Профет

      Как приятно дремать при отсутствии бесконечной тряски, но вот треск горящих поленьев ну никак не вяжется с поездкой на платформе или, как ее по-здешнему называют – магнилёте.       – Тащи свою недолопоухость погреть у костра. Польза хоть будет, – прозвучал уже знакомый бас.       – Может мне кто объяснить, что происходит и где я?       – Объяснить, это мы всегда рады, – сидящий у костра голубоглазый мужчина с белыми длинными волосами, прижатыми ко лбу лентой с серебренной и золотой вышивкой, которого в прошлый раз у огня точно не было, в предвкушении потер руки.       В секунду меня рвануло куда-то в темноту, и я начал мучительно умирать раз за разом.       – Хватит… – прозвучало довольно властно, слово пробило темноту, в которой я был.       Спасительным ручьем высокий голос вырвал меня из цикла умираний.В мои открывшиеся глаза с интересом смотрела женщина, стоя рядом с синеглазым витязем, а ее рука лежала на его плече. У меня было ощущение, что за минуту я умер пару десятков раз, причём весьма мучительно.       Это именно она ходила со мной к серому озеру, но вот только сейчас на ней было очень красивое платье до самой земли. Я до сих пор не определился с извечным вопросом – платье шикарное, или девичья фигура делает платье красивым.       – Артеона, он же сам попросил правилом его побаловать, – с улыбкой ёрничал витязь.       – Думай, прежде чем открывать рот, особенно в их обществе, – не отрывая взгляда от меня, сказала девушка и кивнула на сидящих у костра, – а лучше молчи первое время, пока не задают вопрос. А если задали, отвечай коротко и по делу.       – Женщине не стоит указывать, когда мужчине открывать рот, – где-то издалека донесся голос мужика, ранее тыкавшего в меня копьем.       Девушка резко развернулась, и в стороны разлетелся подол платья, во взгляде сверкнули молнии, а огонь взметнулся до небес, заставляя всех зажмуриться и отклониться от костра.       – Люля, похоже, мне нужно забрать твой язык на хранение, а когда будешь готов им правильно пользоваться, то я тебе его верну, – лицо говорившего весьма спокойным тоном скрывал капюшон, а кулак сверкнул сталью в месте отсутствия безымянного пальца. Секунду назад клинок из кулака, как сейчас, не торчал, и это точно.       – Может, я просто последую совету для пацана! – прозвучало как-то уж очень просяще.       – И не мости свою ж... у костра, не созрел ты еще сидеть со старшими у Великого огня.       Девушка кивнула вызвавшемуся взять язык Люля на хранение.       – Малец, в твоем возрасте пора уже понимать, где нужно ждать повторных приглашений, а где нужно хвататься за единожды предложенное, ибо второй раз предлагать не будут, – у говорящего мужчины с раскосыми глазами улыбка не сходила с лица даже сейчас.       Я молча прошел и уселся возле костра, всматриваясь в огонь, в котором мне чудились всякие образы.       – А из него будет толк, – заметил с любопытством разглядывающий меня воин в тюрбане.       – Твоя сила – это энергия, которую ты можешь использовать, а использовать ты можешь только ту, которую добыли твои пряльщики. Запомни, что сила и поток энергии зависит от того, насколько пряльщик трудолюбив.       – Насколько бы пряльщик ни был трудолюбив, если седьмой вихрь остановится, то прясть будет не из чего, – вмешался воин в одежде, похожей на пижаму.       – Это да...       – Чем активней пряльщик, тем больше получаемой пряжи и нитей.       – Для каждой энергии есть отдельное сопло, через которое человек получает энергию для использования.       – От рождения у каждого сопла имеется свой размер. Есть сопла размером с выпавшее дно у ведра, а есть сопла размером с игольное ушко. Каждый размер одинаково важен и нужен.       – Пацан, ты что глухой?       – Нет, не глухой.       – И не немой. А молчишь-то чего?       – А я уже сегодня наговорился на годы вперед, – сердито буркнул я.       – Яромир, ты зачем пацана поломал?       – Если мое дружелюбное приветствие его поломало, то ему с нами не место, – пожал плечами витязь.       – Малец, тебя что, ничего не интересует из сказанного?       – Интересует.       – Ну, так интересуйся, пока возможность есть.       – Будь спокоен за свою сохранность, воздействовать не будем, если будешь прилично себя вести, – добавил кто-то.       Немного поразмыслив, я решил рискнуть и пройти над пропастью понятия слова «прилично» в данном обществе. Выбрав самою безопасную, на мой взгляд, формулировку вопроса, я озвучил ее сидящим у костра:       – Кто такие пряльщики, и от чего зависит их трудолюбие?       – А это правильный вопрос. Пряльщиков ты видишь в образе шаров вокруг вертикального вихря. Трудолюбие пряльщика – это… в твоем случае – это скорость вращения шарика вокруг вихря, – Артеона, видимо, посчитала, что более понятно сможет мне объяснить, зная, что я вижу в отражении серого озера.       – Трудолюбие много от чего зависит, позже поймешь, а не поймешь – подскажем, правда и плату будем взимать за ответ, – сказал кто-то из мужчин.       – Скорость вращения шара вокруг своей оси влияет на напор подачи, а размер шара, как понимаешь, на объём запаса, – продолжила Артеона, – бывают случаи, когда шар вроде бы в размере не меняется, но это не так, плотность его наполнения размером с горчичное зерно может быть сравнима с наполненным шаром огромнейшего размера.       – Главное сейчас для тебя – это испить из источника истины. Вода из источника правильно отрегулирует твое сознание, без этого оно разлетится на запчасти при активированных пряльщиках спустя пару дней. Можно сказать, что пряльщики его порвут на мелкие кусочки, а собрать обратно воедино сознание еще никому не удавалось.       – Великий источник истины, он ниспадает с горы, вон вдалеке ты видишь вершину горы с источником, – мужчина в гимнастерке указал в сторону виднеющейся над лесом вершины, – тебе собственно туда и нужно, если только есть желание не превратиться в нечто с безумными глазами, пускающее слюни.       – Будем ждать тебя обновленного на этом же месте.       Ну тут и без слов понятно, что мне пора топать в направлении горы, и я, не дожидаясь направляющего тычка, пожелав всем здравия, поспешил в сторону виднеющейся вершины горы.       – Может зря мы его к источнику одного направили, не случилось бы чего, – донесся далеко позади задумчивый голос Артеоны.       – Среди нас нет желающих сопровождать его на это свидание, – раздался незнакомый голос, – да и вряд ли нам там будут рады.       Довольно долго я шел в сторону горы по лесу, который отличался от привычного мне только тем, что всё вокруг было серого цвета. Так же пели птицы, шумел листвой ветер, бегали и ползали всякие жучки-букашки. Воздух приятен и наполнен лесной свежестью. Наслаждаясь необычной серостью, я не заметил, как вышел к ущелью. Гора уже была совсем близко.       Дорога через ущелье привела меня к поляне у подножья горы. В горе была огромная пещера, а рядом находилось озеро, в которое с горы лилась вода.       Похоже, место пользуется популярностью, на поляну выходило четыре тропы. Под самой горой у падающей в озеро воды стояла пятиметровая статуя длинноволосой девушки в тунике из горного хрусталя с чашей в руках. Отсутствие серости в статуе меня выбило из колеи – почему всё серое, а статуя нет!       Потеряв бдительность, я поспешил подойти поближе к озеру, но неожиданно появившаяся из пещеры моя знакомая встала у меня на пути.       От неожиданности и растерянности, я начал нести всякую чушь:       – Привет, моя хорошая, а я вот специально шел сказать тебе спасибо за спасение от ужасных скорпионов.       Нервные удары длинного серого хвоста дали понять, что лучше не болтать, в общем, любое проявление лжи неприемлемо.       Стоп!       Как длинный хвост?! Был же маленький и коротенький, это что за фокусы? Видимо, Люля был прав, когда говорил, что ей плевать на правила и порядки.       – Ты и вправду очень красива, и я действительно тебе благодарен.       Огромная трехулыбчатая то ли медведица, то ли кошка немного склонила голову набок и с интересом смотрела на меня.       А я, сглотнув подкативший к горлу ком, старался развить успех, полагая, что девушка она и на пальме девушка и любит комплименты, независимо от того мохнатая или нет, зубастая или нет.       Продолжая петь оды, какая она великолепная и прекрасная, я старался потихоньку продвигаться к озеру. Сложность заключалась в том, что можно было говорить только правду, это я интуитивно понял.       Когда желаемая цель была уже близка, предо мной по земле ударил серый хвост, преграждая путь к воде. Моя попытка обойти его бочком вызвала еле уловимый рык, от которого мне на плечи будто по мешку с песком положили. На мою попытку продолжить путь под давлением, она ощерилась одним клыком, приподняв губу в серединке стопочки из трех ртов.       Чую я шестым и остальными чувствами, что больше намеков мне не будет. Мое предположение подтвердили выпущенные серошерстной красавицей когти, которые вошли в камень как в масло.       Не сходя с места, я сел, сложа ноги бабочкой, тяжелый вздох непроизвольно вырвался из моей груди, и в этот момент серая красавица пошла рябью и осела на земле серой дымкой. Я опешил, не веря своим глазам, неужели она меня пропустила?!       Что-то мокрое, ткнувшись сзади в мою шею, прервало хоровод моих радостных фантазий. Я замер, а что-то еще более настойчиво толкнуло меня в сторону одной из тропинок.       Мокрый и холодный нос вряд ли можно с чем-то спутать, а вот как она меня им не раздавила, словно букашку, вот это загадка из загадок.       Интересно, а сколько секунд я проживу, если назову ее милый носик шнобелем? А вот и первый звоночек, что я на пределе. Начала включаться защита, пытаясь сохранить мой рассудок и нервную систему.       Мохнатый хвост, словно огромная змея, обвил мою шею и, потянув вверх, поставил на ноги. Освободив, меня легко толкнули под зад в направлении тропы, уходящей куда-то в лес. Ну раз хозяйка поляны вежливо попросила, то нет возможности отказать, нужно покинуть поляну и думать, чем ее можно задобрить, чтобы получить доступ к воде.       Пытаясь найти хоть одну стоящую идею, как добыть воду, я вышел на поляну… А там сидел краб размером с крупную собаку, его глаза были расположены над телом на неких веревках. Один глаз уже был повернут в мою сторону и раскачивался в разные стороны словно кобра. Что-то похожее мне уже доводилось видеть, когда я впервые набрел на порождение тьмы, имея только одни теоретические знания, мне тогда пришлось изрядно попотеть, чтобы выйти победителем.       Почему-то меня охватила невероятная злость на краба, будто он виновен во всех моих бедах. Даже сам не отдавая до конца себе отчета в своих действиях, я шагнул на поляну, формируя руками огненную сферу Запущенный в краба огненный шар в аккурат снес под корень смотревший на меня глаз.       – А нечего смотреть, куда не положено, – заорал я на всю поляну.       Дальше я бегал по поляне, тужась выдавить огненный шар побольше, но пока что я так и оставался повелителем огненных пельмешков, только лепить их теперь получалось гораздо чаще.       Краб за мной бегал, угрожающе клацая клешнями, долго мы так кружили по поляне. В какой-то момент краб остановился, встал на задние лапы и упал на панцирь лапами к верху. То ли я его вымотал, то ли запинал пельмешками? На всякий случай я снес ему второй глаз при помощи огненной стихии и начал проверять, не хитрит ли со мной эта хитиновая штука. Выломав длинную палку, тыкал лежащую тушку в разные места. Потом посчитав, что этого недостаточно, запустил в те же места огненные шары. Тоже эффекта не дало. Найдя лианы, я соорудил веревки и удалённо при помощи палок связал клешни. Было яростное желание выковырять краба из панциря.       Когда увлеченно старался вскрыть хитиновую броню, я воспарил в воздух над землей на метров пять. Меня развернуло лицом к тропинке, и я полетел на выход с поляны. Когда одежда больно врезалась в подмышки, нахлынувшая ярость меня отпустила, и стало понятно, что меня несут за шкирку. Меня тряпичной куклой телепало из стороны в сторону, на мое барахтанье и выражение протеста по поводу такого обращения последовало недовольное урчание, которое привело меня в чувство и к воспоминанию, что этой даме лучше не перечить.       Да почему даже в моём сне надо мной имеют безграничную власть женщины?! Почему даже здесь жизни нужно было меня мокнуть в матриархат?!       Меня принесли на поляну и... пройдя по водной глади озера, поставили перед хрустальной статуей и мягко толкнули вперед.       В стене были ели заметны ступени, по которым, прилипнув к стене, я поднялся на уровень хрустальной чаши. В чашу со скалы небольшой струйкой била вода. Снизу этого было ну никак не увидеть, да и просто издали это невозможно было бы разглядеть. Чаша была заполнена водой не до краев, то ли она уходит по каким-то каналам внутри статуи, то ли есть запор, отворяющий поток для наполнения чаши в нужный момент. Испив воды и не испытав каких-либо изменений, я спустился к подножию статуи, где меня ждало ее серое величество.       – Я готов вернуться на большую землю, – немного осмелев и обнаглев, заявил я.       Миссия выполнена, можно и выпендриваться.       Огромная голова приблизилась ко мне, и ноздри ощутимо втянули воздух, а далее было изображение рвотного позыва, будто ее величество изволит вернуть съеденный обед.       Я начал рассматривать себя, как оказалось, всего измазанного в жидкостях краба, а ее серость в этот момент, разворачиваясь от меня всем телом, зацепила меня хвостом и сбросила в озеро. Уверен, она сделала это специально, характер у дамы явно еще тот.       Доплыв до берега, я блестел как новая монета, правда весьма мокрая монета.       Раздевшись и развесив сушиться одежду на ближайшие кусты, я наблюдал, как, не обращая на меня внимания, трехулыбчатая мадам удалилась в свои пещерные покои.       Сидя на берегу, я пытался почувствовать хоть какие-то внутренние изменения, даже произвел расчеты окружности поляны по методике из диких времен с помощью стишка, его я теперь безостановочно бормотал себе под нос.       Одевшись, я направился на выход с поляны, продолжая повторять въевшейся строчки:       – Три, четырнадцать, пятнадцать,       Девяносто два и шесть...       Из пещеры мне наперерез неспешно шагала трехулыбчатая. На кончике хвоста у нее висела какая-то тряпка. Присмотревшись, я разглядел в этой тряпке штаны с висящей на поясе флягой, похоже, что металлической.       И вот эти штаны прилетают мне в лицо, больно ударив флягой по голове. «Таки металлическая», – пронеслось в голове, оценив раздавшийся звук, и последовавшую за этим боль.       Утеряв остатки чувства самосохранения, я заорал во всё горло.       – Не нужны мне чужие портки, мне и своих мокрых вполне достаточно…       Что я там хотел еще сказать так и осталось неизвестным, ибо раздавшийся рык, наполняя каждую клеточку липким страхом, бросил меня на колени и, приложив лбом о землю, заставил свернуться калачиком, с переполняющим желанием звать маму.       Сложно сказать, сколько я по времени отстукивал зубами чечетку… ***       Когда пришел в себя, то обнаружил рядом стоящее ведро с водой, немедля сунув в него голову, я начал жадно поглощать ее. Краем глаза заметил, что на нужной мне тропе с поляны сидела хозяйка сих владений и умывалась, вылизывая лапу. Не знаю, то ли ей это было действительно нужно, то ли это было показательное выступление, мол, она об меня запачкалась и теперь пытается очистить свою величественную серость от последствий соприкосновения со мной.       Выяснять это я по понятным причинам не стал. А обшарив поляну взглядом, двинулся к одной из четырех троп, по которой еще не ходил, зачем-то прихватив прилетевшие в меня штаны. Приближаясь к тропе, мне на плечи будто снова свалились мешки с песком. Будучи человеком разумным, намек я понял. На подходе к другой нехоженой мной тропе мне дали понять, что и этот мой выбор ошибочный.       На тропу, ведущую к крабу, мне было позволено идти. Выйдя на поляну, начал ее исследовать, краб и вправду весьма неприятно пованивал. Другой выход с поляны был завален камнями, а иного я так и не нашел. Вернувшись к озеру я, осторожничая, подошел к моей пленительнице.       Она, оторвавшись от вылизывания, повернулась ко мне и, сморщив моську, приблизила ко мне хвост, скрученный на конце знаком вопроса.       – Вот и я говорю, что пора дружить.       Моя дружелюбная фраза и попытка обнять хвост, который концом упирался передо мной в землю, закончилась полетом над поляной и приземлением о серую гладь озера.       – Так подло отправить в полет щелбаном хвоста могла только стерва, – в сердцах крикнул я, выбравшись из воды к подножью статуи.       Хвостатая в два прыжка оказалась у озера, но я уже был наверху у хрустальной чаши, как так получилось, даже сам не понял.       Смочив пересохшее горло водой из чаши, я отстегнул флягу от штанов незнакомца, всё еще находящихся в моих руках, и наполнив ее водой, пристегнул себе на пояс.       Утолив жажду и набрав воды, я вернулся на поляну, где сидел с полным отсутствием понимания, что делать дальше. Желаемого я достиг, но оказался в некой ловушке у огромной кошки, которая играет со мной словно с мышкой.       Снова сидел раздетый, глядя на сохнущие вещи, когда передо мной возникла огромная серая голова, я отшатнулся, уперевшись руками за спиной, на моей груди заблестел подарок Артеоны с неизвестным мне символом. Голова гостеприимной хозяйки приблизилась ко мне ближе и кончиком языка лизнула подарок, он начал искриться, а когда маленький фейерверк закончился на медальоне, красовался совсем уже другой символ. Меня снова пихнули носом, на этот раз в сторону тропы, ведущей к собравшимся у костра.       – Ты мне позволишь одеться?       Огромная кошка, фыркнув, отошла и села в стороне. А я, наспех одевшись, быстрым шагом направился в сторону тропы.       Вдруг ощутимо хлопнуло по шее, на ней у меня теперь сидели мокрые штаны. Одолеваемый любопытством, я повернул голову назад, где на меня смотрела сидящая кошка, обернувшись вокруг себя хвостом, кончик которого подрагивал.       Интересно, это она мне так на прощание платочком помахала? Надеюсь, больше проявлений нежности не будет.       – Спасибо тебе, кисуля, за доброту и мудрость, – странно, что я сам верил в искренность сказанного.       Кошка встала, а мое сердце пропустило удар, обернувшись вокруг себя, она улеглась. Более не желая испытывать судьбу, я спешно покинул поляну и почти бежал первое время по тропе.       Без приключений я добрался обратно до костра, у которого всё также и в тех же позах сидели присутствующие, такое впечатление, что с момента моего ухода они даже не шевелились.       – Я же говорил, не сожрет.       – Сожрать-то не сожрала, а вот от водички крыша могла и потечь, – начали переговариваться мужчины, не отрывая взгляда от огня.       Артеона жестом пригласила к костру, я, кивнув, устроился поудобней у огня, положив мокрые штаны рядом на полено, а флягу с водой отдал женщине. Начав, как и все, молча смотреть в огонь.       – Люля, пацан принес штаны, которые, ты сказал, что выбросил. Вот только не могу понять, зачем ты их выбросил вместе с ремнем и флягой?       Женщина отпила из фляги и передала ее рядом сидящему мужчине, так пройдя из рук в руки, фляга вернулась ко мне, отпив, я вновь отдал флягу Артеоне.       – Человек без врагов – пустое место, они нужны ему, как нужна дереву вода. Если врагов нет, то нужно сделать так, чтобы появился умный враг, он будет способствовать росту и развитию, а также держать в тонусе.       – Принеся сюда штаны, ты обзавелся врагом, насколько умным – покажет время.       – Артеона, твой подопечный вновь сломался, он снова тупит и молчит, – донесся голос из-за шатра.       – А вот и ответ, похоже, не сильно умным, – с улыбкой сказал сидящий в тюрбане.       Мужчина в капюшоне молча поднялся и пошел в темноту. Вскоре за шатром послышалось шуршание и мычание. В стороне от источника шума продолжалась какая-то возня, а мужчина в капюшоне вернулся из темноты, неся в руках небольшую продолговатую коробку.       – Мера моего понимания случившегося такова, владычица горы дала нам знать, что готова допускать к источнику. Возращение одежды с продырявленной когтём штаниной тоже о многом говорит, – на лице говорившего появилась усмешка, – как минимум о том, почему Люля просидел два дня у костра без штанов, стуча зубами.       – Запомни, лучше всего искать источник света в ночи. А если взорвется черное солнце, обратного пути не будет, всё станет иначе навсегда.       – Всё нужное у тебя здесь, – Артеона указала пальцем на мою грудь, – и вот здесь, – немного подавшись вперед, она ткнула пальцем в мой лоб.       От прикосновения ко лбу в глазах потемнело, а я был в предвкушении так называемого приветствия Яромира.