Почти

      Приходить в себя больно. Первое, что ощущает Атеш — мучительная боль в груди, сдавленной так сильно, что ему трудно дышать. Второе, что он ощущает — прикосновение пушистых волос и чье-то теплое дыхание у своего запястья. Он заставляет себя открыть глаза. Солнечный свет, что льется через приоткрытые жалюзи, больно бьет по глазам. Несколько мгновений перед глазами пляшут раздражающие черные мушки. Наконец, его взгляд проясняется. Он переводит его левее и видит Ферайе. Она дремлет, свернувшись калачиком в кресле, стоящем у больничной койки. Ее пышные волосы лежат на его руке, обвитой капельницами, а дыхание щекочет кожу ладони. Осунувшееся и бледное лицо Ферайе заставляет Атеша нахмуриться. Он вспоминает последние события, сохранившиеся в его уставшем мозгу. Заседание суда, появление Ямана, пистолет в его руке, выстрел… Резкая боль в груди заставляет его дернуться. Сдавленный хрип срывается с его пересохших губ. Ферайе вскакивает с кресла. — Атеш!       На измождённом лице девушки появляется счастливая улыбка, а в глазах блестят слезы. Она обхватывает его ладонь руками и оставляет на ней поцелуи, а ее слезы капают вниз, обжигая его кожу. — Ты очнулся, — шепчет она, прижимая его ладонь к своей щеке. — Конечно, очнулся. Разве я не обещал тебе, что ты больше не будешь одна? — Улыбается Атеш, притягивая ее к себе чуть ближе.       Ферайе ничего не отвечает, лишь кивает, улыбаясь сквозь слезы. — Что за слезы? Все ведь хорошо, не так ли? — Спрашивает Атеш, сам едва сдерживая слезы.       Ферайе прячет голову на его плече, уткнувшись носом в его шею. По его коже пробегает стадо мурашек от ее близости. Ладонь Ферайе ложится на его заросшую щетиной щеку, а слезы продолжают капать и капать. — Я так боялась тебя потерять. Если бы ты умер, моя душа умерла бы вместе с тобой. Я бы не смогла дышать без тебя, любимый, — шепчет Ферайе.       Атеш, наплевав на боль, выпрямляется в кровати и обнимает её обеими руками, прижимая настолько близко, насколько ему позволяли бинты и капельница. Он прижимается губами к её макушке и делает глубокий вдох, вспоминая и запоминая её запах, такой родной и нужный сейчас. Боль в груди утихает от близости любимой женщины. — Больше такого не повторится. Я не заставлю тебя снова так волноваться, — обещает Атеш, прижимаясь щекой к ее волосам.       Ферайе немного отстраняется от него, чтобы видеть его лицо. Атеш уже привычным жестом стирает слезы с ее щек. Пальцы сами собой спускаются ниже, пока не находят свое место в уголках губ любимой. Он шутливо тянет их вверх. — Ну же, улыбнись, мой лунный свет, — просит он, не желая видеть грусти на ее прекрасном лице.       Но Ферайе вместо улыбки тянется к нему и прижимается к его губам. Её пальчики запутываются в его волосах, а её мягкие губы так и просят о том, чтобы он вкусил их сладость и нежность. Атеш проводит языком по ее губам, и она послушно раскрывает их, позволяя ему насладиться ее вкусом и жаром. Огонь мгновенно расходится по его венам, распаляя внутри него желание. Он проклинает свое избитое состояние, которое не позволило ему уложить мягкую и податливую Ферайе прямо на больничной койке и довести ее до исступления. И Ферайе совсем не помогает ему избавиться от этого наваждения, проводя пальцами по его шее и животу и задирая больничную рубашку. Она отрывается от его рта, чтобы глотнуть воздуха, и Атеш проходится цепочкой поцелуев по ее белоснежной шее, прикусив бьющуюся под тонкой кожей жилку. Ферайе жмется к нему еще теснее, и Атеш чувствует ее мягкую, округлую грудь даже через слой одежды и бинтов. Тихий стон Ферайе, прозвучавший прямо у его уха, заставляет Атеша вымученно выдохнуть и отстраниться. Ферайе недовольно хмурится, когда перестает ощущать его губы. Это немного отвлекает Атеша от возбуждения, грозившего накрыть его с головой. — Почему бы тебе не обрадовать остальных новостью о том, что я очнулся, любимая? — Предлагает он, надеясь, что это отвлечет их друг от друга.       Румянец, расцветший на скулах Ферайе, не слишком помогает ему отвлечься от греховных мыслей. Он представляет, как прекрасно зардевшаяся Ферайе будет смотреться в его постели на шелковых простынях, и с трудом давит разочарованный стон. Короткий, но крепкий поцелуй, который дарит ему Ферайе, становится неожиданностью. Она сверкает хитрой улыбкой, глядя на его удивленное лицо. — Конечно, любовь моя. Гюнеш уже чуть ли не ночевала в больнице, ожидая твоего пробуждения. Сейчас я всех приведу.       Она скрывается за дверью, и Атеш с тяжелым вздохом откидывается на подушки. А спустя несколько минут его палата заполняется людьми. Гюнеш зацеловывает его лицо и отказывается покидать его объятья, пока Ферайе не напоминает ей о том, что дядя Атеш не до конца выздоровел. — Ты очень долго спал, дядя Атеш. Совсем как принцесса в Спящей красавице, — говорит Гюнеш, не выпуская из своих маленьких ручек его ладонь. — Зато твоя мама разбудила дядю Атеша поцелуем любви, не так ли, Ферайе, — шутит Окан, заставляя и Атеша, и Ферайе смутиться от столь прямого намека на их отношения.       Но Атеш зря испугался. Глаза Окана горят радостью и облегчением, и в его словах нет ни намека на оскорбление или недовольство. Атеш радуется тому, что младший брат не осуждает его за то, что он полюбил жену их брата. И судя по настроению всех остальных, никто не был против их с Ферайе отношений. Конечно, Атеш не отказался бы от нее даже если бы против них был весь мир. Но он также знал, что Ферайе еще не до конца научилась игнорировать мнение окружающих, поэтому был рад тому, что его любимой не придется беспокоится еще и из-за этого.       Первым делом он поинтересовался исходом бракоразводного процесса Ямана и Ферайе. Атеш был даже рад тому, что получил пулю от Ямана, ведь это автоматически лишило его брата возможности получить опеку над Гюнеш. Их с Ферайе развели в тот же день, а за две недели, что Атеш пролежал в беспамятстве, успели завести уголовное дело и провести суд над Яманом. Его брат получил пятнадцать лет заключения, хотя за нападение в здании суда и нежелание сотрудничать со следствием ему могли бы назначить срок до двадцати пяти лет. Но их мать уговорила Омера Гюльсоя воспользоваться своими связями, чтобы ее сыну дали не самый большой срок. Атеш понимал мать и одновременно с этим не мог справиться с обидой на нее. Поэтому и объятья и поцелуи от Гюльфем он принимал с большим трудом, просто не желая портить момент очередными разборками.       Больше всего его удивила реакция Алейны, которая начала все разборками и криками вроде «Вот всегда тебе надо геройствовать, придурок», а закончила слезами и чересчур сильными объятьями, из-за которых у Атеша чуть не разошлись швы. — Тетя Алейна, не плачь, а то макияж размажешь, — пожурила Алейну Гюнеш, заставив всех в палате рассмеяться.       Наконец, их с Ферайе вновь оставили наедине. Алейна забрала Гюнеш, не желавшую оставлять дядю Атеша, пообещав сводить ее поесть картошки фри, и девочка сдалась. Атеш видит, как Ферайе нервно кусает губы, и те от этого становятся еще пухлее и желаннее. Едва улегшееся желание вновь захлестывает его. — Когда же заживут эти чертовы швы, — выдавливает Атеш, заставляя себя отвести взгляд от возлюбленной. — Врач сказал, что ты прекрасно восстанавливаешься, и швы можно будет снять через месяц, — отвечает Ферайе. — Долго, — недовольно произносит Атеш. — А почему ты так торопишься их снять? — Спрашивает Ферайе.       Атеш усмехается. Он смотрит на Ферайе. Его взгляд медленно скользит по ней с головы до ног. На ней легкая летняя майка и узкие джинсы, поэтому он задерживает взгляд на ее открытых плечах и шее, затем переводит его на открытую полоску кожи между майкой и штанами, а после буквально обнимает взглядом ее округлые бедра. Ферайе следит за ним, и с каждой секундой ее глаза раскрываются все шире, а румянец на ее щеках становится все ярче. — Да так, есть кое-что, что мне нужно очень внимательно изучить, — улыбается он, глядя ей прямо в глаза.       Ферайе выдерживает его взгляд. Она медленно подходит ближе и садится рядом с ним так, что между ними остаются считанные сантиметры. Она откидывает волосы на спину, обнажая как можно больше своей кожи для его жадного взгляда. — И что же это? — Шепчет она ему почти в губы.       Атеш хочет дать ей то, что так просит ее потемневший от желания взгляд. У него хватит сил сорвать с нее всю эту ненужную одежду и сделать, наконец, своей. Но он сдерживает себя. Он не собирался вести себя, как Яман. Он не глупый юнец, дорвавшийся до тела возлюбленной. В этот раз они с Ферайе сделают все правильно. Он оставляет короткий поцелуй на ее щеке и усмехается разочарованию, мелькнувшему во взгляде Ферайе. — Узнаешь после свадьбы, мой лунный свет, — только и отвечает он.       Счастливый блеск в темных глазах любимой становится для него достаточной наградой.