Времена грёз 3 том

Хрупкие тонкие руки и правда очень цепко обнимали эльфа, так привычно и ладно, словно принцесса вдруг оказалась на своем месте, где была уже много-много раз, и вместе с этим последний намек на слезы исчез. Марси достался удивительно хороший защитник. — Метти, идем, нам пора готовиться к сцене. Наскоро попрощавшись с оборотнями, я дала певунье вновь опереться на меня и, помогая придерживать подол, протиснулась наверх к узкому проходу для артистов. Стоило только пересечь порог Дворца Искусств, как за спиной восторженно грянул оркестр, возвещая о скором начале праздника. Музыка преследовала нас, пока мы пробирались мимо галереи часовых воинов, подобострастно выполнявших капризы посетителей, гудела где-то далеко на пути в гримерку, а после сменилась приветственными фанфарами во время смены платья Фьяметты. Склонившись к зеркалу, девушка аккуратно подвела губы и надела небольшую диадему в виде солнца с вуалью, закрывающей глаза, разом из веселой хохотушки став новой святой. Не в силах оторвать взгляд от этого превращения я застыла, придерживая тонкий золотой шлейф. Заметив это, певунья довольно улыбнулась. — Ты же подождешь за кулисами, мой ангел? — Почему ты меня так называешь? — Прости, люблю сказки, в отцовской библиотеке их было очень много, самая большая коллекция древних книг, спрятанная от жадных, хитрых зарцев. Ты не представляешь, какие чудеса там хранились, я даже находила дневник великого Куранеса, только прочесть не могла. Язык был совсем незнакомый. Поправив локоны, спадающие на оголенные плечи, Фьяметта запела, протянув пару строк незнакомой мне песни и, удовлетворившись результатом, направилась к выходу, дав мне знак идти за ней. Куранес… Куранес… где-то я слышала это имя, кажется, мне тоже попадалась книга, только в Беллаторе конечно. Миновав короткий и, к счастью, пустой коридор перед дверями гримерной, мы свернули к проходу, непривычной паутиной поворотов ведущему сцене. Украшений в этих местах почти не было, на первый взгляд даже не скажешь, что мы находимся в подобии театра. Вокруг нас окружали только гладкие стены, отполированные множеством артистов и их костюмами. Сама бы я давно потерялась в этом лабиринте, но Метти без труда преодолевала похожие друг на друга перекрестки, пока пространство впереди вдруг щедро не распахнуло объятья, явив нам огромную сложную конструкцию фонов, на специально подготовленных строительных лесах. В мгновение ока нас захватил водоворот красок и фигур, прячущихся в зале за сценой: крупные холеные волки, крепкие вооруженные оборотни, высоченные ориабцы с ног до головы в украшениях и дорогих свободных тканях, разодетые в сложные костюмы целестинцы, ослеплявшие обилием блестящих золотых солнц на деталях, парочка часовых солдат, тихонько тикающих в уголке, чтобы не мешать выступающим, несколько таинственных фигур в черных плащах обсуждали что-то меж собой, изредка поворачиваясь в сторону стройных светлоликих гимнастов. — О! , С… Фия, дорогая, не думала занять пятую ложу, пока наша Метти не выступит? Появившись словно из неоткуда, будто хозяин балагана мог соткаться из любой части Дворца Искусств, Аластор радушно раскинул руки и прижал к себе за плечи. — В прошлый раз я едва успела за певуньей в гримерку, больше не буду испытывать судьбу. На довольном лице мужчины показалась понимающая улыбка, и я не смогла не ухмыльнуться в ответ. Глаза и нос вплоть до губ у него, как и у многих, закрывала маска, немалая часть гостей при этом старались вложить сакральный смысл в украшение, делая отсылку к известным личностям, сказкам или героям, но у Кейна, как всегда, нашелся свой особый путь. Став безусым лордом Кельвином, он будто в насмешку нацепил маску своего усатого прошлого. Длинный бардовый цилиндр в цвет костюма, золотая помпезная отделка и фиглярский набалдашник трости в виде собственной головы (с длинными подкрученными усами), завершали образ личного «бренда». Аластор больше не человек, а фигура на плакатах, призывающих заглянуть на ярмарку технического прогресса. Условный миф, не соотносящийся с обвинениями в государственном перевороте. — Даже немного жаль, я мечтал показать тебе с первых мест то, что смог осуществить с твоей непосредственной помощью, начиная спасением и заканчивая удивительной схемой, представленной в ограничивающих браслетах. Это дало немало пищи для размышлений и дало толчок для новых созданий навроде механических насекомых или металлических истуканов. Сунув руку в карман пиджака, Кейн осторожно вынул одну из тех бабочек, что я видела в его кабинете на выставке. Латунное блестящее тельце размером едва ли больше мизинца двигало тонкими, почти прозрачными крыльями из невесомой пластинки слюды с узором… нет, даже не узором, а симметрично начерченной схемой заклинаний и рун, замещающих самые древние, устоявшиеся воззвания к магии. Благодаря этой сложной росписи бабочка двигалась как живая. Возможно, это стоило того, чтобы просидеть в собственных кандалах десяток лет. — А кристаллы откуда? — Животного происхождения. В свое время такой способ не использовался из-за малой эффективности, но, заручившись некоторой поддержкой столичных и пригородных ферм, можно выпускать на рынок небольшие камни малой емкости. — Может, нужно было сразу становится мясным бароном? — Может быть, этой мой грех, я всегда стараюсь мыслить шире. Иначе бы ограничился цирюльней с примыкающей к ней пекарней. — С самыми вкусными пирожками в городе. Погрозив мне пальцем, будто ругая за излишнюю догадливость, Аластор спрятал бабочку обратно в карман, как раз вовремя, чтобы встретить звонок начала представлений. Сверившись с часами на запястье, мужчина картинно охнул и, поклонившись нам, поспешил на сцену, поправляя на ходу рукава пиджака. Тонкая белая фигурка Уны появилась у самого края кулис и, осмотрев супруга, украдкой чмокнула его в щеку. Спустя еще мгновение, грянула музыка и дрогнули тяжелые красные портьеры. — Отойдем вбок, я хочу посмотреть на первые выступления. Метти, до этого жадно посматривающая на окружающих артистов, взяла меня под локоть и повела к дальнему краю сцены, чтобы сбоку всё было видно. Вторя разыгравшимся музыкантам, Кейн встал под лучами света и, ослепительно улыбнувшись, вскинул руки, словно представляя себя руководящим оркестром. Золотой набалдашник ярко сверкнул на зависть гостям. От музыки, казалось, задрожали сердце и кости. — Леди и джентльмены, настал момент, который вы так долго ждали! Металлический конец трости звонко стукнул об пол, дав знак гимнастам выступить с обеих сторон кулис прыжками и в мгновение ока собраться в единую человеческую башню, за которой вдруг расцвели потоки пламени. — Мы пребывали во тьме слишком долго! Несколько магов уже в знакомых мне белых одеждах с широкими объемными шортами, будто у пажей, вступили на свет и показали из-за спин огромные огненные веера, подобные горящему рассвету. Взмахнув этим пламенем так легко и непринужденно, будто собственными крыльями, пироманты начали свой плавный танец. Латунные солнца на одежде вспыхнули, как настоящие. — Пришло время сиять! Последними на сцену вышли «истуканы», пара начищенных до блеска часовых воинов с близнецами-альбиносами на просторных плечах, как непременным символом благословения Солара. В белоснежных одеждах выбеленные мальчишки показались ангелами, сошедшими со страниц старых сказок и легенд моего мира. При взгляде на них заболели глаза и захватило дух, как при встрече с чем-то поистине божественным. Светлые кудрявые головы обрамлены венками белых роз, на макушках тонкими лучами расходился серебряный ореол. Бесцветные ресницы подрагивали, прикрывая чистейшие голубые глаза. Свободные рубашки, отделанные богатым кружевом, собирались маленькими парашютами на руках и бережно облегали тонкие шеи бутоном рюш. Сложно было поверить, что кто-то подобный мог появиться на свет только из-за случайной мутации генов. Возможно ли, что именно в Арборе это действительно чудо, остаток силы некогда могущественного создания. Сделав круг по сцене и улыбнувшись едва ли не каждому восторженному зрителю в зале, мальчишки дождались, пока пироманты закончат свой пламенный танец и, улучив момент, отправили в зал воздушные поцелуи, скрывшись за вспыхнувшей стеной огня. Аластор и оставшиеся рядом с ним гимнасты глубоко поклонились публике, в одно мгновение исчезнув за упавшими кулисами. Настало время нового номера. Толстые тугие канаты зашуршали над головой, срочно меняя фон под град аплодисментов для прошлого выступления. На огромном полотне показались красные залы какого-то дворца, Ориабцы почти беззвучно заняли свои места, слегка шокируя своим обликом даже коллег-артистов. Оголенные животы, разрезы шаровар, открывающие округлые бедра, мужчины, блестящие от масла и прикрытые лишь длинной жреческой юбкой на поясах. Девы, щедро украшенные нитями полудрагоценных камней на щиколотках и запястьях, их длинные тяжелые локоны были перевязаны тонкими золотыми цепочками, а на головах красовались нежнейшие розовые цветы лотоса. Стоило музыке заиграть, как кулисы поднялись, показав всю красоту, что скрывалась за ними. Ориабцы ступили вперед и пустились в только им ведомый танец, оставив несколько человек с опахалами, кувшинами и связками цветов по краям сцены, они же запели, когда танцоры разделились на пары. — Любовь к тебе вошла мне в плоть и кровь И с ними, как вино с водой, смешалась, Как с пряною приправой — померанец Иль с молоком душистый мед. Аккуратный толчок локтем в бок вывел меня из легкого транса плавных движений и отрывистых строк артистов. — Ты была когда-нибудь в Ориабе? — Нет, ни разу. — Я всегда мечтала туда попасть, отец очень уважал царицу, хоть для него и было дико то, что у нее несколько мужей и ни одного ребенка. Кайса был рад новым отпрыскам, — засмотревшись на одного из танцоров, Метти неловко отвернулась, едва пересеклась с ориабцем взглядом. С непосильным трудом я вспомнила, что уже слышала о царице когда-то совсем давно. Фоули, кажется, отправили к ней, вместе с тем жутким жрецом как подарок новой правительнице. — У прежней царицы не было детей? Замерев на мгновение, певунья повернулась ко мне и, приподняв вуаль с глаз, непонимающе взглянула, словно я несла абсолютную чушь. — Прежняя? Царица всегда была единственной. Музыка оборвалась на высокой ноте, танцоры замерли и лишь спустя мгновение услышали заслуженные аплодисменты, казалось, заворожённая действом публика не ожидала, что представление закончится так скоро и неожиданно, хотя песня, насколько я могла слышать, до конца рассказала историю любви. Кулисы медленно опустились, скрывая сцену и вновь поднимая переполох среди артистов. Фон на краю завесили рядом плотных портьер, ориабцы скрылись в темных проходах зала, уступив место Фьяметте и ожидающим своё выступление фигурах в угольных непроницаемых плащах. Переместившись к последним, я с удивлением обнаружила, что таинственные гости были балеринами в черных пуантах и пачках, перешептываясь между собой, они, словно стайка черных лебедей, грациозно склоняли головы друг к другу, обсуждая самых понравившихся танцоров и гимнастов. — Как думаешь, ориабцы заглянут в Кадат? — Почему бы и нет, эльфы же когда-то выступали. — Может, попросить отправить к ним приглашение? — А светлые? — Светлые точно не поедут. — Надо попросить Марка… Замерев на середине сцены, певунья осторожно поправила свою вуаль и расправила плечи, на миг став больше похожей на диковинную куклу: точеные ключицы, высокий рост, стать и какая-то необычная притягательность, из-за которой от Фьяметты сложно было отвести взгляд. Это стало особенно заметно, когда кулисы вновь поднялись, многочисленные лампы подсветили девушку, приглушив освещение в зале, и первый звук проникновенного, богатого голоса мгновенно заставил замолчать даже шепчущихся балерин из Сомны. Фьяметта пела. Пела так, что внимание каждого оказалось приковано к ней, добровольно или насильно. Я чувствовала, что мне стоит оглядеться, проверить на всякий случай помещение за фоном, но тягучие, звонкие слова раз за разом отвлекали мысли, возвращая к выступлению, к фигуре впереди и какой-то болезненной потребности слушать и видеть певунью каждую секунду жизни. Словно в мире никогда ничего не существовало ни до, ни после выступления, ничего кроме вида сцены, искрящегося пятна света и губ Фьяметты. В прошлый раз такого не было. На миг показалось, что я забыла дышать и даже вовсе забыла кто и что здесь делаю, в то время как певунья расцвела еще краше, белые лепестки роз плавно посыпались на нее сверху, прихотливо задерживаясь на тонкой ткани платья и легким росчерком художника возводя ее из святых в богини. Настоящая богиня, купающаяся в любви и благоговении своих верующих, нуждающихся в ее присутствии сильнее, чем в еде или воздухе. Полнейшее безумие. — Фьяметта! Чужой голос вдруг разорвал пелену грёз, кощунственно и нагло оборвав и песню. С противоположного от меня края сцены среди слоев портьер вдруг появился Рауль. Богато одетый, будто тоже явился на праздник, он выступил вперед, в правой руке на зрительской стороне сжимая полумаску, а в левой нечто иное. Приглядевшись, я заметила отблеск металла. — Рауль… Метти выдохнула и инстинктивно отшатнулась назад. Я понадеялась, что сейчас же кулисы закроют и выступление прервут, но никто из рабочих не шелохнулся, люди в зале всё с таким же интересом смотрели за дрожащей фигурой певуньи, а балерины вновь зашептались. — Какая драма… — Такой постановки я еще не видела… Постановка, да, как же. Остается лишь надеяться, что еще никто не погиб и не пострадал, пока этот сумасшедший пробирался сюда. Хотя Аластору после такого придется уволить к чертовой матери всю охрану. Мягкий, но устрашающий голос вновь раздался под сводом театра. Рауль сделал еще пару шагов вперед. — Тебе пора, моя канарейка. Тебе пора домой. Растерянно покачав головой, девушка повернувшись к публике, открыв рот, но не в силах выдавить и слова. По щекам прокатились блестящие дорожки. Под присмотром сотен глаз Фьяметта вдруг оказалась совсем беззащитной и одинокой. От подступающего ужаса ситуации даже у меня вдруг похолодело в груди. Никто не поможет. Они не поймут, пока он ее не ударит. — Н-нет… Певунья вновь попятилась, схватившись за горло, ее взгляд не отрывался от клинка в чужой руке, в тени, там, где никто не увидит, пока не станет поздно. Никто не поверит, пока не прольется кровь. Шепнув балеринам, чтобы они отошли на пару шагов от края сцены, я поправила маску на лице и выступила вперед, принимая мнимые правила. Хотелось от всей души закричать, попросить окружающих одуматься, но в начавшейся панике точно кого-нибудь пырнут в бок. Как жаль, что следующее выступление не у оборотней. Его могли хотя бы бутафорией хорошенько огреть по голове. — Тебе стоит уйти отсюда, иначе мне придется достать оружие. И показать королю, кто я такая, если он еще не узнал голос. Встав рядом с Фьяметтой, я бережно обняла ее плечи и позволила уткнуться в своё плечо. Свет, освещавший нас, отвратительно слепил, большая часть зрителей была лишь неразличимыми цветными пятнами, но где-то в этой бесформенной мешанине всё же показалось движение. Стиснув клинок, Рауль с вызовом посмотрел на меня, явно признав ту, что огрела его графином. — Фьяметта, запрети ей доставать оружие. — Нет… — Запрети! — Уходи, прошу тебя… Прикусив губу, певунья тихо всхлипнула, едва держась на ногах. Ее колотило как от озноба, соленые капли слез падали на пиджак одна за другой. В зале среди дальних рядов поднялся легкой ропот. Кажется, они начинают понимать. Бросив тревожный взгляд на зал, Рауль картинно отбросил собственную маску и с вызовом посмотрел на певунью. — Ты не оставляешь мне выбора. Левая рука мужчины дрогнула, и я едва успела спрятать Фьяметту за собой, но спустя одно почти бесконечное мгновение увидела, как лезвие не устремилось к девушке, а наоборот, коснулось шеи самого Рауля. Алая капля скользнула по оголенному горлу. Зрители ахнули, но остались на местах, гул, едва начавшийся в рядах, утих, сменившись неподдельным интересом и вниманием. Чуть не рассмеявшись в лицо этому безумцу, я почти возликовала, но певунья вдруг горестно взвыла. — Нет! Не смей! Убери клинок, Рауль! — Мне нет жизни без тебя, канарейка. Ты это знаешь. — Прекрати! Не говори так! Вместо увещеваний, мужчина надавил на шею чуть сильнее, и уже не одна, а несколько капель скользнули вниз на белый ворот ткани. Фьяметта дернулась к нему, но я успела удержать певунью. — Нет… пусти… — Оно того не стоит! — почти зашипев в ухо девушки, я стиснула ее крепче. — Вспомни, зачем ты здесь. Вспомни, как тебе жилось там, взаперти. Вспомни, какой он был в вашу последнюю встречу, как пришел навеселе домой и поднял руку на тебя… Вспомни, почему ты так желала сбежать! — Он исправится, он неплохой, он спас меня. Так больше не будет! Встряхнув, я заставила девушку посмотреть на себя и, спрятавшись за нее от зрительного зала, приподняла свою маску. — Метти! Они никогда не исправляются, посмотри на меня. Это тебя ждет, не пение, а только боль, ты не сможешь больше запеть. — Смогу… — Нет. Он сломает тебя и твой голос. Ты лишь птичка в клетке, канарейка, но никогда, никогда не будешь равной. Разве не так ты жила раньше? — Я… я… — Твоя свобода здесь, на сцене. Ты променяешь выступления, всеобщее обожание на жизнь в клети для него одного? На старость, будучи забытой в чужом доме, как вещь? Набрав в грудь воздух, она попыталась что-то сказать мне, но с губ не сорвалось ни слова. Сквозь пелену вуали я разглядела мертвенно бледное лицо Фьяметты и ее растерянный, напуганный взгляд. Будто проснувшись от сна, она с ужасом заозиралась, слепо посмотрев в зал и остановив взор на Рауле. Мужчина сделал шаг к нам, испепеляя меня взглядом. — Дай ей уйти! Скорбно сдвинув брови, Метти повернулась ко мне, тонкие пальцы вцепились в ткань пиджака. Кажется, она передумала спасать своего рыцаря. — Ты сама выбираешь кому петь, но сцена не попытается тебя уничтожить за нежелание, не запрет в четырех стенах среди снега и холода. — Слава тяжела, но оковы еще тяжелее, клеть так душит… Взревев, как рассерженный бык, Рауль опустил клинок и сделал еще несколько шагов вперед, невзирая на рану, будто ее не было вовсе. Искаженное злобой лицо опасно побагровело. — Ты предаешь меня, Фьяметта?! Предаешь?! После того как я тебя спас! После того как лично вынес на собственных руках из демонова замка?! Так ты меня отблагодарила?! Опершись на меня, певунья вновь выпрямилась, вернув себе утерянную стать, и, несмотря на оставшуюся дрожь, в противовес громким словам, возразила тихим, проникновенным шепотом. — Я любила этот замок… и отца, и мать, которых вы погубили, — стиснув мои руки почти до боли, Метти упрямо поджала губы и вновь сделала глубокий вдох. — Умри… Откуда-то из тени за краем сцены вдруг вылетел крупный серый волк, в мгновение ока сбив Рауля с ног и сомкнув челюсти на кисти, сжимающей клинок. В зале за нами тут же поднялся встревоженный шум и крики множества голосов. — Кулисы! Быстро! — Охрану сюда! — Лекаря живо! Тяжелые бордовые портьеры резко упали рядом, неприступной стеной отгородив нас от зрителей. Посчитав, что выступление закончилось, люди зааплодировали, хлопки быстро наполнил весь театр, кто-то в этом восторженной пелене даже засвистел, заорал «браво», явно не осознавая кошмара собственного счастья. На сцену сумасшедшим вихрем налетели помощники, охранники и даже часть оборотней, помогая скручивать взбешенного Рауля. Среди незнакомых голов неожиданно показался Ивар в окровавленной рубашке. Отряхнувшись и покивав в ответ на благодарности окружающих, он подскочил к нам в тот же момент, что и Аластор с доктором. Осторожно удостоверившись, что мы в порядке, певунью забрали на осмотр под присмотром нового чуткого охранника. — Софи, спасибо тебе, ты умничка, я так боялась, что он сорвется, это какое-то безумие. Выросшая словно из неоткуда Уна подхватила меня под локоть, уводя со сцены обратно в недра коридоров театра. Чувствуя резко накатившую, почти непомерную усталость, я не стала сопротивляться, лишь уточнив: — Как он вообще пробрался сюда? — Подкупил рабочих. В ближайшие недели придется менять персонал, такая кутерьма начнется. Ох… ты можешь идти и отдохнуть, я передам Чинте оплату, как найдется свободная минутка. — Хорошо, надеюсь, ты тоже заглянешь к нам. — Я постараюсь, дорогая. Обещаю на выходных выпить с тобой чашечку кофе. Получив в качестве благодарности еще один поцелуй в щеку, я распрощалась с принцессой у выхода из Дворца Искусств и, клятвенно пообещав выспаться, выскользнула на свободу в свежую, морозную ночь, расцвеченную лишь звездами. Снег редкими серыми хлопьями, медленно опускался с небес, словно никогда не торопился на землю. Наметенные за несколько часов сугробы разлетались от малейшего дуновения ветра. В здании вновь послышалась музыка, праздник для остальных гостей продолжался, а я снова будто бы оказалась не у дел, как десять лет назад после чужой свадьбы или собраний в светлом дворце. Это начинает складываться в традицию, прогуливать главное веселье. — Софи. До боли знакомый тон послышался совсем рядом, у главной дорожки Дворца. Приглядевшись, я заметила на фоне припорошенной белым живой изгороди высокую тень в отвратительно широкой шляпе. Как-то холодно для грибов. — Инпу? Что случилось? Что ты здесь делаешь? Дождавшись, пока я подойду, тень склонилась ко мне с удивительно серьезным, невеселым взглядом. Такого хмурого лица не было даже на стоянке в лесу у Лисмора. — Мне попался мертвец. Он знает, где скрывается последний плод Каро.