Что раздражает Генри Винтера

      До дома Генри ехать было минут пятнадцать, не больше. Половину пути я провела, уткнувшись в книгу, сворованную из библиотеки Морроу, но потом сдалась. Рассмотреть текст в свете фонарей за окном было тяжело, и вскоре я перестала себя мучить. Я закрыла книгу и стала наблюдать за Генри.       Помолчав пару минут, он бросил на меня вопросительный взгляд.       — Что? — спросил он лаконично, продолжив наблюдать за дорогой так внимательно, как будто она не была безукоризненно пустынной.       — Просто любуюсь, как ты водишь.       Смутить его этим мне, конечно, не удалось. И хотя я сказала это, только чтобы увидеть его реакцию на мой флирт, я не соврала.       — Ты не умеешь водить? — только и поинтересовался он.       — Нет, — признала я. — Но дело не в этом. Просто у тебя получается так непринуждённо и легко, даже почти сексуально.       Генри тепло посмеялся.       — Ну хорошо, спасибо, — ответил он, и я не поняла, был ли это сарказм.       Остаток пути он улыбался уголком губ.       Квартира Генри оказалось уютным и на удивление неприбранным островком романтизма. Пыль с полок здесь придирчиво вытирали, а в раковине на кухне, куда мы зашли в первую очередь, не было грязной посуды, но куда ни глянь везде громоздились стопки книг на разных языках и на разные темы, везде торчали листки с заметками, а старомодные перьевые ручки находились в совсем неожиданных местах.       — Кофе? — спросил Генри, уже направляясь к шкафчику с посудой.       — Да, — отозвалась я с энтузиазмом. Ночь была полна эмоций, но от усталости я уже начинала зевать. Мне было уже давно не шестнадцать лет, и я даже не хотела представлять, как сильно эта бессонная ночь собьёт мне режим.       Генри достал две чашки и заварил кофе.       Пока он был занят с кофеваркой, я подошла к первой попавшейся стопке книг и бегло просмотрела корешки.       — “Государство” Платона? — спросила я с наигранной брезгливостью. — Ну и пошлость. Не самый удачный перевод.       — Согласен, — ответил парень, ничуть не удивлённый моим комментарием. — Как закончу свой собственный перевод, наверное, стоит его опубликовать. Согласна?       Я кивнула.       О том, что Генри работает ещё и над переводами Платона, я слышала впервые. Но я уже исчерпала лимит комплиментов на вечер, поэтому подавила волну удивления и продолжила беседу с необычайной выдержкой.       — Если ты можешь прочесть всё в оригинале, для чего тебе переводы? — я приняла из рук Генри чашку кофе и посмотрела на него снизу вверх. И всё-таки он был ужасно высоким.       — Чтобы одалживать Банни, — парировал Генри.       Я улыбнулась.       Наша беседа походила на игру в теннис или даже на фехтование. Я нападала на Генри, но он легко отбивал мои атаки. Меня это только больше раззадоривало, да и Генри, как мне казалось, нравилось вести эту игру. И, если в начале вечера активную позицию занимал он, то сейчас вся инициатива досталась мне.       Я глотнула горячий кофе.       — М-м-м, — восхитилась я. — Боже, как вкусно.       Генри сдержанно улыбнулся в ответ на комплимент.       — Ты же понимаешь, что теперь я всё время буду напрашиваться на кофе? — спросила я почти серьёзным тоном, давая Генри самому решать, издеваюсь я или говорю правду.       — Я подумаю над этим, — ответил он точно таким же неясным тоном.       Внутри меня всё трепетало.       Я отставила чашку на стол.       — Экскурсия! — потребовала я. — Ты живёшь в шикарной квартире, а не в задрипанной общажной комнате на кампусе. Хвастайся.       Генри на секунду нахмурил брови, как будто ему стало больно. Его бесило моё поведение, но он почему-то продолжал позволять мне испытывать его терпение. Он всё же уступил мне.       — Кухня, — он ленивым жестом указал на небольшое помещение в котором мы находились. Потом он указал на дверь, пропуская меня вперёд себя. — Коридор.       Я вышла и прошла крохотными любопытными шажками по длинному коридору, постоянно оглядываясь на Генри.       — Картина, написанная Френсисом, когда он решил, что увлёкся живописью, — Генри, даже не взглянув, махнул рукой в сторону полотна, изображающего какой-то особняк. Картина была выполнена довольно хорошо с технической точки зрения (ошибки можно было исправить лишь парой мазков), но совершенно бездушно. Глядя на неё, я хотела только стыдливо отвести глаза или тут же схватить кисть и замазать все неточности.       — Гостевая спальня, — Генри прошёл мимо открытой двери. Комната за ней была небольшой, квадратной и по-гостиничному пустой. В ней было мало мебели, а заполонившие остальную территорию квартиры книги сюда не добрались.       Я коротко заглянула в пустую тёмную спальню и продолжила путь по коридору вслед за Генри.       Парень указал на двери в конце коридора.       — Ванная.       Затем тон его переменился. Из уставшего и раздражённого, он превратился в глухой, как будто говорить ему было неловко.       — Моя комната.       Открыв мне дверь в свою спальню, Генри не включил свет. К его неудаче, света фонаря за окном было достаточно, чтобы я могла разглядеть очертания комнаты.       На письменном столе ожидаемо громоздились книги, учебники и исписанные блокноты. А вот постель, заправленная так, будто никто и никогда на ней не спал, казалась совсем необжитой.       Генри по-прежнему ждал, что сейчас я выйду из комнаты и мы вернёмся на кухню. Но я бесцеремонно вошла в спальню, привлечённая тонкой книжонкой, которую заметила на прикроватной тумбочке парня. Книга была мне знакома.       Нахмурившись, я подняла книгу и продемонстрировала Генри.       — “Эзотерические практики древней Греции”? — спросила я. — Не знала, что ты таким увлекаешься.       Книга лежала у его кровати, поэтому Генри вряд ли читал её для учёбы — скорее всего, он отвлекался на древние греческие ритуалы, когда не мог заснуть.       К моему удивлению, Генри и тут не растерялся.       — Да, — он кивнул. — Я узнал много интересного из этой книги.        Его ответ показался мне каким-то слишком уклончивым.       — Ты бы хотел что-то из этого попробовать?       — А кто бы не хотел?       Не знаю, чего хотел Генри, но точно не отвечать на мои вопросы по поводу магических практик. Я хмыкнула, довольная его ответом.       — Ты прав.       Молодой человек развернулся в дверях и вышел обратно в коридор. Я решила не дожидаться особого приглашения и вышла за ним.       Мы вернулись в кухню.       — У тебя здесь неплохо, — согласилась я, облокачиваясь на стол и отпивая оставшийся в моей чашке кофе. — Тебе тут нравится?       — Нравится, но, — Генри подошёл ко мне почти вплотную, — бывает одиноко.       Я усмехнулась. Потянувшись будто бы ближе к Генри, я на самом деле взяла с комода за его спиной свою сумку.       — Повезло, что у тебя столько близких друзей. — Я села за стол, отодвигаясь от Генри. Тот неотрывно следил за мной острым взглядом. — Можно звать в гости.       Генри ухмыльнулся, но выражение фрустрации на его лице говорило само за себя. Он сел рядом со мной.       Я достала из сумки книгу Джулиана Морроу и свой блокнот с заметками.       — Ты обещал помочь мне с написанием статьи, — напомнила я. — Ловлю на слове. Помогай.       — Что у тебя уже есть? — Генри тут же переменился в лице. Не осталось и намёка на хитрого лиса, флиртовавшего со мной весь вечер. Я наконец увидела настоящего Генри Винтера, влюблённого в лингвистику и древних греков.       Я открыла блокнот на странице с планом работы и кратко изложила ему то, что уже успела написать. Парень задал мне несколько вопросов, а затем ещё несколько вопросов, вытекающих из прошлых вопросов, и я легко и бегло пояснила интересующие его детали.       Голубые глаза Генри аж светились от того, как доволен он был нашей продуктивной беседой.       Он написал в моём блокноте несколько строк, очерчивая ход нашей дальнейшей беседы и на свой вкус внося коррективы в мой план. Сначала он хотел использовать для этого свою собственную записную книжку — она была как раз тут, на кухонном столе, но, уже протянув к ней руку, он передумал, одёрнув себя, будто обжёгся.       Вдруг посреди следующей выводимой Генри строчки, его ручка перестала писать.       — Чернила закончились, подожди минуту, — он встал из-за стола и направился в свою комнату.       Не размышляя ни секунды, я протянула руку к записной книжке Генри и пролистала исписанные страницы. Большинство заметок были сделаны на латинском. Несмотря на это, заложенная ленточкой закладки, книжка податливо раскрывалась на развороте, хаотично исписанном древнегреческими фразами.       Я взглянула на самую верхнюю строку, служившую заголовком: “Мистерии”. Ниже вразнобой красовались рецепты, большинство из которых были мне непонятны, даты, положения звёзд на небе и прочая чепуха, которая никак не складывалась для меня в единую картину.       Услышав шаги возвращающегося в кухню Генри, я вернула его записную книжку на прежнее место и уткнулась в свои записи с сосредоточенным выражением лица.       Генри снова сел рядом, и мы продолжили заниматься.       А к шести утра — ровно к открытию дверей в общежитии — он подвёз меня на кампус. Прежде чем выйти из машины, я коротко поцеловала его в щёку на прощание: небольшой жест, которым здесь обменивались даже малознакомые студенты, так что никакой неловкости это не вызвало.       По пути в комнату я улыбалась, но не приключившемуся со мной романтическому свиданию, а новым горизонтам, которые Генри помог мне открыть в ходе моей научной работы.       Войдя в свою спальню, я с нежностью выложила из сумки свой блокнот на стол. Полюбовавшись напоследок на наши перемежающиеся почерки на белых разлинованных листах, я выпуталась из одежды и легла в постель.       Вскоре я уснула, намереваясь проспать все сегодняшние занятия.