она закинула ногу на ногу и испытующе уставилась на него. – Знаешь, раньше к нам на эту сторону не приходили разумные твари. В ответ он хлопнул белесыми ресницами и пожал плечами: – Я не знаю? Я просто…был? А потом вдруг я уже был в той комнате, ну, среди тех детей. Мертвых. – добавил он, испуганно понизив голос. Яра понимающе прогудела, задумчиво потирая подбородок. Ее глаза, темные в полумраке, пытливо скользили по его лицу, по пути отмечая все больше схожестей и различий. – Интересно, очень интересно. Положив ладони на подлокотники, она впилась кончиками пальцев в потертую кожу и вся вытянулась вперед, к нему, а затем медленно проговорила: – Я тебе ни капли не верю. Под расчетливым и давящим взглядом из-под нависших век мальчишка издал несогласный звук, открыл рот, закрыл, в попытке совладать со словами, но не смог и возмущенно всплеснул руками. Но увы, лицо ведьмы совсем не изменилось, взгляд не потерял и толики тяжести, она даже не моргнула ни разу, как и прежде изучая черты его лица. – Не трудись. Я знаю, что это ты их убил. Остальные, кстати, тоже так думают, хотя не могут знать наверняка. Но я, – она постучала пальцем по подлокотнику, акцентируя внимание, – … я точно знаю. Мальчишка задержал дыхание, на одну бесконечную секунду мир вокруг будто замер, а потом напряжение покинуло его тело, он передернул плечами и расслабленно прислонился к каминной полке прямо напротив Яры, ничуть не выглядя виноватым. Губы ее сами собой разъехались в саркастичной ухмылке: кто бы мог подумать, для хтонической твари чужая смертная жизнь – суть колыхание воздуха. Ведьма продолжила: – Ты знал, что в Отделе висит карта, где один младший лейтенант, как хороший старательный мальчик, которым он, безусловно, и является, отмечает прорывы изнанки? Ответом ей стала поднятая в ожидании бровь. – Ну да, – она комично пожала плечами, – у Отдела слишком мало информации, чтобы делать выводы, и все же он думал в правильном направлении. Яра переместилась, забираясь в кресло с ногами и каким-то образом ее лицо оказалась еще ближе к нему, чем было. – Но у моего отца тоже есть карта, – продолжила она вкрадчиво. – И он тоже отмечал на ней… всякое. Ведьм, внезапно сгоревших при странных обстоятельствах, далеко от своего дома, в местах, куда бы они обычно никогда не пошли, например. Некоторые из них перед смертью даже успевали сделать химеру, а некоторые – нет. К сожалению, у него была статистика только за последние пару десятков лет, хотя я уверена, что твои попытки тянулись куда дольше. У Отдела, конечно, не так много возможностей отследить подобный случай, но, когда их так много… как видишь, даже Отдел начнет что-то подозревать, не говоря уже о верховном колдуне. Я думаю, – выдохнула она свистящим полушепотом, вытягиваясь еще ближе к нему, будто делясь секретом, – Я думаю, папа ожидал тебя. Может быть, не тебя конкретно, но чего-то, что должно прорваться с той стороны. Яра едко улыбнулась его хмурому настороженному взгляду. – Сколько ведьм ты убил? Спорю на Яновы штаны, даже старая Зиба убила меньше. Кто знает, может ты начал даже раньше, чем она родилась, – она, посмеиваясь, закачала головой. – Едва ли на той стороне есть время, так что какая разница, когда именно ты понял, что просто прорваться сюда мало, и нужно тело? Или, когда ты решил, что тело химеры тебя не устраивает, и ты хочешь быть человеком? – проникновенно прошептала ведьма, глядя ему в глаза, почти такие же, как ее собственные. Казалось, она не может отвести взгляда снова и снова изучая черты его лица. – Должно быть, сначала ты пытался занять тела этих ведьм. У меня нет данных по таким случаям, но могу поспорить, ты пытался. Они просто сгорали в два раза быстрее, стоило только осколку изнанки приблизиться к ним, да? – Яра улыбнулась, вопросительно наклонив голову. – На самом деле, не важно, каким путем ты пришел сюда, важно только то, что прошел ты его по трупам, – закончила она, в широченной улыбке показывая все свои зубы. Мальчишка недовольно сдвинул брови и дернул губой в неприятии, втянул уже воздух, чтобы высказаться, но Яра его остановила. – Шшшш, не надо, – она покачала у него под носом пальцем, затянутым в перчатку, и быстро облизнулась. Розовый язык мелькнул, напоследок чуть задержавшись на клыках, будто пробуя на зубах коктейль из чужого смятения. – Не говори вещей, которые тебе не по карману. Не нужно грубить. – Итак ты решил, что хочешь быть человеком, – продолжила она. – Настоящее человеческое тело – это не так просто, я-то знаю. Уж если верховный колдун не смог его создать, при всем могуществе, имея время и доступ к изнанке, куда там простым ведьмам. Какой был самый большой срок, на который ты смог заставить их открыть разрыв? – Не знаю. Секунд шесть, с половиной, – после долгого пристального взгляда ответил он, небрежно дернув плечом. – Немало, – протянула она одобрительно. – На отцовской карте самый длинный промежуток был, если я не ошибаюсь, что-то вроде чуть больше двух секунд. В парке, в позапрошлом году. Девчонка даже смогла закончить свою химеру перед тем как сгорела. – Сильных ведьм мало, они не часто попадаются. – Ой, как жаль. Сильная ведьма и не попадется на твой… – Яра пошевелила пальцами, в поисках нужного слова, – … твой контроль разума. – Мне особо не из чего выбирать, – пожал он плечами. – На той стороне я мог поймать их, только если они были достаточно близко к точке прорыва. – Тогда то, что ты подцепил ребят Яна – это чистое везение. Четверо, с мозгами, ослабленными алкоголем и пубертатом, еще и разнополые, да? Везение, как оно есть. Я не видела отчет о вскрытии, но шаман сказал, и младший лейтенант подтвердил, что до того, как ты их убил, ребятки успели потрахаться, – ведьма похабно подвигала бровями. – Когда отобрать тело не удалось, и ты понял, что химера – это не твой вариант, ты решил его создать, верно? Может быть у тебя могло что-то получиться, кого-то из девчонок вполне могли оплодотворить. Осуждаю подростковые беременности, но уважаю твое упорство. Яра откинулась на спинку своего кресла в небрежном жесте приваливаясь к высокому подлокотнику, и с выражением фальшивой скуки подперла кулаком щеку. – Итак, жизни четверых колдунов оказалось достаточно, чтобы ты смог прорваться с изнанки, но твой шанс на человеческое тело умер вместе с ними. – Тело у меня уже есть. Скажи, я красавчик? – он кокетливо хлопнул ресницами и самодовольно ухмыльнулся. Яра фыркнула. – Да, благодаря мне. Но кто знает, сколько оно продержится. Твой цикл воплощения все еще не замкнут. Может быть, без имени тебя вытянет обратно на изнанку, – протянула она скучающе. – Так что я действительно могу делать с тобой все, что захочу. Он напрягся, застывая в неудобной позе, и, впившись глазами в ведьму, выдавил хриплым от волнения голосом: – Но ты дашь мне имя? – Разве не иронично, что несмотря на то, как небрежно ты пользовался жизнями ведьм, ты все равно попал в услужение к одной из них? – будто не услышав его, продолжила Яра. – Ты сказала, что замкнешь круг! – прошипел он. – О, ведьмы все время говорят, верить им нельзя, разве ты не знал? Ты убил бесчисленное множество подобных мне. Может быть даже кого-то из моих предков. И продолжил бы убивать, пока не достигнул бы цели. И ты заставил почти детей… – Яра засмеялась и покачала головой. – Но, к твоему счастью, мне все равно, – отсмеявшись, она небрежно махнула рукой. – Ты мне и так пригодишься, – закончила она и не давая мальчишке прийти в себя, хлопнула ладонями по коленям, будто подводя некий итог. Медленно Яра встала. Они были примерно одного роста, но все равно каким-то образом казалось, что она возвышается над ним. – Да, я дам тебе имя. Будешь жить, и не смей ни на секунду забывать, в чьей ты воле, Ивар. Потому, что и жизнь твоя и смерть теперь мои, и весь ты сам полностью мой, – торжественно объявила ведьма. Ивар вздрогнул, поднимая на нее полный эмоций взгляд. Губы его зашевелились, без конца на все лады повторяя обретенное имя. – И что теперь… – он замялся, выискивая ответы на ее лице, – …что мы будем делать? Яра оттолкнула носком сапога сложенный на полу в беспорядочную стопку ворох переплетенных вручную записей. – У меня ооочень много дел, – протянула она, прихватив двумя пальцами вытянутую коленку на его штанах. – Для начала найдем тебе что-нибудь… сшитое не из полиэстра и позора.