Огонь и Лунный свет

      Ферайе балансирует на небольшой стремянке, старательно вешая свежепоглаженные шторы. Она забавно пыхтит, чем вызывает улыбку на лице у Атеша. Он страхует её снизу, потому что проклятая стремянка уже пару раз опасно качается, и нервы Атеша не выдерживают.       — Любимая, давай, я сам сделаю? — робко спрашивает он и опять нарывается на шуточно-недовольный взгляд.       — Нет уж, любимый, я хочу сама повесить эти проклятые занавески, — твёрдо говорит она. — Как и планировала. Будь хорошим парнем и постой смирно, хорошо?       Его разбирает смех от этих ласково-снисходительных слов, но Атеш старательно давит улыбку, придерживая всю эту хлипкую конструкцию, на вершине которой стоит его жёнушка. Но оказывается, придерживать нужно было именно жёнушку. Один неосторожный взмах рукой и Ферайе вскрикивает и валится в бок. Атеш, конечно же, ловит её и прижимает к себе. Ферайе зажмуривается и замирает в его объятиях. Она стремительно бледнеет и Атеш понимает, что она вспоминает другое падение.       — Ты в порядке, любовь моя, — успокаивающе шепчет он. — Открой глаза.       Ферайе послушно смотрит на него немного испуганным взглядом. Атеш ласково целует её в лоб и аккуратно садится вместе с ней на диван. Ферайе тут же обхватывает его руками и устраивается поудобнее, положив голову ему на плечо. Атеш ощущает, как её сбившееся дыхание приходит в норму, а тело расслабляется в его руках. Её маленькая ладошка устраивается на груди Атеша прямо напротив сердца, а дыхание — щекочет его шею. Пару минут они оба молчат, наслаждаясь приятным безмолвием в объятиях друг друга. Атеш осматривает стены их нового небольшого дома, куда они переселились буквально пару дней назад и окончательно убеждается в том, что месяц назад сделал правильный выбор: их семья покидает Каппадокию и переезжает в Стамбул. Подальше от сплетен, подальше от старых обид. Подальше от Вурала Бакырджи, который теперь безраздельно владеет фабрикой и остальным семейным бизнесом Гюльсоев. Это становится ударом для Омера и его болезнь усугубляется. Атеш решает, что стоит попытать счастья у узкоспециализированных стамбульских врачей и, так как их больше ничего не держит на родной земле, они переезжают. Конечно, эта идея встречает сопротивление со стороны практически каждого члена семьи. Лишь Ферайе крепко держит его за руку и соглашается с ним.       Омер Гюльсой яростно заявляет, что хоть и потерял всё, ради спасения внуков (Атеша он, на удивление, всё ещё упрямо продолжает считать своим внуком, что заставляет сердце мужчины болезненно биться), но смерть свою он должен встретить в Каппадокии. Атешу приходится долго и нудно убеждать его, привлекая на помощь мать. Гюльфем, которая после тяжелого разговора с Атешем по поводу отцовства Вурала и своей мнимой болезни, слёзно просит прощения за все, становится верной союзницей. Она не только убеждает Омера ехать в Стамбул, но и, наконец, обращает внимание на поведение Окана и сподвигает младшего сына обратиться в специализированную клинику. Йылмазов и уговаривать сильно-то и не приходится: они уже в Стамбуле и просто без ума от него. А Барыш, который подсобил Четину с новой работой, позволяющей ему содержать семью, становится их новым кумиром.       Тяжелее разговор происходит с Джамиле и Алейной. Последняя рвёт и мечет, что не даст развода Яману и одновременно страдает из-за того, что брак этот был осуществлён под давлением. Атеш понимает её чувства, но помочь ничем не может: Яман твёрдо решил избавится от придатка в виде нелюбимой жены. И его Атеш тоже понимает. Ему стоит сделать лишь один намёк Джамиле на то, что он с трудом покрывает всех перед Вуралом, и что если правда о участии Джамиле в этом деле вскроется, то ей с дочерью не спастись, как схватывающая всё на лету змеюка додавливает дочь. Та подписывает нужные бумаги. Джамиле и Алейна отправляются прятаться вглубь страны, пока всё не утрясётся и о них забудут. Атеш лишь надеется, что больше ни одна из них не появится в их с Ферайе жизни.       Невыносимее всего получается диалог с Яманом.       Атеш стучит в дверь и пару секунд собирается с духом перед тем, как войти. Он ощущает сильное дежавю, видя Ямана, лежащего на больничной койке и бездумно пялящегося в потолок. Его лицо — один большой синяк и Атеш почему-то чувствует за это вину, ведь его отец… Атеш качает головой, стараясь вытрясти из неё эти мысли. Яман, тем временем, делает вид, что не замечает его. Атеш в два шага преодолевает расстояние между ними и становится рядом с постелью брата.       — Как ты? — взволнованно спрашивает он, приглядываясь к Яману.       — Нормально, — хрипит тот. — Но тебе, наверное, жаль это слышать.       — О чём ты говоришь, Яман? — тут же напрягается Атеш.       — Ну как, ведь я чуть не убил твоего брата, — издевательски тянет Яман. — Младшенького сумасшедшего братика Бору. Наверно, ты в очередной раз разочарован тем, что не можешь похвастаться нормальной роднёй, а, Атеш?       — Яма-а-а-ан, — предупреждающе тянет Атеш. — Следи за своим языком.       — Так же, как это делаешь ты? — лицо Ямана кривится от ненависти. — Так хорошо за ним следил, что не посчитал нужным рассказать мне, что я — отец ребёнка Ферайе? И какой из тебя после этого человек, который ненавидит ложь? Какой из тебя после этого брат?       Атеш вздрагивает, но не делает и шага назад. Слова Ямана очень сильно жалят лишь потому, что они правдивы. И в другом случае Атеш бы искренне извинился перед младшим братом, и постарался бы загладить свою вину тысячей разных способов, но не в этот раз.       — Это было сделано для защиты Ферайе и ребёнка, — отрезает Атеш, сжав зубы.       — Жалкие оправдания, — ухмыляется Яман. — Ты просто влюбился в неё, как сопливый школьник, поэтому пошёл у неё на поводу, и поэтому соврал мне!       Атеш сжимает кулаки и на мгновение прикрывает глаза, стараясь совладать со своей яростью. Как только первая вспышка гнева сходит на нет, Атеш громко выдыхает и вновь смотрит на Ямана.       — Ты прав, я полюбил её сразу, как увидел. Я предложил женится на ней не только ради того, чтобы дядя Мухсин не пострадал, но и ради неё самой. Ради вашего с ней ребёнка. Она рассказала мне правду после помолвки и просила ничего не говорить тебе, иначе бы она скрылась из Каппадокии и оборвала бы все связи. Беременная от тебя женщина предпочла бы шататься по всей Турции, лишь бы не открывать тебе правду! Я не мог этого допустить! Этот брак был фиктивным от и до. Я поклялся, что несмотря на все уверения Ферайе в том, что у вас больше нет и не будет ничего общего, узнаю причину твоего странного поведения. И если всё это окажется чередой ужасных случайностей и ты окажешься невиновным, то я сделаю всё, что бы вы с Ферайе воссоединились. Даже если моё сердце будет разбито.       — И что же тебе помешало? — язвит Яман. — Я не виновен!       — Нет, Яман, виновен. Ты виновен в трусости, что проявил. Виновен в том, что отправил Окана с умирающим человеком. Виновен в том, что не признался ни мне, ни деду, когда всё ещё можно было спасти ценой малой жертвы. Виновен в том, что не смог бороться за свою любимую, а пошёл на поводу у шантажистки. Виновен в том, что преследовал и доводил до слёз девушку, которую называл любимой. И после всего этого ты считаешь, что я благословлю вас? Что я дам тебе унижать и третировать ту, кого люблю больше жизни? Нет, Яман, игры закончились. И только тебе решать, как ты себя поведёшь после. Я предлагаю тебе забыть о том, что между вами с Ферайе что-то было. Вычеркнуть из памяти и до конца жизни молчать об этом. Эта семья итак многое пережила в такой короткий срок, давай не будем добавлять ей ещё проблем. Я сделал так, чтобы о вас с Ферайе не пошли слухи. Окан подыграл мне. Алейна с Хазал — тоже. В ту памятную ночь вы с Борой зацепились из-за совершенно незнакомой девчонки. Бора страдает от амнезии, а если и вспомнит Ферайе, то будет уже поздно, мы переезжаем в Стамбул.       — Молчать, чтобы ты смог жить свою лучшую жизнь с возлюбленной? — выдавливает из себя Яман. — Этому не бывать, Атеш. Лучше бы ты дал мне умереть от рук твоего папашки, ведь теперь я не позволю вам жить счастливо. Сделаю так, что тебе будет стыдно пройтись с ней, взявшись за руки.       Атеш горько улыбается уголками губ.       — Где-то в глубине души я ожидал от тебя иного, Яман. Знай, что мне нечего стыдится Ферайе. Её прошлое — это её прошлое. И ничто не омрачит наше будущее. А если ты будешь упорствовать, то вся так братская любовь, что всё ещё теплится во мне — исчезнет. И тогда перед тобой будет стоять не старший, понимающий брат, а мужчина, который сделает всё что угодно, чтобы защитить свою женщину.       — Ты мне угрожаешь? — шипит Яман, едва не подскочив с больничной койки.       — Просто предупреждаю, — спокойно цедит Атеш. — Скорейшего выздоровления. Подумай о том, что я сказал.       Атеш готов подтвердить то, что сказал Яману делом, но не приходится. Выписавшись из больницы, Яман, не без помощи Атеша, быстро оформляет развод с Алейной и уезжает в Анкару, получив от матери необходимую сумму на первое время — у Вурала хватило чести оставить личные деньги бывшей возлюбленной нетронутыми. Гюльфем, конечно, пытается дознаться, в чём причина, но Яман упрямо ничего не рассказывает. И это во благо.       С Атешем он ни разу за это время не говорит. Это, конечно, задевает, но теперь Атеш учится тому, что нельзя спасти того, кто не хочет спасения. И что нельзя быть хорошим для всей своей семьи.       А вот Вурал Бакырджи считает иначе. Он невероятно доволен тем, как всё сложилось для его семьи — новый капитал и новый сын, которым можно гордится. Всё это он изливает на голову Атеша и на полном серьёзе предлагает поддерживать отношения. Атешу стоит огромных усилий не зарядить ему в лицо кулаком за такие предложения. Он коротко и холодно обрывает монолог биологичесокго отца своим отказом, но тот продолжает оставаться добродушным. Вурал говорит, что придёт срок, Атеш остынет и тогда они ещё раз серьёзно поговорят. По-мужски.       — У тебя мой характер, мальчик, — говорит Вурал на прощание. — Поэтому я знаю, что ты однажды придёшь ко мне.       — Не надейся, Вурал, — чеканит Атеш. — Я совершенно другой.       Вурал усмехается и качает головой. И отпускает его.       Первое время Гюльсоям в Стамбуле приходится несладко. Мать и дед до предела взвинчены переездом. Им не нравится новый особняк, ведь такой же роскошный, как в Каппадокии, они себе позволить не могут. Окану и Атешу приходится в два голоса успокаивать их. Семья Йылмаз привыкает к новому городу быстрее. Четину удаётся снять миленький домик для свое семьи на заработанные деньги. Атешу нравится динамика развития шурина: тот растёт на глазах и вполне может превратится из мелкого лизоблюда в хорошего человека.       Атеш с Ферайе сразу же решают, что будут жить отдельно. Жена сама находит дом, сама его обустраивает, не смотря на все возражения его матери. Атешу нравится наблюдать за тем, как она расцветает на новом месте. Больше всего ему хочется сделать её невероятно счастливой, как Ферайе того и заслуживает. Деньги, которые у него остались после сделки с Вуралом, Атеш удачно вкладывает в бизнес не без помощи друзей Барыша, и спустя какое-то время он надеется открывать свою собственную фирму и начать всё с нуля уже на родной земле.       — Любимый, ты что, заснул с открытыми глазами? — Ферайе нежно целует его в подбородок и смотрит своими прекрасными глазами, в которых плещется озорство.       — Нет, мой Лунный свет. Просто задумался, — Атеш смаргивает морок воспоминаний и тут же улыбается жене. — Как ты?       — Лучше всех, — тихо выдыхает она и тянется к его губам.       Их первый поцелуй, там, на шаре, был нежным и сладким, а последующие… Теперь они с Ферайе дарят друг другу обжигающе горячие, огненные поцелуи, доводящие обоих до грани. Но Атеш не спешит. Ему хочется, чтобы их с Ферайе первый раз был чем-то особенным. В особенном месте. И, кажется, у него опять зреет план.       — Любимая, похоже, у тебя на кухне что-то горит, — едва удаётся сказать Атешу между поцелуями, в которые его втягивает нетерпеливая жена, удобно устроившаяся на его коленях.       — Вот чёрт! Точно! — вскрикивает Ферайе, вскакивает с него и несётся прочь.       Атеш с тихим смехом следует вслед за ней.       В кухне стоит непредоваемый запах сгоревшей пищи. Ферайе морщит носик и торопится снять сковороду с подгоревшим рагу с огня, а Атеш открывает окна.       — Ну вот, остались без ужина, — расстроенно говорит Ферайе спустя пару минут. Она опрокинула содержимое сковородки в мусорный мешок и теперь старательно отмывает кухонную утварь, стоя у раковины.       Атеш подходит сзади, обнимает её за талию и оставляет на шее поцелуй-укус.       — Не огорчайся, моя госпожа, поедим вне дома.       — Ага, уде второй раз за неделю, — ворчит Ферайе, поворачиваясь к нему лицом, и стараясь не задеть его мокрыми, мыльными руками. — Мы, вообще-то молодая семья с ограниченным бюджетом.       — Моя прижимистая леди, не говори ерунды. У нас есть деньги. И их будет ещё больше к лету. И поэтому я предлагаю отметить это и организовать, наконец, наш медовый месяц. Не хочешь отправиться в Италию?       Ферайе закусывает губу и смотрит на него с надеждой пополам со смущением.       — За тобой — хоть на край света, Атеш, — проникновенно выдыхает она и Атеш тут же прижимает её к себе и зацеловывает, несмотря на её влажные, окутанные пеной ладошки.       Он до сих пор не может поверить своему счастью. Но Ферайе здесь. Рядом ним. Млеет от его поцелуев.       А значит, всё у них будет хорошо.