Огонь и Лунный свет

      Когда Ферайе видит две полоски на тесте, она забывает, как дышать. Счастье, искристое и воздушное, как пузырьки шампанского, накрывает её с головой. Она смахивает слёзы выступившие на глазах и крепко-крепко обнимает свой живот.       — Моя малышка, — шепчет она. Она почему-то уверена, что и в этот раз у неё будет девочка. — Моя милая малышка!       Она порывается набрать Атеша, но затем останавливается: на этот раз нужно сделать всё по правилам. И, хотя её буквально разрывает от желания сразу всё рассказать любимому, Ферайе берёт телефон лишь для того, чтобы заказать доставку продуктов. Весь остальной день она трудится в поте лица, готовя любимые блюда Атеша, и приводя их маленькое гнёздышко в надлежащий вид. Впрочем, она очень осторожна и старается не перенапрягаться: заботится, в первую очередь, о ребёнке в своём животе и о том, чтобы муж не переживал, что она перетрудилась. К моменту прихода Атеша, ужин готов, стол красиво сервирован, а сама Ферайе сгорает от нетерпения.       Она то и дело одёргивает его любимое чёрное платье, которое он купил ей в Италии, когда они на пару дней отлучились со своей виллы, чтобы прогуляться по Милану. Наряд ей удивительно идёт: подчеркивает красоту ей форм, оттеняет белизну шеи и открытых плеч. Наконец, ожиданию приходит конец, и Ферайе мчится к двери, как только раздаётся звонок.       — Здравствуй, мой Лунный свет, — с толикой усталости говорит Атеш, проходя в дом и нежно целуя жену в лоб. Потом она замечает её наряд и его брови удивленно приподнимаются. — У нас есть какой-то повод или ты просто так решила встретить меня при полном параде, любовь моя?       — Повод есть, — шепчет Ферайе и тянет его за руку в гостиную, к накрытом столу. Брови Атеша приподнимаются ещё выше.       — Любимый, — говорит Ферайе прерывающимся от счастья голосом, переплетая их пальцы. — Атеш, я беременна. Ты станешь папой!       В первую секунду Атеш смотрит на неё растерянным и неверящим взглядом, а потом с радостным криком заграбастывает её в свои объятия и целует, приподняв над полом. На его лице написано такое безразмерное счастье, что Ферайе начинает плакать от того, насколько это трогательно. Его глаза тоже блестят.       — Спасибо, любимая!.. — тихо говорит он, покрывая бережными поцелуями её зардевшиеся от удовольствия щёки.       Атеш итак нежен с ней, но после известия о беременности становится просто ангелом во плоти. Все её желания исполняются незамедлительно и с таким энтузиазмом, что Ферайе остаётся только удивлённо хлопать глазами и наслаждаться. Чего только стоит ночной марш-бросок Атеша по всем близлежащим магазинам в поисках консервированной сладкой кукурузы и свежих персиков, которые Ферайе потом уплетает одновременно, под довольным взглядом мужа? Беременность проходит легко и Ферайе порой даже сердится на Атеша, который начинает носится с ней, как с хрустальной вазой, когда срок родов начинает маячить на горизонте.       — Атеш, я не сахарная, не растаю! — ноет она, когда во время их прогулки вдоль Босфора, когда начинается дождик и Атеш тут же стаскивает пиджак и прикрывает им её голову.       — Знаю, Лунный свет, — соглашается он, но всё равно тащит её в ближайшую кафешку — пить чай и греться.       Эта его трогательная забота становится поводом дружеских подколов со стороны Барыша и Зейнеп, которые всё чаще и чаще навещают будущих родителей вместе со своим крепышом Хаканом.       — Атеш, я сама всё сделаю, — заявляет Ферайе во время очередной встречи с друзьями, но муж не принимает возражений, усаживает их с Зейно и Хаканом в гостиной, а сам, при помощи Барыша, накрывает на стол.       Ферайе пару минут сидит, недовольно насупившись, но затем смиряется и выдыхает. Она с улыбкой наблюдает, как мужчины смеются, заставляя столешницу блюдами.       — Им идёт быть домохозяевами, — подмигивает ей Зейнеп, когда Ферайе встречается с ней взглядами.       — Согласна, — усмехается Ферайе. — Но это не отменяет того, что я устала ничего не делать! Атеш теперь работает только из дома. Все домашние обязанности на нём. А мне он велит отдыхать, заботиться о себе и о ребёнке, и рисовать новые эскизы для моей новой коллекции детской одежды, если мне так захочется.       — И ты считаешь, что имеешь право жаловаться? — притворно возмущается Зейно. Она сидит напротив Ферайе, а Хакан играется с кубиками, привезёнными из дома, сидя на тёплом одеяле перед ними. Мальчик сосредоточенно строит башню, нахмурив бровки, и кажется Ферайе самым сладким ребёнком на планете Земля. Интересно, ей собственным будет таким же серьёзным, как маленький Тунахан? — Хотя, если вспомнить, я тоже себя так вела, когда носила вот этого малыша в утробе, а его неугомонный отец относился ко мне, как к хрустальной вазе… Понимаю, подруга. Только прошу, позволь ему это. Он знает, что тебе предстоит, поэтому старается максимально облегчить твою беременность. Так он борется с собственным волнением и страхом за вас, Ферайе.       — Ты так считаешь? — взволнованно спрашивает Ферайе и Зейно лишь кивает в ответ, потому что в следующий момент их, наконец, зовут ужинать.       Ферайе вспоминает слова подруги перед сном, когда они с Атешем уже лежат в постели и муж аккуратно гладит её большой живот. Атеш боится за неё. Боится за их ребёнка. Он пытается это скрывать и ему это даже удаётся до тех пор, пока Зейнеп Тунахан не открывает Ферайе глаза. Ферайе задумчиво кусает губу, а затем переворачивается набок с небольшим кряхтением, чтобы оказаться с мужем лицом к лицу.       — Всё хорошо? Ничего не болит? — тут же настораживается Атеш, с тревогой глядя на неё.       — Всё хорошо, — успокоительно шепчет она и проводит ладонью по его растрепанной чёлке, а затем кладет её на его слегка колючую щёку. — Со мной всё будет хорошо, Атеш. И с малышом — тоже. Не переживай и не изводись. Мы не оставим тебя одного.       Ферайе видит, как у мужа на мгновение перехватывает дыхание, а затем он порывисто заключает её в объятия. И ей всё понятно без слов. Она мягко гладит его по спине, вдыхает родной запах и надеется, что хоть немного успокоила его.       Через неделю она вновь повторяет эти слова, корчась на каталке в больнице, пока её везут в родильное отделение, а Атеш бежит рядом, бледный от волнения, и крепко держит её за руку.       — Я люблю тебя, — громко говорит он, прежде чем их разлучают.       — И я, — Ферайе успевает ободряюще пожать ему руку.       Когда между ними оказывается дверь, она позволяет себе застонать.       Роды, по ощущениям Ферайе, длятся вечно. Она корчится от боли, кричит и тужится, тужится, тужится. В один момент ей кажется, что она вот-вот может умереть от рези внизу живота, но тут она видит над собой встревоженное лицо мужа, наполовину скрытое медицинской маской, и от изумления тут же на мгновение забывает о мучениях.       — Как ты здесь оказался? — шипит Ферайе сквозь зубы.       — Я не мог оставить тебя с этим один на один, любимая! — Атеш переплетает их пальцы. — Хоть ты и просила этого не делать.       Да, Ферайе не хотела, чтобы он присутствовал на родах. Не хотела, чтобы он видел, в каких муках ей даётся их ребёнок. Но теперь она понимает, какой идиоткой была. Он нужен ей здесь. Нужен, чтобы цепляться за него, как за якорь, и иметь силы бороться.       — Спасибо, что ты здесь, — шепчет между схватками она.       — Не за что, Лунный свет, — Атеш отирает пот с её лба.       Через пару десятков минут, всё заканчивается. Ферайе начинает плакать от усталости и счастья, когда слышит зычный плач новорожденного. Его сразу же кладут ей на живот, а спустя мгновение — на время уносят в угол комнаты, чтобы детский врач мог его осмотреть.       — Ты справилась, любимая, — говорит Атеш, целуя её взмокшую от напряжения ладонь.       Она лишь улыбается ему. На большее сил не хватает.       — Ну что же, молодой папочка, берите на руки свою дочурку, — медсестра передаёт шевелящийся свёрток вмиг обомлевшему Атешу.       — У нас дочь? — переспрашивает он, словно не услышал и бережно прижимает маленькую девочку к своей груди, а затем восклицает: — У нас дочь, Ферайе!       Слёзы вновь текут по лицу Ферайе и она видит, что они также вскипают на глазах Атеша. Он укачивает свёрток, касаясь своей огромной рукой маленьких пальцев дочери и на лице у него написана такая нежность, что Ферайе кажется, будто сейчас у неё разорвётся сердце от любви к ним обоим.       — Как мы её назовём? — благоговейно спрашивает Атеш, присаживаясь рядом с Ферайе, и передавая ей крошку.       Девушка гладит малышку по влажным волосикам, рассматривая её маленькое сморщенное личико. В этот раз они решают не узнавать пол ребёнка и даже не думают над именами, видя в этом своего рода оберег после того, что случилось с Гёкче. Да, это было глупо, но это их с Атешем негласное соглашение. Хоть у неё и было предчувствие о поле ребёнка, она не делилась им с мужем, сама не зная почему. Может, не желая напоминать о другой девочке, которую им так и не удалось взять на руки.       — Йылдыз, — выдыхает Ферайе. — Мы назовём её Йлдыз. Будет папиной Звёздочкой.       Атеш ничего не говорит в ответ. Он просто наклоняется и целует её так крепко, что у Ферайе перехватывает дыхание.       Йылдыз, внезапно оказавшаяся зажатой между родителями, громко вопит, сообщая о своём недовольстве.       — Добро пожаловать, Путеводная звезда. Голос у тебя сильный и громкий, как у бабушки Гюльсой. Дай Всевышний, характер будет не как у неё. — шутит Атеш, с любовью глядя на дочь.       Ферайе хохочет, чувствуя, что все тревоги этого дня, покидают её.       А как же иначе, когда на руках у неё — долгожданная дочка, а рядом — самый лучший из мужчин?