В тени Хогвартса

      Тяжёлые тучи сгустились над мрачным старым особняком и пушистый белый снег запорошил сад с уснувшими деревьями, аккуратно высаженными кем-то давно ушедшим в небытие. Калитка неприветливо скрипнула под воем бушующего ветра. Наступила ночь.       Двери спальни миссис Никс Гонт раскрылись и оттуда раздался тихий, еле слышный плач младенца. Он был настолько неприметным и слабым, что мистер Тенестрид Гонт скривился и одновременно нахмурился, схватив младенца из рук целителя. "И это мой сын?" — прохрипел он.       Да, это был его сын, самый младший, пятый ребенок в семье темных волшебников. То был Оминис Гонт.       Оминис рос слабым и часто болел. Его старшие братья и сестры с интересом и небольшим отвращением наблюдали, как маленький мальчишка пытается ползать по дому, и как он произносит первые слова... Предсказательница сразу сказала мистеру и миссис Гонт, что Оминис – необычный мальчик и что на него не нужно возлагать больших надежд. Ведь он родился слепым.       О, как мучилась с его слепотой миссис Гонт! Она кричала на докторов, кричала на зельеваров, на ведьм-отшельниц, на монахов и разрушителей проклятий; она возила Оминиса в Больницу святого Мунго, пыталась договориться с целителями из других стран, вечно пихала в сына какие-то зелья и травы, лишь бы подарить мальчику хотя бы какой-то ориентир в этом мире, но всё было бестолку. Ничто не могло исцелить слепого чистокровного волшебника. Он был погружен во тьму внутреннего мира, вынужденный познавать мир через слух, обоняние и осязание.       Вторая сестра мистера Гонта, Ноткуа Гонт, жившая в том же особняке и страдающая от навязчивых идей и нередких панических атак, пыталась воспитывать своего племянника, пока родители Оминиса находились на работе. Она читала ему сказки, сидя перед камином, поощряла исследование местности, учила простейшим словам, не сводила взгляд с ребенка до тех пор, пока миссис Гонт не появлялась на пороге дома.       В тот поворотный день она явилась не одна.       Парадные двери особняка распахнулись и миссис Гонт, по обыкновению не проявляя особых эмоций, отпихнула домового эльфа Прирта ногой и, не снимая ботинки, прошла в гостиную. В руках она держала объемный свёрток состоящий из шерстяных одеял.       — Ноктуа, — властно и холодно приветствовала миссис Гонт.       — Ах, Никс! — Волшебница немедленно встала с дивана, подняв на руки Оминиса, который беспомощно пытался понять, что происходит. — Ты уже вернулась от наших милых родственничков, этих Дюкен? Как там во Франции? Почему так скоро? Разве их званый ужин не должен был продлиться до...       Миссис Гонт подошла ещё ближе к золовке и, наконец, развернула свёрток из пушистых одеял, насквозь пропахших едким дымом. Ноктуа ахнула ещё раз, но уже по совершенно другой причине. Миловидное пухлое лицо маленькой девочки с темно-синими глазами выглядывало из-за одеял.       — Не может быть! Но... ты что, украла ее? Как? Зачем? — От щек Ноктуа отлила вся кровь и она выглядела так, будто была готова упасть в обморок в любой момент. — Это... младшенькая? Сапфира?       — Она единственная, кто остался в живых. Я прилетела на пепелище, — пояснила миссис Гонт, продолжая удерживать маленькую хрупкую девочку на своих руках. — Видела их прогоревшие останки. Сильное зрелище, я тебе скажу.       — Они сгорели?! Мы должны...       — Авроры с этим разберутся, — едко отрезала Никс, — ну а мы, как ее дальние родственники, теперь обязаны заботиться об ещё одной нахлебнице. По крайней мере, эта Сапфира может оказаться полезной. Я видела, как она трансфигурировала в феникса... Только представь, сколько будут стоить ее перья и слезы. Можем сотрудничать с Олливандерами.       Девочка на руках Никс слегка потянулась и продолжила осматривать Ноктуа. На ее маленькой ручке виднелось алое горячее перо.       — Но ей всего три, как и Оминису! — недоверчиво и шокировано воскликнула Ноктуа. — Как такая крошка вообще смогла так быстро стать анимагом?! — Волшебница поправила Оминиса на руках, встряхнув мальчика, и вздохнула, все ещё не веря своим ушам. — Я понимаю, что она тоже Дюкен, и, как и все, должна уметь принимать форму магических существ, но феникс, Никс, феникс..!       Сапфира Дюкен на руках миссис Гонт перевела слегка помутненный от долгого сна взгляд и осмотрела Оминиса, который спокойно сидел на руках у своей тети и, склонив голову, прислушивался к голосам. Наверное, девочка вспотела в теплых одеялах, потому как начала ворочаться и пытаться вырваться из объятий миссис Гонт, потянув руки к Ноктуа.       Никс усадила девочку на пол. Через пару мгновений Оминис оказался там же.       Они сразу поладили, эти двое: Сапифра с интересом попыталась полепетать с мальчишкой на французском, а Оминис вместо ответа ощупал девочке лицо и руки, выдернув торчащее из ее руки перо. Ноктуа рассмеялась.       — Кажется, они нашли общий язык, м? — она вскинула взгляд на миссис Гонт, но так и не нашла никакого теплого отклика в свой сестре.       Миссис Гонт просто должна была придерживаться семейных традиций и приютить Сапфиру Дюкен в своем доме. В ней не было ни сострадания, ни любви. Лишь алчность и чтение традиций.       "Могло быть намного хуже", — думала через несколько лет Сапфира, сидя на своей кровати в маленькой уютной комнате, пытаясь проснуться.       За окном яркими лучами пылало солнце, летние птички пели причудливые мелодии, а свежий ветер заглядывал в раскрытое настежь окно и ласково гладил семилетнюю Сапфиру по ее иссиня-черным волосам. Она зевнула и потянулась, встав с нагретой кровати.       Она считалась 'названой' в темной семье Гонт. Названой дочерью, названой сестрой, названой племянницей. Будучи не официально приемной, а лишь сиротой, жившей в особняке посреди Ирландии, Сапфира не имела тех же прав, что и остальные члены семьи и поэтому часто подвергалась пренебрежению со стороны её очень дальних родственников. Семья Дюкен приходилась Гонтам чем-то вроде ответвления от основной ветви, которые прочно обосновались во Франции и последние пять поколений считались сильнейшими анимагами во всем волшебном мире, потому как они единственные, кто мог принимать форму волшебных существ. С чем это было связано – не ясно, но самая младшая и единственная выжившая из всех Дюкенов Сапфира прошла обряд с листом корня мандрагоры и Amato Animo Animato Animagus как только научилась разговаривать. Секрет обучения Сапфиры столь сложной магии умер вместе с ее бабушкой.       Сапфира, поправив простое льняное платье, постучалась в комнату своего названого брата.       — Оминис? — стараясь быть как можно тише, девочка привстала на пятки и сразу на носочки, заложив руки за спиной. — Оминис, ты спишь?       Семилетний Оминис Гонт со вздохом нащупал одежду и начал медленно и неохотно одеваться. Если его будила Сапифра – значит можно не спешить. Значит, в доме тихо и у них было некоторое время, чтобы провести его только вдвоём.       Через несколько минут он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.       — Ты что, опять не умылся? — Сапфира потянула Оминиса за обе щеки, от чего мальчишка попытался отмахнуться, но не слишком сопротивлялся. — Грязнуля! Пойдем, я приведу тебя в порядок!       — Это точно необходимо? — Гонт ощутил тепло девчачьей руки в своей руке, и то, как неохотно двигались его нескладное тело, когда названая сестра потащила его к умывальнику на первом этаже.       Он слышал пение птиц за прочными стенами фамильного дома, то, как стучали босые пятки Сапфиры по деревянным половицам, как шелестело ее платье и то, как копошился в углу домовой эльф Прирт, с которым ни у кого, кроме них двоих, не было привычки здороваться. Но он ничего не видел.       — Доброе утро, мистер Прирт! — весело воскликнула Сапфира, на что престарелый домовой эльф ответил многозначительным взглядом.       Не то, чтобы он возражал против хорошего отношения мисс Дюкен, но он не считал её своей хозяйкой, поэтому предпочитал избегать с ней встреч. Мало того, он был готов поклясться, что девчонка следила за ним в обличие какой-то волшебной птицы! Конечно, миссис Никс Гонт фыркала на это наблюдение и велела Прирту не трепаться попусту.       Сапфира остановилась возле входа на кухню и мельком заглянула внутрь. Внутри небольшой комнатки, в которой негде было развернуться, с довольной улыбкой колдовала Ноктуа. Изящно пользуясь волшебной палочкой, мисс Гонт смешивала ингредиенты, добавляла огня в котел, нарезала овощи и что-то напевала себе под нос. Глаза Сапфиры засияли от этого вида и предвкушения прекрасного завтрака, пока Оминис, опустив голову и уставившись в никуда, вслушивался в гудение родной тети. Его сердце теплело каждый раз, когда он сталкивался в особняке с Ноктуа. Дети обожали эту юную двадцатипятилетнюю волшебницу.       Ноктуа подмигнула Сапфире, заметив девочку, и та быстро спряталась за стеной, хихикнув. "Ладно, пойдем, — она шепнула названому брату и, наконец, подвела его к умывальнику. — Ух, кажется, созвездий на твоей левой щеке стало за ночь больше!"       Созвездиями она называла родинки Оминиса и часто давала им названия в соответствии с временами года и нынешним знаком зодиака. Например, в тот день это был Лев. Оминис продолжал терпеть прикосновения Дюкен к его лицу, без возражений и претензий, лишь изредка слегка отклонялся назад, показывая, что сестра слишком сильно трет его лицо мочалкой.       Вскоре эта неприятная процедура завершилась и они вдвоем сели в гостиной на уютном вельветовом диване. Сапфира взяла в руки книгу, начала вслух читать историю о драконах под банком Гринготтс, пока Оминис сел с прямой спиной, положив ладони на колени, и его слепой взгляд блуждал... обдумывая, воображая, вслушиваясь. Он представлял, как бы хлопали крылья драконов, какова была бы их температура тела, насколько сильно магия источалась бы из их пор, каким сильным и несвежим было бы их дыхание. Мальчик склонил голову к названой сестре.       — Саф, а как они разговаривают? — поинтересовался он.       — Наверное что-то вроде раааарр! — Сапфира отложила книгу, попытавшись изобразить рык дракона. — Или даже гррраар!       Оминис ухмыльнулся, почувствовав веселье.       — Грраррар! — повторил он вслед за сестрой.       — Рррграаар! — вторила Сапфира, и оба юных волшебника сцепили пальцы в дружеском поединке, продолжая рычать друг на друга, словно настоящие драконы.       Битва была не долгой, потому как Оминис и Сапфира звонко рассмеялись, когда младший из Гонтов упал с дивана. Сапфира, конечно, поспешила помочь брату подняться, но ее живот все еще болел от смеха.       Ноктуа с умилением наблюдала за этими двумя из кухни. Ей не верилось, что прошло уже четыре года с тех пор, как мисс Дюкен потеряла родителей и поселилась в фамильном особняке Гонтов; все эти года пролетели, словно один миг, и если и было о чем сожалеть, так это о том, что Ноктуа Гонт не смогла официально удочерить Сапфиру из-за одной из своих навязчивых идей.       "Потерпи еще немного, кроха... — думала Ноктуа чуть позже в тот же день, сидя напротив девочки за обеденным столом, пока вся мрачная семья завтракала под монотонное чтение новостей Приртом, — до тех пор, пока я не смогу очистить доброе имя Салазара Слизерина".       Салазар Слизерин... как много зла сотворил этот волшебник, как много амбиций имел и желал воплотить в жизнь, но был вовремя остановлен! Его злодеяния были четко задокументированы, его наследие до сих пор таилось сокрытым в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, его кровь продолжала течь в семье Гонт испокон веков, передавая от родителей к детям склонность к темным искусствам, удивительно сильные колдовские способности и одну отличительную особенность – способность разговаривать со змеями.       В семье Гонт был обряд посвящения в волшебную жизнь, но Оминис пока ещё об этом не знал, хотя довольно скоро ему предстояло впервые столкнуться с настоящим обличием всех его родственников. Исключая тётю.       День выдался теплым и облачным, безветренным. Темные деревья стояли столбами, раскинув руки-ветви в саду при особняке, создавая тень на лицах старших детей мистера и миссис Гонт, пока они, скверные и надменные, оттачивали свои знания в довольно жестоких дуэлях. Старшая двенадцатилетняя мисс Геката Гонт ухмылялась, стараясь поразить девятилетнего мистера Марволо заклинанием диффиндо, но ее брат умело использовал протего.       Ноктуа вывела Сапфиру и Оминиса через парадный ход, держа обоих за руки, и улыбнулась. Мистер Гонт-старший – Тенестрид, глава Дома Гонт – наблюдал за всеми через огромное панорамное окно своего кабинета, а затем развернулся к жене. "Сколько ты ей выдала на день, Никс?" — властно спросил он хриплым голосом, его немного красноватые (на самом деле карие) глаза продолжали гореть ненавистью ко всему живому.       "Шестнадцать галлеонов", — тихо и покорно ответила Никс.       "Шестнадцать галлеонов?! Зная наше положение?! — взревел Тенестрид, надвинувшись на супругу и одним рывком сдавив ей горло. Женщина не смогла ничего сделать в ответ. — Ты должна будешь отработать эти деньги, сестрёнка!"       Косой переулок кишил разного рода волшебниками и ведьмами всех возрастов. Многообразие разноцветных мантий, причудливых аксессуаров и необычных фамильяров сбивало с толку любого, кто впервые оказывался здесь. Сапфира Дюкен с интересом осматривала каждую лавочку, каждый угол, каждое лицо, бесстрашно вышагивая по каменной кладке длинной улицы, скрытой от глаз магглов, пока ее названый брат крепче сжимал руку тети Ноктуа и чувствовал, что теряется в переполнявших его ощущениях. Вокруг него витали запахи сладостей, зелий и пота, из волшебных артефактов источалась – пульсируя – магия, и звуки, столь громкие и нежеланные, смешивались в абсолютную дисгармонию. Для любого человека, который ориентируется в мире в основном посредством слуха, это место было бы кошмаром и причиной головной боли.       — О! Волшебные метлы! — воскликнула Сапифра, слегка дёрнув рукав Ноктуа. — Тётя, давай посмотрим немного, а? Я вижу там новую модель! Это... "Комета", кажется.       Ноктуа усмехнулась по-доброму:       — Нет, Сафи, мы здесь не за этим.       — Но, о, я бы неделю питалась только овощами, лишь бы иметь возможность летать на метле, как в книгах о Квиддиче! — Не унималась Сапфира, а затем обратилась к Оминису, — эта метла имеет плавную форму и небольшую подставку под ноги, а ее прутья длинные и хорошо собраны в пучок... ммм, как мои волосы сейчас, потрогай!       Оминис, не сбавляя шага, легонько прошёлся пальцами по волосам Сапифры, представляя, какие прутья у метлы.       — Такие же мягкие? — поинтересовался он, привычный к пояснениям Сапфиры об окружающем мире.       — Нет, мне так не кажется, — ответила девочка в задумчивости, оборачиваясь на давно пройденную лавочку с метлами. — Жёсткие, должно быть. Они довольно толстые на вид, как мои пальцы.       — Только не предлагай мне погладить твои пальцы, это было бы неловко, — Оминис не смог удержать улыбки, и шагнул на ступень выше, когда Ноктуа раскрыла дверь какой-то лавки перед ними всеми.       Звякнул колокольчик где-то внутри небольшого магазина. Запахло пылью, старостью и листьями бумаги, свободно и безмятежно летающими под потолком, словно скаты в океане. Сапфира зачарованно смотрела на то, как все более-менее ровные поверхности были завалены стопками аккуратных, длинных, неразборчиво подписанных коробочек. За прилавком, где заколдованное перо самостоятельно скрипело, выписывая в раскрытом журнале какие-то пометки, никого не было.       — Это и есть Лавка Волшебных палочек мистера Олливандера? — шепотом спросила у Ноктуа Сапфира, и ее взгляд застыл на бледном лице какой-то девочки, смотревшей на посетителей с балкончика второго этажа.       Ее пурпурные глаза было трудно не заметить.       Незнакомка быстро спряталась за неровными рядами коробок и деревянными полками и в тот же миг из глубины магазина раздался довольно бодрый голос: "Ещё минутку, пожалуйста!"       — Поспеши, Гербольд, — настойчиво отозвалась Ноктуа, выдавая в голосе холодные нотки презрительного нетерпения. — Мы не будем торчать тут весь день.       Послышался вздох, от которого вся пыль в лавке Олливандера взлетела в воздух. Оминис поморщил нос, опустив голову на бок, улавливая каждый звук и вибрацию воздуха.       — Что происходит, тётя? — он уловил топот чьих-то лёгких ног со второго этажа, но не придал этому значения, подумав, что это просто какой-то домовой эльф.       Ноктуа не успела ответить. Хозяин лавки, знаменитый потомственный изготовитель волшебных палочек, мистер Гербольд Олливандер собственной персоной, вышел из-за скрытой от глаз комнаты и поправил галстук.       — Ах, Ноктуа, — мило улыбнулся забавный усатый старичок. — Должно быть, вы...       — Им нужны палочки, Гербольд.       Мистер Олливандер вскинул бровь и внимательно осмотрел двух юных волшебников, а затем от чего-то вскинул взгляд вверх, на лестницу, ведущую на второй этаж. С ещё одним вздохом, полным недоброжелательности, но с полным знанием дела и умением держать высоко голову, Олливандер быстро достал слегка помятую коробку из полки снизу. Раскрыл, и явил взорам Ноктуа и Сапфиры белую довольно длинную палочку.       — Сорок сантиметров, очень гибкая, рябина, перо феникса, — проговорил с расстановкой Олливандер. — Крайне своевольная, но для вас, мадмуазель Дюкен, она станет отличным проводником ваших выдающихся магических способностей. Учитывая сердцевину.       Оминис повернулся к Сапфире, ощутив лёгкое покалывание на его коже, когда девочка впервые взяла в руки собственную волшебную палочку. То, что будет с ней до конца жизни. Сама Сапфира почувствовала, как некая сила протекла изнутри нее, по венам, из кончиков пальцев в гибкое дерево, и влилась в этот удивительный магический артефакт, связывая его с владелицей.       Тем временем Гербольд уже достал из некой отдельной секции ещё одну коробку и раскрыл ее. Черная, простая и без изысков палочка задержалась в руках Олливандера.       — Тридцать восемь сантиметров, негнущаяся, бузина... волос фестрала, — старый мастер сделал паузу, смакуя выражение лица Ноктуа. — Мистер Гонт, эта палочка долго ждала своего владельца, еще со времен моего пра-пра-прадеда, но... Будет лучше, если вы не будете творить злодеяний с ее помощью.       Ноктуа с застывшим выражением лица наблюдала за своим племянником, когда тот, не ведая о силе, таящейся за этим артефактом, протянул руку... и ахнул, отступив назад, чуть не уронив стоящую за ним вазу, которую подхватила Сапфира.       Мир мальчика преобразился в одно мгновение: его голова разболелась ещё сильнее, как только в его погруженном во тьме сознании начали очерчивается формы и контуры предметов, наполнявших комнату, а так же расстояние до них, примерные материалы, из чего они сделаны, текстура, состояние и даже то, как падал свет, – всё это в один момент перегрузило Оминиса и он зажмурился, вскрикнув от боли и непривычности ощущений.       Ноктуа застыла, но Сапифра не растерялась, тут же поняв, что что-то не так. Она подскочила к названому брату и, обхватив его щеки ладонями, взглянула в его лицо.       — Оминис, — она шепнула, и этот голос вывел мальчика из остальных чувств, заставив сконцентрироваться лишь на одном.       На ней.       На ее длинных черных волосах, на лёгком летнем платье из льна, на невысоком в силу возраста росте, на превосходных кожаных туфельках... На ее лице, слегка вздернутом носе, припухлых щеках, любопытных глазах и острой форме ушей.       — Я вижу тебя, Сафи, — прошептал он в ответ и лёгкая улыбка коснулась его губ, пока сердце продолжало сильно биться в его груди.       Это потрясение от обретенного зрения навсегда застыло в памяти Оминиса Гонта. Но в тот же день произошло ещё одно событие, которое определило его дальнейший характер.       К вечеру в деревне рядом с особняком Гонтов пошел дождь. Холодные капли воды с оглушительным стуком разбивались о соломенные и каменные крыши, о деревянные и каменные стены, о кованные и каменные ограждения, о рыхлую сырую землю. Резко. Быстро. Яростно. Стремительно.       Мистер и миссис Гонт вели чуть пришедшего в себя Оминиса на поляну, где с детской непосредственностью двое пятилетних мальчиков выкапывали червяков, чтобы затем пойти на рыбалку. За родителями гуськом шли Геката, Мелиноя, Овидий и Марволо, принужденные увидеть обряд посвящения младшего брата в Гонты.       Они остановились на мостовой, где река отделяла деревню от плодородных полей, и шумно текла вниз по холмам, вдаль, дальше от особняка Гонтов и этого места.       Мистер Тенестрид Гонт положил костлявую руку на плечо семилетнего сына. "Сейчас, Оминис, ты сделаешь то, делала вся наша семья на протяжении веков, — хрипло произнес он и затем начал ужасную темную традицию чистокровного семейства. — Империо!"       Один из мальчишек оказался пойман в сеть темного колдовства и, находясь в трансе, бросил своего товарища и покорно подошёл к семейству Гонт. Оминис ничего не понимал, 'осматривая' происходящее с помощью новоприобретенной палочки. Отец склонил пятилетнего малыша на колени и вздернул в отвращении подбородок: "Посмотри, как он жалок, Оминис. Посмотри, как он покорен и слаб... прочувствуй его смирение, — его слова были пропитаны ядом и черствовстью, которых Оминис ещё никогда не слышал в его жизни. — Хуже, чем гоблины, хуже, чем домовые эльфы. Даже хуже сквибов. Магглы ничтожны, они лишь грязь на лице пропитанной магией Земле. И мы, Гонты, видя грязь, избавляемся от неё: Круцио!"       Шум дождя заглушил крик агонии, вырвавшийся из горла бедного ни в чем не повинного ребенка, от остальной деревни, но Оминис всё прекрасно слышал. И это напугало его. Это заставило его попытаться вжаться ради поддержки в платье матери, но та отошла от сына и подтолкнула его вперёд:       — Твоя очередь.       — Нет! Мама, нет! Ему же больно! — взмолился Оминис, попытавшись убрать палочку в карман, но отец ему помешал, схватив за кисть.       — Ему должно быть больно! Магглы достойны страданий, это их единственное предназначение, — резко прошипел мистер Гонт на парсельтанге. — Гонты испокон веков оттачивали все заклинания на магглах.       — Я не хочу, чтобы ему было больно! — не унимался Оминис, отчаянно борясь с отцом.       Старшие браться и сестры начали насмехаться над младшим: "Ты испугался, слепыш? Ты что, мягкотелый желторотик? Извивается, как змееныш, придавленный ботинком".       — Произнеси заклинание, Оминис, — продолжила настаивать мать.       — Нет! Я не буду! Папа, отпусти! Я хочу домой, к Сапфире!       Услышав это, мистер Гонт помрачнел и рассвирепел. Одна красная вспышка вылетела из конца палочки главы семейства и по деревне раскатным громом разлился уже совершенно иной крик. Крик его собственного сына.       — Ещё одно упоминание этой выродки при мне, Оминис, и я обещаю, что убью ее, — Тенестрид Гонт продолжал удерживать пытающее проклятье на сыне, наслаждаясь видом мучений.       Всё тело семилетнего Оминиса заныло, начало неистово зудеть, прежде чем возникло ощущение, как снимается слой кожи и тело помещается в солёную кипящую воду. Ногти и пальцы ломило, голова была готова лопнуть, а незрячие глаза будто залились огнем.       Краем глаза Тенестрид так же заметил, как магглорожденный пятилетний мальчик попытался убежать; не прошло и секунды, как вторая – уже зелёная – вспышка слетела их кончика палочки мистера Гонта, а ребенок застыл в неестественной позе, уткнувшись носом в каменную кладку мостовой.       Звенела мертвенная тишина. Дождь продолжал хлестать по домам деревни, стучаться в окна, выть от отчаяния и кричать отдаленным эхом, будто бы стараясь сообщить об ужасном происшествии, о смерти, об убийстве, о пытках... но никто – никто ничего не слышал, не видел, не говорил, не делал в тот вечер. Никто не узнал о том, как Оминис Гонт первый и последний раз произнес заклинание Круциатус и навсегда отрекся от темной магии, будучи не в состоянии простить себя за столь ужасный поступок.       Ведь если бы он применил заклятие сразу, то тот мальчик был бы жив.